СИНОПСИС ТЕЛЕФИЛЬМА
«Я не вернусь…»
( 8 серий)
Ольга Вивчарова
violats@rambler.ru
8-909-444-25-92
1 серия
1967 г. Августовский вечер. Италия. Виареджо.
Темные окна гостиницы. В одном из них, зашторенном – свет. С улицы виден силуэт женщины в окне. Она ходит по номеру, видно, собирает вещи.
Закадровый голос Анны: «Нас никто насильно не заставлял выбрать эту профессию. И большинство из нас не согласилось бы поменять ее в обмен на все богатства мира. Я знаю, что должна спешить. Наш век на сцене недолог: тут, как в калейдоскопе, появляются новые лица, новые имена. Зазеваешься – и скоро уже никто не вспомнит ни тебя, ни твоего имени…»
Гостиничный номер. В номере - Анна, высокая блондинка с длинными, слегка вьющимися волосами, складывает вещи в чемоданчик. Входит ее Ренато Серио, двадцатилетний итальянец, музыкальный редактор компании "Дискографика Итальяна". Он спрашивает, скоро ли она будет готова. Анна сетует на рассеянность и усталость, еще не восстановилась после концерта. Ренато садится в кресло. Он тоже выглядит уставшим. Достает из кармана пиджака плитку швейцарского шоколада, предлагает Анне. Анна удивляется: неужели Ренато был в Швейцарии? Тот отвечает: двое суток не спал: из Швейцарии летел в Милан, было много встреч, договаривался о ее новых концертах. Анна предлагает переночевать в Виареджо, но Ренато настаивает: в Милане уже оплачен номер, успокаивает Анну, что поедет по горной автостраде «Солнце»: будет несколько дольше, но зато дорога ровная и более освещенная.
Ренато резко встает, делает несколько гимнастических рывков руками, чтобы прогнать усталость. Бесцельно проходится по номеру, затем отворачивает край занавески. Спрашивает Анну: почему она всегда в номере с задернутыми занавесками? Анна смущается, говорит: так удобнее.
Из отеля к машине выходят Анна и Ренато. Их провожает хозяйка отеля. Анна снимает с плеч шаль и отдает хозяйке: благодарит за то, что та не дала ей замерзнуть. Оба садятся в машину.
Закадровый голос Анны: «Почему он спросил про занавески? Не знаю. Но знать правду ему совсем необязательно. Да, пару раз я видела, что видела, что за мной с помощью бинокля наблюдает какой-то мужчина… Знай об этом Пьетро, Раннучо или Ренато – они с радостью «раздули» бы это в прессе! Они считают, что моя серая биография – неинтересна итальянской публике. Им всё время хочется маленького скандальчика! Пусть шторы будут задернуты. Тем более, что за ними – снова удручающая картина: креповые балдахины протянулись от окна к бархатной фиолетовой дорожке. Это значит, что в доме напротив кто-то умер… Мороз по коже от этой итальянской традиции…»
Ночь. Машина мчится по автотрассе.
Закадровый голос Анны: «Мне фатально не везло на дорогах Италии. Я садилась в машину к Пьетро и сразу начинала мечтать о том, чтобы поскорее добраться до места. Без сомнения, Пьетро умеет водить машину, с одной только особенностью: он любит резко и часто тормозить. Едущему с ним пассажиру всегда грозит если уж не расплющить нос о стекло, то беспрерывно подавлять тошноту. А Ренато же избегал необходимости платить за проезд по автостраде, при переезде в Виареджо выбрал более длинную, окружную, но бесплатную дорогу. Некстати начавшийся град разбил стекло новенького «Фиата», и мы, промокшие и несчастные, ожидали окончания буйства стихии…
Анна обращается к Ренато: послушай, ты не знаешь, почему в газетах написали, что моя мама-армянка? Перепутали меня с Шарлем Азнавуром? Ведь моя мама - скорее немка… Засмеявшись, Анна невзначай поворачивает лицо к собеседнику. Глаза Ренато полуприкрыты. Стрелка на спидометре резко уходит вверх: 120-135-160 км/ч. В глазах Анны застыл ужас. Машину несколько раз подбрасывает. Удар. Полная темнота.
Темнота. Свет в конце тоннеля. Утро. По освещенному коридору санитары больницы очень быстро везут каталку, на ней – Ренато. На его лице – кислородная маска.
Жаркое летнее утро. Автострада. От проносящихся мимо машин колышется невысокая придорожная трава. Незатейливая бабочка порхает над мелкими головками желтеньких цветов. Пролетает шмель. Хочет опуститься на что-то в траве, но передумывает и неожиданно поднимается вверх. В траве белеет кисть женской руки. Это - рука Анны, которая лежит в неестественной позе. Тело окровавлено, волосы разметались в беспорядке. Трава слиплась от запекшейся на ней крови.
Флэш-бэк. 1966 год. Польша. Варшава. Теплый осенний день. Скромный гостиничный номер. Анна за столом, перебирает счета, справки, письма.
Закадровый голос Анны: «Я должна, я просто обязана это сделать! Тот, кто никогда не имел своего угла, понимает, что значит для человека собственное жилье. Можно в течение всего дня быть на людях, но после работы необходимо иметь целительную возможность отключиться, замкнуться в четырех стенах собственной комнаты, устроенной по твоему вкусу. С возрастом потребность в этом делается все более отчетливой, насущной. Моей бабушке уже восемьдесят четыре года, и она еще никогда не жила в комфорте. Вы думаете. что я имею в виду многокомнатную виллу с садом, бассейном, террасами?! (смеется) Мои мечты гораздо прозаичнее. Пусть это будет обыкновенная трехкомнатная квартира с горячей водой и необходимыми удобствами.»
Звонит телефон. Анна снимает трубку. Слышен мужской голос с сильным итальянским акцентом. Незнакомец представляется директором итальянской звукозаписывающей компании Пьетро Карриаджи. Он предлагает Анне контракт на три года: запись песен, участие в фестивалях. После короткого разговора Анна недоуменно кладет трубку.
Подумав, она набирает номер своего знакомого: журит его за розыгрыш. Её знакомый неподдельно удивлен. Анна, извинившись, кладет трубку, сидит в задумчивости.
Анна собирает вещи. Рядом, у окна стоит ее жених, Збышек, с грустью смотрит, как Анна собирается. Анна замечает его взгляд, подходит, обнимает, говорит, насколько важен для нее этот контракт: только нужно немного подождать. Збышек вздыхает: значит, будем ждать… Хотя три года – это довольно большой срок…Он и Анна целуются.
Больница скорой помощи в Милане. По коридору идет врач. Открывается дверь в палату, оттуда выскакивает медсестра. Врач осведомляется: что за спешка? Ренато стало хуже? Медсестра мотает головой: наоборот, он пришел в себя. Ренато сказал, что был в машине не один. На сиденье пассажира была женщина. Врач в изумлении. Медсестра продолжает: не просто женщина. Это знаменитая иностранная певица, вот, она записала имя. Протягивает врачу листок. Он быстро читает, затем срывается с места и бежит по коридору, медсестра – за ним.
2 серия.
Отделение полиции. Полицейский следователь за столом, рассматривает фото Анны. Задает вопрос сидящему напротив на стуле лысеющий блондин Пьетро Карриаджи (владелец фирмы грамзаписи "Дискографика Итальяна"): не было ли конфликта между Анной и Ренато Серио? Карриаджи истово мотает головой: нет! Для него Анна была «золотым тельцом», с которого он пылинки сдувал. Этот контракт озолотил бы его: парень мечтал, наконец, построить дом и жениться по любви. Это был несчастный случай! К полицейскому подходит напарник. Он узнает женщину на фото: недавно она выступала по итальянскому телевидению, жена с интересом смотрела передачу. Вроде как, эта Анна русская. Карриаджи выдавливает из себя, что Анна – не русская, она полька. Но теперь это не имеет значения. Он уничтожен, раздавлен этой историей. Огромная сумма ушла за операцию, теперь же его компанию ждут колоссальные неустойки. Полицейский добавляет: а как насчет страховки? в случае, если эта Анна останется жива, компания Карриаджи будет выплачивать ей пожизненную пенсию? Карриаджи настораживается: нет! Анна сейчас на волосок от смерти, ее травмы не совместимы с жизнью… сложные переломы позвоночника, обеих ног, левой руки и сотрясение мозга, она до сих пор не пришла в сознание… Полицейский морщится от прагматизма Карриаджи. Осведомляется: неужели она так же хорошо пела, как была хороша собой? Карриаджи говорит, что ее голос был божественным. Этот чистый, ангельский голос должен был заработать для него целое состояние…Теперь всё кончено…
Свадьба подруги Анны. Церковный хор поет «АВЕ МАРИЯ». Смущенные жених и невеста целуются. Невеста (подруга Анны ЯНЕЧКА) переводит взгляд на клирос: там, среди певчих, возвышается фигура Анны. Она, не прекращая пения, едва заметно улыбается подруге. Жених ловит взгляд невесты, замечает на клиросе Анну, удивляется, шепотом обращается к невесте: твоя подруга Анна – среди певчих?! Невеста шепотом отвечает: сам настоятель ее прослушал и дал одобрение петь Анне на нашей свадьбе. Анна ищет глазами кого-то в толпе. Наконец, она находит крепкого парня в тесноватом костюме с простым открытым лицом. Это – Збышек. Он замечает взгляд Анны, смотрит с улыбкой на нее. Потом украдкой целует руку и посылает Анне воздушный поцелуй. Анна делает строгое лицо.
Двери церкви распахиваются. Празднично одетые люди устремляются к новобрачным с поздравлениями. Сутолока. Изображение рябит.
Анна в длинном платье, в фате, но почему-то босиком, бежит по высокой траве к реке. Она смеется и оглядывается назад. Сзади- размытый силуэт мужчины. Это Збышек догоняет ее. Оба смеются. Анна подбегает к реке, осторожно входит в теплую воду. Збышек приближается. Анна отступает глубже, лицом к Збышеку, на лице – улыбка. Платье и фата намокают. Анна чувствует, что материал начинает сковывать ее движения. Неожиданно фата становится очень длинной, тяжелой, опутывает Анну, она стонет, кричит, хочет освободиться...
Больничная палата. Анна, полностью закованная в гипс, с полуприкрытыми глазами лежит на кровати. Рядом, на стульях, сидят ее мать Ирма и жених Збышек. Мать, облокотивши голову на локоть, шепчет слова молитвы. Збышек гладит свободную от гипса правую руку Анны. В палату входит медсестра. Збышек переводит взгляд на соседнюю кровать. На ней – тело искалеченной молодой девушки с забинтованной головой. Медсестра берет руку, чтобы измерить пульс девушки, неожиданно быстро кладет руку, приоткрывает веко, потом – другое. Вздыхает, накрывает лицо девушки простыней. Збышек переводит взгляд на Ирму: по ее щекам беззвучно текут слезы. Медсестра подходит к постели Анны, проверяет аппарат исскуственного дыхания. Збышей и Ирма, затаив дыхание, смотрят на медсестру: всё ли в порядке?! Медсестра, поймав их умоляющий взгляд, утвердительно кивает, выходит из палаты. Появляются 2 санитара, уносят тело умершей девушки.
Тело Анны, закованное в гипс, везут в операционную. Зажигается яркий свет над операционным столом. Видны широко раскрытые глаза Анны. Медсестра равнодушно убирает ее неровно остриженные волосы под марлевую шапочку.
Ярко освещенная сцена, фестиваль в Сан-Ремо. Анна скромно раскланивается перед бушующей публикой. Она в голубом платье, в непривычном рыже- каштановом парике, который ей идет. Она слегка напряжена под светом юпитеров и направленными на нее телекамерами. Вышедший на сцену конферансье неожиданно приседает около Анны на корточки, и, задрав голову, с шутовской миной спрашивает: «Ну, а теперь скажите нам, сколько в вас метров». Анна отвечает ему внешне спокойно: «Сколько метров – не имеет значения. Важно, что я, безусловно, выше вас». Веселый смех в зале, потом – одобрительные апплодисменты. Сидящий рядом с Рануччи Пьетро шепчет ему: молодец, хороший ход, она уже начинает нравиться нашей публике.
Анна, следом за которой идут по гостиничному коридору Раннучи и Пьетро, входит в номер.
На прикроватном столике – статуэтка девушки с гитарой – приз зрительских симпатий фестиваля Сан-Ремо. Анна, сидя на кровати, грустно смотрит на фигурку девушки.
Раннучи и Пьетро спрашивают, почему Анна отказалась ехать на банкет: ведь ее приз зрительских симпатий достался ей заслуженно?
Анна отвечает вопросом на вопрос: почему организаторы фестиваля даже не приостановили его ход? Похороны Луиджи Тенко – и после них – бравурная церемония награждения! Пир во вермя чумы!… Далида, говорят, в больнице: пыталась покончить собой… Организаторы не справедливы: песня «Прощай любовь, прощай», которую исполнили Тенко с Далидой – просто шедевр…
Пьетро присаживается напротив Анны. Берет руку Анны в свою, пытается объяснить произошедшее, как бы оправдывая итальянцев, мол, таков менталитет.
Рануччи присоединяется: Тенко был очень импульсивным, нельзя же так реагировать на поражение! Приостановление международного фестиваля вызвало бы неоднозначный отклик общественности. А ведь в это предприятие вложены большие деньги.
Анна вздыхает: ей жаль Далиду, это просто ужасно – увидеть смерть своего любимого…
Пьетро и Рануччо удаляются по коридору, обсуждая легкую степень «блаженности» Анны: в ней нет желания заработать на своем божественном даре. Жалеет своих соперников, будто своих близких родственников. Пьетро говорит: за ней нужен глаз да глаз- чего доброго Анна организует благотворительный фонд, в который начнет отправлять все заработанные им с Рануччо денежки. Рануччо смеется. Оба садятся в машину.
Фотосъемки в цирке на окраине Милана. Раннуччи, оставив Анну в зрительном зале, отправляется на поиски «вечно опаздывающего» фотографа. Анна наблюдает, как на арене фотографируются с индийским слоном группа музыкантов-гитаристов. Солистка долго боится подходить к слону. Музыканты ее уговаривают. Наконец, девушка боязливо подходит к хоботу слона и, натянув на лицо искусственную улыбку, фотографируется. Слон неожиданно подхватывает солистку хоботом. Девушка, вскрикнув от ужаса, теряет сознание. Все музыканты в панике. Дрессировщик-итальянец резко кричит слону. Тот покорно кладет девушку на арену. Вокруг нее образуется кольцо людей. К Анне подходит Ранучо, говорит, что фотографа сегодня не будет, ее съемки отменяются. Равнодушно глянув на арену, Раннучо увлекает Анну за собой.
Закадровый голос Анны: «Дрессировка продолжает оставаться излюбленным занятием человека. Если под рукой нет зверя, наиболее пригодного для этой цели в силу его беззащитности, люди страстно дрессируют друг друга. И занимаются этим испокон веков.»
Сон Анны: она идет по мрачному коридору, открывает дверь. В комнате – полумрак. На стуле посреди комнаты сидит, отвернувшись от нее, Збышек. Анна испуганно зовет его по имени, он не поворачивается. Анна подходит ближе, замечает, что бледная рука Збышека сжимает пистолет. Анна кричит от ужаса.
Анна приходит в себя в больнице после очередной операции. Ее тело сковано гипсовым саркофагом. Рядом сидит Збышек. Он говорит, что решение о перевозе ее в Польшу одобрено врачами. Анна едва заметно моргает ресницами в знак согласия, хочет сглотнуть – гипс мешает, по лицу пробегает судорога. Збышек заботливо вытирает слезинку в углу анниного глаза.
3 серия
За окном, над кроватью Анны – старая сосна. Ветер едва шевелит ветви мощного дерева.
Закадровый голос Анны: Теперь со своей постели я видела лишь косматые ветви громадного хвойного дерева. В больничном парке, как сказал Збышек, было много таких высоких, могучих деревьев, из которых в прежние времена делали мачты для парусных кораблей. целыми часами глядела в окно, ожидая, не сядет ли на ветку птица, представляла себе, какая шершавая на стволе кора, как пахнут тонкие длинные иглы. Порой я прищуривалась, и тогда графический рисунок ветки терял свою четкость, обращался в некое расплывчатое пятно, и можно было, призвав на помощь воображение, увидеть, например, белку или бегущего оленя, а то даже лицо человека, мужчины с орлиным профилем.
Размытое изображение. Тихо играет узбекская народная мелодия. КП лицо какого-то мужчины, военного в польской форме (ГЕРМАН).Он сидит с закрытыми глазами, прислонив затылок к стволу чинары. Рядом с мужчиной – маленькая девочка(АННА в детстве). Анна слегка щекочет нос Германа былинкой. Герман морщится, трет нос и открывает глаза. Увидев Анну, смеется. Анна протягивает ему ломтик дыни. Потом спрашивает, почему он так улыбался во сне. Герман отвечает: видел свою родную Польшу: зеленые бескрайние леса, голубые реки, там ручные олени стадами пасутся в лесных чащах. Анна спрашивает, растут ли в Польше такие дыни. Герман слегка озадачен. Анна смеется: она пошутила. Она знает: дыни там не растут. Но он, Герман, очень нравится ей, и она поедет с ним и с мамой хоть в Польшу, хоть и на край света. Она хотела бы называть его папой, но пока не получается…Герман дергает ее за русую косичку: это - ничего, мы с тобой – одной крови: ты- Герман, и я – Герман. Оба смеются.
Июнь 1945 год. Пассажирский поезд, отходя от станции, набирает обороты. Анна лежит на верхней полке, с интересом рассматривает в окно незнакомые места. На первой полке – мать Анны и бабушка. Мать Анны извиняющимся голосом рисует радужную картину их будущей жизни: они найдут Германа, или хотя бы, его родственников. Ведь она – его законная жена, Анна – приемная дочь. Бабушка Анны вздыхает и предлагает надеяться на волю Божью. Мать Анны с жаром начинает доказывать: она верит, что Герман жив, даже его сослуживец подтвердил, что среди убитых он не найден. Значит, жив! Польша станет для нас родной страной. Анна свешивается с верхней полки: а что, если мой родной папа найдется, как он нас найдет? Мать и бабушка шикают на Анну, смотрят по сторонам: не услышал ли кто.
Анна с матерью и бабушкой идут по улице разбомбленного города. В руках- узелки с вещами. Мать инструктирует Анну: говори всем, что настоящего отца своего не помнишь. Твой отец – Герман Бернер, мать – учительница. Бабушка сомневается: сможет ли Ирма найти работу? Мать Анны с решимостью говорит: я согласна на любую работу, лишь бы всё с вами было хорошо.
Зима. Маленькая душная прачечная. Мать Анны стоит, наклонившись над корытом, трет рубаху. Дверь открывается, клубы пара вырываются наружу. Дверь захлопывается. На пороге- двое военных: они принесли несколько узлов с бельем. Мать Анны поднимает распаренное от стирки лицо, с готовностью хочет принять узел. Военный отстраняет ее, сам затаскивает узел в подсобку. Второй военный с интересом рассматривает мать Анны. Та смущается, возвращается к своей работе.
Военные выходят на улицу. Второй спрашивает первого: «Знаешь ее?» Первый ответ: «Она из России, говорят- учительница. Мужа потеряла на фронте, но не верит, всё ждет, что тот вернется.» Второй военный спрашивает: «Почему учительница – и в прачечной?!» Первый пожимает плечами.
Весенний день. Кое-где островки нерасстаявшего снега. Мать Анны развешивает на веревке солдатские кальсоны и рубахи. Ей помогает вытянувшаяся за год Анна. Появляется второй военный, который зимой заходит в прачечную, окликает мать Анны, что-то говорит. Мать Анны показывает жестами, что не понимает. Подошедшая Анна легко переводит: «дядя военный предлагает ей поступить на работу в школу, ведь она учительница, правда?» Мать Анны радостно-недоуменно кивает. Анна продолжает переводить: «Мать этого дяди военного- тоже учительница, только она очень слаба после…» Анна не понимает какого-то слова, вопросительно смотрит на военного. Он изображает сильный кашель, хлопает себя по спине. Мать Анны догадывается: «пневмония?» Военный согласно кивает, предлагает матери Анны после работы зайти к его матери в школу.
Взрослая Анна идет по школьному двору, где бегают современные ребята. Они играют в баскетбол. Из дверей школы выходят кокетливые старшеклассницы, с интересом смотрят на высокую фигуру Анны. Перешептываются и оглядываются за ее спиной. Узнав, догоняют Анну, просят написать автограф в тетрадке.
Закадровый голос Анны. Удивительно: неродной мне польский язык легко уложился в моей юной голове, и вскоре я стала болтать не хуже любой своей одноклассницы. Училась я хорошо, в табеле были одни пятерки, только по математике стояла упрямая «четверка». Кем я стану в будущем? Я не знала. Хотелось быть художницей. Но так как художники получали, по мнению матери, крайне мало, я выбрала геологический институт.
1958 год. Каменно-угольная шахта «Анна». В полутьме, освещаемой только керосиновым фонарем, пробираются ползком за проводником три девушки: Богуся, Янечка и Анна. Лица перемазаны копотью, грязью. Последней пробирается Анна. С ее ростом непросто пробираться внутрь узкого лаза. Откуда-то издалека доносится голос проводника: «Ну как, три богатыря, вы еще живы?» «Живы,» - едва слышно отзываются девушки. «Хотите еще быть геологами?» - голос проводника смеется.
«Хотим…» - как эхо, повторяют Анна и ее сокурсницы. Наконец, они выбираются на более-менее высокую площадку, около которой – резкий спуск в шахту. Девушки с опаской глядят вниз.
Проводник оценивающе смотрит на Анну. Она улыбается в ответ. Проводник удивляется: «Чему улыбаешься?» Анна отвечает: «Интересное совпадение: шахта – моя тёзка. Только она – маленькая, а я – «каланча»!» Проводник смеется.
Анна с однокурсниками на привале в спелеологической экспедиции. У костра на рогатине сушатся носки, ботинки. Все поют песни под гитару. Анна в стороне с небольшим блокнотиком, делает зарисовку. Друзья зовут ее петь. Она отказывается, смущаясь, говорит, что последний раз пела на школьном утреннике, когда заболела Снегурочка. Одна из ее подруг, Янечка, с жаром начинает вспоминать этот случай: Аня очень выручила одного дядьку из Вроцлавской эстрады, который играл роль Миколая (Польского Деда Мороза-прим. автора). Его «Снегурочка» сорвала голос и на детский утренник не пришла. «Миколай» хотел быстро ретироваться, но учительница, Анина мама, его не отпустила: вот вам моя Аня и ее подружка – чем не Снегурочки? «Миколай» согласился, и уже через полчаса просто курил у окна, всеми забытый. Дети облепили Аню и требовали новых и новых песен. Янечка просит Аню: спой ту «русскую песню», от которой все дети сразу в зале замолчали. Ты помнишь ее?
Анна кивает, напевает по-русски песню «В лесу родилась елочка». Все друзья смотрят на нее по-другому, с интересом вслушиваются в мелодию и незнакомые слова. С особым интересом смотрит на поющую Анну руководитель спелеологического кружка, Петр. Анна, заметив его взгляд, тушуется, закрывает блокнот. На мелькнувшем листке – карандашный рисунок мужчины, в котором угадывается сходство с Петром.
Закадровый голос Анны: Моя подруга Янечка сыграла в моей судьбе певицы решающаю роль. Именно она, настырная юная полька, убедила мэтров вроцлавской эстрады, что Анна Герман – «восходящая звезда больших и малых сцен, поёт, как Тебальди». И меня - …взяли в труппу, ограничившись одним прослушиванием. Размер жалования, положенного за 1 месяц – 4 тыс. злотых – ошеломил и меня, и маму с бабушкой.
4 серия
1961 год. Допотопный автобус въезжает во двор Дома Культуры. Жители маленького городка по-простому приветствуют Анну и ее других участников труппы. Кто-то протягивает букет полевых цветов, кто-то рушник с горячими пирожками.
Сцена провинциального Дома культуры. На авансцене – дощатый остов «корабля Синбада». Ян Скомпский, руководитель труппы, отчаянно «гребет» веслами, с испугом оглядываясь на надвигающуюся «тучу». За задником сцены все участники труппы изображают наступление бури: скрипят деревянными задвижками, голосом изображают вой ветра и крики чаек, переливают воду в баллоне, имитируя плеск волн.
Закадровый голос Анны: Играли мы «Странствия Синбада»-своеобразный капустник со смешением развлекательных жанров. Наш шеф, Ян Скомпский был блистателен в роли мореплавателя (вообще-то, ему больше отводилась роль статиста). Корабль Синбада, под рев и вой ветра (шумовые эффекты создавали сами актеры за сценой) пришвартовывался в очередном порту. И появлялись мы: поющими и танцующими итальянки (польки, эфиопки...)Мне правда, не хватило черного кудрявого паричка, и поэтому зрители могли наблюдать на сцене очень комичную высоченную негритянку с копной светлых волос. Это была я.
Скомпский в гостинице проводит «разбор полетов» после очередного выступления. Отчитывает фальшивившего бывшего трубача похоронного оркестра. Тот пробует возразить: «за такие деньги в такой дыре я должен играть приличную музыку?» Скомпский резко обрывает его: хоть в курятнике, хоть где- мы должны быть «на высоте». Призывает учиться у «новенькой» - работает на полную катушку»! Все взгляды устремляются на Анну. Она тушуется. Кстати, замечает Скомпский, по возвращению домой, Анне предстоит готовиться к тарификационной комиссии – экзамену по профессиональному мастерству, который будут принимать у нее в Варшаве.
Анна делится с подругой Янечкой своими тревогами: ей предстоит одновременно защищать диплом геолога и сдавать экзамен тарификационной комиссии. Янечка напутствует Анну: ты сильная, ты справишься…
Анна поет на экзамене. Мэтры варшавской эстрады принимают ее равнодушно: все заняты своими делами: кто-то пишет в блокноте, кто-то – смотрит в окно. Анна начинает нервничать. Один из экзаменаторов задает вопрос: что из произведений драматурга Артура Миллера Анна читала? Анна в растерянности. Ей предлагают подготовиться получше.
Расстроенная Анна, смахивая слезы, идет по улице. Ее окликает немолодой мужчина(Ежи). Анне он знаком: это один из членов экзаменационной комиссии. Он говорит Анне ободряющие слова, приглашает составить ему компанию. Сегодня он встречается с одним русским певцом и его женой. Анна немного удивлена, но соглашается.
В ресторане Анну ждет сюрприз: гости Ежи – это кумир ее детства Марк Бернес с женой. Разговор Анны и Бернеса, из которого Анна запомнила главное – петь нужно «душой».
1968 год. Польша. Пригород Варшавы. Анна лежит на постели в загородном доме, предоставленном ей министерством культуры после аварии. После очередного осмотра врач хочет побыстрее уйти, чтобы не говорить Анне правды. Анна настаивает. Врач, вздохнув, отвечает: состояние стабильное. Нет ухудшений, но и особого прогресса не наблюдается. Может, на реабилитацию уйдут годы. Анна сапрашивает, сможет ли когда-нибудь она петь. Врач, пряча глаза, отвечает? Жить вы будете, двигаться – возможно, да. Петь -…? Перенесенное сильнейшее сотрясение мозга и травма позвоночника это исключают.
После ухода врача Анна в прострации. Збышек и мать пытаются ей внушить, что она очень много сделала на сцене: перечислить все спетые ей песни невозможно. Люди жизнь тратят на то, что удалось Анне совершить за несколько лет: победы в Ополе, Сопоте, запись пластинок в Москве и Италии! Ее помнят и желают скорейшего выздоровления столько благодарных слушателей! Мать показывает на прикроватный столик, где аккуратными стопками сложены сотни писем. Збышек берет верхнее письмо и начинает читать.
«Дорогая Анечка! Не знаю, дойдет ли до Вас эта моя весточка, но если дойдет, буду очень рада. По-польски написал за меня один ваш земляк, хороший человек, портной Янек. Он тоже шлет вам привет. Мы, советские люди, недавно узнали о случившемся с Вами несчастье. Вы наша самая любимая и дорогая певица. Я хоть и не понимаю по-польски, могу слушать Ваши песни все время, потому что в них чувствуются Ваша светлая душа и Ваше сердце. Хотела попасть на Ваш концерт в Москве, но не достала билета.
Надеялась на Ваш приезд к нам, в Новосибирск, да вот беда...
Родная Анечка, желаем Вам скорейшего выздоровления, много-много счастья. И чтоб детишек побольше нарожали... Приезжайте, как поправитесь, обязательно. Ольга Петровна Иванова, пенсионер".
Анна молча слушает письмо, ее глаза наполняются слезами. Изображение перед глазами Анны расплывается.
Флэш-бек. Концерт Анны в Москве. Доносящийся звук аплодисментов. Полный зрительный зал. Смеющийся голос Анны: «Спасибо! Я очень люблю розы. Красные розы. Я знаю, в Советском Союзе красные цвет принято считать цветом борьбы. Так и у меня получается: гастроли, выступления. В общем: «и вечный бой, покой нам только снится». Иначе я не могла оказаться среди вас, мои дорогие слушатели! Спасибо вам за теплоту, за искренность, за радушный прием!
Комната Анны. Стопка писем на прикроватной тумбочке становится выше. Анна говорит матери, что теперь возьмет за правило отвечать на несколько писем в день.
5 серия
Анна лежит в кровати. Мать говорит, что пришло письмо от ее подруги из Советского Союза, Анны Качалиной.
Флэш-Бек. Овации зрителей. Анна стоит с огромным букетом на авансцене в свете прожекторов. Зал скандирует по-русски: «Пани-Анна-Пани Анна!» Анна склоняется в поклоне.
Закадровый голос Анны: Я почему-то воспринимала гастроли в СССР как возвращение на Родину. Странно: из-за советского режима я оказалась в Польше. В два года я потеряла отца: Ойген Герман был расстрелян как немецкий шпион. Моя мать и бабушка провели всю жизнь в мытарствах. А я…еду в Россию с удовольствием. Наверное, потому, что там живут удивительные люди…
Флэш-бек. Квартирка Качалиной в Москве. Две Анны, звукооператор и другие работники звукозаписывающей студии сидят за накрытым столом. На столе – вареная картошка, селедка, пироги с капустой, водка. Звукооператор шутит: «Хорошо, что ты, Анна, «своя». А то пришлось бы раскошеливаться на ресторан: еще бы, иностранка в гостях! Тут бы одной селедкой не отделались… Анна смеется: «Я вашу селедку с картошкой всегда в Польше вспоминаю: всё-таки, я выросла в России!» Гости за столом в шутку предлагают Анне наедаться и напиваться впрок, так как в Италии такой селедки не будет… Анна Качалина поздравляет Анну с удачным дебютом: Пластинка «Танцующие Эвридики» расходится по Москве, как вот эти (показывает на стол)горячие пирожки. Все присоединяются к поздравлениям Анну, аплодируют…
Закадровый голос Анны. Говорят: человек, привыкший к вниманию миллионов, очень страдает без аплодисментов, цветов, света юпитеров. Я не думала о том, смогу ли когда-нибудь стоять на фестивальной сцене. Для меня здесь было решительно всё кончено. Почему-то меня очень волновало, смогу ли я самостоятельно мыть пол. Или смогу ли во время дождя протянуть руку в окно и ощутить биение по ладони тяжелых дождевых капель…
1963 год, май, Ополе.
Фестивальное поле до отказа заполнено народом. Несмотря на надвигающуюся грозу, зрители не желают покидать мест, вооружившись открытыми зонтиками.
Анна выходит на сцену. Падают крупные капли дождя. Она инстинктивно протягивает ладонь вперед, ловит капли, смотрит на небо. Неожиданно из зала раздается подбадривающий возглас: «Давай, смелее!» Анна смущенно улыбается. Оркестр начинает играть вступление к «Танцующим Эвридикам». Ливень набирает обороты. Через минуту исполнения Анна стоит на сцене, мокрая до нитки. Она, не обращая внимания на дождь, продолжает петь, улыбается. Ее намокшее легкое платье облегает ее, как древнегреческая туника. Зал бушует аплодисментами. Анна раскланивается, убегает за сцену. Оркестранты выливают воду из инструментов.
Вечер. Анна в телефонной будке для междугородних переговоров, разговаривает со Збышеком. За окном продолжает идти дождь.
Голос Збышека: «Береги себя! Я так волновался, когда увидел, что ты сильно промокла. Черт возьми, я проклинаю этот квартальный отчет! Почему я не мог быть рядом и хотя бы держать над тобой зонтик?!» Анна смеется в ответ: «Я так и думала: будь Збышек рядом, он обязательно прорвался бы через толпу с зонтиком!
Збышек: «И не только с зонтиком! Подумаешь, отделались гран-при для автора песни! Нет! Я бы принес тебе еще термос с чаем, шерстяные носки…» Анна начинает звонко смеяться. «У меня словосочетание «шерстяные носки» ассоциируется знаешь с чем? С Италией…»
Январь 1963 год. Италия. Вид с самолета. Неприветливые пустые виноградники, серая кромка моря… Самолет приземляется в Риме.
Закадровый голос Анны: «В 1963 году меня направили в Рим качестве стипендиатки. Я оказалась в Италии в зимние месяцы: январь и февраль.
Анна и ее попутчица Ханна, подхватив чемоданчики, нерешительно идут к зданию аэровокзала.
Закадровый голос Анны: Со мной была еще одна девушка, Ханна – искусствовед, специалист по реставрации произведений искусства. Мне посчастливилось лететь с Ханной, ибо, окажись в Риме одна, я вернулась бы в Варшаву первым же польским самолетом….Размер нашей стипендии был так «высок», что её хватало столько на уплату за квартиру и небольших покупок. Самой нужной из них стали шерстяные носки. »
Рим. Комната в большой квартире синьоры Бьянки. Очень холодно. Анна сильно простужена, она кашляет, сидя на кровати одетая. На ногах – шерстяные носки. Входит радостная ее соседка по комнате, Ханна: она наконец, нашла другую комнату, они покидают это царство снежной Королевы. Там в доме – маленькая хлебопекарня, поэтому там всегда будет тепло! Анна и Ханна на радостях подбрасывают вверх подушки.
Анна, пригибаясь, идет вместе с Ханной по узкому, плохо освещенному коридору с низкими потолками. Ханна неожиданно вскрикивает: у стены она спотыкается о ноги какого-то старика, лежащего на топчане. Сопровождающая их квартирная хозяйка незатейливо шутит об излишней длине ног дедушки своего мужа. Наконец, они в маленькой уютной комнатке со множеством образков, свечек и миртовых веточек. На столе стоит массивный, громко тикающий будильник. На стуле, на кровати разложены ношеные вещи, по-видимому, принадлежащие какой-то старушке. Хозяйка продолжает щебетать о своей бедной бабушке, отправившейся в мир иной. «Только вчера она лежала в этой кроватке; мы, конечно, рады сдать вам ее комнату, но хотим, чтобы здесь всё оставалось, как при ней.» Хозяйка выходит за сменой белья. Анна в сердцах запихивает раздражающе-тикающий будильник в ящик стола, берет маленький чемоданчик и направляется к выходу. Ханна- за ней.
Анна и Хана вновь в своей комнате у сеньоры Бьянки. Анна торжественно надевает шерстяные носки. Ханна заливисто смеется.
Анна в объятиях Збышека. Збышек спрашивает, тепло ли ей. Анна прижимается с улыбкой к Збышеку: «Неужели в Италии вновь будет так холодно?» Збышек с укоризной отвечает: «Анна, ты поешь о любви. Неужели ты и разу не вдумывалась в смысл песен?! Если тебе станет холодно, грустно, одиноко – пусть думает о том, как горячо я тебя люблю».
6 серия
Квартира Збышека. Анна собирает вещи для поездки в Италию. Збышек на кухне чинит кран. Анна хвалит его: хорошо, когда дома «целый инженер»! Потом говорит серьезно: ей страшно становится при мысли, что они могли и не познакомиться: это была такая случайность! Збышек шутит: пусть ни тогда, на пляже, пусть в другой раз, - под его чарами Анна всё равно бы когда-нибудь растаяла…
Флэш-бек. 1964 год Пляж. Будничный день. Народу очень мало. Анна лежит, загорает с книжкой, готовится к экзаменам. Неожиданно она видит, как неподалёку от нее останавливаются мужские ноги в ботинках. Анна из-под книги смотрит на обладателя ног. Это- Збышек. Он ловит ее взгляд, застенчиво улыбается, отходит в сторону.
Закадровый голос Анны: наше знакомство было случайным, хотя Збышек утверждает обратное. Я оказалась на пляже в тот день по воле случая. Случайно у Збышека оказалось свободное время перед отъездом из командировки. Всё «случайные» обстоятельства очень кстати соединились, как в детской игре.
Анна продолжает читать книгу, иногда бросая взгляды в сторону Збышека. Тот раздевается, хочет пройти к воде. Потом возвращается, направляется к Анне, просит ее «покараулить» вещи, пока он «окунется». Анна с улыбкой соглашается.
Збышек провожает Анну с пляжа. Они разговаривают о предстоящем экзамене по геологии. Збышек удивляется: такая красивая девушка, по его мнению, должна быть артисткой, а не членом геологоразведочной экспедиции! Анна смеется: пан инженер угадал: она и есть артистка Жешувской эстрады. Збышек радуется: он так и знал, теперь пани не отвертится и даст бедному инженеру контрамарку на концерт!
Концерт Анны в Варшаве. Допев песню, Анна замечает в толпе знакомое лицо. Збышек встречает ее у входа с цветами. Они выходят вместе.
Анна возарвщается в родной Вроцлав. Открывает дверь: на кухне сидит молодой человек с газетой. Рядом – мать, она угощает гостя пирогами. Анна удивлена и обрадована: она скучала по Збышеку. Тот вместо приветствия осведомляется: неужели она собирается так всю жизнь проездить? Онп, право, не знает, куда прислать ей официальное предложение руки и сердца. Анна удивлена. За стенкой бабушка роняет стакан. Збышек резюмирует: «К счастью!». Мать Анны смеется над «прытким женихом». Анна задумывается над словами Збышека.
Анна в автобусе едет с участниками Жешувской эстрады на очередные гастроли. Рядом с ней - Збышек. Анна рада его присутствию. Все в хорошем настроении, распевают народную песню.
Анна вновь на кухне в маленькой квартире Збышека. Она сожалеет, что эти вечные гастроли не дают им возможности подумать о ребенке. Збышек шутит: когда Анна вернется из Италии, он, как инженер, поработает над их «совместным проектом в этой области». Анна грустит: три года. По возвращении ей исполнится 33 года…Возраст Христа…Роковой возраст…
1969 год. Збышек листает фото в альбоме. Очень много фото, где они с Анной безмятежно счастливы. Он слышит из спальни голос Анны, поспешно прячет Альбом, идет к ней. Анна вновь расстроена. Она вспоминает, как перед отъездом в Италию они мечтали о ребенке. Теперь эти мечты - прах. Збышек предлагает придумать себе реальную мечту, которую она могла бы осуществить. Анна говорит, что хотела бы попробовать петь.
7 серия.
Збышек в больнице, на приеме у лечащего врача Анны. Доктор говорит, что сейчас Анна радует его больше, чем прежде. Збышек говорит, что она с удовольствием занимается гимнастикой, по совету друга-журналиста начала диктовать книгу. Хотела бы заниматься пением, но… Доктор внимательно смотрит на Збышека: она уже сделала невозможное: она живет и восстанавливается после тяжелейших операций. Не удивлюсь, что скоро она запоет.
Збышек возвращается домой после работы. Какие-то люди пытаются затащить в квартиру громоздкий предмет. От шума Анна просыпается волнуется, зовет Збышека. Он появляется в комнате с красными розами. Анна улыбается цветам. Збышек делает серьезное лицо. Он должен сказать Анне что-то важное. Он женится. Анна осекается на полуслове, потом опускает глаза. Скороговоркой выпаливает, что она – полный инвалид, и Збышек имеет полное право на счастье… Збышек закрывает Анне ладонь рукой: «Я женюсь на тебе. А это – мой свадебный подарок. Естественно, не единственный.» Збышек идет в соседнюю комнату. Через минуту раздается звук клавиш пианино: Збышек пытается подбирать одним пальцем польскую песенку про пана Твардовского. Анна восхищенно восклицает «Пианино!»
Утро. Мать Анны входит в комнату. Анна сидит на кровати. Мать Анны от неожиданности хватается за сердце.
Збышек, осторожно держа Анну под мышки, делает с ней первые шаги.
Анна лежит в кровати, учит заново слова своих песен: удивляется: после сотрясения мозга слова напрочь стерлись из памяти.
Анна с большим усилием, держась за стену, делает свои самостоятельные шаги. Пытается увидеть вожделенное пианино: к сожалению, виден только краешек.
Закадровый голос Анны: «Я не знала нотной грамоты до работы в Вроцлавской филармонии. Это обстоятельство меня очень угнетало. Я даже придумала себе прозвище «Митрофан» с намеком на фонвизинского «Недоросля». По случаю брала уроки музыки у знаменитой пани Янины, преподавательницы консерватории. К моему удивлению, пани Янина согласилась заниматься со мной!
Флэш-бэк. 1963 год. Анна с букетиком цветов робко входит в кабинет консерватории. У раскрытого пианино с газетой «Трибуна» в руках сидит сухонькая старушка, пани Янина. Консерваторская дива удивлена: Анна выглядит совсем простой девушкой. Переводит взгляд на газетное фото: действительно, это она, Анна! Пани Янина предлагает Анне спеть: она хочет сама убедиться, что газеты не врут. Анна исполняет произведение а-капельно. Пани Янина восклицает: чудо свершилось: газетные сплетни оказались чистой правдой! У Анны от природы чудесно поставлен голос. Она только добавит техники. Анна радостно улыбается.
Анна у раскрытого пианино, с трудом передвигая пальцами, подбирает мелодию «Танцующих Эвридик». С ее лица не сходит торжествующая улыбка.
Закадровый голос Анны: «нелепо шлепая по клавишам, я еще не знала, что судьба снова подарит мне шанс выйти с микрофоном к публике. Тогда это было для меня несбыточной мечтой!»
Новый 1970 год. Обычная польская семья собирается за праздничным столом у маленького телевизора. Идет новогодняя передача. Неожиданно ведущая объявляет Анну Герман. Появляется Анна: улыбающаяся, стройная, молодая. Все члены семьи перестают есть, улыбаются, аплодируют Анне, обсуждают, какая она молодец, хорошо выглядит.
Вид с заснеженной улицы. Многоквартирный дом, светящиеся окна, радостные возгласы. Звук пробки открывающегося шампанского.
Анна лежит в постели, рядом - Збышек. Он спрашивает, хорошо ли она себя чувствует. Анна с трудом дышит, но не хочет подавать виду. Пошевелившись, отвечает: ничего, всё в порядке, с непривычки кружится голова. У меня ощущение, что сегодня в эфире была не я, а другая Анна. Збышек целует ее: конечно, это другая Анна: более сильная, еще более красивая…
Закадровый голос Анны: «Я старалась, чтобы никто не узнал, чего мне стоило это появление в эфире. На месяц я была выбита из колеи. Прекратились занятия на пианино. Мучительная боль снова иголками разрывала тело…Теперь вся моя дальнейшая жизнь представлялась мне борьбой за выживание…»
8 серия
Утро. Анна полулежит в кресле, пытается шить вручную. Она слышит звонок у входной двери, приглушенный разговор. Заходит мать с незнакомым человеком. «Это министр, - неловко представила Ирма. - К тебе, Анюта». «Ну, зачем же так официально? - Министр улыбается. - Я пришел к вам совсем не как министр, а как большой поклонник вашего таланта. - Он откашливается и продолжает: - Мы надеемся, что совсем скоро будет положительно решен и вопрос о вашей жилплощади. - Одним словом, дорогая пани Герман, - продолжал министр, - ни о чем не беспокойтесь. Мы рады вашему возвращению. Министр прощается.
Закадровый голос Анны: Чтобы вопрос был решен "положительно", мне необходимо было попасть в автомобильную катастрофу… Мне кажется, я с возрастом стала смотреть на жизнь с иезуитским сарказмом...
Разговор Анны, матери и бабушки. Все радостно обсуждают возможность получения нового жилья. Збышек с недоверием относится к этой новости.
Анна отзывает Збышека в сторону и просит послушать то, что она ему сейчас наиграет. Анна исполняет свою песню на слова Алины Новак. Збышеку очень нравится песня.
Анна сомневается в словах Збышека: всё-таки, он любящий человек, он не может быть безаппеляционным. Анна пишет приглашения своим бывшим друзьям-музыкантам.
Долгожданная встреча у квартире у Анны. Анна пела!
Закадровый голос Анны: Я пела свободно, легко, словно снова обрела крылья, словно не было всех этих страшных лет, наполненных болью, операциями, запахами лекарств, душевным смятением. Она мечтала услышать резкие критические слова, строгий профессиональный разбор. Но гости не скупились на похвалу, говорили о том, что подлинный талант и настоящее мастерство нельзя сломать, а душу и сердце - разбить, что музыка ее песен нежна и сердечна, хорошо передает настроение, их необходимо как можно скорее записать, их ожидает несомненный успех...
Канун Нового 1971 года. Анна, Збышек, мать Анны и бабушка переезжают в новую квартиру, полученную от Министерства Культуры. В квартире - диван, тахта, стол и 4 стула. Анна шьет на машинке новое платье.
Раздается звонок. В гости приходит друг Анны, журналист: он предлагает посмотреть макет книги Анны, которая называется «Вернись в Сорренто?» Все бросают свои дела и рассматривают книгу.
Збышек идет по улице и специально останавливается у окон книжных магазинов: книга Анны пользуется большой популярностью.
Анна на телевидение, в кабинете редактора. Обсуждаются предстоящие съемки. Анна замечает, что редактор настроен к ней скептически. Предлагает построить передачу в русле воспоминаний об аварии, трудностях периода восстановления… Анна недоумевает: ей казалось, разговор будет о ее творчестве. Редактор намекает, что пригласил ее по многочисленным просьбам телезрителей. Ему-то самому больше импонируют Родович и Сосницкая. Рекомендует приглядеться, как «работают» ныне популярные певицы.
Анна расстроена, говорит Збышеку, что редактор иными словами предложил ей отправляться на свалку. Збышек успокаивает Анну: всё это глупости. Анна грустно улыбается: конечно, она постаралась на съемках вести себя так, чтобы никто не догадался о ее страданиях.
Передача в эфире. У экрана – Збышек и мать Анны. Звучит новогодняя песенка о Снегурочке и Миколае. Анна едет в карете в костюме Снегурочки, ее сопровождают артисты балета. Потом Анна легко выпархивает из кареты и присоединяется к танцующим. Збышек и мать Анны переводят на нее изумленный взгляд.
Анна дома, работает над новой песней. Записывает на магнитофон отрывок, потом прослушивает, снова записывает. Раздается звонок.
Это – Министерство культуры. Анне сообщают, что итальянцы хотят продлить контракт с фирмой "Дискографика Итальяна". При этом - в случае возобновления контракта - они намереваются выплатить Анне значительную сумму денег в виде компенсации за потери, понесенные по их вине. О вашем решении нужно будет сообщить в письменном виде… Анна мягко прерывает говорящего: она уже знает ответ. Она никогда не вернется в Сорренто…
Анна кладет трубку, задумчиво поглаживает живот. Входит Збышек. Смотрит на Анну и озаряется внезапной догадкой. Бросается к Анне, становится на колени, целует ей колени.
Стоп-кадры: фото Анны с сыном, гастроли в СССР, выступления с военным оркестром, концерты новых пластинок…
Закадровый текст: В 1974-1975 и 1979-1980 годах Анна Герман побывала с гастролями в Советском Союзе. Песни в её исполнении становились шлягерами: «Эхо любви», «Надежда», «Когда цвели сады», «Гори, гори моя звезда»…»…В 1975 году у Анны рождается сын, названный в честь отца Збигневым. В конце 1970-х годов врачи обнаруживают у неё онкологическое заболевание- последствие перенесенных травм. Анна сражается с болезнью вплоть до осени 1982 года. 25 августа 1982 года она уходит из жизни, оставив нам свои песни, свою любовь...
Могила Анны в Варшаве. На каменной плите – красные розы, мерцает красный огонек поминальной свечи.
Закадровый голос Анны: «Нас никто насильно не заставлял выбрать эту профессию. И большинство из нас не согласилось бы поменять ее в обмен на все богатства мира. И если бы мне сейчас предложили выбор – я снова указала бы на ту страшную дорогу, которая вела в Сорренто…