30. Музыкальные инструменты

Книга Кентавриды
Настала пора поговорить и о музыкальных инструментах. 
Отчасти таким инструментом было само тело кентавра (впрочем, как и тело человека, только у нас это получалось эффектнее и органичнее). Ведь ритм прекрасно выстукивался и копытами, и ладонями, и благодаря наличию шести конечностей и различности их материала, кентаврические ритмы могли быть очень затейливыми, но никогда – примитивными. Даже с помощью одних копыт кентавр способен произвести такой ритмический рисунок, который у людей доступен разве что самым искусным чечёточникам или профессиональным музыкантам-ударникам. Хлопки в ладоши, щелчки пальцами служат дополнением к основополагающей партии копыт; эта верхняя линия может приобрести дополнительную звонкость или громкость, если воспользоваться искусственно созданным инструментами – бубном, тарелками, барабаном, трещоткой…

   

http://www.flickr.com/photos/renzodionigi/3335032241/
(Леонтонтавр с коническими тарелками. Из средневековой рукописи)

Отдалённое подобие изощрённой кентаврической ритмики в европейской музыке появилось лишь в 20 веке – например, в творчестве Стравинского и Вареза. У меня есть сильные подозрения, что Игорь Фёдорович имел какое-то отношение к двусущностным  (недаром его называли «музыкальным Протеем»), однако, в силу своей сугубой рациональности, настоящим кентавром он не был. Касательно Вареза ничего определённого сказать не могу, но мне его музыка очень нравится. Хотя он объявлял себя воинствующим урбанистом, в его сочинениях звучит нечто столь первозданное, что кентаврическое сердце сразу узнаёт тут голоса и ритмы родного мира – доисторического и даже дочеловеческого.

С духовым инструментами чаще всего изображают сатиров и силенов, и это правильно: братцы предпочитали именно их, а лира была для них сложновата.
Но это не значит, что кентавры чурались дудок или, позднее, также и волынок.
 

Практически всякий кентавр с детства умел играть и на флейте типа свистульки, и на многоствольной свирели, изобретение которой приписывают Пану.

    http://www.illusionsgallery.com/pan.html
(Франц фон Штук. Пан)



Такие простые инструменты, особенно одноствольную флейту, нетрудно было сделать из любого подручного материала – из дерева, тростника, полой кости, глины. Этим забавлялись даже маленькие дети, и любой кентавр обычно носил при себе свистульку, на которой временам поигрывал для души или для надобности – приманивая птиц, подавая сигнал скоту, перекликаясь с сородичами. Вещица была легка и мала, и её можно было повесить на грудь, привязав к шнурку, или заткнуть за пояс, или сунуть в колчан со стрелами.

 
Другой духовой инструмент, авлос, звучащий наподобие гобоя или кларнета, был у кентавров не так распространён, хотя и на нём умели играть многие. Во-первых, для этого инструмента требовались мелкие и хрупкие детали – трость и язычок, а они вечно выпадали, терялись, ломались, приходили в негодность, – и в нужное мгновение оказывалось, что воспользоваться авлосом невозможно, а тростник не всегда был под рукой, да и не всякий годился для музыкального инструмента, и нельзя было сразу же срезать, заточить и приладить нужную штучку в нужное место: достаточно сказать, что заготовленному тростнику нужно было месяца два сохнуть, а работа с ним предполагалась кропотливая. Во-вторых, чтобы сохранить такой инструмент в относительной  целостности, для него нужна была специальная сумка или футляр, а кентавры очень не любили таскать на себе лишние вещи. Наконец, звук авлоса, более пронзительный и томный, чем у флейты, слишком сильно возбуждал молодых кентавров, приводя их в чувственный раж и толкая на опрометчивые поступки – поэтому старейшины допускали звучание авлоса только во время всеобщих празднеств. В этом, кстати, с кентаврами был полностью согласен и Платон, предполагавший запретить использование авлоса в своём идеальном Государстве. Афина же, как известно, вообще прокляла своё изобретение (первый авлос придумала она) и зашвырнула во фригийскую глушь, где его, себе на беду, подобрал самоуверенный Марсий. И хотя Марсий за соперничество с Аполлоном поплатился в буквальном смысле собственной шкурой, авлос, особенно двойной, остался в основном инструментом силенов и сатиров.

(Состязание Марсия и Аполлона)

Однако кентавры из числа спутников и приверженцев Диониса тоже играли на авлосе с удовольствием, и в древности их нередко приглашали на деревенские свадьбы и похороны, чтобы порадовать или утешить участников церемонии.

 

В более поздние времена кентавры осваивали и другие духовые инструменты – например, разнообразные рожки (как показано на фресках и мозаиках некоторых средневековых соборов).



Обладая мощными лёгкими и нечеловеческой выносливостью, кентавры без особого труда справлялись и с трубами, и с тромбонами, и с другими монстрами музыкального мира.
Думаю, что были и есть кентавры также среди органистов: существу с генетической памятью об имевшихся у него некогда трёх парах конечностей справиться с органом проще, чем потомку приматов.
Но строить предположений о том, кто из великих органистов мог быть нашим родственником, я не отважусь, хотя ничему бы не удивилась.


Самым почитаемым инструментом кентавров была лира.
Я бы даже сказала, что они относились к ней с трепетной нежностью, как к живому существу.
Простенькую лиру мог сделать себе любой кентавр, но создать хорошую лиру мог лишь искусный музыкант и многоопытный мастер.
Это только кажется, что достаточно приладить два рога (или две изогнутых дощечки) к двум перекладинам, поместить внизу резонатор, натянуть несколько струн из конского волоса либо бараньих жил, – и инструмент будет готов. Технология примерно такова, но суть сотворения лиры скорее сакральна, нежели материальна.
Прежде всего, важен резонатор. Греки чаще всего использовали черепаховый панцирь; так делали и мы, пока жили в соответствующих краях. Но зверски убивать безобидное земноводное только ради отнятия панциря считалось делом неправедным. Забрать жизнь можно было не у каждой черепахи, не в любое время и не просто так, а обставив этот ритуал надлежащим обрядами, причём животное должно было скончаться по возможности безболезненно. Иногда вместо панциря мог использоваться и череп крупного рогатого скота, но такой материал звучал хуже.
Стойки, крепившиеся к резонатору, делались, как уже было сказано, либо из рогов, либо из дерева. А дерево тоже годилось не всякое. Его тщательно выискивали, и перед тем, как срубить и распились, просили разрешения нимф. Чаще всего оно давалось, ибо древесная субстанция не уничтожалась, а преображалась в нечто более важное и редкостное.
Все детали будущей лиры должны были подходить друг к другу не только по размеру и пропорциям, но и по внутреннему ладу, а угадать его умел не всякий мастер. Пропорции же соответствовали законам гармонии сфер и звёздным ритмам, о которых  я тут распространяться не буду (всякий кентавр и всякий музыкант меня поймёт, а прочим это знать не обязательно).
В итоге хорошая лира являлась инструментом, заключавшим в себе целое мироздание. Лира связывала космос, землю, растительный и животный мир, разум, душу и чувства, число и звук,  и иногда достаточно было провести рукой по струнам, чтобы в обертоновом гуле услышать эту связь наяву, как данность, как первозданный голос Всего Сущего.


Искусной игрой на лире владели немногие, поскольку это требовало долгих постоянных упражнений, а сам инструмент был довольно хрупок и непригоден для ношения при себе во время буйной скачки по окрестностям, охоты или сражения.
Но иметь лиру в каждой семье считалось обязательным, даже если ею редко пользовались. Как раз лиру могли передавать по наследству, хотя редко какой кентавр расставался со своим инструментом, пока был в состоянии извлекать из него звуки.
Наряду с заботливо хранившимися семейными лирами делались и те, что были поменьше и попроще – обычно они служили для обучения. Иногда это была даже не лира, а луковидная арфа, с которой мог справиться даже маленький ребёнок.

Я везде пишу «лира», хотя на некоторых античных и более поздних изображениях кентавры (прежде всего, Хирон) представлены играющими и на кифаре. Вероятно, такое было возможно, но лишь в конце нашего пребывания в Элладе. Кифара гораздо тяжелее лиры; она имеет массивный деревянный корпус (а не черепаховый резонатор), и струн у неё от семи до двенадцати и даже больше. Это был инструмент профессиональных музыкантов, и в обиходе кентавров встречался нечасто. Наверное, у Хирона кифара была, и я не удивлюсь, если выяснится, что он получил её от Муз или от самого Аполлона.


По принципам игры кифара и лира ничем не отличались друг от друга (как нынешние рояль и пианино), но лира была нам привычнее.
Поскольку кентавриды больше времени проводили с детьми, то первые уроки игры кентаврята получали от матерей. Иногда этим обучение и заканчивалось, но если подросток проявлял особую склонность  к музыке, он отправлялся совершенствоваться к кентавру, уже прославленному как знаток или мастер лирной игры. 
Такими мастерами у нас, как и у людей, чаще становились всё-таки кентавры-мужчины, которые посвящали этому занятию много времени, пренебрегая многим прочим. Но их настолько уважали, что родственники, друзья и соплеменники охотно делились с ними добычей и прочей снедью, дабы иметь возможность слушать сочинённую такими искусниками музыку, в том числе сугубо инструментальную.
Возможно, современному человеческому слуху эта музыка мало бы что сказала – ещё меньше, чем пение кентавров.
Она была одновременно и мягкой, и сильной. От ней по жилам растекалось живое тепло, но при этом чувства и мысли выстраивались в гармоничный порядок.
 Даже не знаю, с чем бы её сравнить.
Впрочем, знаю…
Но не скажу.