Бумажные деревья осени

Ланделина Кентерберийская
Чтобы пришло успокоение, надо лишь выплеснуть всю боль.

Уж отзвенели последние отголоски весёлых летних песен. Растворился в воздухе беззаботный детский смех. Задул прохладный ветер. Он проникал во все щели, подхватывал с земли пылинки и уносил их далеко-далеко, разлучая со своими семьями. Просто. Жестоко.

И грустно-грустно было Отчаявшемуся Поэту глядеть на безумный вальс жёлто-красных листьев, вложивших свою судьбу в руки ветра. И видел Поэт в этом танце давнишний пожар, в котором горела Любовь… и сверкали белые пятна старательно вырезанных из бумаги силуэтов… Ветер всё дул и дул и, казалось, никогда уж не остановится. Тихо-тихо напевали что-то деревья, отпуская в последнее путешествие своих детей.

То была песня Осени.

Это она позволила невидимым рукам ветра перебирать веточки-струны, превращая их колыхание в печальную музыку.

- Поэт, послушай: как прекрасна музыка Осени! Отчего же ты грустен, как туча, сегодня? – спросило потрёпанное гусиное перо, что вертел в руках Поэт.

- Разве Осень прекрасна? Всё же умирает, - прошептал Поэт, вслушиваясь в нежную песню, звуками которой его окутывал ветер.

И вновь, и вновь… Один и тот же долгий, нескончаемый день. Холодное утро… Тогда впервые выпал снег. Такой белый. Такой искристый. Он огнём горел на солнце… А вечером был настоящий огонь… Холод. Жар. Холод. Жар. Холод. Холод… И пустота… Но сначала был восторг. Утром… пробежаться по первому снегу, поймать несколько снежинок и посмотреть, как таят они от тепла ладони… от тепла тела… теперь давно остывшего тела…

- А разве я уродлива? – спросила Осень, прикасаясь сухими холодными пальцами к плечам Поэта. Она склонилась над ним и зашептала металлическим голосом:

- Разве я так страшна? Ведь за мою будет Зима – блистающее кладбище – а потом снова жизнь – Весна и Лето. Разве я плоха? Разве я виновата, что такова моя роль?

- Я вижу красоту лишь в жизни. И лишь красотою я могу позволить восхищаться своему Перу.

- Если бы Поэт захотел, я бы восхитилось вами, Осень, - прошептало виновато Перо. Поэт обронил его на колени.

- Взгляни на нас при лунном свете. Взгляни на наши листья ночью при золотистом свете фонаря. Разве некрасивы жёлто-красные кораблики, что кружит ветер в круге света? – зашелестели деревья, и ветер донёс их голос до сидевшего на лавочке Поэта.

- Но это Смерть так завораживающе красива, - шептал в ответ Поэт.


Деревья в то утро были покрыты тонким слоем первого снега. И так очаровательны красивы. И так блистательны. Так свежи. Так новы. Словно вырезаны из бумаги… Твой смех. Деревья улыбаются тебе… Мой безумный горький крик. Деревья плачут по тебе…

- И неужели лишь поэтому ты не можешь восхититься последними мгновениями Жизни? – отвечала Осень, склоняясь всё ниже и ниже над Поэтом, всё крепче и крепче сжимая его в своих воздушно-невидимых объятиях.

Солнце зашло. И в темноте горели лишь фонари. А в их свете купались кружащиеся в своём прощальном вальсе листья.

Поэт смотрел на них, не видя больше ничего...

В тот далёкий вечер первые снежинки танцевали вальс под этим самым фонарем… И листья так поразительно похожи на них. Но в их танце всё ещё чувствуется жизнь, жестокая и безумная борьба за последнее па – за последнее мгновение жизни… А те снежинки просто падали, они были мертвы… Ты тоже.


Деревья продолжали воспевать Осень. Перо покоилось на блокноте, лежавшем на коленях.

- Ах. Нет-нет. Не могу я воспеть Смерть. Как всё ужасно! Вот я смотрю, а мне кажется, что Смерть придёт ко мне, как только последний листочек упокоится на земле, покроется слоем дорожной пыли и уж больше не будет сверкать, как прежде.

- Ты ошибаешься, Поэт, - сказали Осень и Деревья. – Ты давно уж мертв, потому что Отчаяние забрало твою душу и твоё искусство. Поэт на то и поэт чтобы видеть красоту во всём и всегда уметь её воспеть так, чтобы сердце замерло от восхищения. Сердце Поэта бьётся даже после Смерти.

С тёмного ночного неба повалил первый снег… В этом году чуть раньше, чем в прошлом… Он шёл недолго. Снег вместо дождя. Таяли снежинки. Умирали.

- Слышишь? – говорило Перо. – Возьми меня и пиши, пиши! Пиши, покуда хватит сил водить рукою. Пиши, пока боль не отступит!

- Напиши мне песню и спаси себя, - молила Осень.

- Пробудись ото сна, Поэт! – шептали Деревья. – Увидь в Смерти Жизнь и сделай бессмертными смертные листья. Ведь слово не умирает, оно остаётся…

И взял Поэт тогда в руки своё Перо и начал писать Оду Бумажным Деревьям Осени. И музыка Осени превращалась в слова на бумаге. Осень шептала Поэту на ухо свою мелодию, а он претворял её в вечную жизнь на бумаге. И писало его Перо памятник Осени и прославляло красоту осенних деревьев, с опадающими листьями, как сейчас, и покрытыми снегом, как много-много осеней назад. Оставались на бумаги все невзгоды и тревоги, что терзали душу.

И шёл снег. Таяли снежинки, прикоснувшись к земле. Умирали. Только деревья вновь казались белыми-белыми… бумажными…

Закончив писать, Поэт приблизился к Деревьям…

..боль ещё жила. Больное воспоминание. Вечер, как тогда. Деревья, как тогда. Бумага. Бумага в руках.
А по краям блокнота нарисованы деревья…

…и произнёс:
- Спасибо, что вновь разожгли во мне огонёк жизни. Я излил на бумаге горечь и печаль, я воздал хвалы тебе, Осень, но на душе не стало светло и легко… Пусть моё отчаяние навсегда останется в этих стихах бумажными деревьями осени, с которых опали все печали и страдания… За смертью следует возрождение, не так ли?.. Возроди меня, убившая меня же Осень… Боль… Чтобы стало не больно, надо выплеснуть всю боль. Я расскажу вам…

- Ах. Мы знаем твою печальную историю, Поэт, - сказали Деревья. – Мы знаем, что любил ты загадочную девушку.

- Да-да. Она была так легка и красива, так чиста и свободна, что мой взор не мог не полюбить ее, что моё перо не могло не писать для неё. Я не был тогда ещё поэтом, а был обычным человеком, чьё сердце дрогнуло перед её красотою. Она была такой загадочной и странной, что я не знал...

- …как с нею говорить, как высказать всё, что накопилось на сердце, - говорили деревья.

- И взял я тогда Перо и стал писать. Писать для неё и о ней. И вот однажды я пришёл к ней. То было осенью, - сказал Поэт и не в силах больше говорить замолчал.

Деревья за него продолжили рассказ.

- И помним мы, как она сидела перед окном, держа в своих слабеньких руках ножницы, и вырезала из бумаги деревья. Но деревья были без листьев, голые, несчастные…

Голые, без листьев… как те, что были за окном. В тот день, когда пошёл первый снег.

- …и дрогнуло моё сердце от жалости.

- На твой вопрос:

- …что это?

- Ответила она:

- Это бумажные деревья осени. Но тогда я слов её не понял…

- Понял ли ты их сейчас, через три года после её смерти?

- Нет… Она умерла в этот день три года назад… Вечером того дня, когда я к ней пришёл со стихами…

- Ну же? Скажи нам. Отпусти боль, ветер унесёт её.

- Унеси…

Осень ещё ниже наклонилась к Поэту. Он чувствовал её холодное дыхание на затылке и позволил ей управлять собою. Выронив Перо, он опустился на холодную землю, прижался к ней лицом и молчал.

Земля была теплее, чем тогда… Тогда…

Холодной. Снег не таял. И слёзы мёрзли, не успевая скатиться с лица…

- Говори, - молили деревья, что стали крышею над его головой.

Осень опустилась рядом с ним, накрывая покрывалом из листьев, таких хрупких, таких ледяных, так удивительно похожих на те сгоревшие в огне бумажные деревья, что рисовала девушка-загадка.

- Выплесни боль, ты же хочешь этого…

- Если бы это было возможно, я бы хотел, чтобы боль утраты сгорела, как те бумажные деревья осени… чтобы тоска и печаль стали ими…

- Мне тоже было больно и тоскливо в ту пору, - шептала Осень. – Скажи, почему ты так упорно не узнаешь меня, не отпускаешь нашу боль?

Поэт молча достал из кармана вырезанное из бумаги деревцо, единственное которое не сгорело.

- Отпусти боль… - шептала Осень.

- Последнее тёплое воспоминание, - Поэт погладил бумажное дерево.

- Пусть летит…

Ветер всё носил и кружил по двору последние листья и первые снежинки.

- А ты живи…

- Что мне жизнь? Во мне проснулась старая осенняя боль…

Яркие отблески пожара на первом снегу. И фонарь горел. И свет его такой похожий на огонь.

- После осени и зимы всегда идут весна и лето… Поверь, что за осенью человеческой жизни следует возрождение.

- Моей осени уже три года…

- Так прекрати ее… Пусть будет весна…

- Избавлюсь ли от отчаяния?

- Избавишься… Не забывай меня. Вспоминай иногда, очень редко… Только отпусти… Я унесу твою боль…

- Но ты ведь будешь со мною?

- Я теперь всегда с тобой…

- В осени…

- В танцующих листьях…

- В листьях…

- В жизни… Отпусти…

Поэт выронил из рук бумажное дерево осени. Ветер подхватил его и закружил, поднёс к фонарю и запустил в общий прощально-приветственный вальс. Поэт то терял его из виду, то вновь находил, то думалось ему: «Нет, это не тот, это просто лист. Вот моё дерево. А может, не оно?» Принимал он танцующие листья и первые тихие снежинки за бумажное дерево в свете фонаря, а бумажное дерево за вальсирующие листья. И всё смешалось. И боль ушла. И осень скоро пройдёт, и будет весна… И будет жизнь… Стоило лишь отпустить…

Пришло успокоение…



26.10.2007