Байдарка

(фото автора)

БАЙДАРКА
/или поход по объявлению/
рассказ
1

Байдарку мы купили на пару с Лёшкой. Мы с Лёшкой давние друзья, живем в одном доме, в одном подъезде, даже на одной лестничной площадке. Вместе учились в школе, вместе занимались греблей на "Стрелке", вместе поступили в один институт. Спорт мы бросили — олимпийские награды нам не "светили". Но руки тосковали по веслу, и после первого курса мы скинулись и купили байдарку. Мы плавали по Истре, по Киржачу, лихо обгоняя другие группы (спортсмены все же) и строили планы дальних походов.
А зимой с Лёшкой неожиданно произошло то, что иногда бывает с людьми нашего возраста — он влюбился. История эта, надо сказать, кончилась ничем: девушка вышла замуж, не за Лёшку, за другого. А Лёшка впал в тоску. Перестал заниматься, пропускал лекции и лабораторки, и в результате зимнюю сессию Лёха завалил. Тут он спохватился, да уже поздно. Из института Лёшку отчислили, а в мае забрали в армию, и я остался один. С байдаркой.
Но это, как говорится, присказка, а история произошла вот какая.
Наступило лето, я более-менее успешно перебрался на третий курс, и пришло время подумать об отдыхе. Я решил, с Лёшкиного согласия, конечно, воспользоваться нашей байдаркой. В городском клубе туристов я перебрал толстую пачку объявлений и наткнулся как раз на то, что искал. На половинке тетрадного листа торопливым почерком было написано: «Требуется молодой человек, имеющий байдарку, для участия в водном походе по Карелии второй категории сложности».
Что означает вторая категория сложности я, честно говоря, представлял с трудом, но решил, что мне, перворазряднику по гребле на байдарке, по силам любая категория — хоть вторая, хоть первая. В объявлении указывался номер телефона и приписка: «звонить вечером, спросить Геру».
Гера — это, должно быть, Герман, решил я и представил себе высокого светловолосого викинга. Мой новый напарник должен быть под стать Лёшке, мечтал я. Мы будем рассекать, без устали махая веслами, вызывая у всех, кто останется позади, зависть и уважение.
Чтобы у меня не оставалось конкурентов, я забрал объявление с собой и, добравшись до дому, тут же позвонил.
— Алё, — ответил звонкий девичий голосок.
— Попросите, пожалуйста, Геру, — сказал я.
— Пожалуйста.
В трубке слышалось сопение. Подождав немного, я повторил:
— Алло, мне Геру.
— Я вас слушаю, — ответил все тот же голосок, который никак не вязался с белокурым викингом.
Я немного замешался, но решил не отступать.
— Я по объявлению.
— Ой, как кстати! Мы в среду вечером хотим собраться всей группой и поговорить о походе. Вы в среду можете? Это послезавтра. А байдарка у вас есть? Она с фартуком? С проклейкой? А опыт водных походов у вас какой? — обрушила на меня кучу вопросов моя собеседница.
Когда в потоке слов образовалось затишье, я ответил, что байдарка есть, что в походы в принципе ходил, что готов к любым испытаниям, раз уж роль викинга выпала мне (последнее вслух я, конечно, не сказал).
— Значит в среду в семь вечера у Командора, — Гера продиктовала мне адрес, куда, я должен явиться.
«Командор» — это, конечно, впечатляет. До сегодняшнего дня мне были известны только три командора. Это великий мореплаватель Витус Беринг, статуя из «Каменного гостя» Пушкина и еще Остап Бендер. Так что в среду мне предстояло познакомиться с четвертым.
Еще я задумался над Гериным вопросом по поводу фартука и проклейки. Ну, что такое фартук я знал. Это непромокаемый чехол, который надевается на кокпит байдарки, защищая то, что в ней находится (в том числе и нижние части гребцов) от брызг и дождя. Производимые промышленностью байдарки фартуками тогда не комплектовались, но конструкцию мы с Лёшкой подглядели в одном из наших подмосковных походов и уже начали его мастерить. Мне оставалось только вшить в него обручи и сделать «юбочки», которые надеваются на гребцов для лучшей герметичности. А вот относительно проклейки я решил проконсультироваться у одного знакомого. Этот знакомый был заядлый турист, но войти новичку в его компанию — все равно, что начинающему поэту в Союз писателей. Штурмуя сверхсложные маршруты, он сам считал себя чуть ли не божеством в водном туризме и редко спускался со своего Олимпа, чтобы уделить внимание таким «чайникам» как я.
Робея, я набрал дрожащим пальцем номер и затаил дыхание. «Бог» был в благоприятном расположении духа и не стал, как обычно, презрительно хихикать над тем, что я не знаю элементарных вещей, которые и «козе понятны». Прежде всего, я узнал от него, что вторая категория, которую я собрался покорять, далеко не самая сложная. Самая сложная — шестая, а самая простая — первая (усек?). Теперь проклейка. Если на реке «шкуродер» (я говорю словами «бога»), без проклейки дело — труба, изведешь канистру резинового клея на заплаты и все равно пойдешь пешком. Короче я понял, что на днище байдарки, вдоль стрингеров (продольных элементов каркаса), надо приклеить полосы из толстой резины, которые будут защищать оболочку от пробоев при столкновении с камнями. «Бог» уже собирался повесить трубку, но я прокричал:
— Какую взять резину?!
— Порежь автокамеру! — донеслось из заоблачных высот, а в трубке раздались частые гудки.
В среду, ровно в семь вечера, звоню в квартиру Командора. Дверь открыла хорошенькая девушка. Не Гера ли? Я представился, она пригласила меня войти и крикнула вглубь квартиры:
— Гера, твой капитан пришел!
Значит, это не она. А жаль.
— Ой, не надо, не надо! — это уже относилось ко мне: девушка увидела, что я снимаю ботинки. — Пол все равно грязный.
Она схватила меня за руку и потащила в комнату, как будто я был ее давний приятель.
— Меня зовут Надя, — представилась она на ходу. — А вот ваш матрос.
Я уже немного понимал туристскую терминологию и знал, что обычно мужчина и владелец байдарки называется капитаном, а если в его экипаже женщина — то она без вариантов считается матросом. В чисто мужских экипажах вопрос кто есть кто долго решается спорным путем, но, в конце концов, капитаном считается тот, кто сидит сзади, в отличие от спортивных байдарок, где главной фигурой в лодке является загребной, сидящий впереди. В принципе, я считал (и до сих пор считаю), что это не существенно, во всяком случае, мы с Лёшкой этим вопросом не озадачивались. Главное для экипажа — схоженность и взаимопонимание. Тем не менее, водный туризм имеет давние традиции, мы с Лёшкой часто встречали на подмосковных реках группы, в которых обязательными атрибутами были флаги на каждой байдарке, тельняшки на каждом участнике, черные банданы и чуть ли не длинноствольные пистолеты с раструбами за поясами.
Однако я увлекся. Итак, меня представили моей будущей напарнице. Я критически оценил ее внешность. Скорее она была некрасива, хотя и миловидна. Будь я лет на десять постарше или немножечко пьяным, я бы смог назвать ее симпатичной. Но в данном случае речь шла не о выборе невесты, поэтому меня больше интересовали не экстерьерные ее качества, а физические. Здесь дело обстояло не лучше. Фигурка у нее была щупленькая, ручки слабые, а бедра при этом тяжелые. Короче, я понял, что в байдарке мне придется работать за двоих, и мышцы мои в походе не ослабнут.
Всего в квартире уже присутствовали пять человек. Я был шестым. Надя вела себя так, будто вопрос о зачислении меня в группу уже решен. Хоть я сам и не произнес ни да, ни нет, уже к середине встречи я внутренне понимал, что отказаться от участия в данной авантюре не смогу.
Но я забегаю вперед. После Геры меня представили Командору. Это был невысокого роста рыжий молодой человек с рыженькой «шкиперской» бородкой, конопатым лицом и очень жилистый. Он расхаживал взад-вперед по комнате, движения его были резкими, а речь — отрывистой. В зубах он держал коротенькую трубку, скорее для форсу (обычно заядлые курильщики предпочитают сигареты). Он крепко стиснул мою руку и сквозь зубы, не выпуская трубки, процедил свое имя, которое я не разобрал. Переспрашивать было неудобно, да и незачем, поскольку все величали его просто Командор.
Матросом Командора была Надя. Признаться честно, я охотно поменялся бы с ним местами. Надя — плотная, спортивная, движения уверенные, на вид она крепче, да и просто симпатичнее.
Третьим экипажем в пашей группе были два молодых человека — Коля и Толя. Первое время я путался, кто из них кто и стал различать их только на маршруте. Внешне они очень похожи: одного роста, одинаковые прически, одинаковые футболки, джинсы. Но насколько это разные характеры, я узнал позже.
Командор, меряя шагами комнату, пыхтел трубочкой и тыкал мундштуком в карту, разложенную на столе. Он рассказывал нам о маршруте, о трудностях, которые нам предстоит испытать, об опасных порогах и о сжатых сроках, в которые мы должны уложиться.
Потом мы утвердили длинней список снаряжения, расписали, кто чего берет, а Гера, которой в группе было поручено исполнять обязанности завхоза, огласила наш походный рацион. Меня несколько обескуражило намерение завхоза взять в поход свежую капусту, огурцы и помидоры — мы с Лёшкой (на что уж чайники) даже в двухдневных подмосковных выходах обходились концентратами и сублиматами. Но со своим уставом я в чужой монастырь соваться не стал, мало ли, может в туризме так принято, и не возражал даже против 20 кг картошки, которую выпало покупать мне. Каждый записал, что ему взять в поход из общественного снаряжения и продуктов, потом сдали деньги на билеты Командору и стали расходиться.
Как джентльмен и будущий капитан я вызвался проводить Геру домой. Она жила недалеко, и мы пошли пешком. Вечер был теплый и тихий, мы шли и болтали о предстоящем походе. Оказалось, что Гера тоже новичок в туризме, но к походу она и мои новые товарищи начали готовиться еще зимой. Что-то шили, клеили, мастерили. Гера говорила увлеченно и безостановочно.
— А я тебя совсем другой представлял, — вклинился я, наконец.
— Интересно. Какой же?
— Ну, сначала, прочитав объявление, я подумал, что ты мужчина.
— Это многие так считают. Думают, что Гера это уменьшительное от имени Герман. И совсем забывают, что Герой звали главную богиню в древнегреческой мифологии.
— Так значит тебя...
— Нет, это совсем другая история. Я редко кому ее рассказываю, но раз уж ты такой дотошный, то слушай. Моя мама в молодости играла в народном театре. Перед тем как мне появиться на свет, они ставили «Гамлета». Маме досталась роль королевы. Премьера все откладывалась и затягивалась — то ко дню металлурга надо было срочно поставить пьесу про сталеваров, то ко дню учителя чего-то там про школу, короче к премьере «Гамлета» мама была уже на седьмом месяце. Режиссер хотел сначала отменить спектакль, но потом решил, что беременность королевы-матери еще более усугубит трагизм постановки, и премьера состоялась. После этого труппа получила разгон от какого-то начальства за столь вольную трактовку Шекспира, ибо Шекспир нигде ни словом не обмолвился о беременности королевы. Режиссера сняли, правда, вскоре восстановили. Я появилась на свет раньше срока — мама очень переживала. Но все равно, в память о мамином «звездном часе», в моей метрике появилось имя Гертруда.
— Хорошо, хоть не Офелия.
— Ну, все, мы пришли. Вот мой дом. До свидания.

2.


День отъезда катастрофически приближался, а дел еще было немерено. Я проклеил оболочку байдарки разрезанной автомобильной камерой, доделал фартук, склеил из детской клеенки непромокаемые мешки для вещей и еще многое, многое другое.
А день отъезда приблизился настолько, что пора было ехать на вокзал. В условленный час мы стояли в условленном месте возле груды наших вещей — всевозможных упаковок, рюкзаков, рюкзачков и мешочков. Почти у каждого было по три-четыре места багажа. Это доставляло нам большие неудобства, мы долго подтаскивали наши вещи к поезду, потом обратно, когда выяснилось, что это не тот поезд. Наш поезд тем временем чуть не ушел. Молоденькие стройотрядовские проводницы терпеливо держали красные флажки, пока мы загружались, за что получили втык от бригадирши — поезд задержался с отправлением на две минуты.
В поезде я сделал для себя немало открытий. Я обнаружил, например, что мои спутники экипированы значительно лучше меня. Я уже слышал от Геры, что они всю зиму готовились к этому походу, но не думал, что так основательно. На них были новенькие, с иголочки, штормовки из плотного брезента, у меня же потрепанная джинсовая куртка, к которой я перед отъездом наспех пришил капюшон. У них были специальные гидрозащитные костюмы из легкой прорезиненной ткани, тоже собственного изготовления, которые они достали из рюкзаков и принялись хвалиться друг перед другом, кто аккуратнее выполнил работу. Я же взял для гребли огрызок плаща-болоньи.
Командор хвастался самодельной кружкой, которую он сделал из пивной банки. Вернее кружек было две, у них были сделаны убирающиеся ручки и они входили одна в одну, как матрешки.
— Вы только попробуйте, — говорил Командор, — они же ничего не весят!
Я вспомнил о двадцати килограммах картошки в моем рюкзаке и саркастически ухмыльнулся, экономия-то на спичках получается. Но моей ухмылки никто не заметил, потому что Толя схватился за голову и издал трагический вопль: он вспомнил, что забыл и кружку, и миску. Он даже сделал какое-то движение, чтобы выскочить из купе: похоже, он решил выпрыгнуть из поезда и сбегать домой за забытыми вещами. Но Командор поймал его за рукав.
— Чепуха, — успокоил он Толю. — Я дам тебе свою кружку и миску, а мы с Надей будем есть из одной.
Я уже немножко догадывался, что Командор с Надей не просто матрос и капитан, этому были и другие приметы.
— Они супруги? — спросил я Колю.
— Еще нет, но все идет к этому.
Коля и Толя уже не казались мне близнецами. Толя по большей части угрюм и замкнут, Коля же весельчак, певец и гитарист. Девушки-проводницы часто проводили в нашей компании свободные минуты и в знак особого расположения разрешили нам в любое время топить титан. Поэтому в нашем купе все время раскачивался подвешенный на веревках, чтобы не расплескаться, котелок с горячим чаем, издавая по всему вагону своими закопченными боками приятный походный аромат.
Когда мы собирались у Командора, он инструктировал всех, как должен быть экипирован турист-водник. Он говорил про спасательный жилет, про хоккейную каску, про наколенники и налокотники, и многое другое. Не будучи слишком искушенным в туристских делах, я тогда подумал, что все это чистой воды пижонство. Хоккейную каску я так и не купил, прихватил лишь на всякий случай старенький кожаный велошлем. Спасжилет не стал брать вообще, считая себя отличным пловцом. Узнав об этом, Командор рассердился.
— Ты знаешь, что такое порог? — спросил он.
На одной из станций, где была двадцатиминутная стоянка, мы сбегали в универмаг, купили там две надувные подушки, а заодно миску и кружку для Толи. С помощью подручных средств Надя и Гера сотворили из этих подушек и моего плаща что-то типа спасжилета.
— Ребята! Речка, речка! — посмотрев в окно, крикнула Надя.
Поезд, громыхая в стальных фермах моста, переезжал реку. Внизу, сверкая на солнце бурунами, бежала желто-коричневая вода. На берегу сушились байдарки, около которых копошились люди.
— И мы здесь будем ровно через пятнадцать дней, — объявил Командор. — Но наш маршрут здесь не кончится, мы пойдем дальше, к Белому морю! На Черном море был, на Каспийском был, на Славном, на Байкале то есть, был, а вот на Белом еще не был.
Через несколько часов мы стали подтаскивать вещи в тамбур. Поезд остановился на маленьком полустаночке, и застыл на минуту в нетерпении. Извлекли свой скарб из вагона мы гораздо быстрее, чем погрузили. А едва последний из наших рюкзаков оказался на низком перроне, тепловоз загудел, и состав тронулся. Девчата-проводницы помахали нам на прощание желтыми флажками и вместе с поездом исчезли там, где сходятся рельсы.
Командор отправился разведать дорогу к озеру. Наш маршрут начинался с озера, да и вся река, как большинство карельских рек, представляла собой цепочку озер, соединенных протоками. В этих-то протоках и бушевали пороги, о которых нам долго и с упоением рассказывал Командор. Оглядевшись по сторонам, мы обнаружили, что не одиноки во вселенной. В другом конце перрона с нашего поезда сошла еще одна, довольно многочисленная группа туристов. Они сгрудились в кучу, что-то прокричали хором, подхватили свои пожитки и двинулись строем. Проходя мимо нас и оглядев гору наших вещей, снисходительно бросили:
— Привет, коллеги!
До берега озера оказалось всего метров 700-800. Но как дались нам эти метры! Мешок с капустой постоянно вырывался из рук. Мешок с помидорами продырявился, и дорожную пыль окропляли кровавые капли томатного сока. Вещи мы перетаскали в три ходки челноком. Девушки взялись приготовить небольшой перекус, а мы, мужики принялись за сборку наших кораблей. Тут я обнаружил, что моя байдарка не хочет собираться. Сколько я ни силился распереть кильсон, все старания были напрасны. Я понял свою ошибку — наклеил защитные полоски резины на оболочку, не натянутую на каркас. Мужики, оставив свои дела, собрались вокруг моей лодки. Командор принял волевое решение и вылил на днище кипящую воду из кана, предназначенную для чая. В четыре мужские силы мы расперли, наконец, злополучный кильсон. В байдарке что-то хрустнуло, а несколько полос моей проклейки отвалились. Дело в том, что для проклейки я разрезал автомобильную камеру не по спирали, чтобы получить длинные полосы, а покромсал ее на кусочки сантиметров по тридцать. Командор критически осмотрел мою работу, сквозь зубы, сжимающие трубку, сказал: «Н-да...», и пошел заниматься своими делами.
Поднялся ветер. С озера на берег накатывал прямо-таки морской прибой. Мы нашли небольшую бухточку, где оказалось более-менее спокойно, спустили туда наши лодки и начали погрузку. Между тем наступала ночь. Белая карельская ночь. Краешек солнца завис на севере над самой водой и золотил пенные барашки волн. Шел второй час ночи. Все мы устали, хотелось спать, но Командор даже мысли не допускал о ночлеге здесь, около поселка. Дело в том, что в поход мы отправились «дикарями», не оформив маршрутные документы. Оказывается, каждая группа самодеятельных туристов должна заявить свой маршрут в маршрутно-квалификационную комиссию (МКК), встать на учет в контрольно-спасательной службе (КСС) и получить маршрутную книжку. У нас такой книжки не было. Нам бы ее просто не выдали, потому что кроме Командора в нашей группе туристского опыта никто не имел, разве что Надя, она ходила один раз в поход с Командором, но официальной справки за тот поход не получила. Из-за того, что у нас нет маршрутной книжки, Командор опасался, как бы к нам не придрались какие-нибудь проверяющие. А поэтому мы должны выйти на воду немедленно и доплыть хотя бы во-о-н до того мысочка.
Однако вещи укладываться в лодки никак не хотели. Что-нибудь постоянно оставалось на берегу. Вещей было много, а места в лодках мало. Надя злилась почему-то на меня, что у меня байдарка оказалась двухместная, а не трехместная. Я сказал, что в объявлении, это не оговаривалось. Надя сердито посмотрела на Геру.
Наконец, после долгих колебаний, решено было оставить местным хрюшкам то, что еще позавчера было помидорами. Уцелевшие мы съели и еще съели самый большой кочан капусты, подвязали кое-какие вещи сверху к деке, втиснулись в наши лодки и отчалили.
Тройка наших байдарок пересекала озеро в направлении северо-запад. Ветер дул под углом в правый борт, метровые валы разворачивали и тормозили нас. Когда байдарка неуклюже переваливалась через вал, шпангоуты запевали свою жалистную песню о нелегкой судьбе, и им скрипуче подпевал кильсон: «Не хочу, не хочу»!
Девицы храбрились. Ночь, болтанка, а им — хоть бы что.
— И совсем не страшно, с берега волны куда страшнее кажутся.
— А вода какая теплая!
— Искупайся...
— Вот ещё! Ребята, а мы в ту сторону плывем?
— В ту, в ту, — успокаивал их Командор. — Вон, справа от этого мыса пролив, нам туда.
В тени противоположного берега ветер стих. Командор и сам, похоже, не был уверен, что за мысом пролив, который нам нужен, и что это вообще пролив. Но достать карту там, на открытой воде, было немыслимо — только и знай, работай веслами, чтобы байдарку не перевернуло. Оставалось надеяться на интуицию.
Байдарки уткнулись носами в песок. Ветер утих, всходило солнце — а оно почти и не заходило. Ласково лопотали волны прибоя. Приятно после более чем двухчасовой гребли размять отекшие ноги. Мы попрыгали, поприседали, полюбовались восходом и стали готовиться ко сну. Командор с Надей спали в маленькой самодельной палаточке, в которой, как выразился Коля, нельзя даже сидеть в полный рост. А мы вчетвером разместились в трехместной «Варте».
Наутро — впрочем, когда мы поднялись, было не утро, а почти полдень, — пришлось сделать ревизию продуктам. Кое-что уже успело подмокнуть во время ночного перехода по бурному озеру. Часть сахарного песка, взятого для варенья, превратилась в сироп, подмокла мука, требовала просушки и картошка. С севера дул холодный ветер, зато солнце светило так жарко, что на лесной полянке можно было загорать, если бы не комары. Наша промокшая вчера одежда быстро подсохла на ветру и солнце. Толя сушил свои высокие болотные сапоги у костра. Коля попытался его отговорить, мол, на солнце они высохнут быстрее, но Толя не послушался. Он воткнул в землю веточки и пристроил сапоги у костра.
Мы с Герой пошли на берег озера вымыть посуду после обеда. Мимо нас проплыла на байдарках та группа, что вчера вместе с нами сошла с поезда.
— Салют, коллеги! — снова приветствовали они нас.
Неожиданно налетели тучи, стал громыхать гром. Мы засуетились, собирая разбросанные вещи и продукты, а с неба уже срывались редкие крупные капли.
— Резиной пахнет! — крикнул кто-то.
Толя вспомнил про сапоги, но поздно. Теперь из них можно было сделать разве галоши. Под проливным дождем выходить на воду мы не собирались. Командор поворчал, но мы уже забрались в палатку и незаметно уснули.
Когда проснулись, было тихо, пасмурно и десятый час вечера. Командор предложил тронуться в путь, мы возражать не стали. Ночь светлая, видимость, хорошая, озеро спокойное, все хорошо выспались, да и надоело порядком торчать на этом мысу.
Мы плыли рядом, не спеша, нос в нос. О чем-то весело болтали, шутили, даже пели. Мимо нас проплывали призрачные островки, похожие на оазисы в пустыне, а верхушки елей тянущегося вдоль коренного берега леса напоминали зубчатые крепостные стены. У Командора имелась прекрасная, очень подробная карта, но он ее редко показывал нам, предпочитая ориентироваться сам. От воды поднялся туман, и вскоре видимость стала не больше двух десятков метров. Мы шли вдоль берега от мыса к мысу и все равно заблудились. Зашли в залив, где Командор предполагал протоку в очередное озеро, но никакой протоки там не оказалось. На воде мы уже находились более шести часов, все изрядно устали, проголодались, к тому же хотелось мальчикам налево, девочкам направо. А потому решили — бог с ней, с протокой, остановимся хотя бы отдохнуть и поесть. Хотя по времени полагалось быть завтраку, мы сделали полный обед — щи с капустой, гречневую кашу с тушенкой и компот.
Пока готовился обед, Командор пошел пешком вдоль берега, надеясь разыскать протоку. Ветра не было совсем, в воздухе стоял звон от комаров и горьковатый запах рододендрона, смешанный с еловой хвоей. На карликовой березке выступили крупные капли росы, становилось заметно теплее, туман поднимался вверх, а там, наверху уже виднелись голубые проталины. Стало совсем светло. Из лесу донесся радостный возглас Геры:
— Ребята, черника!
Черникой была усеяна огромная поляна, и вскоре мы забыли про комаров и про то, что Командор отсутствует уже больше часа, все накинулись на чернику, набивая рты полными горстями.
Вернулся Командор. Протоки он не нашел, впереди болото, для лагеря места хорошего нет. Предложил после еды садиться в лодки и проплыть еще чуть-чуть.
Часа через полтора злополучная протока была, наконец, найдена. В протоке шумела небольшая шивера. Командор велел всем причалить и выйти на просмотр. Оценивая сейчас это препятствие, я бы его и препятствием-то не назвал, но тогда эта шиверка показалась мне страшным порогом.
На берегу другая группа сворачивала лагерь, собираясь в путь. Это были те самые ребята, которые встречались нам уже два раза.
— А, коллеги! — снова сказал один из них.
Они с интересом наблюдали за тем, как мы долго просматриваем пустяковую шиверу и нарочито мешкали с отплытием, ожидая родео. Командора это задевало за живое. Они с Надей сели в лодку и прошли первыми. Прошли хорошо, не зацепив ни одного камня. Коля с Толей и мы с Герой, как ни странно, тоже справились с первым препятствием благополучно. «Коллеги» были разочарованы и вскоре уплыли. Командор настаивал продолжить путь но девчата устали, им эта затея не очень понравилась. В конце концов, мы воспользовались стоянкой наших предшественников и остались тут на дневной сон, решив пуститься в плавание как и в прошлый раз — ночью.

3.

Шла вторая неделя похода. Озёра становились короче, а протоки длиннее, многоводнее и быстрее. Это радовало нас, потому что озера непросто давались нашей группе: приходилось плыть все время против ветра на тяжело груженых лодках. С ориентированием тоже не всегда обстояло гладко, порой мы заходили в заливы в поисках протоки и, не найдя ее, возвращались назад, накручивая лишние километры. Да и в путь собирались мы медленно, что явно раздражало Командора. Он ходил, грызя мундштук своей носогрейки, бурчал на нас, мол, чего вы копаетесь, хотя прекрасно видел, что никто не копается. Еще в первые дни я заметил, что в его лодке значительно меньше вещей, чем в наших. У нас «ехали» почти все продукты и общественное снаряжение, поэтому и грузиться нам приходилось дольше, и грести тяжелее. Но Командор выговаривал нам, что если мы хотим пройти маршрут согласно нашим планам и выйти к Белому морю, то должны шевелиться шустрее.
Меня раздражала Герина манера грести. Сколько я ни пытался поставить ей гребок, все усилия мои были тщетны. Ученица ли неспособная или я никудышный тренер, не знаю. Гребок у нее получался вялый, она как-то неестественно выкручивала кисть правой руки, совершенно не работала корпусом и смотрела на лопасти. Так что мне приходилось грести за двоих. В спортивной гребле байдарочники гребут развернутым веслом, то есть лопасти весла повернуты друг относительно друга на 90°. В первый же день я заставил развернуть весло Геру. Она поначалу протестовала: «Я не привыкла!», но я настоял на своём. Глядя на меня, развернул весло Коля. Он почему-то сразу проникся ко мне уважением и все делал как я. Остальные гребли прямыми, неразвернутыми веслами. Тем не менее, байдарка Командора шла очень ходко. Правда, и груза у них было меньше, да и ребята они физически крепкие. Сильно отставали на плесах Коля и Толя. Командор ворчал на них:
— Мы медленно собираемся, мы медленно плывем, мы отстали от графика больше чем на сутки! Так мы не успеем к Белому морю!
Ничего, надеялись мы, вот кончатся озера, начнется настоящая река с быстрым течением, там уж мы наверстаем упущенное. Как только речка побежит, и мы пойдем шустрее. Но не тут-то было. Начались длинные шиверистые протоки с множеством камней, и наши байдарки стали дырявиться.
Первым продырявился Командор. Мы остановились, вытащили его байдарку на берег, перевернули. Дырка была не такая уж и большая, в нее едва пролезал палец, можно было залепить ее пластырем и плыть дальше, но Командор решил клеить. Он велел нам развести костер, а когда тот разгорелся, вытащил головешку и стал сушить поврежденное место. Моросил мелкий дождик, пронизывающе дул ветер. Командор накрылся куском полиэтиленовой пленки и колдовал над байдаркой, Толя стоял на берегу и швырял спиннинг, а мы сгрудились у костра, Коля веселил нас анекдотами. Командор высунул из-под пленки чубук трубки и процедил сквозь зубы:
— Чтобы огонь зря не пропадал, согрели бы чайку!
— Есть! — радостно отозвались мы.
— Кто дежурный? — спросил я без всякой задней мысли.
— Ну я, я дежурный! — крикнул Командор из-под пленки. — Что из этого, видите, я занят!
Через пару часов, после того как мы отплыли, продырявился я: мы сели на камень почти посередине реки. Я этот камень в сумерках просто не разглядел и хотелось крикнуть на Геру: «Ты же впереди! Неужели не видишь, куда плывем?!» Но я сдержался. Мы подергались, однако слезть с камня не смогли.
— Помощь нужна? — спросили, проплывая мимо, Коля и Толя.
— Не надо, — ответил я.
Я решил спрыгнуть за борт и сдернуть байдарку с камня.
— Сиди, не шевелись! — велел я Гере.
Оказалось довольно глубоко, почти по грудь. Течение чуть не подхватило меня, но я вцепился в байдарку и, нащупав ногами дно, продвинул ее вперед. Что-то металлически заскрежетало, но байдарка пошла. Когда я забрался в нее, то почувствовал, как быстро прибывает вода. Скоро она прибудет настолько, что мы повторим участь «Варяга». Мы не стали догонять ребят, а быстро пошли к берегу. Я засвистел, чтобы обратить на себя внимание. Ребята обернулись и тоже причалили.
Когда они подошли к нам по берегу, мы перевернули лодку: длинная пробоина шла по стрингеру, как раз в том месте, где отвалилась проклейка.
— Шить надо, — сквозь зубы буркнул Командор.
— Да, шить, — подтвердили ребята.
У меня не было ни капроновых ниток, ни толстой иглы. Пока Коля бегал за своим ремнабором, я протирал поврежденное место носовым платком. Дождь не переставал моросить. Сейчас Коля принесет нитки, ребята разведут костер, достанут котелок, заварят чаю. А в принципе, пора бы и лагерем вставать на ночевку, место тут неплохое…
Командор посмотрел на свои водонепроницаемые часы и обратился ко мне:
— Слушай, вы тут вдвоем справитесь? А мы, пожалуй, пойдем дальше. Уже темнеет, а пройти еще километра два-три не помешает. Починитесь, догоняйте!
Скрюченными от холода пальцами я как мог быстро орудовал иглой. Гера прыгала вдоль берега и размахивала руками, пытаясь согреться.
— Дай я пошью, — внезапно предложила она.
Я этого от нее не ожидал, но не стал противиться, а сам тем временем вырезал заплату. Когда работа была окончена, я один перевернул тяжело груженую байдарку и подтащил ее к воде.
Плыли мы часа полтора. Ребят нигде не было. Смеркалось. Ночи уже стояли не такие белые, как раньше, да и непогода делала их темнее. Впереди шумел перекат. Река разлилась широко. Когда по днищу заскрежетала галька, я спрыгнул за борт, чтобы облегчить байдарку и провести ее. Гере я велел забрать весла и идти пешком по берегу, но она, то ли из солидарности, то ли из женского упрямства брела за мной по колено в воде, засунув руки под спасжилет и неуклюже волоча весла, рискуя быть сбитой течением — я хоть держался за байдарку. К счастью, в это время с берега донесся голос Коли.
— Сюда, сюда! — кричал он. — Мы тут, за поворотом! Еще метров двести!
В лагере горел костер. До чего же приятно после трудного дня оказаться дома! Пусть в спальных комнатах этого дома ветер продувает тряпичные стены, а в гостиной вообще нет стен, только полиэтиленовая крыша, с которой иногда капают капли за шиворот, а в кухне нет и крыши, все равно мы были дома. Весело трещали еловые дрова, в кане булькала каша, Надя делала салат из капусты и огурцов, Командор жарил на противне грибы, Толя разделывал щуку, Коля пел под гитару, и все было как-то по-семейному, просто и уютно.
После ужина нас охватила истома. Все устали, промокли, хотели спать, но никто не уходил от костра. Мы пели, ребята вспоминали походные истории. Турист что охотник — что было, прикрасит, чего не было, сочинит. Вспоминали и сегодняшний день.
— Это еще цветочки, — говорил Командор. — Впереди будут два порога четвертой категории сложности. Один почти непроходимый.
— Что значит, порог четвертой категории сложности? — спросил я.
— Увидишь, — ответил Командор. — Спать пора.
Он отправился в палатку.
И вскоре я увидел. Заслышав впереди шум, мы причалили к берегу на просмотр. Командор сказал: вот пройдем, мол, этот маленький порожек, а за ним будет тот, четвертой категории. У Коли и Толи текла лодка. Они остались отчерпываться, а мы пошли просмотреть порожек с берега.
В каньончике, образованном двумя скальными глыбами, кипела вода. Разогнавшись, струя воды ударяла в огромный камень посередине русла и, разделившись надвое, уходила в поворот. Правая струя била в берег, левая размазывалась по каменистой гряде.
— Ничего себе «порожек»! — воскликнула Гера.
Вернувшись к байдаркам, Командор отдал распоряжения:
— Мы с Надей пойдем первыми и станем на страховку. Вы, — обратился он к Толе и Коле, — вторые. Берегитесь булыжника в центре, обходите его слева.
— А если не получится?
— Тогда как получится. Но справа опасный прижим. Потом пойдете вы, — сказал он мне. —   По команде: вам кто-нибудь посигналит. Ну, поехали.
Мы с Герой поднялись наверх посмотреть, как пройдет Командор. Коля с Толей остались в лодке. День был ясный, в каньоне на солнце сверкали буруны, и скоро в них заплясала байдарка Командора. Работали они красиво, можно сказать грациозно, несмотря на их неразвернутые прямые весла. Тот камень в середине порога они уверенно обошли слева, в прижим не попали, после поворота реки врезались в выходные стоячие валы, покачались на них и, сделав, эффектный разворот, причалили к нашему берегу.
Мы с Герой спустились со скалы. Коля с Толей долго застегивали каски, полоскали в воде весла, наконец, Толя не то сказал, не то спросил:
— Пошли что ли?
Они оттолкнулись от берега и вскоре скрылись за поворотом. Мы с Герой сидели в лодке в томительном ожидании. Я тупо смотрел на оранжевый лишайник, покрывавший прибрежные камни, и размышлял о бренности бытия. Гера тоже сидела молча, задумавшись о своем, о девичьем. Я не видел ее лица, но мне показалось, что уши у Геры стали белыми. Мы ждали уже около получаса, сигнала не было. Внезапно из-за скалы выбежала Надя. Глаза у нее были квадратными. Она что-то кричала и размахивала руками. Единственное, что я понял, это: «Ребята утопили байдарку!»
— А сами-то как?!! — крикнул я.
— Сами целы! Но они заломали лодку и утопили ее!
— Я боюсь, — тихо сказала Гера.
— Ничего, — как можно бодрее ответил я. — Сейчас мы пройдем. Вот увидишь — пройдем!
— Я боюсь! — повторила она громче. — Я боюсь, я не хочу!
Прибежал Командор.
— Чайники! Налетели на булыжник и привет! Байда утонула...
— С вещами?
— Кое-что выловили. А вы что сидите? Идете или нет?
 — У меня матрос бунтует.
— Я боюсь! — повторила Гера.
— Вылезай! — коротко приказал Командор.
Гера послушно вылезла на камень, Командор сел на ее место.
— Дай весло!— сказал он ей. Потом мне: — Отчаливаем, пошли!
Мы сделали один гребок, второй. У Командора весло вошло в воду ребром — оно было развернуто. Командор матюгнулся и на ходу перекрутил лопасть.
— Значит так! — говорил он, обернувшись ко мне, пока мы подплывали к порогу. — Сейчас из-под правого берега быстро-быстро выстреливаем влево! Около булыжника затабанишь правым, понял? Потом — в сумятицу валов!
Тут со мной что-то произошло. Я не плыл, нет, летел! Я понял воду. Я чувствовал ее, чувствовал байдаркой, веслом, телом. Мне хотелось вот так всегда плыть, плыть и плыть, объезжать камни, я их видел, врезаться в валы. Со мной ничего не произойдет, ничего не случится, я все могу, все умею. Вот сейчас я заверну немного влево, а вот сейчас врублюсь, как на финише во время гонки. Вот он, «булыжник», острая пирамидка, величиной с киоск «Спортлото». Остался позади. В такие лотереи мы выигрываем. А вот Коля с Толей проиграли… Байдарка скрипит и изламывается на выходных валах. Мы разворачиваем ее к берегу и подчаливаем.
— Ничего,— похвалил меня Командор. — Молодец, хорошо сработал.
На берегу стояли мокрые Коля с Толей. Они доложили Командору, что после ревизии выловленных вещей выяснились потери: Толин спальник, мешок с картошкой, фотоаппарат, спиннинг и один топор (второй ехал у меня).
Из лесу вышла радостная Надежда. В руке она держала каску, полную грибов.
— Ребята, там избушка! — воскликнула она.
— Где?
— Да наверху. Здесь недалеко, по тропинке. Избушка и какая-то дорога.
Мы поднялись наверх. Действительно в лесу стояла избушка, а рядом с ней начиналась (а, может, кончалась) старая заросшая колея, которая просекой уходила в лес.
— Что ж, отлично! — сказал Командор. — Тут и заночуем.
Гера не хотела оставаться на ночлег в избушке. Она считала, что там в каждой щели полно клопов и тараканов.
— У тебя что, в московской квартире тараканов нет? — удивился Коля.
— Представь себе, нет! — язвительно фыркнула Гера.
— Откуда здесь клопы и тараканы? — удивился Командор. — Зимой они напрочь вымерзли бы, а летом им взяться неоткуда, Эти твари возле людей живут. Давайте ночевать в избе, чтобы с палатками не заморачиваться, а то дождь собирается.
Мы поднесли вещи к избушке, приготовили дрова, затопили печку. Печурка была маленькая и предназначалась больше для обогрева, чем для готовки. Готовить ужин надо на костре: тут, во дворе, было оборудовано кострище с таганком, стол и скамья.
Уже смеркалось, накрапывал дождик. В избушке весело гудела печка. На лавках мы расстелили спальники, вымели пол, на столе расставили миски и кружки, зажгли свечу. Все это создавало неповторимый таежный уют, ради которого можно стерпеть любые испытания в пути. Командор достал карту и прикинул, где мы находимся.
— Да, вот она избушка, здесь отмечена, и дорога вот она. По этой дороге километров двенадцать до поселка, — он грыз трубку и водил пальцем по карте. — В крайнем случае, можно сойти с маршрута здесь.
— А в поселке что? — спросила Надя.
— В поселке? Что в поселке. Из поселка наверняка куда-нибудь ходит автобус, в крайнем случае, найдется грузовик или телега, как нибудь до железной дороги добраться можно.
— Да что вы, ребята! — решил я немного приподнять боевой дух своих товарищей. — Зачем сходить? Доплывем! Можно же плыть по трое на двух байдарках. На длинных плесах плыть по трое, а на порогах третьего будем высаживать. Будем меняться — кто-то плывет, кто-то по берегу.
— Кто-то! — возмутилась Надя. — Мы сюда что, приехали по берегу ходить или проходить пороги?!
— Ну, Надь, твоего же права никто не отнимает. Если хочешь, можешь хоть по три раза пороги проходить.
— Лично я никакие пороги больше проходить не собираюсь! — воскликнула Гера.
— Ладно! — прервал наши споры Командор. — Еще не вечер, подумаем.
Тем не менее, был вечер, и хотелось есть, а мы с Герой — дежурные. Чтобы ей не мокнуть зря под дождем, я велел Гере оставаться в избе, чистить лук и резать колбасу, а сам пошел во двор возиться с костром.
В воздухе пахло сырой еловой хвоей и дымом. Мокрые дрова горели с шипением и потрескивали. Внизу шумел порог. Из избушки доносились громкие голоса: глухой Командора и визгливый Надеждин. Разговор в избе шел на повышенных тонах. Через некоторое время ко мне вышел Николай. Он достал из костра головешку и прикурил сигарету. Я видел Колю курящим только в минуты волнения, значит, в избе происходило что-то серьезное. Я не спрашивал Колю об аварии, хотя и любопытно было узнать подробности. Ждал, что он расскажет все сам. И он заговорил:
— Глупо все как-то получилось. В принципе, наверно, я виноват, а Командор песочит Толика, говорит, что это он корму не удержал.
— При чем здесь корма? — возразил я. — Оба сапоги всмятку. Надо было не сидеть в лодке, а просмотреть порог вместе со всеми.
— Кто ж знал? Ошибка в лоции. На карте в этом месте обозначен маленький порожек, а до этого как бы еще километр... Да, надо было просмотреть, хоть бы договорились как идти. А то я влево, а Толя вправо — и прямо лагом на камень. Байдарку заломало в две секунды. Я-то быстро катапультировался, подхватил мешок с канами и посудой, и — к левому берегу. За отмелью выбрался. А Толика зажало в байде. Потом раздался треск, наверно лопнула оболочка, и Толя поплыл. Но его понесло вправо, в прижим. Чудом он вылез оттуда. Командор страховал в байдарке за порогом, он поймал его только в выходных валах. Потом поплыли мешки с вещами. Кое-что к моему берегу прибило, что-то Командор выловил. Потом он меня перевез на наш берег. Вот спальник Толин я, видимо, слишком сильно в нос утрамбовал, так он и ушел вместе с байдаркой, и фотоаппарат жалко, хоть и простенький, «Смена». Даже не столько аппарат, сколько пленку, почти отснятую...
— А как байда?
— Байда... Она повисела немного на камне, потом ее смыло, но она и трех метров не проплыла — сразу на дно. Да от нее там почти ничего уже и не осталось, пока на камне висела, ее всю измочалило в клочья, раз уж из нее мешки стали вываливаться... А вы с Командором здорово проехали, мне понравилось!
— Да ладно, чего уж там...
Из избушки по-прежнему доносились голоса. Бубнил что-то Командор, взвизгивала Надя.
— Давай, — я указал Коле на кан с гречневой кашей. — Неси. Смотри, горячо, возьми рукавицу.
Сам я подхватил другой кан с чаем, и мы пошли в избу. Разговоры при нашем появлении стихли. Ужин прошел молча, молча все улеглись спать.

4.


Разбудил нас под утро тревожный голос Геры:
— Ребята, Толик ушел!
— Что?! — вскочил Командор. — Как ушел?
— Вот, записку оставил.
Командор долго изучал записку следующего содержания: «Ребята, прошу прощения за доставленные хлопоты. Уезжаю домой, меня не ищите, еще раз извините, продолжайте маршрут, до встречи в Москве, Толя».
— «Не ищите, извините...» Почти стихи! — сказал Командор. — Надо его вернуть. Какого черта?! Или давайте все поедем домой!
— Я против! — возразила Надя. — А как же Белое море? Ты же к морю хотел!
— Я верну его, — Коля впрыгнул в кеды и схватил штормовку. — Я догоню, он в поселок пошел!
— Погоди, Николай! Стой! Погоди!
Но Николай уже бежал по просеке в направлении поселка.
— Еще один, — проворчала Надя. — Что будем делать?
— Ждать, — пожал плечами Командор.
Мы с Герой приготовили завтрак, но есть никому не хотелось, все молча ждали возвращения Николая. Часа через два после того, как он убежал, послышался треск мотоцикла. На нем приехали местный мужичок и наш Коля. Мужичок поздоровался.
— А я вот, вишь, на выходные порыбачить собрался, да и паренька вашего прихватил. А тот-то ваш уехал. Утром, вишь, машина шла с почтой на станцию, на ней и уехал. Видать натерпелся паря! Это место коварное. Позапрошлый год тут, вишь, двое туристов утопло, А то глядите, я на базу сгоняю, лесовоз пришлю. До поселка довезет, а там вечером и автобус, вишь, на станцию пойдет. Нельзя, чтобы люди в тайге погибали.
— Да нет, спасибо большое, — ответила Надя. — Мы не погибаем, у нас все нормально, мы сейчас дальше поплывем. А у Толи просто дела какие-то срочные дома, он и торопился уехать. Хотите с нами завтракать?
— Я уж позавтракал. А от чайку вот не откажусь. Я смотрю вы «со слоном» пьете. У нас, вишь, редкость.
Итак, решено: мы плывем дальше. Кое-что лишнее из продуктов мы оставили в избе, чтобы облегчить байдарки, подарили мужичку две пачки «со слоном» (от Толиных блесен он отказался — все равно на них ни ... не поймаешь), отнесли вещи к берегу, стали грузиться. Командор немного догрузил свою байдарку, а мы с Герой и Колей поплыли втроем.
— Ну вот, — сказала мне Надя, — теперь у тебя два матроса. Можешь выбирать с кем в порог идти.
— Ни в какие пороги я не пойду! — заявила Гера. — И вообще, жаль, что Толик меня не разбудил, надо было нам вдвоем уехать.
— Да брось ты, Гера, — примиряюще сказал я. — Разве в походы только из-за порогов ходят?
— И из-за порогов тоже, — высказалась Надя.

Прошло еще три дня. Маршрут близился к концу. Впереди оставался один, самый сложный порог. Для меня прохождения препятствий на байдарке было новым делом, но кое-какой навык я в этом походе приобрел, освоил некоторые приемы управления байдаркой, это оказалось гораздо интереснее, чем просто прямая гребля, которой мы с Лёшкой отдали почти пять лет своей жизни. Эх, был бы здесь Лёшка! После побега Толи я сильнее сдружился с Николаем. Пороги мы проходили с ним вдвоем, Гера шла по берегу. Коля как-то сразу признал мою главенствующую роль в нашем экипаже, несмотря на то, что я без году неделю хожу по порогам. Меня всегда выручала «обезьянья хватка» — я наблюдал за прохождением других групп, которые мы встречали на маршруте, наблюдал за Командором и быстро схватывал тактику движения и технику выполнения маневров. А еще понял главное — надо не противиться воде, а помогать ей.
И вот мы у последнего препятствия. В некоторых отчетах его, как сказал Командор, называют непроходимым, в других — порогом четвертой категории сложности, но, взглянув на него, мы поняли, что это посильнее того, где Коля и Толя утопили байдарку. Безрадостно моросил дождик. Мокрые и замерзшие мы стояли на берегу и смотрели, как бушует и пенится река, как вздыбливаются громадные валы, как разбиваются струи о камни, как мощный поток ударяет в скалу, грозя размазать по стене любое попавшее в эти струи судно. Командор долго мусолил во рту мундштук своей трубки, затем коротко молвил:
— Обнос.
— Думаешь — обнос? — переспросил я.
— И думать нечего. Мы не сможем обеспечить страховку, а без хорошей страховки сюда соваться — гиблое дело. Да и не по зубам, честно говоря.
Надежда попыталась ему что-то возразить, но Командор рявкнул на нее, вынул из своей лодки пару мешков и понес их по тропе к концу порога. Девчата тоже взяли по мешочку и отправились вслед за ним.
В это время к берегу подчаливала другая группа, мы с Колей открыли рты и не двигались с места. Одна за другой к берегу подошли четыре байдарки. Байдарки были синего цвета низкие, остроносые, с гладкими обводами и на вид очень легкие. Просто загляденье. На гребцах были одинаковые синие спасжилеты и синие каски.
— Самопалы, — сказал Коля.
— Что? — не понял я.
— Самоделки.
— Неужели самому можно сделать такую байдарку?
— Легко! Было бы время, да материалы. Ну и чертежи, конечно.
Первая байдарка, зачалившись, уступила место следующей, вскоре все четыре лодки стояли в маленьком уловке перед порогом, а их экипажи, закрепив на берегу причальные концы, дружно отправились на просмотр. Мы с Николаем, не сговариваясь, шли за ними. Их руководитель, бородатый и пожилой мужик, шел впереди и на ходу давал наставления: «Здесь все нормально, здесь тоже все проходится, вот тут, смотрите, немного вправо надо взять, выйти из струи. Так, вот тут поаккуратнее около вон того камня, его плохо видно с воды. От прижима резче уходите!»
Система у них была, чувствуется, отработана. Одни уже бежали с веревками на страховку, другие занимали места с фотоаппаратами и кинокамерой. Когда все было готово к прохождению, руководитель группы со своим напарником, молоденьким пареньком, направился к лодке.
— Слушай-ка... — произнес вдруг Николай и, не договорив, кинулся вслед за руководителем «синих».
Он догнал его у самого берега. Они остановились, о чем-то разговаривали. Сначала руководитель качал головой, потом кивнул, и Коля побежал ко мне,
— Пошли! — кричал он на ходу. — Я договорился!
— Куда? О чем? — недоумевал я.
— Пошли, пройдем порог. Я договорился, они будут нас страховать.
Меня не пришлось долго уговаривать, мы побежали готовить нашу байдарку. Было решено, что мы пойдем третьими. У нас было время посмотреть, как пройдет руководитель «синих» со своим юным напарником. Было удивительно, как легко и быстро шла их лодка. Казалось, что экипаж ничего не делает, байдарка сама знает, куда ей плыть.
— Неужели мы тоже когда-нибудь сможем так ходить? — произнес Коля.
Я ничего не ответил. Как спортсмен, я знал, что просто так ничего не дается. Опыт плюс тренировки могут даже частично компенсировать отсутствие природного дарования, но ни одно природное дарование не восполнит отсутствие опыта. Конечно сможем, если будем тренироваться и набирать опыт.
Стартовал их второй экипаж. Мы сели в лодку. Обсудили еще раз некоторые тонкости маневра и пошли. Лодка, подхваченная струей, набирает ход. Слева и справа вспыхивают коротенькие белые язычки, всплески, как языки пламени потухающего костра. Там мелко, туда нельзя. Наш путь посередине, по главной струе. Она поначалу медленная, как маслянистая жижа, но вскоре разгоняется и длинным черным лоскутом, напоминающим детскую игрушку «тещин язык», упирается в гигантский белый плевок какого-то великана. «Бочка», пронеслось в голове. Я уже осваивал этот туристский сленг. И действительно похоже на бочку. Круглый лохматый белый бочонок крутится нам навстречу как переднее колесо того велосипеда, который укатывает асфальт, и у нас нет другого выхода, кроме как врезаться в него носом байдарки. Мы заработали веслами. Николай первым погружается в пену. Накрыло и меня. Байдарка остановилась, но мы изо всех сил толкаем ее вперед. Шум «бочки» стих, но перед носом возник здоровенный обливной камень, похожий на спину кита (я никогда не видел живых китов, но, несомненно, они выглядят именно так).
— Вправо! — заорал я.
Мы опять налегли на весла. Объехали. Вошли в левый поворот. Нас жмет в правый берег, но мы разворачиваем байдарку влево и. лопатим изо всех сил. «Мы как Смок и Малыш» — подумал я. Я недавно прочел Джека Лондона. Только привело нас на этот Клондайк не золото, а желание проверить себя, оценить на что ты способен.
Мимо нас с клокотом и ревом промчался косой отбойный вал прижима, и вот мы уже качаемся на выходных валах порога. Я слышал, как Коля отфыркивается, когда ему в лицо ударяет очередной плевок пенной верхушки вала, и отфыркивался сам, когда накрывало меня. Однако пора бы и причаливать — и без того тяжелая байдарка полна воды.
Подошел Командор.
— Ну что, все-таки проскочили?!
— Мы со страховкой, — оправдывался я. — Ребята нас страховали.
— Они молодцы, — похвалил нас руководитель "синих". — Грамотно сработали.
— Охота было шею ломать! — фыркнула Гера.
Охота, Гера, охота! Без этого нет водных походов. В этом-то весь смысл, когда чуть-чуть выше твоих сил. Вроде бы и по силам, но чуть-чуть выше. И с каждым разом твои собственные силы увеличиваются на это вот чуть-чуть. Пусть в нашей повседневной жизни редко бывают случаи, когда надо преодолеть это чуть-чуть, но кто знает, может и нам когда-нибудь придется испытать ситуацию, где вот такое чуть-чуть будет не просто риск, не просто твой личный риск, а нечто гораздо большее. Или от этого будет зависеть нечто большее. Всех этих высоких слов я Гере, конечно, не сказал. Я сказал только:
— Да, Гера, охота...
И мне показалось, что она поняла.


Эпилог

Мы возвращались втроем: я, Коля и Гера. Командор с Надей отправились догуливать свой отпуск к Белому морю, а нам троим не захотелось.
— А чья была байдарка, которая утонула, твоя? — спросил я Николая.
— Не совсем. Я взял ее напрокат. Теперь придется вернуть деньгами или купить новую...
С нами в одном вагоне ехала и «синяя» группа. У них, как оказалось, и куртки-ветровки, и кепочки, и даже рюкзаки были синие. Мы подружились с ними, ребята, тоже москвичи, звали нас к себе в клуб.
— У нас регулярные тренировки, — говорил руководитель. — В год делаем по три похода. Стараемся делать. Один в отпуск и два в межсезонье. Коллектив большой, всегда найдется с кем по силам маршрут выбрать. Одна наша группа сейчас на Памире, другая в Забайкалье. Я вот новичков в «двойку» сводил, а на будущий год рванем в Саяны. Так что приходите, не пожалеете. С материалами поможем, снаряжение самодельное себе сделаете.
— А знаешь что, — сказал я Николаю. — Давай сдадим в твой прокат мою байдарку. Нашу с Лёшкой. Он не будет против, я ему напишу, он поймет. А когда вернется из армии, сделаем с ним «самоделку». А что? Руки у нас откуда надо растут, с инструментом дело имели. Будем в походы ходить с хорошими ребятами.
Я кивнул в сторону купе, где сидели «синие» и дружно пели песни.


После этого похода прошло уже много-много лет. Что произошло за это время? Вернулся из армии Лёшка. Мы вчетвером, я, Лёшка, Коля и Гера пришли в клуб к «синим». Клуб называется «Волна», он относится к предприятию, где мы с Лёшкой теперь работаем. У нас за плечами немало походов, и сложных, и не очень, но все они незабываемы как тот, первый, о котором я только что рассказал. Гера стала моей женой. Колька и Лёшка тоже обзавелись семьями, у нас уже выросли детишки, но туризм и наша дружба остались с нами навсегда.
Есть одна песня про спорт, там такие слова: «Спорт это жизнь, целая жизнь и даже немножко больше...» А туризм больше. Не немножко. Туризм — это вторая жизнь. И беден душой тот, у кого не было этой жизни. А наши детишки уже носят наши потрепанные рюкзаки, и хотелось бы надеяться, что они никогда не запылятся на полках.



1987