Александер Бобров. Субъективность научного объективизма или почему Бог сообщил, что он мертв
Аннотация: В настоящей статье, содержащей оригинальное исследование, рассмотрен мифологический и стереотипный характер стремления современного человека к объективированию реальности через построение цельной научной картины мира. Рассмотрены главные философские проблемы объективизма. Приведены статистически достоверные причины невозможности использования современной научной картины мира в качестве объективированной модели реальности.
Показано применение в методологии естественных наук приемов и методов, характерных для поэзии, инфантильного мышления и мифологии, что дискредитирует объективность естественно-научных выводов. Определена сущность современных естественных наук как системы поэтико-математических взглядов на окружающую действительность.
Рассмотрено влияние характера, моральных принципов и личных особенностей исследователей на формирование «объективной научной картины мира», а также механизм проникновения личного мировоззрения и философских представлений общества и отдельных исследователей в систему «объективных научных знаний».
* * *
В настоящее время мы много говорим о процессе «объективации» человеческого знания - знания, которое якобы способно представить нам «объективную», вне человеческого частного «мнения», дискурса, картину мира. Такое «объективное знание вне частного мнения», обычно ассоциируется у современного «человека комфорта среднего класса» с «истиной», но не в том смысле, в которой ее имели ввиду древнегреческие философы, а — истины очень современно понимаемой — той, что может быть «почувствована, измерена, определена, проверена» - «научной истины», истины научной картины мира.
Такое объективное знание, которое строится на научной доктрине, на современной научной картине мира, строго проверенных и тщательно изученных наукой фактах, по мысли приверженцев объективизма должно полностью заменить старое религиозно-мифилогическое мышление, основанное на поэтических принципах ассоциативности и аналогии, когда тому или иному объекту природы или вещи присваиваются признаки и параметры другого объекта: лесу — человека, букашке — Бога. Принципы ассоциативности и аналогии в «объективированном мышлении» относится теперь лишь к разряду «метода искусства» и способам мышления доисторического человека.
В мировоззрении объективиста думается, что якобы формализованное и проверенное современное научное знание о реальности — единственное, что можно принимать «как есть», на что можно опираться и во что можно верить, а все иное — домыслы, предположения, религии, мифы, искусство — служит только для «рождения» такого «объективного знания», является переходным
этапом к чудесной объективированной реальности.
Мировоззрение объективизма, ставшее основным в двадцатом веке и которое, мы уверены, будет господствовать и в двадцать первом веке, породило много странных явлений, с описания одного из которых мы и начнем.
* * *
Объективизм вдруг легко и совершенно без затруднений ответил на все сакральные вопросы. Нет, не на «часть вопросов», а на все сакральные вопросы.
Еще два века назад величайший и глубочайший из умов человечества — Кант - бился над таинственностью и сакральностью загадки «морального закона в себе и звездного неба над ним». Сегодня же и малый ребенок может легко ответить на главные вопросы человека-Канта — что есть моральный закон и что есть звездное небо - объективизм готов дать исчерпывающее тому объяснение: моральный закон — это система норм поведения, возникшая в результате эволюции человеческого рода и предназначенная для гармонизации и повышения устойчивости отношений человеческих особей в больших группах. О звездном небе и говорить не приходится — любой ребенок может почерпнуть все главные тайны звезд из познавательного телеканала или популярной вики-среды.
Нам же должен быть интересен другой вопрос: «Как получилось так, что два вопроса, которые были предельно сложны для глубочайшего ума человечества еще два века назад, разрешаются так просто и очевидно даже для малого ребенка сегодняшнего дня?».
Неужели Кант или Аристотель не могли ответить на вопрос о природе морали также просто, как современные дети, глаголящие «объективно-научную истину», тем более, что и они, великие умы, знали о том, как живут большие группы — стаи - животных, имеющих в своей «группирующих их основе» подобия примитивных моральных норм?
И все же, они не отвечали на эти вопросы так просто, как мы.
Вероятно, что-то странное произошло со всеми нами, мы что-то «отбросили» в существе, в сути этих двух вопросов, если готовы дать настолько простой, утвердительный и, что самое интересное, окончательный ответ на них. Вероятно, какие-то аспекты мироздания, которые чувствовали Кант и Аристотель, отброшены нами — для целей упрощения реальности и ответа «на все вопросы» средствами детского или разума человека потреблящего?
Неужели наше время — время не только демократии — власти большинства - среднего класса («класса личного комфорта»), но и господства «объективизма» - пригодной и комфортной для такого среднего класса философии?
Пожалуй. Впрочем, не будем столь категоричны, попробовав рассуждать более строго.
* * *
Нам видится две основные проблемы «объективизма», как мировоззренческой позиции:
а) Социальная (данный раздел имеет дискуссионный характер).
Так, объективизм строится на «модели познания через научную гордыню и превосходство человека над непознанным» - его девиз: «я верю только в то, что проверенно и формализовано, а во все, что не проверено и не формализовано — я не верю и верить не обязан», которая значительно отличается от «религиозной модели познания через повиновение перед непознанным»: «нет ничего не познанного: я верю и в то, что проверено и формализовано и, если это не проверено и не формализовано - в то как это описано в Священном писании. Все — и проверенное и формализованное, и непроверенное и не формализованное — соответствует смыслу Священного писания».
Отсюда можно легко видеть — и на первый взгляд это кажется парадоксальным — что объективизм направлен не на увеличение знаний человечества, а на самоограничение познания человеком (хотя сам он утверждает обратное): объективизм готов «отвечать на любой сакральный вопрос» как только получает некую значительную статистическую вероятность действительности той или инйо научной гипотезы, описывающей данное явление, сразу же отбрасывая все иные исходы, а также все непроверенные гипотезы (ниже мы расскажем, как это происходит, как проникают статистические ошибки во вроде бы точные научные модели).
Отсюда видно, что религиозная модель познания (и общественная ее модель) значительно более открыта для процессов эволюции знания — она умеет обращаться и с «тайной пока непознанного», предоставляя инструментарий обращения с этой тайной, не отбрасывая гипотезы с низкими уровнями вероятностей, и — с познанным, которое после проверки легко интегрируется в систему норм Священных писаний (интегрируется без каких-либо смысловых потерь как то показано нами в статьях «Физика христианского Бога — молись плотности вероятности!» и «Иисус Христос-трансгумантист»: система всех современных научных норм, в том числе, и теория эволюции не противоречит смыслу Священных писаний).
В отличие же от религиозной модели объективизм совершенно не умеет управляться с непознанным, с «тайной», лежащей за пределами достигнутого научного знания: объективизм строит свои суждения только из «того, с чем ученые более или менее разобрались на данный момент», что значительно уже того, что может предложить «религиозная модель». Это может показаться странным, но в данном представлении религиозная модель познания дает много больше свободы в мышлении и в развитии, чем модель объективизма.
* * *
б) Истинностная (данный раздел имеет формализованный, лишенный внутренней дискуссии характер).
Эта проблема объективизма складывается из двух составляющих ее сложностей:
На самом деле, в отличие от традиционных представлений, современная наука не свободна от «человеческого, слишком человеческого», от субъективизма: в саму структуру современного научного знания интегрированы множество человеческих страстей и желаний («проблема один»);
На самом деле, в отличие от традиционных представлений, естественно-научное знание (физика, астрономия, химия, генетика) выстроено на методах искусства и мифологии и не является точной формализованной системой («проблема два»);
* * *
Рассмотрим «проблему один» - как именно формируется научное знание в настоящий момент.
Научное знание строится исходя из наблюдаемых явлений, которые мы для собственного удобства будем именовать «фактами». Пусть, вся сумма наблюдаемых всеми людьми явлений - «фактов» — всех фактов доступных человечеству вообще, именуется «пространство фактов X». Как нам известно, современное научное знание не описывает всех фактов реальности. Следовательно, современной наукой не изучаются «все факты», а только их небольшая часть. Положим, что в настоящий момент наукой изучаются факты, которые входят в пространство фактов Y, которое в силу избирательности современного научного исследования много и много меньше пространства всех фактов X. Действительно, современной наукой не изучается огромное множество фактов (смотрю вокруг себя — почему в кафе, где я это пишу, стены выкрашены в желто-оранжевый цвет, почему количество мест некурящих примерно равно количеству курящих, почему клавиши на компьютере имеют именно такое число и др. - то есть, все эти факты не входят в пространство Y, но входят в пространство X), хотя они имеют место быть и потенциально могут быть научно изучены.
Однако и пространство фактов Y — не полностью описывается научными моделями и гипотезами — не все факты, которые изучает наука, включены в научные модели — многие из них пока не удается объяснить ни одной из статистически достоверных научных гипотез. Итак, количество фактов, которое может объяснить наука с «высокой степенью статистической достоверности» (не путать с «высокой степенью истинности») составляет пространство фактов Z, которое, также, значительно меньше пространства Y, и, тем более, пространства X. Так, в настоящее время изучаются процессы движения и распределения автотранспорта на дорогах Москвы, но высокоточных моделей движения пока не построено. Следовательно, все факты о передвижении транспорта Москвы не входят в пространство Z, которое может быть точно описано наукой с помощью некоей теории, но входят в пространства X и Y.
Что же такое на самом деле объективное знание, которое все объективисты, да и все люди, так желают обрести?
Объективное знание о реальности, как то понимает объективизм, может быть достигнуто только если наука изучит все пространство фактов X и опишет его достоверными высокоточными научными теориями (уравняет простаранства X и Z). При этом, даже тогда, когда все факты X будут изучаться наукой, объективное знание будет (в дискурсе объективизма) получено только тогда, когда научные теории опишут не часть этих фактов, а — все эти факты некоей статистически достоверной научной гипотезой. «Объективное знание» будет достигнуто только тогда, когда все количество фактов реальности X будет равно количеству описанных наукой фактов Z (количество и состав X и Z сравняются).
Пока же наблюдается хотя бы малейшая разница между пространствами X и Z — наука представляется собой не объективное знание, а «псевдонаучный дискурс», “дискурс науки», ибо неизученных и неописанных с помощью научных моделей фактов достаточно, чтобы полностью изменить или даже опровергнуть все «частичное, неполное знание», которое получило о фактах Z наука. Пока, нам видится, количество фактов X настолько превосходит количество фактов Z, что об объективности науки не может идти даже и речи (даже физики-космологи признают, что современные научные теории достоверно не описывают физической сущности 99% материи во Вселенной, в частности, «темной энергии»).
Но, если все сказанное верно, то — каким образом наука выбирает и описывает факты из пространства X и каким образом получает из них пространство Z? Следует признать, что и выбор тех или иных фактов для исследования, и выбор описывающих их «научных (точнее, псевдонаучных) парадигм», то есть, тех или иных гипотез, обусловлен лишь психологическими и личными особенностями исследователей-ученых: современная научная картина мира отражает личные дискурсы ее творцов - исследователей. Ведь, при отсутствии в наших головах «глобального объективного знания равенства пространств X и Z” - «эталона истинности», с которым мы могли бы сравнить истинность наших частных «научных (псевдонаучных) представлений» в условиях неравенства X и Z”, мы можем выбрать «любую удобную нашему сознанию теорию», ибо «слишком много вариантов для трактовки небольшого количества фактов и событий Z».
* * *
Согласно теории математической статистики (кстати, формально-научной - «развитой из самой себя» - теории) невозможно считать достоверной никакую гипотезу, которая основана на крайне незначительной выборке фактов — статистических единиц исследования, то есть невозможно говорить о достоверности современной научной картины мира, которая основана на пространстве фактов Z, значительно меньшем пространства всех фактов X.
Современная наука говорит по этому поводу в свое оправдание следующее: мы де берем часть от всех фактов, тщательно изучаем ее, а затем — расширяем область исследования, изучая следующую часть фактов. Однако, любой научный работник, знакомый с правилами выявления характеристик «объективной реальности» (X) по небольшой выборке фактов из нее (Z) скажет, что невозможно получить достоверную гипотезу из сверхмалой выборки Z, как бы тщательно мы ее не изучали, ибо будет слишком велика ошибка выборки, погрешность. Так сама наука полностью опровергает объективность современного состояния научной картины мира.
Но люди «объективированного склада ума» на это скажут — но ведь наука «в отдельных частях» достаточно точно предсказывает события — например, траектории движения комет или планет, наши космические корабли летают и наши телевизоры работают! Это же — объективность! Да, согласимся мы, работают, но любая частная теория — как и вообще современная наука, основанная на значительном превосходстве X над Z, не может является «философской основой человеческих представлений о реальности». Мы согласны, что с помощью астрономии можно предсказать поведение небесных тел и с помощью науки возможны телевизионные трансляции, но можем научно опровергнуть то, что современная научная картина мира может хоть каким-то образом претендовать на истинность или полноту описания всей целостности событий и фактов.
Как же опровергает «истинность» таких частно-научных исследований падение космических кораблей и поломки телевизоров, мы скажем ниже.
* * *
Итак, вернемся к вопросу, как же именно строятся те или иные научные частные научные теории в условиях значительного превосходства X над Z? А строятся они по законам личной поэзии, смешанной с законами формальной математики: научный работник, обладающий личным характером, своей моральной системой, своим представлением о сакральном, строит представление о «частном», о части Z, в его соотношении с неизвестным ему «всеобщим» (сакральным, состоянием «равенства X и Z”) и делает предположение о том или ином устройстве мира вообще — и именно через это свое субъективное представление строит формальную научную теорию, «дополняет объективную де научную картину мира».
Мы можем допустить, что «частные случаи, части научной картины картины мира» могут оказаться истинны, верны, но — могут ли эти части использоваться для построения теорий «обо всем не входящем в эту частность» - мы уверенно ответим — нет. Знание о том или ином факте может быть верно, но — пока не изучено все, эту частность невозможно распространить на всю реальность.
* * *
Нам должно казаться очень подозрительным то, что именно во времена господства философии модерна, во времена джаза и тезиса «Бог мертв» мир науки вдруг выдает теорию квантовой физики, по сути, созданную несколькими живыми людьми, а не «всем научным сообществом», которое лишь принимает эти гипотезы отдельных людей; что именно в этом время открывается нечто, что полностью опровергает ньютоновскую механику и исследования согласно ее полностью прекращаются, а ведь, согласитесь, исследования могли идти и в данном направлении, и идти плодотворно, в том числе, достигнув высокой точности теорий.
Так, научный мир и общественность крайне легко принимает общую теорию относительности, «подвижность» времени и пространства именно в период господства «индивидуализма» и «упадка строгих норм нравственности», причем подобные открытия делаются и принимаются именно в тех странах, которые наиболее подвержены самым «новаторским» социальным влияниям. Странным образом получается так, что господствующее в обществе мировоззрение просачивается науку через отдельных людей и становится «господствующей научной теорий»: также как и сейчас, в наше время, все кинулись изучать синергетические зависимости, осознав себя как сетевое общество потребления, пространство для движения мемов и власти над людьми медиа. Будто наша научная картина мира подстраивается под нас самих через наших отдельных представителей, наша наука выражает наши, и их грехи и достоинства — и мы легко отрицаем старые научные теории (как и теорию относительности, которую уже предложено убрать из школьных учебников как неточную), как только сами меняемся.
* * *
Наука религиозного мира действовала по другому средневековья искала нечто, удобное для себя в рамках религиозных норм — философский камень, созидая тем самым новую химию — но, сознательно ограничивала себя в астрономических исследованиях, ибо знала, что была не готова описать «правильным, полным образом» устройство неба, дожидаясь «получения знания равенства X и Z”, не желая погружаться в неистинность частности. Мы же — не боимся ошибок, лживости нашей современной науки, смело уверяя себя, что она, наука — полная объективность, причем единственная. Узнав научную частность, мы распространяем ее особенности на все, что является грубейшей ошибкой в теории статистической науки.
Если бы наши учены были религиозны, мы уверены - мы бы имели бы много иные научные теории, которые были бы не менее «объективными» - просто, они были бы другими, описывали бы иные явления, иные факты. Научная цивилизация бы развивалась иным путем, не отрицая «главного закона» Священных писаний. Мы бы имели иные технологические вещи — мы не можем и предположить — какие, иные технологии, и — конечно, - иной Интернет, построенный совершенно по другому. Но — мы таковы каковы есть и наше дело — изучать, как развивается наше «научное знание», как мы теряем и обретаем себя.
* * *
Рассмотрим «проблему два» - проблему интегрирования в естественно-научные дисциплины методов, принадлежащих искусству и мифологии.
Как известно, детское и мифологическое мышление строится на методах ассоциации и аналогии. Так, ребенок или доисторический человек полагает, что таракан, имеющий вид, сходный, скажем, с вараном, имеет те же признаки и черты, а также свойства, что и варан; что крокодил, имеющий рот и глаза, имеет признаки и черты, а также свойства человека, также имеющего рот и глаза. Мы постулируем сегодня, что подобное детско-мифологическое, первобытное мышление является далеким от истины и де в объективированной реальности мы должны избавиться от подобных техник и методов, присущих лишь искусству и мифу — методов ассоциации и аналогии.
Однако вся современная естественная наука построена на методах, полностью сходных с детско-мифологическим мышлением — ассоциации и аналогии (это в значительно меньшей степени относится к абстрактным дисциплинам типа математики или математической статистики — они не лишь точны в той мере, как то описано в нашей работе «Как непостижима истина: дискретные бинарные рассуждения, пространства вероятностных логик и будущее разума»). Кратко сообщим, что в названной работе показывается, что большинство ошибок в научном описании мира вкрапляется в вывод через ошибки группирования тех или иных фактов реальности, от которых наука никак не может избавиться, ибо оперирует дискретными данными о «цельной реальности», которые «с потерями информации об их индивидуальных характеристиках» включаются в те или иные группы и классы все большего и большего уровня онтологии, со все большими потерями в точности исследования (с возрастанием ошибок группирования и репрезентации).
* * *
Рассмотрим, как формулируется современный научный вывод.
Для научности вывода мы должны собрать некие «подходящие для научного исследования и вывода статистические данные». Эти данные должны иметь статистическую однородность, то есть — принадлежать к одному «однородному» классу (группе). Так, если мы хотим изучать поведение тех или иных звезд, мы должны сначала сформировать ту или иную групп однотипных, сходных друг с другом звезд. На этом этапе исследователь отделяет «звезды от планет», затем - «звезды от туманностей», «звезды от неподходящих звезд» и так получает некую «якобы однородную» совокупность для исследования, которую со спокойствием и изучает.
Мы даже не будем говорить о том, что на любой стадии группирования в совокупность (группу) попадают объекты с совершенно разными свойствами, ибо на самом деле не существует никаких «сходных объектов»: все объекты и все факты строго индивидуальны, уникальны и неповторимы. Потому, группируя эти факты, мы неизбежно отбрасываем множество принадлежащих им индивидуальных особенностей, в том числе, возможно, главных или весьма существенных. Из такой «псевдооднородной группы объектов, в которых исключена индивидуальность» мы никак не сможем сформировать полностью точную научную теорию, ибо уже на стадии группирования поместили в такую группу «полностью разные объекты», объекты разной сущности, применив, что парадоксально — названные выше поэтические методы ассоциации и аналогии, поступая точно также, как древний человек группирует крокодила и человека, дерево и Бога. Разница заключается только в способе группирования: ибо как возможны группировки «звезда А — звезда Б» в группу «звезды», возможны группировки и «человек-крокодил» - «дерево-Бог».
При таком методе изучения — при группировании якобы сходных, на самом же деле, уникальных объектов мы действуем как поэты, которые с помощью ассоциации и аналогии объединяют в одно совершенно уникальные и не похожие друг на друга явления. Потому, наша естественная наука — это неразрывное сращение тавтологической, выросшей из самой себя, строгой «логики математики» и ассоциирующей все вокруг «поэзии».
* * *
Говоря строго, мы не имеем права утверждать, что все атомы свинца имеют одинаковые химические свойства — ибо «атомы свинца» - это группировка совершенно уникальных объектов, все индивидуальные свойства которых, может быть, весьма существенные, нам не известны, даже если нам кажется обратное. Как только мы говорим - «все атомы свинца имеют такое-то свойство», мы начинаем говорить на языке поэзии, доисторического человека и ребенка, ибо допускаем ассоциацию и аналогию в наше «строгое научное рассуждение». Точные научные выводы могут быть основаны только на описании каждого объекта реальности как индивидуального и уникального без применения каких-либо методов группирования.
Количество потенциальных ошибок, вытекающих из естественно-научного группирования объектов реальности, если задуматься над этим, может потрясти. По сути, вся наша естественно-научная практика — есть огромное пространство для возникновения «мириад ошибок». Наверное, именно потому взрываются наши построенные «строго согласно науке» космические корабли и ломаются «не менее научно созданные» телевизоры, что наши методики содержат в себе мириады сущностных ошибок, которые легко выходят наружу при «эксплуатации» наших «научных творений».
Современное техническое устройство — «поэзия псевдонаучной сборки» и именно так и следует относиться ко всему нашему «современно-научному», полагаясь лишь на волю «неопределенности» (Бога), которая знает о цельной реальности — ибо она и есть сама неопределенность - много больше, чем мы, несовершенные, со своей тавтологичной математикой и поэтической физикой.
* * *
Итак, подведем итоги сказанного.
1.Объективизм направлен не на увеличение знаний человечества, а на самоограничение познания (хотя сам он утверждает обратное);
2.Объективное знание о реальности на самом деле может быть приближенно достигнуто только если наука изучит все пространство всех имеющих место быть фактов (X). Пока же наблюдается хотя бы малейшая разница между пространствами X (все факты) и Z (описанные наукой факты) — наука представляется собой не объективное знание, а «псевдонаучный дискурс», «частный дискурс современной науки» ибо неизученных и неописанных с помощью научных моделей фактов достаточно, чтобы полностью изменить или даже опровергнуть все «частичное, неполное современное знание», которое получило о фактах Z наука.
3.Согласно теории математической статистики невозможно считать достоверной никакую гипотезу, которая основана на небольшой выборке фактов — единиц, то есть невозможно говорить о истинности современной научной картины мира, которая основана на пространстве фактов Z, значительно и значительно меньшем пространства всех фактов X.
4.Следует признать, что и выбор тех или иных фактов для исследования, и выбор описывающих их «научных (точнее, псевдонаучных) парадигм», тех или иных гипотез, обусловлен лишь психологическими и личными особенностями отдельных исследователей-ученых, созидающих научные теории. Наша «научная картина мира» подстраивается под нас самих через характеры, образы и представления наших «научных исследователей». Наша наука выражает наши - и их грехи - и достоинства — и мы легко отрицаем любую «объективную научную теорию», как только сами меняемся — немедленно подбирая под себя новую.
5.Вся современная естественная наука построена на методах, полностью сходных с поэтическим, первобытным и детско-мифологическим мышлением — методах ассоциации и аналогии.
6.Как только мы говорим, например, «все атомы свинца имеют такое-то свойство», мы начинаем говорить на языке поэзии, доисторического человека и ребенка, ибо допускаем ассоциацию и аналогию в наше рассуждение. Точный научный вывод может быть основан только на описании каждого объекта реальности как индивидуального и уникального без применения методов статистического группирования, ибо тот вносит в исследование ошибки репрезентативности.
Из сказанного легко видно, что принимать в качестве «истинной картины происходящего» современную картину мира является поступком мифологизированного, несвободного от «детскости», инфантильности разума, неумением оперировать «непознанным, потенциальным знанием», является самоограничением «слабого, среднего» разума.
Вероятно, и Кант, и Аристотель прекрасно понимали все сказанное, не будучи готовыми давать окончательных ответов о сути морального закона в человеке и звездного неба на его, человека, головой, ибо желали верить в момент, когда мы все сможем достичь «глобального и безграничного знания обо всех фактах», когда «наша истина» будет более или менее похожа на «действительную истину».
Впрочем, нам не следует особенно на надеяться на «постижение истины», ибо шансов достичь таких пределов у нас нет — и надежды на это — та же самая красивая поэзия. Потому нам в любом случае придется — рано или поздно - научиться обращаться с окружающей нас неопределенностью, вести диалог и подчиняться воле «неизвестности», Бога, как бы мы не желали иного.
Наверное, именно потому Бог позволил сообщить нам, что он — мертв, чтобы мы воскресили в себе Его, ибо это — рационально и статистически точно.
14/12/09, Москва