Катастрофа, социальный коллапс и человеческое вымирание
Робин Хансен, департамент экономики Университета Джорджа Мэсона.
Catastrophe, Social Collapse, and Human Extinction
Robin Hanson_
Department of Economics
George Mason University†
August 2007
http://hanson.gmu.edu/collapse.pdf
опубликовано в сборнике “Global catastrophic risks”
Краткое содержание
Люди постепенно создавали более продуктивные общества путём приобретения различных видов капитала и тщательного согласования их друг с другом. Поскольку потрясения могут навредить этому тщательному соответствию, большие потрясения могут привести к социальному коллапсу, то есть к сокращению продуктивности, непропорциональному исходному потрясению. Для многих типов катастроф тяжесть их, судя по всему, распределена согласно степенному закону. Для некоторых типов событий, таких как войны и землетрясения, наибольший ожидаемый ущерб предполагается в случае экстремальных событий, в результате которых погибнет большая часть населения Земли. Так что если мы собираемся беспокоится о войне или землетрясениях, мы должны в первую очередь беспокоится о крайних случаях. Если отдельные люди незначительно отличаются в своей сопротивляемости к таким разрушающим воздействиям, то тогда события, немного более сильные, чем экстремальные, приведут к гибели человечества, и единственной нашей надеждой было бы предотвратить такие события. Если же люди значительно различаются в своей сопротивляемости к таким событиям, то тогда имеет смысл увеличить степень разнообразия в этой степени сопротивляемости, например, посредством создания специальных заповедников, начиная с которых немногие уцелевшие люди могли бы воссоздать общество.
Введение
«Современное общество подобно велосипедисту, а экономический рост соответствует движущему моменту, который заставляет колёса продолжать вращаться. Пока колёса велосипеда вращаются быстро, он представляет собой очень стабильное транспортное средство. Но, как утверждает Фридман, когда колёса останавливаются – даже как результат экономической стагнации, а не депрессии, – то политическая стабильность, индивидуальная свобода и социальная толерантность оказываются под большой угрозой, даже если абсолютный уровень материального процветания остаётся высоким». (DeLong, 2006)
Основная причина, заставляющая быть аккуратным, когда вы поднимаетесь по лестничному пролёту, это не риск того, что вы оступитесь и соскользнёте на одну ступеньку назад, а скорее то, что, соскользнув на одну ступеньку, вы соскользнёте затем на следующую, и так пока вы не пролетите десяток ступеней и не сломаете шею. Таким же образом мы опасаемся относительно того типа катастроф, о которых говорится в этой книге («Global catastrophic risks», 2008) не по причине их ужасных прямых эффектов, но потому что они могут привести к ещё более повреждающему коллапсу нашей экономической и социальной системы.
В этой главе я рассматриваю природу общества, природу социального коллапса, распределение катастроф, которые могут вызвать социальный коллапс, и возможные стратегии ограничения масштаба и вреда от такого коллапса.
Что такое общество
Перед тем, как мы выясним, как рушится общество, мы должны выяснить, как общество функционирует и растёт. Люди гораздо более многочисленны, способны и богаты, чем наши дальние предки. Как это возможно? Один ответ состоит в том, что сейчас мы обладаем большим количеством всех видов капитала, но сам по себе этот ответ говорит нам мало; в конце концов «капитал» – это всё, что помогает нам производить и достигать большего. Мы можем это лучше понять, рассмотрев разные виды капитала, которые мы имеем.
Во-первых, мы имеем природный капитал, такой как почвы для земледелия, руды для добычи, деревья для лесозаготовок, вода для питья, животные для доместикации и так далее. Во-вторых, мы имеем физический капитал, такой как очищенная земля для земледелия, ирригационные каналы, дома для жизни в них, инструменты для использования, машины для езды и т. д. В-третьих, у нас есть человеческий капитал, такой как здоровые руки для работы, навыки, которые мы обрели с практикой, полезные технологии, которые мы открыли, и абстрактные принципы, которые помогают нам думать.
В четвёртых мы имеем социальный капитал, то есть способы, которые группы людей находят, чтобы координировать свою активность. Например, домохозяйства распределяют домашние обязанности, фирмы определяют задачи для сотрудников, сети фирм определяют поставки друг другу, города и нации организуются, чтобы осуществлять разные виды деятельности в разных местах, культуры организуют наши ожидания относительно того, как мы относимся друг к другу, закон организует наши объединения для урегулирования малых разногласий, и правительства координирует наши самые большие разногласия.
Есть несколько важных вещей, которые надо понять относительно всех этих видов капитала. Во-первых, ценность почти каждого из этих видов капитала значительно зависит от того, какие другие виды капитала находятся рядом. Изгородь может быть очень полезной в прериях, но бесполезной в джунглях, в то время как навыки ядерного инженера могут стоит миллионы в богатой стране, но ничего не стоит в бедной. Продуктивность чернорабочего значительно зависит от того, сколько ещё таких рабочих доступно.
Во-вторых, масштаб имеет большое значение. Чем больше людей в стране или городе, тем больше каждый из них может сузить свою специализацию и получить от этого выгоду. Особые продукты и услуги, которые просто невозможны в маленьком обществе, могут процветать в большом. Так что всё, что позволяет людям жить более плотно, или позволяет им общаться или путешествовать легче, может создать большие преимущества за счёт увеличения эффективной социальной шкалы. В-третьих, координация и баланс капитала очень важны. Например, места с низким социальным капиталом могут оставаться бедными, даже если снаружи к ним поступает огромное количество ресурсов и обучения, в то время как места с высоким социальным капиталом могут быстро восстановиться от войн, которые разрушили их природный, физический и человеческий капитал.
Рост общества
Противоположностью коллапса является рост. В течении истории мы наблюдаем драматический рост большинства, хотя и не всех видов капитала. Как это может быть?
В течении последних десятилетий экономисты узнали много о том, как общество растёт (Barro & Sala-I-Martin, 2003; Jones, 2002; Aghion & Howitt, 1998). Хотя значительная доля неясности остаётся, часть вещей стала понятна. Социальный капитал является критически важным; богатые места могут расти, тогда как бедные беднеют. Также критически важными являются масштаб и окружающая социальная активность; каждый из нас в целом значительно выигрывает от других видов продуктивной активности неподалёку.
Другим важным моментом является то, что лучшие «технологии», то есть лучшая техника и координация, в большей мере способствуют росту, чем природный или физический капитал. Лучшие технологии позволяют нам создавать и поддерживать больше природного и физического капитала, что является более сильным эффектом, чем способность природного и физического капитала порождать лучшие технологии (Grubler, 1998).
Чтобы завершить нашу ментальную картину, давайте быстро рассмотрим историю роста (Hanson, 2000), начиная с животных. Все виды животных имеют капитал в форме совокупности здоровых особей и тщательно отобранной генетической конструкции. Индивидуальное животное может также иметь капитал в виде берлоги, защищаемой территории и опыта в своей области. Социальные животные, как муравьи, имеют капитал также в форме стабильных организованных групп. В течение миллионов лет генетическая конструкция животных постепенно приобретала новые возможности. Например, в течение последнего полумиллиарда лет размер крупнейших мозгов удваивался примерно каждые 35 млн. лет. Примерно два миллиона лет назад приматы обрели комбинацию большого социального ума, и рук, которые могут обращаться с инструментами, а также рта, который может произносить слова; эта комбинация позволила инструментам, технике и культуре стать мощными формами капитала.
В начале человеческий вид имел примерно 10 000 членов, что, по некоторым оценкам, является минимально необходимым для функционирования вида с половым размножением. По мере того, как охотники собиратели постепенно аккумулировали больше видов инструментов, одежды и навыков, они обрели способность жить в большем количестве мест, и их число удваивалось каждые четверть миллиона лет.
В конце концов, около 10 000 лет назад люди в некоторых местах достигли достаточного объёма знаний о том, как ухаживать за местными растениями и животными, чтобы перестать кочевать и начали жить на одном месте. Некочующие фермеры могут вкладываться с большей выгодой в физический капитал, такой как очищенная земля, ирригационные каналы, здания и т. д.
Увеличение плотности населения, обеспечиваемое земледелием, позволило нашим предкам взаимодействовать и координироваться с большим количеством людей. В то время как охотник-собиратель мог встретить за свою жизнь не более нескольких сот человек, фермер мог встретить и торговать с тысячами. Вскоре, однако, преимущества земледелия в смысле масштаба и физического каптала достигли уровня убывающей отдачи от вложений, поскольку полная продуктивность региона была ограничена площадью земли и доступными для выращивания растениями и животными. Рост в те времена был ограничен в значительной мере скоростью, с какой люди могли доместифицировать животных и растения, что позволяло колонизировать новые земли. Поскольку фермеры больше общались, они могли быстрее распространять такие инновации, чем охотники-собиратели; в результате популяция фермеров удваивалась каждую тысячу лет. Несколько сот лет назад непрерывный рост эффективности земледелия и плотности населения в конце концов позволил людям настолько специализироваться, чтобы поддерживать индустриальное общество. Специализированные машины, фабрики и новые формы социальной координации привели к огромному росту продуктивности. Уменьшающаяся отдача от вложений, однако, быстро возникла в отношении веса машин, которую мы производим. Мы по прежнему производим такую же массу изделий в расчете на человека, как и двести лет назад. Современные машины гораздо более продуктивны, однако, благодаря улучшающимся технологиям. Сеть коммуникаций между специалистами в отдельных технологиях позволила быстро расти инновациям; в течение индустриальной эры мировой продукт (ценность изделий и сервисов, которые мы производим) удваивалась каждый 15 лет. Таким образом, в нашей истории наблюдается четыре периода роста: животные с увеличивающимися мозгами, люди охотники-собиратели со всё большим количеством инструментов и уровнем культуры, которые позволяли им занимать больше экологических ниш, люди-фермеры, доместифицирующие всё больше видов животных, растений и типов земли, и человеческая индустрия, улучшающая технологии и социальный капитал. В течение каждого следующего периода рост был примерно в сто раз больше, чем до того, и продукция вырастала примерно в двести раз. Хотя конечно интересно, могут ли ещё большие темпы роста появится в будущем, в этой главе мы обратим внимание на противоположную сторону роста: коллапс.
Социальный коллапс
Продуктивность общества постоянно колеблется, реагируя на различные изменения, такие как изменения в погоде, технологии или политике. Большинство таких возмущений являются малыми, и вызывают только небольшие социальные изменения, но немногие крупнейшие возмущения могут привести к большим социальным изменениям. В истории есть по крайней несколько примеров того, как социальная продуктивность быстро падала в достаточно большой степени. Например, были знаменитые и драматические падения, в числе которых античная Шумерия, Римская империя и народ Пуэбло. Столетие с низким уровнем дождей, вызвавшее три засухи, судя по всему, заставило Майя покинуть свои города и привело к драматическому снижению их популяции, хотя, вероятно, майя имели большой опыт в борьбе с засухами и в ирригации (?; Haug, Gnther, Peterson, Sigman, Hughen, & Aeschlimann, 2003). Некоторые объясняли эти исторические эпизоды коллапса внутренней тенденцией обществ перерасходывать ресурсы своей экологической ниши (Diamond, 2005), или создавать слишком тяжёлые общественные надстройки (Tainter, 1988). Другие исследования, однако, показывают, что наиболее известные древние коллапсы были вызваны радикальными климатическими изменениями (Weiss & Bradley, 2001; deMenocal, 2001). Размер социального разрушения, однако, часто выглядит непропорционально большим по отношению к внешнему воздействию. Точно также в недавние годы относительно небольшие внешние воздействия часто приводили к гораздо большим уменьшениям экономического роста (Rodrik, 1999). Эта непропорциональная реакция вызывает значительную озабоченность – что же вызывает её? Одно очевидной объяснение состоит в том, что сложная координация, которая делает сообщество более продуктивным, делает его также более уязвимым к возмущениям. Например, продуктивность нашего общества зависит от непрерывной поставки результатов работы большого количества специализированных систем, таких как электричество, вода, еда, тепло, транспорт, коммуникации, медицина, оборона, обучение и канализация. Поломка одной из этих систем на длительный промежуток времени может привести к разрушению всей системы. И поскольку различные географические регионы часто специализируются на поставках различных компонентов, разрушение одного региона может иметь непропорционально большой эффект на всё общество. Нарушения в работе транспорта могут также уменьшить преимущества масштаба, которыми пользуются общества. Виды капитала, тщательно сбалансированные в норме, могут разбалансироваться в ходе кризиса. Например, ураган может внезапно увеличить ценность газа, древесины и чистой воды по отношению к другим товарам. Внезапное изменение относительной ценности различных видов капитала производит неравенство, то есть больших победителей и проигравших, и зависть, то есть ощущение, что выгоды победителя незаслуженны. Такая зависть может провоцировать воровство и препятствовать функционированию обычных социальных институтов; вспомните распространённое сопротивление росту рыночных цен на газ и воду в периоды кризиса.
Проблемы «конца игры» могут также ослабить ценность репутации в суровых ситуациях. Значительная доля социальной координации и кооперации в наши дни возможна, потому что впереди простирается большое будущее. Мы пренебрегаем непосредственными личными выгодами сейчас – из страха, что другие могут позже узнать о таких действиях и избегать с нами связываться. Для большинства из нас кратковременные выгоды «предательства» кажутся маленькими в сравнении с долговременной выгодой социальной «кооперации». Но в случае глубокого кризиса преимущества предательства могут вырасти до громадных размеров. Так что тут будет не только больше личных соблазнов, но и ожидание таких соблазнов приведёт к уменьшению социальной кооперации. Например, судья, который обычно не берёт взятки, может так поступить, когда его жизнь в опасности, что даёт другим ожидание, что они могут скрыться с кражей, что ведёт к тому, что третьи будут избегать делать такие инвестиции, которые могут быть украдены, и так далее. Также люди могут быть не склонны доверять банкам и даже печатным деньгам, что приведёт к нефункциональности этих институтов. Такие множественные эффекты социального коллапса могут привести к тому, что социальные элиты попытаются обмануть остальных о масштабах любых надвигающихся разрушений. В результате индивиды будут в больше мере полагаться на свои собственные силы, что приведёт к меньшей социальной координации при борьбе с напастями.
Различные пути социального коллапса в значительной мере зависят от типа начального возмущения и от типа общества. Вместо того, чтобы обсуждать это в подробностях, посмотрим, как далеко мы можем продвинутся в общих рассуждениях о социальном коллапсе, вызванном значительными социальными потрясениями.
Распределение катастроф
Во-первых, рассмотрим некоторые общие черты тех событий, которые могут вызвать значительные социальные крахи. Мы имеем в виду такие события, как землетрясения, ураганы, эпидемии, войны, революции и т. д. Каждое из таких катастрофических событий может быть описано по степени его разрушительности, которая может быть определена в терминах энергетического выделения, количества смертей и так далее. Для большого количества типов катастроф, распределение разрушительности события следует степенному закону в большой области значений разрушительности. То есть шанс того, что в течение небольшого временного интервала некто увидит событие с разрушительностью S, которая больше, чем порог s даётся формулой:
P(S > s) = ks**(;а) (1)
Где k – константа, и а – это степень для этого типа катастроф.
При этом мы должны иметь в виду, что эти степени а могут быть известны только относительно шкал, установленных по известным данным, и многие спорят о том, насколько широко такие степенные законы могут приниматься (Bilham, 2004), и являются ли степенные законы наилучшим представлением, например, по сравнению с логнормальным распределением (Clauset, Shalizi, & Newman, 2007a).
Рассмотрение этих споров находится за пределами предмета этой главы. Вместо этого мы рассмотрим катастрофы, распределённые по степенному закону, как условный вариант для анализа. Наши выводы будут применимы к тем типам катастроф, которые продолжают быть распределёнными по степенному закону вплоть до случаев с очень большой жестокостью. В сравнении с этим условным случаем мы должны беспокоится меньше о тех типах катастроф, в которых частота очень больших событий находится ниже степенного закона, и больше – о тех типах катастроф, частота которых выше.
Чем больше степень а, тем меньше больших катастроф происходит по отношению к малым катастрофам. Например, если они распределены по степенному закону, то автомобильные аварии буду иметь высокий показатель степени, поскольку большинство аварий включает в себя только 1 или 2 машины, и только очень немногие инциденты включают в себя сто и более машин. Смерть от взрыва сверхновой будет иметь очень маленький показатель степени; если кто-то один на Земле погибнет от взрыва сверхновой, то, весьма вероятно, очень многие также будут убиты. Катастрофы с показателем степени, равным 1, находятся как раз посередине, и в них важны как малые, так и большие катастрофы. Например, энергия землетрясений, падение астероидов и тихоокеанские ураганы все, судя по всему, распределены с показателем степени равным 1. (Christensen, Danon, Scanlon, & Bak, 2002; Lay & Wallace, 1995; Morrison, Harris, Sommer, Chapman, & Carusi, 2003; Sanders, 2005). (Площадь поверхности, подверженная действию землетрясения, также распределена с показателем степени равным 1. (Turcotte, 1999).) Это означает, что для любой данной энергии землетрясений E и для любого промежутка времени, количество энергии, выделяемое в диапазоне от E до 2E, будет равно энергии в диапазоне от E/2 до E. Хотя во второй группе должно быть в два раза больше событий, каждое из событий будет выделать в половину меньше энергии.
Катастрофы с высоким показателем степени не имеют большого значения для социального коллапса, так как они имеют небольшие шансы оказаться масштабными. Например, исходя из опубликованных данных, мы можем оставить в стороне штормовой ветер (степень энергии 12), и беспокоится только о наводнениях, торнадо и террористических атаках (степени смертей 1,35, 1,4 и 1,4). Но должны ли мы быть ещё больше беспокоится о катастрофах с меньшими показателями степени, таких как лесные пожары (степень площади 0.66), ураганы (степень потерь в долларах 0,98, степень смертей 0,58), землетрясения (степень энергии 1, степень потерь в долларах и смертей 0.41), войн (степень смертей 0.41) и эпидемий (степень смертей 0.26 для захлёбывающегося кашля и кори) (Barton & Nishenko, 1997; Cederman, 2003; Turcotte, 1999; Sanders, 2005; Watts, Muhamad, Medina, & Dodds, 2005; Clauset, Young, & Gleditsch, 2007b; Rhodes, Jensen, & Anderson, 1997; Nishenko & Barton, 1995). Отметим, что степень энергии обычно выше, чем степень экономических потерь, которая в свою очередь обычно выше степени смертей. Это означает, что в сравнении с социальными потерями, вызванными небольшими воздействиями, социальные потери, вызванные большими потрясениями выглядят непропорционально большими, и этот эффект особенно силен в отношении катастроф, которые угрожают жизням, а не собственности. Это может (но не обязательно) отражать непропорциональный социальный коллапс, который вызывают крупные катастрофы.
Для тех типов катастроф, где ущерб распределён с показателем степени, меньшим единицы, если мы желаем тратить время и усилия на предотвращение и реагирование на малые события, которые причиняют вред только небольшому количеству людей, то мы тогда должны также желать потратить гораздо больше усилий на предотвращение и на реагирование на очень большие события, которые могут повредить значительной части человеческой популяции. Это связано с тем, что хотя большие события являются менее вероятными, огромный ущерб от них перевешивает их редкость. Если наше описание через степенной закон не является заблуждением, то в терминах ожидаемого количества смертей большинство смертей от войн, землетрясений, ураганов и эпидемий происходят от крупнейших событий этих типов, в которых гибнет значительная доля земной популяции. И эти смерти вероятно в непропорциональной степени вызваны социальным коллапсом, а не прямым воздействием краха.
Глобальные риски
Насколько мы должны беспокоится о ещё больших катастрофах, вызванных разрушениями в несколько раз более сильными, чем те, что могут уничтожить значительную долю человечества? Если нас волнует только ожидаемое число жертв результате события, то тогда мы не должны не особенно заботится о том, погибнет ли 99% или 99,9% популяции. Иными словами, для катастроф с низким показателем степени, нам следует озаботится в первую очередь относительно событий достаточно больших, чтобы уничтожить примерно половину популяции; наша озабоченность должна спадать медленно, когда мы обратимся к событиям, меньше этого уровня, и спадать быстро относительно событий, превосходящих этот уровень.
Однако событие, достаточно большое, чтобы уничтожить всё человечество, должно быть предметом отдельного беспокойства. Разумеется, возможно, что человечество вымрет в любом случае, и, возможно, что без людей какой-нибудь другой вид млекопитающих через несколько миллионов лет разовьётся настолько, что создаст общество, которое мы могли бы счесть ценным. Тем не менее, поскольку возможно, что ни одна из этих вещей не случится, то полное уничтожение человечества следует рассматривать как значительный ущерб, значительно превосходящий число жертв в результате такой катастрофы.
Судя по всему, группы из примерно 70 человек колонизировали как Полинезию, так и Новый Свет (Murray-McIntosh, Scrimshaw, Hatfield, & Penny, 1998; Hey, 2005). Так что давайте предположим, в качестве условной точки отсчёт для анализа, что для выживания человечества требуется, чтобы сохранилось сто человек в относительной близости друг к другу, после разрушающего воздействия и последующего социального коллапса.
При условии сохранения достаточно здорового природного окружения, сто здоровых соединённых вместе людей могут успешно освоить стиль жизни охотников-собирателей. Если они находятся в достаточно близком контакте и имеют достаточно ресурсов, чтобы прожить в течение переходного периода, они могут поддерживать достаточно разнообразный набор генов, и медленно увеличивать свои возможности, пока они не смогут освоить земледелие. Как только они смогут поддерживать коммуникацию, чтобы обмениваться инновациями и расти с той же скоростью, с какой росли наши предшественники-фермеры, тогда человечество сможет вернуться к нашему уровню популяции и продуктивности в течение 20 000 лет. (Тот факт, что мы уже использовали некоторые природные ресурсы в этот раз вряд ли будет иметь большое значение, поскольку скорость роста, судя по всему, не зависит от обилия природных ресурсов.)
Если же меньше, чем сто выживших будет в одном месте, мы полагаем, что человечество вымрет в течение нескольких поколений.
Рисунок 1. Сценарий мягкого обрезания степенного закона. Зелёная линия – число выживших после разрушающего воздействия. Синяя линия – число выживших после последовавшего социального коллапса. Зелёная линия – число погибших от разрушающего воздействия. Чёрная линия – число погибших после социального коллапса. По оси у – население, по оси х – частота катастроф, штук в год.
Рисунок 1 показывает нам конкретный пример, который позволит нам рассмотреть некоторые проблемы глобальных катастроф и социального коллапса. Он показывает лог-лог график зависимости разрушительности событий от их частоты. Для линии, отмеченной «смерти после катастрофы», часть линии на правой стороне графика приблизительно соответствует степенному закону, наблюдаемому для войн в настоящее время (смерти от землетрясений имеют тот же наклон, но случаются на 1/3 реже.) Линия под ней, обозначенная «прямые смерти», является умозрительной, и выражает идею, что разрушающее воздействие непосредственно вызывает только часть смертей; остальные связаны с социальным коллапсом после разрушения. Дополнительные смерти в результате социального коллапса являются небольшим добавлением для малых событий, но становятся значительным добавлением для больших событий.
Конечно, данные, на которых были построены эти степенные законы, не включает в себя события, в которых большая часть человечества погибла. Так что в отсутствии таких событий, нам приходится делать догадки о том, как продлить эти степенные законы в те режимы, когда гибнет большинство людей. Если S – это степень разрушительности катастрофы, к которой применим степенной закон, T – полная популяция перед катастрофой, и D – это число людей, погибших при катастрофе, то тогда один простой подход состоит в том, чтобы установить:
D = max(T, S). (2)
Это приведёт к очень резкому обрезанию графика. В этом случае или значительная часть популяции выживет или все погибнут; шансы на событие, близкое к границе – невелики.
Эта модель выражает ту идею, что вопрос о том, умрёт ли некий человек от катастрофы, зависит в первую очередь от силы самой катастрофы, и мало зависит от индивидуальной способности переживать катастрофы. Исходя из параметров на рисунке 1, есть шанс примерно 1/1000 в год столкнуться с катастрофой, уничтожающей всё человечество.
Фигура 1 показывает более гладкое обрезание графика:
1/D=1/S+1/T. (3)
В режиме, где большинство людей выживают, D много меньше T, в результате чего, D примерно равно S, и это даёт нам знакомый степенной закон:
P(D > s) = ks**(-a). (4)
Но в режиме, когда число оставшихся жить людей L = T – D невелико, при L много меньше T, у нас есть новый, но похожий степенной закон:
P(L < s) = k’s**(a). (5)
В этом предположении требуется гораздо более сильное событие, чтобы уничтожить всё человечество. Эта модель отражает представления о том, что в дополнение к силе катастрофы вариации в индивидуальной способности противостоять катастрофе тоже очень важны. Такие доли выживших, подчинявшиеся степенному закону, наблюдались в ряде биологических случаев (Burchell, Mann, & Bunch, 2004).
Различная сопротивляемость может быть вызвана географическими расстояниями, накопленным богатством, интеллектом, здоровьем и военной мощью. Рисунок 1 показывает, что есть шансы 1 к 3 миллионам в год на событие, которое убьёт каждого в последовавшем социальном коллапсе. Но шансы на событие, которое оставит в живых менее ста человек, составляют 1 к 500 000, а, как мы предположили, этого недостаточно для сохранения человечества. И если выжившие не находятся в одном месте, и не способны двигаться и собраться вместе, то потребуется несколько тысяч выживших, чтобы спасти человечество. Рисунок 1 иллюстрирует некоторые развилки, связанные с предотвращением вымирания человечества. Мы довольно произвольно предположили, что для спасения человечества потребуется 100 человек. Каково бы ни было это число, если уменьшить его в два раза, это будет эквивалентно уменьшению ущерба от данного типа угрозы в два раза, либо увеличению нынешней человеческой популяции в два раза. Согласно рисунку 1 это будет эквивалентно 25% снижению частоты, с которой происходит этот тип катастроф. Этот рисунок предсказывает, что из каждый 50 человек, выживших сразу после разрушающего воздействия, только один выживет после следующий за ним социальной катастрофы. Увеличение вдвое числа людей, которые переживут социальный коллапс, приведёт к тем же преимуществам.
Политика по предотвращению катастроф
Для некоторых типов катастроф, таких как автокатастрофы и шторма, частота падает столь быстро с разрушительностью, что большие события можно игнорировать; они просто не происходят. Для других типов катастроф, таких как наводнения, торнадо, и террористические атаки, частота падает достаточно быстро, чтобы катастрофы, достаточно большие, чтобы привести к серьёзному социальному ущербу, можно было бы в основном игнорировать – они являются крайне редкими. Но ещё для одного типа катастроф, таких как пожары, ураганы, землетрясения, войны и эпидемии, наибольший ущерб приходится на редкие, но крупнейшие события, которые причинят ущерб большей части населения Земли. Так что если мы хотим инвестировать средства в предотвращение событий такого типа, кажется, что мы должны вкладываться в наибольшей мере в предотвращение и в подготовку к крупнейшим событиям. (Конечно, это соображение отменяется, если есть другие преимущества в подготовке к малым событиям, преимущества, которые просто не применимы к большим событиям.) При некоторых типах событий, такие как войны и эпидемии, большие события вырастают из малых, которые пошли наперекосяк, так что подготовка к малым событиям и предотвращение их может быть наилучшим способом для предотвращения больших событий. Но иногда подготовка к малым событиям в корне отличается от подготовки к большим событиям. Например, наилучшей реакцией при маленьком пожаре в большом здании является оставаться на месте, пока не разрешат спускаться, но гибель Всемирного Торгового Центра научила, что это плохой совет при сильном пожаре. Также позволение государствам иметь ядерное оружие может отвратить их от малых войн, но побудить к большим войнам. Точно также, обычный совет при землетрясениях состоит в том, чтобы «нырнуть и накрыться» под столом или в дверном проёме. Это хороший совет для малых землетрясений, где основной риск состоит в том, что вас ударят падающие предметы со стен и с потолка. Но некоторые утверждают, что при больших землетрясениях, когда здания обрушиваются, прятание под столом скорее всего приведёт к тому, что вы будете раздавлены под этим столом; в этом случае лучшим вариантом является прятание под чем-то несжимаемым, таким как шкафы с папками, полные бумаг (Copp, 2000).
К сожалению, наши политические системы вознаграждают за подготовку к обычным ситуациям, а не к крупнейшим ожидаемым ситуациям ущерба. Для некоторых видов разрушающих воздействий, таких как удары астероидов, мы можем трудится над уменьшением частоты и силы событий. Для других типов разрушений, таких как ураганы, наводнения и землетрясения мы можем спроектировать наши материальные сооружения, так, чтобы они лучше противостояли разрушениям, например, сделать так, чтобы здания раскачивались, а не трескались, и строить дома за пределами затопляемых равнин. Мы также можем предотвратить ядерное распространение и уменьшить существующие ядерные арсеналы. Мы можем также так спроектировать наши социальные системы, чтобы они лучше противостояли ущербу. Мы можем предусмотреть различные кризисные ситуации заранее и принять решения, как бороться с ними. Мы можем определить, кто будет в ответе и за что, и кому будут принадлежать права собственности. Мы можем создать специальный страховые или управляющие кризисами организации, которые специально будут заниматься такими ситуациями. Если они могут рассчитывать на сохранение прав собственности в условиях кризиса, то частные организации будут иметь побудительную причину запасать ту частную собственность, которую они считают ценной в таких ситуациях. В отношении общественных благ или товаров с большой внешней полезностью правительства могут субсидировать организации, которые накапливают такие товары, готовясь к катастрофе. К сожалению, тот факт, что такие катастрофы редки, делает сложным исследование заявлений о том, какие именно механизмы потребуются в случае катастрофы. Строительная организация может утверждать, что плотина обрушится раз в столетие, и полиция может утверждать, что она сохранит спокойствие даже в случае серьёзного социального коллапса, но исторические данные не имеют большой пользы для подтверждения таких заявлений.
Если мы ценим будущие поколения человечества, мы можем желать предпринять дополнительные усилия для предотвращения вымирания человечества. Однако для тех типов катастроф, в которых вариации индивидуальной способности противостоять разрушающим воздействиям минимальны, нет большого смысла явным образом готовится к возможностям человеческого вымирания. Просто потому что почти что нет шансов на то, что событие такого типа поставит нас на грань вымирания.
Лучшее, что мы тут можем сделать – это пытаться предотвратить все большие разрушающие воздействия. Разумеется, могут быть не связанные с вымиранием причины готовится к таким разрушающим воздействиям. С другой стороны, может быть такой тип катастроф, в которых вариации способности противостоять разрушениям может быть важен. Если так, то может быть значительный шанс, что популяция после катастрофы будет лишь немного больше, или немного меньше порога, необходимого для сохранения человечества. В этом случае имеет смысл желать узнать, что мы можем сейчас сделать, чтобы изменить шансы. Наиболее очевидным решением было бы создать убежища со значительными ресурсами, которые могли бы сохранить небольшие групп людей при очень больших разрушающих воздействиях, при последующем социальном коллапсе и в переходный период пост-катастрофического общество. Если отчаявшиеся люди, пытающиеся пережить социальный коллапс, будут угрожать долгосрочной живучести убежища, например, разграбляя запасы, то тогда убежища должны быть изолированы, хорошо укреплены или достаточно засекречены, чтобы пережить такие угрозы. В действительности мы разработали такие убежища для защиты политических элит в эпоху холодной войны (McCamley, 2007). Хотя ядерные убежища сконструированы без учёта других угроз человеческого вымирания, вероятно стоит подумать о том, как их можно адаптировать к неядерным катастрофам. Также следует подумать о создании разнообразного набора убежищ, на случай других видов катастроф. Я могу представить себе секретные помещения в шахте, хорошо снабжённые запасами, и имеющие некоторые способы наблюдать события на поверхности и блокировать вход.
Важный вопрос здесь в том смогут ли убежища сохранить достаточно людей, чтобы сохранить достаточное генетическое разнообразие для пост-катастрофического сообщества. Если нет, то убежища должны либо рассчитывать открыться в правильный момент, чтобы сохранить достаточно людей из пространства за пределами убежища, или им потребуется некая устойчивая технология хранения генов и имплантирования их. Возможно, достаточно будет банка спермы. Развитие живучей генетической технологии может быть сложной задачей: устройства должны дожить до того момента, когда человеческая популяция достигнет достаточного размера, чтобы поддерживать достаточное генетическое разнообразие сама по себе. Но благодаря этому можно будет значительно снизить требуемую популяцию после коллапса, возможно, до одной фертильной женщины. С точки зрения задачи сохранения человечества уменьшение требуемой популяции с одной тысячи до десяти человек эквивалентно умножению текущей популяции в 100 раз, или снижению разрушительности воздействия в 100 раз. В примере на рисунке 1 это равносильно снижению частоты события в 50 раз. Убежища могут содержать много ресурсов, которые могут облегчить и ускорить реставрацию продуктивного человеческого общества. Они могут сохранять библиотеки, машины, семена и многое другое. Но наиболее важными ресурсами будут те, которые позволят человечеству выжить. С космической точки зрения не имеет большого значения потребуется ли одна тысяча или сто тысяч лет для возвращения на нынешний уровень развития.
Таким образом, главным приоритетом должны быть ресурсы, необходимые для возвращения хотя бы на уровень охотников собирателей. Важно понимать, что общество, отстраивающееся после почти полного вымирания, будет иметь гораздо меньший размер, чем наше общество; совершенно другие типы и пропорции капитала потребуются. Создание убежища, наполненного теми видами капитала, которые мы считаем ценным сейчас, может быть даже менее полезно, чем ненужные книги, медицинские препараты и компьютеры, которые посылают страны первого мира странам третьего сейчас. Машины быстро придут в негодность, а книги будут нести знания, несущие мало практической ценности. Вместо этого следует принять, что очень маленькая человеческая популяция вынуждена будет пройти по пути наших предков. Сто человек не могут поддерживать нынешнее индустриальное сообщество, ни даже, наверное, земледельческое сообщество. Они должны начать с охоты и собирательства, пока они не достигнут того уровня, на котором простое земледелие является возможным. И только когда их фермерское сообщество станет достаточно большим и развитым, они могут думать о том, чтобы вернуться к индустрии. Так что может иметь смысл держать в убежище реальных охотников-собирателей, фермеров, работающих на самопропитание, вместе с теми инструментами, которые они могут использовать. Конечно, такие люди должны быть достаточно дисциплинированы, чтобы мирно ждать своего времени в убежище, пока не произойдёт катастрофа. Возможно, должна иметь место ротация таких людей из защищённой области в те места, где они могут жить простой жизнью и поддерживать свои навыки. И, возможно, нам следует протестировать наши концепции убежищ, изолировав реальных людей на длительные промежутки времени, чтобы посмотреть, как хорошо конкретные типы убежищ срабатывают в деле возвращения к простому самоподдерживающемуся стилю жизни.
Заключение
Хотя есть много типов катастроф, которые могут разрушить человечество, наибольший ущерб от больших разрушений связан с последующим социальным коллапсом, а не с прямыми эффектами разрушающего воздействия. В размышлениях о предотвращении катастроф является критическим учёт природы социального коллапса и того, как мы можем его минимизировать. После рассмотрения природы общества и социального коллапса, мы рассмотрели то, как вставить социальный коллапс в рамки модели, в которой сила катастрофы распределена по степенному закону. Мы указали на два важных различия. Первое различие – это различие между теми типами катастроф, в которых малые события наиболее важны, и типами катастроф, в которых большие события наиболее важны. Второе главное различие состоит в том, являются ли индивидуальные вариации в способности противостоять катастрофе важными или незначительными. Для тех типов катастроф, в которых как большие события, так и индивидуальные вариации сопротивляемости важны, мы рассмотрели некоторые возможные направления приложения усилий по спасению человечества. А также мы кратко рассмотрели возможности построения специальных убежищ для увеличения шансов сохранения человечества в таких ситуациях. Очевидно, что это пока что очень грубое и предварительное исследование; в будущем имеет смысл провести подобный, более тщательный и численный анализ.
Примечания переводчика.
Впоследствии Хансен в своём блоге привёл данные исследования о том, что минимальное устойчивое сообщество млекопитающих имеет порядок 1000, а не 100 особей. (В среднем сообщество из 1000 особей имеет 90 процентные шансы выживания в течение 100 лет. Человек имеет как преимущества, так и недостатки в сравнении с другими млекопитающими. ) То, что для освоение Америки хватило 70 особей, было не правилом, а исключением – речь идёт об особо отобранных и подготовленных жизнью в Арктике людях, которым повезло. Кроме того, в этой группе могли быть и те, кто не оставил потомков и генетических следов, но участвовал в жизни группы (неизвестно, учитываются ли они в исследовании), или снабдил ее снаряжением, домашними животными или навыками.
Далее, Хансен отмечает, что последующий социальный коллапс приведёт к 50 раз большим жертвам, чем исходное разрушающее воздействие. Таким образом, для обеспечения человеческого выживания после катастрофы должно выжить не менее 50 000 человек. Причём выжить на одной территории – то есть на территории, где люди могут добраться пешком друг до друга. Такая территория может быть эквивалентна крупной стране или в лучше случае субконтиненту. Таких участков на Земле несколько десятков. В результате суммарное число выживших в результате первичного воздействия глобальной катастрофы по всей планете должно быть порядка миллиона человек, чтобы мы могли быть уверены в том, что они не вымрут в результате последующей деградации. Это казалось бы противоречит тому, что в истории Земли были периоды, когда на Земле устойчиво жило гораздо меньшее количество людей. Однако это противоречие снимается тем, что эти люди были очень тщательно адаптированы к своим условиям жизни, а условия к ним, в отличие от современного человека в постапокалиптическом мире.
Отмечу, что в достаточно большой группе людей наверняка будут носители ВИЧ. Нынешняя их концентрация примерно равна 1 к 100. Уцелевшее сообщество вряд ли будет иметь доступ к неограниченным количествам презервативов и современной медицине. Таким образом, оно постепенно может быть всё заражено. Другие медленно текущие болезни, угрожающие малому сообществу уцелевших людей – это сифилис и туберкулёз. В те времена, когда население Земли было мало, у него не было такого количество адаптированных к человеку болезней, так что выжившие после катастрофы люди могут оказаться в худшей ситуации, унаследовав те болезни, которые эволюционировали в эпоху большого населения Земли, но утратив механизмы их контроля, имевшиеся при цивилизации – презервативы и медицину.
Отмечу, что подавляющее большинство людей не умеет разводить огонь трением, привыкло жить при комнатной температуре, пользоваться туалетной бумагой и т. д. Некоторые спецназовцы, туристы, выживальщики больше подготовлены. Однако в начальный период после катастрофы преимущество будет у мародёров, а не у охотников-собирателей.
Литература
Aghion, P., & Howitt, P. (1998). Endogenous Growth Theory. MIT Press, London.
Barro, R. J., & Sala-I-Martin, X. (2003). Economic Growth (2nd edition). MIT Press, London.
Barton, C., & Nishenko, S. (1997). Natural Disasters: Forecasting Economic and Life Losses. http://pubs.usgs.gov/fs/natural-disasters/.
Bilham, R. (2004). Urban earthquake fatalities - a safer world or worse to come?. Seismology Review Letters.
Burchell, M. J., Mann, J. R., & Bunch, A. W. (2004). Survival of bacteria and spores under extreme shock pressures. Monthly Notices of the Royal Astronomical Society, 352 (4), 1273–1278.
Caplan, B. (2003). The Idea Trap: The Political Economy of Growth Divergence. European Journal of Political Economy, 19 (2), 183–203.
Cederman, L.-E. (2003). Modeling the Size of Wars: From Billiard Balls to Sandpiles. American Political Science Review, 97 (1).
Christensen, K., Danon, L., Scanlon, T., & Bak, P. (2002). Unified scaling law for earth-quakes. Proceedings of the National Academy of Sciences, 99 (1), 2509–2513.
Clauset, A., Shalizi, C. R., & Newman, M. E. J. (2007a). Power-law distributions in empirical data. arXiv:0706.1062v1.
Clauset, A., Young, M., & Gleditsch, K. S. (2007b). Scale Invariance in the Severity of Terrorism. Journal of Conflict Resolution, 5. http://xxx.lanl.gov/abs/physics/0606007.
Copp, D. (2000). Triangle of Life. American Survival Guide.
DeLong, J. B. (2006). Growth is Good. Harvard Magazine, 19–20.
deMenocal, P. B. (2001). Cultural Responses to Climate Change During the Late Holocene. Science, 292 (5517), 667 – 673.
Diamond, J. (2005). Collapse: How Societies Choose to Fail or Succeed. Viking Adult, New York.
Grubler, A. (1998). Technology and Global Change. Cambridge Universtity Press, New York.13
Hanson, R. (2000). Long-term growth as a sequence of exponential modes..
Haug, G. H., Gnther, D., Peterson, L. C., Sigman, D. M., Hughen, K. A., & Aeschlimann,B. (2003). Climate and the Collapse of Maya Civilization. Science, 299 (5613), 1731 –1735.
Hey, J. (2005). On the Number of New World Founders: A Population Genetic Portrait of the Peopling of the Americas. PLoS Biology, 3 (6), 965–975.
Jones, C. I. (2002). Introduction to Economic Growth (2nd edition). W. W. Norton &Company.
Lay, T., & Wallace, T. (1995). Modern Global Seismology. Academic Press, San Deigo, California.
McCamley, N. (2007). Cold War Secret Nuclear Bunkers. Pen and Sword.
Morrison, D., Harris, A. W., Sommer, G., Chapman, C. R., & Carusi, A. (2003). Dealing with the Impact Hazard. In Bottke, W., Cellino, A., Paolicchi, P., & Binzel, R. P.(Eds.), Asteroids III. University of Arizona Press, Tuscon.
Murray-McIntosh, R. P., Scrimshaw, B. J., Hatfield, P. J., & Penny, D. (1998). Testing migration patterns and estimating founding population size in Polynesia by using human mtDNA sequences. Proceedings of National Academy of Science USA, 95, 90479052.
Nishenko, S., & Barton, C. (1995). Scaling Laws for Natural Disaster Fatalities. In Rundle, J., Klein, F., & Turcotte, D. (Eds.), Reduction and Predictability of Natural Disasters, Vol. 25, p. 32. Addison Wesley.
Posner, R. A. (2004). Catastrophe : risk and response. Oxford University Press, New York.
Rhodes, C. J., Jensen, H. J., & Anderson, R. M. (1997). On the Critical Behaviour of Simple Epidemics. Proceedings of the Royal Society B: Biological Sciences, 264 (1388), 1639–1646.
Rodrik, D. (1999). Where Did All the Growth Go? External Shocks, Social Conflict, and Growth Collapses. Journal of Economic Growth, 4 (4), 385–412.
Sanders, D. E. A. (2005). The Modeling of Extreme Events.
Tainter, J. (1988). The Collapse of Complex Societies. Cambridge University Press, New York.
Turcotte, D. L. (1999). Self-organized criticality. Reports on Progress in Physics, 62, 1377-1429.
Watts, D., Muhamad, R., Medina, D., & Dodds, P. (2005). Multiscale, resurgent epidemics in a hierarchical metapopulation model. Proceedings of the National Academy of Sciences, 102 (32), 11157–11162.
Weiss, H., & Bradley, R. S. (2001). What Drives Societal Collapse? Science, 291 (5504), 609–610.