Майбах

Виктор Балена

Розыском угнанного автомобиля стоимостью полмиллиона евро занимается       
лично глава МВД РФ
/из вечерних газет/

        
Серега бомбила. Мозги у него в запуске двадцать четыре часа. Мысли об одном: где денег срубить? Бомбила не таксист - бомж на колесах, заступиться некому, гаишники, жалея, слегка только пощипывают. Заработки случайные - то густо, то пусто. У таксиста рация - диспетчер нет-нет, да и подкинет заказ другой.
Бомбила – собака бездомная, день прошел и рад. Ни выходных, ни праздников. Дождь, снег, жара ли, мороз, всегда рыщет в поисках пассажира.
Жена у Сереги ласковая, во всем согласная, на пару у них двойняшки пятилетки Петя и Федя.
Жена непраздная ходила на четвертом месяце, когда Серега вдруг заблажил.
Проезжал он как-то мимо одной гостиницы и увидел диковинную тачку, ни на «мерин», ни на «ролс» не похожую.
Пронзило Серегу невиданное железо по самое седалище, расперло от любопытства, не усидеть. Он парконулся и подался глазеть.
Серега парень образованный, без труда может прочесть любую надпись.
На капоте, где у «мерина» красуется «лучевая звезда», торчала в «треуголке», схожей на казацкую папаху, двойная буква «М». Буквы аккуратно смахивали на зубчики кремлевской стены и, опешив, Серега с дуру подумал, что это «Наши» сработали на замену «членовозу». Тачка такая же громадная, но ладная, на «членовоз» не похожая.
Чутье Сереге подсказывало, «что это «обамка» - немецко-американский конгломерат. «Наши» такой тарантас не могли заделать».
Он обогнул эту баржу без смущения, так как много народу со стороны косяка давили, стеснялись только ближе подгрести.
Это как с телкой: один робеет, а другой, без стеснения, прет знакомиться. 
«Maybach 62S», - прочитал Серега и, забыв про все на свете, помчался домой.
Жена удивилась, что муж так рано вернулся.  Тихонько вошла в комнату, где Серега, уставившись в монитор компьютера, старательно что-то рассматривал.
- Майбах, - сказал он так, что жене послышалось, будто он сказал: «Мой Бог».
Жена не удивилась, что муж, сидя за компьютером Бога вспомнил. 
Случалось ему иногда закидываться. То с одной работы на другую перейдет, то его выгонят, то сам бросит и снова бомбить примется. Жена и подумала, что Серега в очередной раз работу нашел и с радости Господа помянул. 
- Иди сюда, - сказал Серега. – Смотри!
Мать двоих детей в компьютер без нужды не лазила, дабы непраздной почем зря не скверниться.
- Красиво! – сказала она, чтобы только Серега не рассердился. - У Пети ботиночки порвались, а Федины ботинки малы стали.
Серега сразу сник. Он не любил, когда жена не понимала с полу слова.
- Денег нет, - сухо ответил он и закрыл картинку в компьютере.
Семья не бедствовала, но с деньгами наблюдались перебои. То праздники, то летние отпуска, то вот кризис  - ездить на такси стали меньше. А с того дня, как Серега Майбах увидел, его как подменили. Работу почти забросил, денег в дом не приносил, вспоминал о них, когда только жена спросит. Башкой во все стороны покрутит, будто ослышался, однако поедет и что-то привезет, а после снова исчезнет. Пропадал цельными днями, домой обедать не заезжал, ночью только являлся. Жена даже забеспокоилась: «не закрутил ли отец семейства роман на стороне».
Отчасти догадки жены были справедливы, так как дело касалось именно чувств, сказать правду, сильных, не знающих никакого удержу, сумасшедших страстей.
 Поселилась в голове у Сереги ветреная мечта сесть за руль Майбах.
С этими мыслями пошел он скитаться по разным местам, желая где-нибудь со своей мечтой приткнуться.
Прошло немало времени, пока он не напоролся на одного барыгу, который специализировался на том, что мечты такие пристраивал.
- Дело, конечно, хлопотное, - сказал барыга. – Тачка больно редкая. В Москве их всего ничего. На них рулят в основном отставники из «конторы». Лоху туда не пробиться.
Куда не пробиться - не уточнил.
В устной форме Серега изложил барыге свое резюме.
Барыга выслушал без всякой заинтересованности, так как ему все равно с кого бабки драть. Согласился, правда нехотя, трудоустроить Серегу. За услуги назначил комиссию в размере месячного оклада.
Задаток не взял, скоро позвонить не обещал, прощаясь, повторил: «дело трудное».
Словом, надежды никакой не оставил, но Серега и этому был рад. Все ж таки лед тронулся!
Он окрылился, и в работе своей основной утроился, латая прореху в семейном бюджете.
Жизнь семьи вошла в прежнюю колею. Серега регулярно привозил немного денег, как прежде заезжал домой на обед и до полуночи возвращался.
Детям новую обувь справили. Пару раз вместе в парке гуляли, на аттракционы детей сводили.
Жена от такого затишья начала было умиротворяться, как вдруг позвонил барыга, и от прежней семейной идиллии ничего не осталось.   
Случай помог или обстоятельства так сложились, но Сереге подфартило - нашел барыга работу.
Купил Майбах один кинопродюсер, толстяк коротконогий, в прыщах от экзотических фруктов, устриц, малюсок, каракатиц и прочей морской слизи, не обязательно употребляемой в пищу.
Продюсер был жаден и скуп. Денег не жалел только на еду, выпивку, сигареты и порно. Женщины его не интересовали по причине высокой затратной стоимости.
Жил он в Каннах на корпоративной вилле, бесконечно курил, смотрел порно, поедал морскую падаль и разное «brie» запивал шампанским. Терпеть не мог артистов и сценаристов, осаждавших офис во время его возвращения из Канн, вымаливавших невыплаченные гонорары.
С подчиненными продюсер был любезен, с начальством покладист. Его побаивались, так как он пользовался авторитетом у высшего руководства. Шельма, одним словом, порядочная.
Работа его состояла в том, чтобы писать заявки, крохотные миниатюры, раскрывающие сюжет будущего фильма, и отсылать в Москву.
Безымянные сценаристы-муравьи расписывали заявки, детально разрабатывали схемы сюжетных линий, авторы сочиняли диалоги, и получался сценарий, который продюсеры продавали какому-нибудь телевизионному каналу. Канал собирал деньги с рекламодателей и на вырученные бабки снимался многосерийный фильм. Бизнес нехитрый, но необычайно доходный. На черных схемах и «откатах», обогатились многие, в том числе и продюсер Ворсеньев. В Москве у него была большая трехкомнатная квартира, а вот машины не было. Заказывал он обычно такси или звонил в гараж Госкино. Была у него сестра Елена, - продувная стерва, неудавшаяся актриса с прыщами на лице через те же дары моря.
Круглый год она перемещалась с одной корпоративной виллы на другую, иногда наведываясь в Москву, чтобы брату «креативу» выправить.
Летела она как-то из-за границы в салоне бизнес класса и увидела рекламу Майбах.
Роскошная тачка ей приглянулась и она подумала, что пора брата посадить на Майбах в целях поднятия имиджа. Стюардесса позвонила в представительство и уже через минуту Елена разговаривала с управляющим дилерской компании в Москве. Ей оказалась женщина, известная всем любителям дорогих тачек, как единственная в России, кто может официально продать новый Майбах. Елена ничего не понимала в автомобилях и на вопрос о том, какую модель предпочитает, ответила: «Самую большую и самую хорошую». Но именно эти слова насторожили внимательную ко всем причудам богатых клиентов управляющую. Она решила, что имеет дело с клиентом искушенным в выборе Майбах, хорошо осведомленном о том, что слово «короткий» находится у фирмы под запретом.
Надо сказать, что «Майбах 57S» – длиной 5,7 метра («короткий») в России на тот момент спросом не пользовался. Как водка в России бывает только «хорошая» и «очень хорошая», так и Майбах оценивался в диапазоне «длинный» и «очень длинный». Управляющая без колебаний предложила «Майбах - 62S» – «очень длинный» (6,165 метра) по цене, если перевести в область всем понятную, примерно 60 000 тысяч зеленых за квадратный метр. Двенадцать квадратных метров весьма ограниченного пространства приобрести за восемьсот тысяч баксов вполне в духе экстравагантной русской леди, томившейся в салоне самолета на высоте более десяти тысяч метров.
Сестра Елена беспредельно властвовала над братом, так как ей были известны все тайные грешки и низменные наклонности, которых брат стыдился.
Больше всего продюсера угнетали попреки в том, что он не женат.
Жениться он не хотел, так как побаивался женщин и не был уверен в том, что знает доподлинно, как с ними обращаться. Человек он был воспитанный, обходительный и конечно ему были известны галантные манеры и деликатные обхождения с прекрасным полом. Но каждый день непрестанно видеть перед собой одно и то же неизменное лицо, быть заложником капризов, наконец, находиться в одной постели с вечера до утра - такого продюсер не мог представить даже в самом плохом фильме, снятом по его наихудшей заявке. Он привык к свободному образу жизни и распорядка никогда не придерживался, засыпал и просыпался, когда хотел. Он и мысли не допускал о том, чтобы кто-то мог посягнуть на его независимость. К женщинам он не был равнодушен. Скорее наоборот, страстно обожал их, испытывая смешанное чувство, вызванное с одной стороны неприязнью дезодоранта на теле, в то же время дезодорант, смешиваясь с запахом тела, вызывал у него непреодолимое желание слиться с этим запахом, раствориться и бежать, скрыться и не быть.  Он впадал в истерическое забвение от едва уловимого аромата, исходившего от женщин, - носительниц такого редкого сочетания, словно это был вовсе и не запах, а дыхание, разносимое каким-нибудь бестелесным существом. Но поскольку нынешние женщины поголовно употребляют дезодорант, то он был влюблен или влюблялся без разбору подряд сразу во всех женщин. Он так был опутан этими страстишками, что сам Фрейд затруднился бы поставить диагноз чудаку, наносящему ущерб собственной нервной системе сомнительным удовольствием в виде истязания крайней плоти на диване “Майбах» перед телевизором. Обо всем этом, так или иначе, догадывалась сестра, которая нашла у продюсера диск отвратительного порно.
Брат у сестры был, как говорится, на крючке, и потому никогда не затевал споров и всегда и во всем уступал.
Против покупки автомобиля продюсер не возражал, только заметил, что мог купить «то же самое» процентов на сорок дешевле за границей.
Елена пропустила замечание мимо ушей, зная склонность брата экономить на мелочах.
Чтобы закончить миром, он согласился на покупку, из вежливости только поинтересовался напоследок, зачем ему такой автомобиль.
– Майбах тебе для имиджу, - отрезала сестра.

Процедура покупки завершилась и автомобиль собирались передать владельцу, как вдруг все застопорилось.
Дело в том, что фирма передавала автомобиль с водителем, выступая одновременно его поручителем и гарантом абсолютной надежности. Где фирма черпала кадры, остается профессиональной тайной, но жалоб от владельцев не поступало.
Продюсер вдруг заартачился, его не устроила, видишь ли, зарплата шофера, которую предложила фирма.
Зарплата показалась продюсеру неоправданно завышенной, и он потребовал зарплату урезать или найти другого шофера, который согласился бы на более умеренное вознаграждение.
Дураков не нашлось. Дело в том, у «Майбах 62S» имелось, известное всем профессионалам, неудобство в виде перегородки между водителем и салоном. Из-за этой перегородки место водительское было укорочено и представляло стеснение для высокорослых водителей. Поэтому зарплата у шоферов «62S» была всегда выше, чем у «короткого» «57S». Это объективное обстоятельство никто не оспаривал и проблем не возникало. Но продюсер платить отказался.
Так жадность продюсера и оборотистость барыги привели к тому, что Серега получил Майбах, а барыга комиссию в размере одной тысячи баксов - такую зарплату согласился платить продюсер.
В дилерском центре Серега прошел инструктаж по эксплуатации Майбах и приступил к работе.
Оба, и Серега, и продюсер, провели незабываемые дни в застенках Майбах - цитадели комфорта.
Жизнь продюсера отныне была неотделима от Майбах – этого роскошного чудовища, излучавшего тончайшие флюиды, манящего запахом духов и кожи, переполнявшим плоть неизъяснимой страстью, прямиком влекущего в преисподнюю. Майбах заменил продюсеру рабочий кабинет и был много лучше, чем кабинет на студии или дома.  Самое главное здесь не было сестры, не осаждали надоедливые актеры и сценаристы, исполнительные продюсеры и директора-подрядчики. Здесь можно было сочинять заявки, курить и пить шампанское из холодильника, расположенного прямо в подлокотнике кресла, безостановочно смотреть порно на DVD, наконец, положив ноги на выдвижную подножку, задремать в кресле, напоминающем кресло дантиста, с подогревом и вентиляцией, с множеством разновидностей массажа, и ореховым откидным столиком.
Серега тоже изменился. Жизнь его теперь была строго поделена и одной своей ничтожной частью, он принадлежал «потусторонней жизни», где были жена и дети, а другой, то есть всей остальной, наилучшей частью, настоящей, всей душою своей, он принадлежал величественному и строгому господину Майбах. Жизнь вне Майбах была подчинена одной мечте: поскорей в Майбах вернуться. Если бы не еда и питье, за которыми нужно было выходить наружу, Серега мог бы оставаться в Майбах безвылазно. О жене и детях он вспоминал, только когда с ними виделся, сторонясь и чураясь старался поскорей от них отделаться, так как ни жена, ни дети больше его не интересовали и казались чем-то неуместным, надуманным, лишним. Только однажды, когда жена попыталась вывести его из забытья, сказав, что скоро родит, он вдруг оживился и подумал, что кто бы не родился, он назовет его Майбах.
Сны Сереги были исключительно о Майбах, только во сне он обретал настоящую свободу. Что с того, что мотор почти трехтонного голиафа превышал шестьсот лошадиных сил? Разогнаться до сотни за пять секунд в условиях сплошного городского трафика можно только во сне.  И Сереге снилось, как он подходит к машине, и та распознает его на расстоянии. В кармане у Сереги карточка она без ключа позволяет открыть дверь и запустить двигатель. Хромированные замки клюкают и двери распахиваются, приглашая войти в кожаное замшево-ореховое царство с бесчисленными кнопками.
Серега и Майбах созданы друг для друга. Рассказы о том, что низкорослые не для Майбах всего лишь миф. Даже если хозяин лилипут захочет сесть за руль, кресло с бесчисленными регуляторами под ним сдвинется, если надо раздвинется до нужных размеров. Серега не просто садится за руль, а почти не сгибаясь входит и погружается в зашторенный серый сумрак. Непроницаемо черная приборная панель оживает. Это система "Keylеss-Go" запустила двигатель. Приподнятая рулевая колонка медленно опускается, будто вкрадчиво спрашивает: «Можно?» Серега, нажимая на газ, отвечает: «Поехали!» Трехтонный парабеллум выстреливает не сразу, мотор, словно задумывается, ожидая дальнейших команд, и Серега вдавливает педаль, будто шпоры в бока жеребцу вонзает.
- Раз, два! – открывает счет.
Это наяву не разгонишься, а во сне ни пробок, ни железобетонных блоков на пути.  И не разбирая, что там под колесами - мостовая, бетон, мокрый асфальт или бездорожье - Майбах, словно зверь срывается с места. Сзади лучше не стой, если на дороге щебень – накроет градом камней - брызговики не предусмотрены. Большой минус для российской местности, особенно в тех местах, где благоустройство дороги только начинается. Правда, к пожеланию клиента всегда прислушаются, и оснастят брызговиками, если очень хочется.
 «Осторожно, Майбах!», надобно написать там, где проносится чудовище.
-  Три, четыре, пять! - продолжает счет Серега, и педаль вжимает в пол.
Дремавший «битурбо» только и ждал. Вздыбливаются под капотом все, как одна, 612 лошадиных сил и заветный «пятисекундный» рубеж пройден! Скорость растет! Стрелка плавно скользит вверх к отметке «275» и Майбах уходит в точку, словно призрак растворяется в пространстве.
Серега перебрасывает ногу с одной педали на другую потому, что даже во сне дальнейший разгон опасен, жмет на тормоз и Майбах встает как вкопанный.
Майбах не какой-нибудь «Лотос Элиз» или сорви голова «Порше Каррера», а солидный и степенный, обладающий всеми достоинствами суперкар.
Майбах не просто тачка из мира иллюзий, пробуждающая у богатых неудержимую страсть потратить шестьсот, а то и восемьсот, иногда и миллион с лишним «вечнозеленых».
Майбах - несбыточная мечта многих, не нашедших утешения ни в богатстве, ни в роскоши, потерявших земной покой, проросших завистью к самим небесам.
Майбах - последняя вожделенная страсть, одинокое, мучительное пристанище для тех, кто у врат проклятья шагнул за порог несбывшихся желаний, и преисполненный адских мук, не стыдясь, презрел неизбывную нужду и горечь земной юдоли.

Серегу и продюсера разделяла стеклянная панель, которая не только поднималась и опускалась, но по желанию с помощью жидко-кристальных элементов при нажатии кнопки «затуманивалась», становясь матовой.
Эта пустяшна роскошь, непросто отделяла продюсера от Сереги, а как бы затушевывала обоих и, садясь в Майбах, они становились будто призраки. Они не интересовались друг другом, никогда не общались и почти не разговаривали, словно через эту панель невидимыми стали. За исключением случаев, когда перед поездкой нужно было уточнить маршрут или по громкой связи продюсер просил остановиться. Серега не смог бы даже описать внешность продюсера, если бы его попросили.
Продюсеру Майбах казался чудесной самодвижущейся капсулой, магическим гомункулом, он порой забывал, что машиной управляет живой человек, и вспоминал о нем, когда только приходило время зарплату платить.
- Серега? – удивлялся он. – Кто это?
- Твой шофер, - напоминала сестра.
- Да, шофер, - вспоминал он и вздыхал, сожалея о том, что Майбах без шофера самостоятельно не может управляться.

Когда продюсер улетал в Канны, Серега поступал в распоряжение сестры Елены. Это были невинные поездки в spa, в парикмахерскую, в кафе с подругами, в ночной клуб на тусовку.
Майбах, собственно, и предназначался Еленой для того, чтобы в отсутствие брата имидж подымать и понты наводить.
Однажды, когда продюсер улетел в Канны, Елена вызвала Серегу и отправилась в Смоленский пассаж на распродажу.
В пассаже она сделала покупки, а когда вышла на улицу, машины на месте не оказалось.
Мобильник у Сереги не отвечал. Елена заявила в милицию и по Москве разошлась сенсационная новость о том, что угнали Майбах.
Розыском первого угнанного в России автомобиля стоимостью полмиллиона евро занялся лично глава МВД РФ. 
Серега в этот вечер с работы не вернулся.
Жена прождала всю ночь до утра, а когда узнала, что на Серегу напали, у нее от волнения начались схватки и она, вызвав скорую, благополучно родила.
Детки Петя и Федя на какое-то время осиротели, оказавшись под присмотром нелюбимой бабки, которую почти не знали, так как редко ее видели.
Во время нападения Серегу стукнули по голове и, то ли от удара, то ли от переживаний случился у него заскок. Он ничего не помнил, на зов врачей не реагировал и твердил одно только: «Майбах».
Следователь подивился записи, сделанной в карточке врачом, о том, что у пострадавшего расстроена память, и он маниакально повторяет одну и туже бессвязную фразу, состоящую из словосочетаний «Мой Бог».
Полиции, как всегда, досталось. Переживали и досадовали там оттого, что происшествие, само по себе ничтожное, кроме головной боли, ничего прибыльного не сулило. Сестра Лена одна прибывала в приподнятом настроении, предчувствуя, как от этой катавасии подскочит имидж брата и подымится рейтинг на канале.
Как угнали Майбах - неизвестно. Никто ничего не видел.
Серега очнулся где-то за городом, вышел на дорогу, и его подобрал гаишник. 
Он не разговаривал - то ли шок не прошел, то ли еще от чего, только следователь напрасно над ним бился.
Машину вскоре нашли в гараже, в одном из спальных районов. Шестиметровый Годзилла не вмещался в ракушку и торчал на виду у всего двора, пока его не заметил проезжающий мимо участковый.
Странное было происшествие, совсем не похожее на угон. Эту историю рассказывали, как анекдот. Кто говорил, что полиция сама угнала тачку, чтобы привлечь к себе внимание с целью повышения раскрываемости преступлений. Прошел слух о том, что угнали из мести актеры и сценаристы, уставшие ждать задолженность по зарплате. Тень подозрения в соучастии упала и на Серегу, де мол, «сработали не до конца и вовремя не сумели перегнать тачку». Поговаривали о сговоре со страховой компанией, так как машина застрахована была на полную стоимость.
Кого только не обвиняли в угоне: и поляков, и кавказцев и немцам досталось.
Как бы там ни было, Майбах нашли и дело об угоне закрыли. Серега оклемался и его из больницы выписали.
 Вместо ожидаемой девочки, у него родился мальчик.  Серегу это не зацепило потому, что он мечтал о девочке. Ему теперь было абсолютно все равно, кто родился, так как к нему вернулась память, и он снова затосковал о Майбах.
Несмотря на то, что его вина в угоне автомобиля исключалась, и следствием он был признан как потерпевший, продюсер договор расторг, то есть выпер Серегу без всяких объяснений. Правда, проявил при этом гуманность и небывалую щедрость, выплатив компенсацию и выходное пособие.
Жена такому обороту обрадовалась, поскольку сумма была внушительная, а Серега с этого дня занемог.
На почве переживаний у него приключилась хандра. Он мало спал, от еды отказывался и твердил одно только: «Майбах».
Набожной жене, как уже однажды было, слышалось «Мой Бог», и все повторилось.
 Жена позвонила врачу и Серегу вернули в больницу.
Палата, откуда он недавно выписался, оказалась свободной, и он очутился в том же месте, на той же кровати, от скрипа которой каждый раз просыпался.
Один журналист пронюхал, что шофер угнанного Майбах снова в больнице, захотел взять интервью у Сереги, но врач запретил, сославшись на плохое самочувствие пациента.
Журналист без труда связался с женой, и вся страна узнала, как многодетная мать с тремя младенцами детьми из последних сил бьется за существование, в то время как ее муж, уволенный злодеем продюсером, валяется в беспамятстве на больничной койке.
Шум поднялся сильнейший. Досталось самым именитым владельцам Майбах. Одного депутата Госдумы раскритиковали за то, что он приехал в резиденцию президента на обсуждение плана по борьбе с коррупцией на самой дорогой машине в мире. Возмущению не было предела. Один писатель даже обратился к депутату с открытым письмом, назвав его развратником и коррупционером, достигшим «апогея непрофессионализма» политического деятеля. Гневно обличая, писатель требовал объяснить происхождение собственности, полученной путем коррупционного лоббирования, а также автомобиля «Майбах». Писатель клятвенно обещал написать такой роман, прочтя который депутат скончается от инфаркта, вызванного правдой, содержащейся в книге. Короче, обещал убить депутата словом. Депутат не замедлил ответить и назвал писателя «долбаебом», который своими романами только помогает ему извлекать коммерческую выгоду. И он изложил свое видение и понимание издательского дела в стране не самой бедной, но самой читающей в мире и кто такие на самом деле его (писателя), читатели, и добавил, что «быдлу прикольно, что такое же быдло написало всамделишнюю книгу и ее напечатали и продают в самделишном книжном магазине. Пишите свои дурацкие романы, много пишите - сын мой тоже Майбах хочет», - закончил ответное письмо депутат. Эти «бодания» вызвали «внизу» негодование, типа «что Вы себе позволяете!?» Журналистов это подзадорило и следующим, кто попал под огонь критики за то, что ездил на Майбах, был столичный градоначальник и его знаменитая жена-предприниматель. Поговаривали, что на Майбах градоначальника «пересадили» недруги гомосексуалисты, которых он обозвал «исчадьями дьявола». А один бывший вице-премьер, он же бывший губернатор, опубликовал пасквильную брошюру о деятельности жены – миллиардерши с капиталом в 4-е миллиарда долларов, кооператора горбачевской перестройки, начавшую с производства изделий из пластмасс, пока на нее хлынул золотой дождь. Сам градоначальник разводил пчел и болел за любимый футбольный клуб «Москва». Ему нравился художник одной экзотической республики, работы которого символизирующие наше счастливое прошлое и безоблачное настоящее украшали почти каждый район города. Градоначальник незлобивый и уступчивый, быть может, и не обратил бы внимание на жалкие нападки неудачника. В России технология «втаптывания» отслужившего руководителя - порок живучий и неистребимый. До поры руководителя боятся, перед ним трепещут, подобострастно льстят, пока он в силе, исправно служит и «нужен», но стоит ветру перемениться, как заранее подпиленные ножки кресла, внезапно ломаются, и раздается команда «ату!». И коль скоро погода переменилась, и небо нахмурилось, бесполезно бомбардировать тучи химическими соединениями, пытаясь таким способом разогнать облака. Возможно, все так бы ни чем и кончилось, градоначальник наплевал бы и забыл, если бы не затронули деловую репутацию жены.
В кооперации с одним гением шахмат, который решил, что клевета и грязь принесут доход не меньший, чем игра в шахматы, бывший вице-премьер-губернатор, поставил профессиональный успех жены в зависимость от места работы супруга. Это походило на то, как если бы проходящий мимо мальчишка вздумал бы подергать за ручку двери или попинать колесо Майбах.
Абсолютно серьезный, исключающий всякую фамильярность градоначальник, подобно гордому арийцу, смастыренный изобретателем-немцем из металла–пластика и карбона, отреагировал по-мужски: вызвал клеветника в суд и выиграл дело, взыскав с обидчика полмиллиона рублей.
Не упустили своего, тявкнули хохлы, объявив градоначальника российской столицы персоной нон грата за то, что тот назвал Севастополь» исконно русским городом», и потребовал вернуть Крым. Но это были мелочи в сравнении с тем, что досталось продюсеру, которого обозвали бездушным, алчным, бесчеловечным за то, что он уволил Серегу.
Актеры и сценаристы возобновили атаки на офис продюсера с требованием выплатить зарплату и гонорар. Желтая пресса обрушилась на продюсера с обвинениями в развратном поведении и совершении сексуальных домогательств в отношении несовершеннолетних в безобразно роскошных апартаментах Майбах.
Снова зацепили депутата, обвинили в интимных связях с недоучившейся студенткой, которую депутат протолкнул в политику, подтвердив общее мнение о себе, как о политике «без тормозов», вызвавшим всеобщее негодование автомобилем Майбах, поставивший чуть ли не на грань срыва национальный план по борьбе с коррупцией, начавший было надвигаться с «неотвратимостью девятого вала».
Слухи о безобразиях, творившихся в салоне самого дорого автомобиля, обрастали подробностями, обретая такие скандальные формы, что продюсера и депутата обвинили, в конце концов, в порочных интимных связях, и депутату пригрозили лишением депутатской неприкосновенности и судом, а продюсера, под страхом потери деловой репутации, обязали погасить долг перед актерами и сценаристами.
- Чушь собачья, - ответил на обвинения с трибуны Государственной Думы депутат и от него отстали.
- Заплати оглоедам, - сказала сестра продюсеру, имея в виду актеров и сценаристов, - или продай Майбах.
Это напугало продюсера, и он категорически объявил сестре, что ни того, ни другого не сделает.
- Тогда хотя бы верни на работу Серегу, - строго сказала она.
- Какого еще Серегу? – удивился продюсер.
- Шофера, - уточнила Елена.
- Ах, это, - грустно ответил продюсер, вспомнив, что шофер неотъемлемая составляющая его любимца исполина Майбах.
Состояние Сереги было стабильное: он плохо ел, мало спал и не разговаривал.
Врач выписал Серегу, посоветовав жене определить его на время в какое-нибудь специализированное заведение.
Елена позвонила как раз, когда Серега вернулся из больницы домой, и сообщила жене, что муж может выйти на работу хоть завтра.
Жена рассказала Елене, что Серега еще очень слаб, плохо ест, худеет и часами таращился в потолок.
  Елена, с прискорбием, вынуждена была признать, что Серега не пригоден, и позвонила барыге, чтобы тот нашел нового шофера для Майбаха.
Жена, обеспокоенная состоянием Сереги, позвала приходского священника.
- Душа томится, - сказал священник.
- Отчего же, батюшка? – спросила жена.
- Оттого, что нынче у людей вместо сердца отвертка, - загадочно изрек отче.
- Что ж, батюшка?
- Мирская легкая жизнь приносит душе одну мирскую тревогу. Прельстился мечтой вот и приобрел адскую муку.
- Отчего же это с ним, батюшка?
- Отдалился от естественной, простой жизни. О Боге не думает.
- Как же, батюшка, ведь он Бога поминает. Только и твердит, что «Мой Бог», - сказала жена.
Батюшка строго взглянул на жену, как на дуру беспросветную, но вслух не высказался.
- Если бы с такой тревогой в душе люди жили по девятьсот лет, как при Ное, то жизнь бы сделалась, подобна, адским мучениям, - заключил он.
Жена от волнения ничего не поняла, молча смотрела и ждала, что батюшка подскажет, как ей мужа из небытия возвратить.
- Он не о Боге помышляет, а по машине с ума сходит, - сказал священник, жалея многодетную мать. 
- На сердце у него беспокойство об этом железном предмете. Сердце ищет выхода, да не находит. Один не справится. Всякий, кто ищет путь спасения, ходит вначале, как в чаще лесной или посреди сетей, пока не подаст руку тот, кто выведет его оттуда.
- Кто ж, батюшка, поможет, как ни Бог? – спросила жена.
- Ты возьмись. Чтением духовным ум его холодный и рассеянный оживи. Читай непрестанно, молись. Сердце любовью, а разум истинной наполнится, тогда выздоровеет.
- Да, сумею ли, батюшка? – засомневалась жена.
- Сумеешь, - твердо сказал батюшка. - Господь поможет.
Жена за дело взялась горячо. Сама еще от родов не выходилась, а силы будто утроились.
Малютки Петя и Федя, чувствуя материнские хлопоты, присмирели.
Новорожденный сильно не беспокоил, поест и спит - тоже ситуацию понимал. А жена сядет у кровати Сереги и читает. И «Лествицу» и «Отечник», Евангелие читала, молитвы утренние и вечерние.
Псалмы Сереге особенно нравились. Начнет, к примеру, жена читать какой псалом, а Серега глаза приоткроет и так слушает, слушает. Проникновенно, с пониманием слушал.
Просфору по утру съест, водой свяченой запьет и ждет, когда жена дела переделает и вернется почитать.
«На тебя, Господи, уповаю да не постыжусь вовек, - читала она, -  по правде Твоей избавь меня; приклони ко мне ухо Твое, поспеши избавить меня. Будь мне каменною твердынею, домом прибежища, чтобы спасти меня, ибо Ты каменная гора моя и ограда моя; ради имени Твоего води меня и управляй мною. Выведи меня из сети, которую тайно поставили мне, ибо Ты крепость моя. В Твою руку предаю дух мой; Ты избавлял меня, Господи, Боже истины».*
Серега начал потихоньку в себя приходить. По слову батюшки, правду сказать, выходило. Выздоровел он, как и занемог, сразу, словно бы от сна пробудился. И стала его совесть мучить оттого, что попусту столько времени провалялся, что оставил деток на произвол судьбы; увидел свою жену, измученную нуждой, заплаканную, и в нем пробудилось какое-то новое чувство, которое он раньше не знал и сейчас не мог с этим разобраться потому, что в таких делах не имел житейского опыта, и еще оттого, что прежняя круговерть вновь его всосала и завертела.
О Майбах Серега больше не вспоминал. Бомбил как прежде, заезжая домой пообедать.
 «Внешние соблазны так сильны, - говорит преподобный Нил, - что живущие в миру иногда как бы против своей воли увлекаются ими, и посему-то нужно искать покоя и тишины в уединении, где ничто не уязвляет душу, не поражает воображения, не раздражает страстей. Там око не видит соблазна, а чего не видит глаз, то не приходит на мысль, а чего нет в мысли, то не трогает воображение и не возбуждает страсти».**

У каждого явления есть обратная сторона. Душа Сереги, уязвленная искушением и соблазном, пораженная воображением и страстью к Майбах, умягчилась через уединение и смирение, и ему, наконец, открылись врата истиной любви.

   История на этом бы и закончилась, если бы не одно происшествие. 
По ночам продюсеру стал сниться один и тот же сон: едет он будто бы в Майбах и вдруг перед ним на матовой перегородке, разделяющей водителя и пассажира, возникает Серега.
Маленький, жалкий такой, вжимая голову в плечи, словно извиняясь, вкрадчиво вопрошал: «Майбах», а слышалось «Мой Бог» и продюсера, который и в церкви-то с роду не был, охватывал такой вселенский ужас, что он просыпался, рыдал и не знал куда деваться от этих слов. На душе становилось скверно, тревожно и, то ли от бессонницы, то ли от чего иного у продюсера началась мутота и беспокойство, вроде наркотической ломки, с какими-то неясными образами и чувством смутного сожаления и тоски о чем-то утраченном, навсегда потерянном. Он так страдал и мучился, что не выдержал и, в конце концов, выплатил долги актерам и сценаристам, перестал смотреть порно и даже пообещал сестре жениться. Сны, впрочем, от этого не исчезли, а страдания только горше стали. Чтобы избавиться от мучительных сновидений, продюсер старался не спать, но под утро сморенный все же засыпал и, просмотрев короткометражное сновидение с Серегой в главной роли, просыпался. Бодрости у него от этих «короткометражек», как ни странно, только прибавилось и он решил, было писать бессонными ночами заявки, но ничего на ум не шло. Заявки не давались, и он молча сидел и смотрел на небо, на звезды, на луну, и думал, что если бы знал молитвы, то мог бы молиться. Чтобы не вызвать лишних вопросов у сестры, которая и без того с подозрением к нему присматривалась, он под каким-то выдуманным предлогом выведал у нее, что был крещеный и подался в первую попавшуюся церковь и там, обливаясь горючими слезами, исповедался священнику во всех грехах, какие только мог припомнить. Потом раскопал где-то в офисе договор и нашел в том договоре адрес Сереги.
  Серега, вернувшись из дневного заезда на перерыв, обедал, когда в дверь позвонили.
Жена открыла и громко окликнула:
- Сергей, к тебе пришли! 
Серега не сразу признал в незнакомце бывшего шефа. Прежде он видел его в костюме и галстуке. Нынче на нем был серый кардиган грубой вязки с крупными деревянными пуговицами, под ним розового цвета майка. Рыжие вельветовые джинсы и коричневые ботинки выглядели пестро и смотрелись на исхудавшем продюсере нелепо, словно с чужого плеча.
- Здравствуйте, Сергей, - сказал продюсер.
На его исхудавшем лице светилась улыбка, в уголках рта появились складки морщин, которых раньше не было. Улыбка, собственно, и сбила Серегу. Он не узнал шефа потому, что улыбки прежде на его лице никогда не видел.
- Вы здесь живете? – спросил продюсер.
Сергей не нашелся что ответить.
- Это ваши детки? – продолжил анкетирование продюсер, не сходя с места.
Он стоял в дверях, проход ему загораживали двойняшки Петя и Федя.
В крохотной прихожей было тесно и продюсер, едва протиснувшись в дверь, оказался в ловушке, потому что дверь, припертая коляской, тут же за ним захлопнулась. Справа от него, прижимаясь к стене, завешанной одеждой, стояла жена, а позади двойняшек сам Серега. Дети с интересом разглядывали пришельца. Тишину нарушил Петя. 
- Как вас зовут? – спросил мальчик.
- Арсений, - ответил продюсер, смутившись оттого, что сам не представился. – Тебя как зовут? – спросил он из вежливости.
- Петр, - ответил мальчик, сильно картавя. – Это Федор, мой брат. Нам пять лет. Скоро исполнится шесть.
- Может, пройдете? – нерешительно предложила жена, догадавшись, кто пришел.
Серега продолжал смотреть на бывшего шефа без малейшего намека на гостеприимство.
Продюсер понял, что не дождется приглашения, но не обиделся. Он и не рассчитывал на другой прием и даже обрадовался, что все так и происходило, как ему представлялось.
Он видел в глазах Сереги полное равнодушие, и от этого ему сразу как-то стало покойно и уютно.
- Я хотел бы поговорит с вами, - сказал продюсер и заглянул в глаза Сереги. – Я прошу вашего внимания. Всего несколько минут, - добавил он, видя абсолютную незаинтересованность в глазах Серёги. 
- Проходите, - сказала жена, - и развернулась, чтобы расчистить продюсеру дорогу. -  Дети, кыш, дайте пройти. 
Дети, толкая друг друга, с криком бросились в комнату, залезли на диван и стали на нем прыгать.
Серега прошел в комнату и сел в единственное кресло, из которого торчали выдранные клочки ваты.
У остальной мебели, а это были стол, диван, два стула, с такими же драными, засаленными сидениями, был такой вид, будто все это однажды уже побывало на помойке, но чудесным образом вернулось и прочно обосновалось, и исправно служило молодой семье. В углу стояла двухъярусная кровать Пети и Феди, а рядом в кроватке спал новорожденный Степа, не обращая внимания на крики братьев. Одна стена была так размалевана, что первоначальный рисунок обоев был утрачен, а на противоположной стене такими же разукрашенными обоями была покрыта лишь половина стены, а другая половина зловеще ободрана и на обнаженном бетоне красовалась надпись: «мама и папа». 
Жена прогнала расшалившихся мальчишек на кухню и заперла дверь.
Продюсер сел на стул, который стоял ближе к Сереге.
- Я хочу, -  начал продюсер, но вдруг осекся, и через мгновение продолжил, - я прошу вас вернуться. Мы будем с вами, как прежде, вместе работать.
Серега долго смотрел на продюсера, обдумывая ответ.
- Нет, - ответил он так тихо, что губы его даже не шевельнулись.
- Я прошу вас вернуться, - повторил продюсер.
Он был готов к тому, что Серега откажется, знал и предвидел заранее, и приготовился к решительному наступлению, во что бы то не стало, вернуть Серегу. 
- Сергей, я готов платить вам любую зарплату, я готов сделать для вас все, что ни попросите. Я выполню любую вашу просьбу, только вернитесь.
- Зачем вам Майбах? – неожиданно спросил Серега.
Вопрос озадачил продюсера. Он предполагал, что Серега будет набивать себе цену или станет торговаться, но что он задаст вопрос, на который у него не найдется ответа, не ожидал.
Серега задал простой и ясный вопрос и ждал ответа.
Продюсер почувствовал себя каким-то уязвленным, глупым, пошлым, вторгшимся в чужую жизнь с идиотскими, бездарными просьбами к человеку, который в отличие от него жил и цеплялся за жизнь из последних сил. Ему стало вдруг совестно за свои слова, сделалось нестерпимо стыдно за то, что он пришел и уселся. Ему вдруг пришла в голову неожиданная мысль о том, что Майбах быть может нечто большее, чем машина, и Сереге это хорошо известно.
Жена усадила малышей обедать. В наступившей тишине слышно было, как стучат ложками о тарелки Петя и Федя, посапывает в кроватке Степа, и продюсер ощутил вдруг такой покой и умиротворение, что готов был отдать все, чтобы слушать стук ложек о тарелки.
- Простите меня, - сказал продюсер. – Простите…

После этой встречи продюсер продал Майбах, женился на скромной девушке, и написал заявку про то, как если немцу Майбах, то русскому обязательно Мой Бог.

* Давида псалом 30
** сборник Год Души 2009, стр.340