Взглянул на мир я взором ясным
И изумился в тишине:
Ужели он казался мне
Столь величавым и прекрасным?..
А.С.Пушкин.
«Болдинской осенью» называют, прежде всего, осень 1830года, проведенную Пушкиным в имении Болдино Нижегородской губернии и прославленную творениями поэта за эти три месяца. Он извещал в Москве своего друга Плетнева: « Скажу тебе ( за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал». Вначале все было против Пушкина, даже то, что с семьей Гончаровых познакомил его Толстой, по прозвищу – « американец», увековеченный в комедии «Горе от ума». Гончаровы к тому времени настолько обеднели, что в приданое красавице Наталье могли дать только, как они называли, включая и Пушкина – «Бабушку» - огромную медную статую Екатерины второй, которая когда-то покровительствовала семье Гончаровых. Медную статую, с разрешения императора, предполагалось продать на медеплавильный завод за 40000 рублей. Надо сказать, что, к огорчению всех, за нее дали, в конце концов, только 8000рублей. Вот уж действительно – от великого до смешного один шаг!
Пушкин ехал в Болдино, когда в Нижегородской губернии распространялась холера. « На дороге встретил я Макарьевскую ярманку, прогнанную холерой. Бедная ярманка! Она бежала, как пойманная воровка, разбросав половину своих товаров, не успев пересчитать свои барыши!»
Удивляясь творческому взлету поэта в Болдине, можно предположить, что все, что излилось там, на бумаге, уже было обдумано, выстрадано и только выплеснулось в творчестве, благодаря некоторому стечению обстоятельств. Общеизвестные события: разлука с невестой, мать которой еще не дала окончательного согласия; денежные затруднения в связи с женитьбой и похоронами дяди; социальная напряженность в обществе, взрывоопасные события за границей, травля поэта в литературных кругах; нерасположение царя, и, наконец, холера – все приводило поэта в творческое лихорадочное возбуждение. Спокойная и размеренная жизнь в Болдине, без утомительных обязательных светских визитов и придворных балов, дала возможность Пушкину спокойно творить, обдумать, что тревожило его, и в чем он был не в состоянии разобраться в столице, в светской суете. Если первый болдинский период был наиболее плодотворный, а второй менее, то в третий, А.С.Пушкин написал только «Сказку о золотом петушке». Я думаю, что в тени остался главный фактор творческого взлета Пушкина – любовь. Причем любовь не к невесте, которая поняла сразу это своей женской интуицией, а любовь к простой крестьянской девушке, неожиданной музе всех его болдинских творений. Ее он встретил на леваде – лугу, где стояли пчелиные ульи ее отца. Ни многочисленные карантины и ни хлопоты по вступлению в наследство держали поэта многие месяцы в Болдине, а неожиданная любовь к простой девушке не отпускала его, в чем даже самому себе он не смел признаться. Которая по самому смелому предположению, может быть, была даже прообразом Татьяны в « Евгении Онегине» или барышни-крестьянки, в одноименном произведении. Проблемы выбора не было, дворянин и помещик Пушкин ( как бы он не аттестовал себя мещанином) – никогда бы не выбрал в жены крепостную девушку. Великий поэт, драматург и философ не мог жить и существовать вне ненавистного ему света и двора. Он был, прежде всего, сын своего времени и нельзя судить его вне рамок этого времени. Современники Пушкина, крестьяне И.В.Киреев, Михей Сивохин, рассказывали, « …что во время пребывания в Болдине Александр Сергеевич ходил на прогулку к леваде. На этой леваде находился пчельник зажиточного крестьянина Вилянова Ивана Степановича. Здесь стояли пчелиная сторожка и колодец. А подле колодца росла липа, которая и сейчас осталась в заповедном парке. Здесь и увидал Александр Сергеевич дочь Вилянова Февронью Ивановну, которая приходила днем на пасеку. По слухам, Александр Сергеевич ходил в эту сторожку на свидания к Февронье, привез ей в подарок шелковое платье и будто хотел засватать за себя». Десять тысяч рублей задолжал в итоге Пушкин крестьянину Вилянову, которые после смерти поэта отдал отец Пушкина в виде 60гектар земли. Во второй приезд в Болдино, Пушкин увлекся Ольгой Калашниковой, дочерью управляющего. Уже после, он писал своему другу, князю П.А.Вяземскому, чтобы тот принял посильное участие в судьбе этой крепостной девушки: оформить вольную, дать приличное воспитание ребенку ( если родиться мальчик! А, если девочка...?). В конце концов, ее выдали замуж за обедневшего дворянина – мелкого чиновника, который спился; ребенок же умер, а его бывшая муза была в своей жизни глубоко несчастна. Дочь управляющего имением Калашникову Ольгу выдали замуж за чиновника Ключарева, хотя ей хотелось за Петра Киреева, молодого конторщика управляющего. Но ребенок ее от Пушкина, тогда был бы тоже крепостным.
Прощайте, годы безвременщины,
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я — поле твоего сражения . ( Б.Пастернак)
Наверное, чувство не отпускало Пушкина потом всю жизнь – он приезжал в Болдино еще два раза. Не к ней ли? Виляновой Февронье? Татьяне? Ольге Калашниковой? Аксинье? Это были поездки за вдохновением.
Одно из стихотворений Пушкина –« Прощание». При жизни поэта эти стихи появятся лишь в виде текста к романсу А. Есаулова. Кто была эта неизвестная?
В последний раз твой образ милый
Дерзаю мысленно ласкать,
Будить мечту сердечной силой
И с негой робкой и унылой
Твою любовь воспоминать
Известно, что почти каждый лирический поэт может творить только в состоянии влюбленности ( Гете, Петрарка, Шекспир, Байрон, Боратынский, Тютчев, Блок, Маяковский, Есенин и др.); не был исключением и Пушкин. Те же мотивы творчества подтверждает и теория сублимации З.Фрейда. Суть ее – трансформация сексуальной энергии в творчество; От поэзии и создания теории относительности до спортивных достижений и политической активности. « Мастер» невозможен без «Маргариты»! Часто обыватели,( а это в основном все мы), не могут простить поэту многочисленные романы, как будто у обычных людей их много меньше. Пушкин писал Вяземскому по поводу записок Байрона: « Толпа жадно читает исповеди, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он мал и мерзок – не так, как вы – иначе…» И все же, несмотря на множество разных теорий, вдохновение – Божий дар, иначе как объяснить то пророческое наитие, давшее на столетие пищу нашему уму, непостижимую в необъятности неповторимость? Написать за три месяца столько гениальных произведений разного жанра, на что другому не хватило бы всей жизни. Тут одной сублимации мало! Очень много значащая для Пушкина, светская львица Е.М.Хитрово писала ему: «Я боюсь за вас, меня страшит прозаическая сторона брака! Кроме того, я всегда считала, что гению придает силы лишь полная независимость, и развитию его способствует ряд несчастий, - что полное счастье, прочное, продолжительное и, в конце концов, немного однообразное, убивает способности, прибавляет жиру и превращает скорее в человека средней руки, чем в великого поэта!»
Может быть, эти слова в какой-то степени и жестоки, но справедливы. Поэт – открытая рана, боль, страдание, человек без кожи. Чувствуя сильнее и более других, он переполнен чувствами, которые доступны и узнаваемы всеми в его стихах. Наступает момент узнавания своего в чужом.
Что побуждало поэта к творчеству? Даже уязвленное самолюбие. Мне думается, что грязные намеки в печати о низком происхождении Пушкина, что предка его купили за бутылку рома, побудили написать стихотворение « Моя родословная» и даже в последующем драму « Борис Годунов», где один из действующих лиц – предок Пушкина.
Решил Фиглярин, сидя дома,
Что черный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал.
Сей шкипер был тот шкипер славный,
Кем наша двинулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Рулю родного корабля.
«Самостоянье человека», то есть личная независимость, достоинство – главный пушкинский идеал. Он с гордостью называет себя «мещанином», как когда-то и Козьма Минин – был « Нижегородский мещанин». Вместе с тем, он всегда гордился своими предками, и другое отношение считал безнравственным.
Два чувства дивно близки нам –
В них обретает сердце пищу –
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Привожу в пример понимания истоков творчества из одного письма Пастернака, опубликованного в лекциях А.Якобсона, мало известный текст: «Любой вид искусства, особенно поэзия, означает нечто гораздо большее, чем заключает в себе. Его — то есть искусства — суть и значение символичны. Это ни в коей мере не означает, что мы владеем ключом, которым можем за каждым словом или положением открывать некий тайный смысл, мистический, оккультный или провиденциальный, как ошибочно полагалось в отношении драм Ибсена, Метерлинка или Леонида Андреева. И это не означает также, что каждый подлинно поэтический текст должен непременно быть иносказанием или аллегорией. Я хочу сказать, что, помимо и сверх отдельных троп и метафорических ходов, стихотворения существует стремление к символичности, подспудная тяга самой поэзии и всего искусства в целом — а в этом его главное значение — устанавливать связь между основным общим содержанием произведения и более широкими и значительными идеями для того, чтобы выразить величие жизни и неизмеримую ценность человеческого существования». Хочу подчеркнуть, именно «величие жизни и неизмеримую ценность человеческого существования», чего никогда не было в России. «Элегия», «Бесы», как мне кажется, наиболее полны скрытыми символами, тревожащими подсознание.
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне.
Не удивительно, что после таких ощущений так и хочется написать: « …не дай мне Бог сойти с ума».
Наоборот, в « Элегии» видна пророческая покорность с надеждой:
И может быть – на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Не менее символичны «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы»:
Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный.
Ход часов лишь однозвучный
Раздается близ меня,
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня…
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шепот?
Укоризна, или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовешь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу…
В понимании механизма творчества интересны работы М.М. Бахтина, который развил идеи Пушкина о драматургии в своем труде «К методологии гуманитарных наук»
«Понимание. Расчленение понимания на отдельные акты. В действительном реальном, конкретном понимании они неразрывно слиты в единый процесс понимания, но каждый отдельный акт имеет идеальную смысловую (содержательную) самостоятельность и может быть выделен из конкретного эмпирического акта. 1. Психофизиологическое восприятие физического знака (слова, цвета, пространственной формы). 2. Узнание его (как знакомого или незнакомого). Понимание его повторимого (общего) значения в языке. 3. Понимание его значения в данном контексте (ближайшем и более далеком). 4. Активно-диалогическое понимание (спор-согласие). Включение в диалогический контекст. Оценочный момент в понимании и степень его глубины и универсальности.
Переход образа в символ придает ему смысловую глубину и смысловую перспективу. Диалектическое соотношение тождества и нетождества. Образ должен быть понят как то, что он есть, и как то, что он обозначает. Содержание подлинного символа через опосредствованные смысловые сцепления соотнесено с идеей мировой целокупности, с полнотой космического и человеческого универсума. У мира есть смысл. «Образ мира, в слове явленный» (Пастернак). Каждое частное явление погружено в стихию первоначал бытия. В отличие от мифа здесь есть осознание своего несовпадения со своим собственным смыслом.
В символе есть «теплота сплачивающей тайны» (Аверинцев). Момент противопоставления своего чужому. Теплота любви и холод отчуждения. Противопоставление и сопоставление. Всякая интерпретация символа сама остается символом, но несколько рационализованным, то есть несколько приближенным к понятию.
Определение смысла во всей глубине и сложности его сущности. Осмысление как открытие наличного путем узрения (созерцания) и прибавления путем творческого созидания Предвосхищение дальнейшего растущего контекста, отнесение к завершенному целому и отнесение к незавершенному контексту. Такой смысл (в незавершенном контексте) не может быть спокойным и уютным (в нем нельзя успокоиться и умереть).
Значение и смысл. Восполняемые воспоминания и предвосхищенные возможности (понимание в далеких контекстах). При воспоминаниях мы учитываем и последующие события (в пределах прошлого), то есть воспринимаем и понимаем вспомянутое в контексте незавершенного прошлого. В каком виде присутствует в сознании целое? (Платон и Гуссерль.)
В какой мере можно раскрыть и прокомментировать смысл (образа или символа)? Только с помощью другого (изоморфного) смысла (символа или образа). Растворить его в понятиях невозможно. Роль комментирования. Может быть либо относительная рационализация смысла (обычный научный анализ), либо углубление его с помощью других смыслов (философско-художественная интерпретация). Углубление путем расширения далекого контекста.
Истолкование символических структур принуждено уходить в бесконечность символических смыслов, поэтому оно и не может стать научным в смысле научности точных наук.
Интерпретация смыслов не может быть научной, но она глубоко познавательна. Она может непосредственно послужить практике, имеющей дело с вещами».
«... Надо будет признать символологию не ненаучной, но инонаучной формой знания, имеющей свои внутренние законы и критерии точности» (С.С. Аверинцев)
Сравните у Пушкина: «Драма родилась на площади и составляла увеселение народное. Народ, как дети, требует занимательности, действия. Драма представляет ему необыкновенное, странное происшествие. Народ требует сильных ощущений, для него и казни – зрелище. Смех, жалость и ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим волшебством. Но смех скоро ослабевает, и на нем одном невозможно основать полного драматического действия. …Истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах – вот чего требует наш ум от драматического писателя»
В Болдине Пушкин пишет и свои критические заметки: на исторический труд Полевого, на историческую драму Погодина « Марфа Посадница», ответы своим явным недоброжелателям и наоборот, доброжелательному анониму. Интересны его мысли об истории: « История новейшая есть история христианства. Горе стране, находящейся вне европейской системы!» Предвидение Евросоюза?
А.С.Пушкин к журнальной критике относился чаще отрицательно: «…подслушать у кабака, что говорят о нас холопья». Или: «Я заметил, что самое неосновательное суждение получает вес от волшебного влияния типографии. Нам все еще печатный лист кажется святым».
Пушкин называет переводчиков « почтовыми лошадями просвещения». Во время перевода драматической поэмы Вильсона « Чумный город», он написал произведение не менее значимое, сопоставив ощущения в период холерной эпидемии.
«…Я здесь удержан
Отчаяньем, воспоминаньем страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мертвой пустоты,
Которую в моем дому встречаю –
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками ( прости меня, Господь)
Погибшего, но милого созданья…
Что только не создал Пушкин за эти три месяца:
« Повести Белкина», главы «Евгения Онегина», сказки. Перечислить трудно все, что даже разум отказывается верить.
Брал ли в долг А.С.Пушкин 10000рублей у богатого крестьянина Вилянова Ивана Степановича, которые так и не отдал при жизни? Кто же из крестьянских девушек был его главной музой? Страницы дневника за 1830 год были, по-видимому, уничтожены. Но остались стихи:
Она готова хоть в пустыню
Бежать со мной, презрев молву.
Хотите знать мою богиню,
Мою севильскую графиню?..
Нет! Ни за что не назову!
И все же главными мотивами необыкновенной творческой плодовитости Пушкина в Болдинский период, или как выразился профессор Н. Фортунатов: «Эффект Болдинской осени», я вижу в страстной любви поэта к простым крестьянским девушкам, а не к салонным красавицам с « бестрепетными руками». Но счастье с ними было невозможно, пропасть, разделяющая господина и раба – непреодолима.
И опять – «Прощание»
В последний раз твой образ милый
Дерзаю мысленно ласкать,
Будить мечту сердечной силой
И с негой робкой и унылой
Твою любовь воспоминать.
Бегут, меняясь, наши лета,
Меняя все, меняя нас,
Уж ты для своего поэта
Могильным сумраком одета,
И для тебя твой друг угас.
Прими же, дальняя подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Пред заточением его.