Инопланетянка

Лариса Бесчастная
       Только не настраивайтесь на чтение фантастики, уважаемый читатель!
       Никакой фантастики не будет, потому что инопланетянка — это я.
       Именно таковой я себя ощущаю с некоторых пор, а конкретнее с начала «эпохи демократии и свободы слова». Потому что всё, что я вижу, слышу и наблюдаю никак не соотносится с моим опытом пребывания на планете со звонким именем СССР и моим мироощущением.
       Моя планета канула в чёрной дыре времён,  исчезла по грандиозному замыслу Мирового Зла — на наших глазах и при нашем попущении. А меня переселили в чуждый мне мир суррогатов человеческих ценностей, жестокости и блуда во всех отраслях и ипостасях.
Честно признаюсь: конечно, в этом опусе будет немного ностальгии по времени моей молодости, но неизмеримо больше в нём будет тоски по будущему, по тому времени, в котором предстоит жить нашим внукам, на плечи которых падёт тяжкий труд реабилитации России, её возрождения и восхождения. Потому что мы не смогли приумножить то, что получили от своих родителей и что создали сами. А вернее, не сумели сберечь. И речь я веду не только и не столько о разворованных и много раз перепроданных материальных богатствах, а о русском Духе, о Славе Отчизны и её истории.
       Наглая, циничная и беспардонная ложь покрыла язвами всё святое. Из Великой страны сделали огромный «Блошиный рынок» всего и вся, а вернее, свалку для отходов Запада, причём далеко не только радиоактивных, устаревших технически и пищевых продуктов — но и интеллектуальных. Зато идеологический «импорт» и технологии массового оглупления на высочайшем уровне.
       Особенно страшно за детей. Они даже не подозревают, какой чудовищный эксперимент над ними ведётся теми, кто посягнул на наши территорию и духовность. Не ощущают, как день за днём их форматируют, дабы сотворить из них Иванов, не помнящих родства, рабов животных инстинктов, послушных для обслуги «золотого миллиарда» — мировой элиты. Они жертвы Молоха Предиктора…


       Меня как-то укорили в том, что я приукрашиваю свою «планету СССР»,  утверждая, что детей в то время учили светлому,  учили мечтать быть похожими на героев, посвящающих свою жизнь служению Родине. Мол, «светлому» учили простых граждан, а начальники жили в пьянстве и разврате, пользуясь привилегиями. 
       Ну а когда и где, скажите, власти были иными? На то они и власти, чтобы быть «супротив» народа, оберегать свой мир, не гнушаясь двойных стандартов. Но нацию составляют не власти, нацию составляют те самые «простые граждане», в массе которых всегда есть творцы, созидатели, строители и учителя. И армия, которую принято считать придатком власти,  тоже комплектуется из «простых граждан».
       Нет спору, далеко не всё было светлым на моей «планете», но мы жили радостно и с надеждой, не опасались за детей и за старость свою. Мы могли быть счастливы с рублём в кармане, потому что были уверены в завтрашнем дне. И власти, мнящие себя элитой, были осторожней, скрытничали и не дразнили народ, не будили в душах зло и, уж тем более не культивировали его. Была хоть какая-то идеология, верность которой они демонстрировали.
       А мы, простые граждане, к коим я отношу и себя и моё окружение, демонстрировали свою лояльность к властям, не считая их чем-то непреходящим и неуязвимым. В конце концов, все мы люди и там тоже были всякие: и хорошие, и плохие, и «не пришей кобыле хвост».
       Но мы — народ, и нас неисчислимо больше, нежели верхушки и иже с ними шакалов всех мастей,  угодливо подвывающих монстрам Запада. И в той жизни, на той планете мы были едины в главном: в любви к Родине, во взглядах на мир, в устремлениях к справедливости и Свету. И чувствовали мы себя уважаемой нацией. Вот, что ценно, вот что утрачено. А «начальники» явление временное: они приходят и уходят, народ же остаётся и живёт своей так или иначе уравновешенной жизнью…


       Один из моих виртуальных оппонентов заявил, что из-за «совкого единства» и, якобы, «неуважения личности», люди оказались неподготовленными к «рыночной экономике», потому, мол, она сразу превратилась в уголовную экономику, поскольку хапуги сыграли на «святой вере советских людей в Добро». И, будучи уверенным в своей непоколебимой правоте, сей оппонент предложил мне зачеркнуть основной период моей жизни, как бесполезно потраченный на строительство мифического коммунистического общества Добра и справедливости. При этом он ратовал за то, что необходимо встать на путь цивилизованного мира, мол ЕС и прочие фиговые листочки глобалистов, искоренили бы «беспредел» в России…
Тоже мне, советчик выискался! Небось «столичный пряник», посыпанный пудрой демократического опиума! Ведь именно там, в столицах, играют в политику и вытворяют революции всех мастей, оттуда исходят и растекаются по стране смута, искушение, новые идеологии, кромсающие устои реформы и провокаторы…
       Забыл мужик в словоблудии своём, что мы строили не только мифический "коммунизм", но и страну: её города, заводы, фабрики, дороги. А уж о неготовности «совков» к рыночной экономике — полная ерунда. Уж кто-кто, а наши люди, как говорится, всегда готовы к пакостным неожиданностям, сливаемым из высокомерных столиц. Просто новорожденные демократы оказались вероломней инородцев-супостатов: посулили «социализм с человеческим лицом», а затеяли необъявленную войну против собственного народа. Далеко не все и не сразу поняли это...
       Но, давайте, отмотаем этот «триллер» назад, в советскую эпоху. На мою «планету». А поскольку каждый из нас живёт в своём собственном секторе социума, то я буду говорить только о том пространстве, где обретала во времени среди «простых граждан», соприкасаясь с другими, такими же как и я, «образованцами» разных рангов и возрастов и с простыми работягами.


       На моей планете много чего не было из ширпотреба, но мы легко справлялись с этими проблемами. Зато у нас не было кое-чего ещё, чего нынче с избытком: у нас не было эпидемий, мигрантов, как несчастных, так и агрессивных, не было у нас брошенных на произвол судьбы детей и стариков, не было такой беспредельной преступности...
       Да, да! Школьницей я и мои сверстники не только носились по улицам городка до глубокой ночи, но и знали своих участковых в лицо и по имени. Нашего звали просто Володей и он частенько ходил по дворам и терпеливо выслушивал жалобы жильцов. Драка на улице была событием, а стрельбу мы слышали только в кино, и далеко не каждый день. И даже маньяк Чикатило, который жил в аккурат в моём городке, вёл себя смирно. Я начала работать с 15 лет и без опаски возвращалась с работы домой после второй смены через лесополосу. Много позже, уже в Волгограде, мои дети вместе с остальными также безбоязненно галдели во дворе до темноты и нам и в голову не приходило волноваться на предмет похищения, изнасилования и иных страстей типа террористических актов.
       Да, терактов у нас не было. Равно как и национального вопроса и, прошу не ухмыляться, секса. Бедную даму на телемосте хахихикали, не дав ей договорить фразу — а она, наверняка, хотела сообщить то же самое, что и я: секса у нас не было! В том смысле, в каком он сейчас обнажается, смакуется и культивируется. У нас были отношения — всякие-разные, но без выпячивания интима, и уж тем более порнографии.
       Можете мне верить или не верить, но "граждане" в большинстве своём были целомудренными, в цельном выражении этого понятия, то есть жили по совести и никому и в голову не приходило гордиться пристрастиями к блуду. Народ и так всё подмечал и истинной любви сочувствовал, а блуд называл по-русски метко и с должным выражением: бл...ство. И никаких выхолощенных и оправдательных медицинских терминов.
       Мужики получали "пробу" кобелей, в оценках женщин было больше разнообразия: шлюха, шалава, "слабая на передок", баба с бешенством матки, ну и, конечно проститутка и б..дь. А ещё добавляли прославленную Шолоховым поговорку: "Сука не схочет — кобель не вскочет".  И контекст у этой фразы и, собственно, традиция большую часть вины в распутстве взваливать на женщину очень глубоки. Они включает в себя понятие о связи силы и здоровья нации с женским целомудрием. Но это уже другая тема и об этом вкупе с телегонией будет отдельная статья.
       А здесь и сейчас перейдём к "национальному вопросу".


       Впервые с тем, что существуют нерусские люди с другим образом жизни, я столкнулась лет в шесть, в Одессе, куда меня почти каждое лето отправляли родители.
Как-то, вернувшись из несанкционированных и длительных гостей, на вопрос бабушки "Где тебя черти носили?", я с обидой ответила, что была в гостях у очень хорошего мальчика, у Шурика.
       — У Шурика? — откровенно удивилась  бабушка. — Он же еврей! А евреи никогда не зовут в гости других детей, только своих!
       Я удивилась не меньше бабушки, потому что Шурик не просто настойчиво затянул меня к себе домой, но и выложил передо мной свои игрушки, предлагая играть всем, чем пожелаю. Несмотря на то, что своих игрушек у меня не было, шуркины "богатства" меня ничуть не тронули, потому что я увидела у него коня-каталку и на этом глиняном чуде гарцевала почти всё время своего гостювания, а Шурик сидел по-турецки на полу и блаженно улыбался. Он искренне радовался, что доставил мне удовольствие, а после "скачек" развлекал меня красивыми книжками и ещё чем-то — не помню чем, потому что конь затмил собой всё остальное.
       К Шурику я больше не ходила — то ли он не приглашал, то ли куда-то уехал. В это же лето бабушка увидела меня выходящей из полуподвальной квартиры соседей, где жили две сестры, тётя Фая и тётя Хая, — и уже ничему не удивлялась. В этот раз никто меня не звал, я сама проникла к соседкам. Они встретили меня спокойно, показали красивые вязанные салфеточки, угостили яблоком и я ушла, потому что у них было стыло и играть там было не с кем. На этом еврейская тема была закрыта и начисто вылетела у меня из головы, равно как и татарская, и армянская, и цыганская и прочие...
       Не помню я такого, чтобы в моём окружении муссировался "национальный вопрос". Разве что однажды на мой восторг нарядным убранством квартиры у соседки из второго подъезда моя мама уважительно заметила, что Роза татарка, а татары очень аккуратный народ и все женщины у них рукодельницы и большие чистюли. А ещё в классе 5-6-ом я удивилась, узнав, что моя одноклассница Аня цыганка. В моём понимании по книгам и байкам, цыгане всегда кочевали и жили табором.
       И это всё, что я помню об "инородцах" из юности! Ни переселившаяся в наш дом семья калмыков, ни армяне на рынках, ни многочисленные евреи среди сокурсников в студенческие годы никаких особых эмоций у меня не вызывали. Даже Всемирный фестиваль молодёжи, внутри которого я по счастливой случайности оказалась, когда гостила у тётушки в Киеве, ничего кроме удовлетворённого любопытства и чувства гордости тем, что я живу в великой стране, в памяти не оставил.
       Смешно, но на третьем курсе некоторое время я встречалась с евреем и узнала о его национальности лишь через пару месяцев, когда он пригласил меня домой, чтобы познакомить с родителями. Вот оно яркое доказательство моей индифферентности к национальному вопросу! И клянусь вам, я не исключение из правил, таковыми в те годы были все в моём окружении, а круг общения у меня был очень широкий и разнообразный. И учитывая, что в детстве я подолгу жила в Одессе, а училась в Ростове, евреев в моём пространстве было предостаточно. И ещё кавказцев. Да что там говорить! Пять лет в общежитии я жила бок о бок, то бишь в одной комнате, с азербайджанкой, черкешенкой и украинкой, а моей взаимности настойчиво добивались два еврея и карачаевец и тайно вздыхал красавчик-вьетнамец. Какой тут национальный вопрос? Интернационал, да и только!
       Тогда, в  шестидесятых, мы были толерантны до самозабвения.
       И совершенно свободны — вопреки распространяемым ныне домыслам злопыхателей...


       Разглагольствующие о свободе либералы чаще всего упоминают о свободе совести, свободе выбора и свободе слова, не вникая или не желая вникать в суть феноменов "совесть" и "свобода". Они ратуют за открытое общество со свободой действий для каждого, не раздумывая, чем это чревато, и уж точно не заглядывая в учение святого апостола Павла, где так называемая "свобода выбора" сводится к выбору между двумя законами: законом "ума" и законом "плоти" и по сути служит соблазном для слабых духом и бессовестных.
       Можно легко доказать несостоятельность парадигмы и идеалов либералов, обратившись к трудам Лосского, Бердяева, текстам Священного Писания и многим иным материалам - но я не стану тут делать этого. Думаю, многие из читателей уже и так убедились в несостоятельности либеральных догм. Скажу лишь, что все свободы сводятся к извечному выбору между добром и злом.
       А что такое "совесть"? Авторитетный словарь Фасмера указывает на старославянскую принадлежность этого термина без его толкования. И это понятно: он же немец. Пользуясь русским ключом Гриневича, переведу слово "Со-ве-сть", как "имеющая знание душа", то есть духовное знание. Для упрощения этого понятия приведу свой экспромт:

       — Папа, Совесть кто такая? —
       вопросил отца сынок.
       — Совесть?... Разве ты не знаешь?... —
       вперил очи в потолок:
       надо ж, ничего не видно...
       — Знаю! Это когда стыдно!

       В эссе "Слово о счастье и свободе" я пришла к выводу, что быть свободным по-русски — это значит принадлежать к своему народу, роду-племени, к своей группе — одним словом, к своим. То есть все, произносящие это магическое слово по-русски, свободны, пока мы вместе и живём по единым канонам. И по совести. В таком случае, не будет нелогичным, если я предположу, что свобода неразделима с совестью, более того, она ей подчиняется, как матери, ибо, если мы будем поступать вразрез канонам своего социума, против совести, "свои" не признают нас.
       Примерно так случилось с диссидентами, по которым народ — а не те, кто причислял себя к авангарду или элите — нисколько не горевал. Конечно, этот вопрос гораздо сложней и включает в себя  несколько частных случаев, но, в основном, диссиденты были и остались чужими, сколько бы не поднимали их имидж либералы и СМИ. И сами они, оторвавшись от "своих", закончили жизни в трагическом смятении души. Не принесла им сытая жизнь и демократия радости...


       На своей "планете" я была абсолютно свободна. Свободу, как и Честь, и Совесть, и Любовь, и Бога, нельзя дать — они либо есть, либо их нет. Они атрибуты Личности человека, принадлежность его Души. И сам человек определяет как всем этим распорядиться, чего из этого лишён, а чего нет. Свободным можно оставаться и в заключении, поскольку Дух человека не запрятать за решётку...
       В шестидесятых годах мы были очень раскованны и мобильны. Мы были свободны в высказываниях, сборах, поступках — насколько это позволяла наша совесть, а не правила. Мы устраивали диспуты, чтения, вечера, экскурсии. Мы были свободны в передвижении, потому что это было вполне доступно даже студенту.
       На физфаке, где я училась, стипендия была больше, чем в других вузах — 45 рублей. На питание уходило не больше 30 рублей, 2руб.75 коп. вычитали за общежитие, остального, с учётом поездок к родителям за картошкой и соленьями, хватало на гульбу. Для тех, кто подзабыл, напомню: билет в кино стоил 25 копеек, сходить в театр — не больше 1 рубля, бутылка коньяка "Плиска" — 4р.50 коп., портвейн "777" — 1 рубль 47 копее, водка 2 руб. 87 копеек, шоколадные конфеты от 1 руб.80 коп. и не более 4 руб. за килограмм.   Учитывая, что больше половины студентов были ростовчанами, и стипендия была их "карманными деньгами", мы, общежитейские, нередко приглашались в гости на нашу территорию.
       При таком раскладе мы вполне могли скинувшись по 7 рублей нанять на выходные автобус в Домбай или Теберду, собраться в поездки в Таганрог, на Азовское море или на развалины древнего Танаиса. А то и рвануть в Сочи, что я однажды и сделала со своими сокурсницами в начале летней сессии. Дорога из Ростова до Сочи туда и обратно по студенческому билету обходилась в 11 рублей, жильё по 1 руб. в сутки с носа, на питание где-то также.
       То есть стипендии с лихвой хватало на 10 дней праздника у моря...
       В университетских КВН были весьма рискованные шутки, к тому же возглавлял его старшекурсник, пострадавший в Новочеркасском казачьем бунте. Мы с благоговением взирали на его чёрную пиратскую повязку и за его спиной шептались о восстании, не вдаваясь в политический контекст.
       Мы жили будущим. И ничего не боялись, абсолютно ничего — это чистая правда...


                Продолжение http://www.proza.ru/2010/01/09/783