Золотыми и черными смолами сочились трещины древних сосен, накрывая пребывающих в трудах насекомых. В каплях и сгустках тускло поблескивали их тела, нетленные, если камнем станет слеза.
Плавно и нехотя, опускалось тяжелое солнце и вот уже секвойи чувствовали своими вершинами его постепенное, неторопливое падение за горизонт. Когда закатные лучи светила горели на темных платанах и магнолиях, внизу явился гул большого движения.
Но не стадо гороподобных бронтотериев торило тропу к вечернему водопою, не кровожадные эндрюсархусы преследовали добычу. Это шествовали багровые быки, гости дикой планеты.
Шли они, неостановимые и величавые, единые в своем неуклонном стремлении к Цели. Их литые тела были полны силы. Их длинные глаза были исполнены спокойствия и мудрости. Не сбившись в пугливое стадо, продвигались они, не озирались с опаскою зверя – безмолвно и строго, по четверо в ряд, ступали они, исполины, по травам и мхам. Всё живое стихало в почтении, отдавая дорогу идущим.
И в последней четверке шли Энам, Лекет, Ресаф и Анзар.
Деревья застыли так немо и птичья возня прекратилась.
Змеёю огненно-бордовой струился поток гордых голов, глядящих вперед, вперед…
И в последней четверке шли три быка.
…Он отстал и, перейдя на резвый бег, понесся в противоположную сторону, всем существом ощущая увеличение расстояния, разделяющего его отныне с остальными. Мелькали залитые светом стволы, зелень всех оттенков в бликах и пятнах. Вскоре достиг он огромного буроугольного болота и, сверкнув на солнце в последний раз, метнулся в вечную тень метановых пузырей и гнилостных испарений и, зайдя по грудь, замер.
Голые серые столбы мертвых древесных гигантов подпирали небо, сплетенное из ветвей и лиан. Иное небо не просматривалось. Изредка раздавался треск и дальняя секвойя, устав стоять, медленно рушилась в вонючую воду, кишащую рептилиями…
Он опять услышал в себе настоятельный сигнал двигаться к Цели; сигнал уже не смолкал в нем. Это подхлестнуло его к противодействию. Справа он заметил подходящее нагромождение гниющих корневищ и стволов; он легко впрыгнул в середину; бревно, нависавшее наклонно, от сотрясения упало сверху, преградив отступление, захлопнув ловушку, которую он искал и нашел.
И звали его Анзар.
Солнце опускалось все ниже.
Процессия багровых колоссов вышла из первобытных дебрей и неспешно продолжала свое приближение к Цели. Косые лучи заката заставляли сиять кристаллическую, граненую фактуру их шкур. Теперь они напоминали поток раскаленной лавы среди зелени высоких трав холмистой равнины. Их сопровождала тишина.
…Он мог находиться здесь так долго, что завал, пленивший и ревностно держащий его, рассыпался бы прахом, болото высохло и выросли бы новые деревья и он, такой же, как сейчас, живой и невредимый, пустился бы в путь…
Путь. Это все, что у них осталось. Вечный, нескончаемый Путь.
Кружились разноцветные планеты. Сжимались и разрастались буйные миры, и где-то в черноте плыло и качалось шарообразное тело их родины, недосягаемой, незабытой, невозвратимой.
Была у них родина. Была…
Потом пришли Те, Другие. Они не сумели простить аборигенам их странного, молчаливого совершенства. Но эти Другие не могли убивать и подарили им бессмертие, и заключили договор «О смене пастбищ». Через великие неравные промежутки времени они посылали луч «Ухода и Возобновления», они настилали в космосе тропы, которыми следовали изгнанники в неизвестное и не было у изгнанников выбора, а было безграничное будущее без будущего. Время сделало их почти единым существом. Так шли они – из системы в систему, с планеты на планету. И звездный свет питал и хранил их.
Синели и темнели небеса Земли. За солнцем, пребывающем в огненном расплаве недальних вод, и после недолгого сопротивления утонувшим, явилась первая звезда.
Ее холодное, спокойное свеченье сначала родственным, тихим прикосновением снизошло на Анзара; секундою позже он осознал окончательно свою оставленность, отторженность. Небеса чернели над ним, как чуждая тайна, полная горечи. Он следил томительно-медленное вращение созвездий, чувствуя, что собратья его уже взошли по наклонно поставленному лучу невиданных энергий в высокую бездну. И в последней четверке идет его двойник. Сигнал, звавший его, навеки смолк в нем. Анзар узнал отчаянье и новый трепет. Чудовищным рывком он выбросил себя вперед, одолел преграду, что сам себе создал, и ринулся в одиночество, окружившее его, сомкнувшееся над ним, как болото, заглотившее старую секвойю.
Он шел, как ослепший, но последние, тонкие, тайные нити, видно, еще руководили им: он слишком быстро вышел к огромному, резко очерченному, опасно правильному кругу выжженной нездешним огнем растительности и до неузнаваемости оплавленных минералов.
Вселенная услышала его крик. Испуганный собственным голосом, со всею силою безысходности Анзар рухнул по центру освещенного Луной новообразования. Жила земная ночь.
Жила земная ночь, и где-то рядом рвали, рвали мясо и швыряли. Шла ночная охота махайрода – саблезубого тигра, чьи клыки-ятаганы мешали ему жевать мясо жертвы. Одно лишь его привлекало и питало – кровянистая печень, он добирался до нее и пожирал. О, гиганты-вегетарианцы, сколько пало вас под клыками и когтями саблезубов!.. Оглашались чащобы воплями. Рычали махайроды. Ночь плыла.
Анзар не ведал понятий «убийство», «смерть»…
Анзар лежал в середине опаленного круга. Это отсутствие, отдельность, незапятнанность, одиночество, одиночество… А где-то в небесах ступало стройно, строго стадо кастрированных бессмертием быков.
…Но рано или поздно всходит горячая звезда – солнце. Поток энергии пронзил Анзара; он очнулся, восстал, огляделся. Звезда покрыла сиянием и блеском эту чужую планету. Невдалеке, за магической чертой черного круга валялись истерзанные махайродами трупы индрикотериев.
Анзар вышел за круг и в тот же миг увидел новое существо, показавшееся ему несказанно прекрасным. На открытое пространство выскочил гигантский плейстоценовый олень, храпя, кося синим глазом, взрывая трехметровыми в размахе рогами грунт, он застыл и бросился в полетный бег, почуяв нового преследователя. В могучей груди Анзара возник призрак родины, а может быть, Пути, которым следовали Энам, Лекет, Ресаф….Тоска по равному, грозная, агонизирующая, рванула его вперед в бессмысленную погоню…
Недолго продолжалось это. Олень был вымотан еще тем, невидимым чудовищем, что гнало его в дебрях, и от кого он спасался до встречи с Анзаром. И бег его пресекся. Он пал в пене.
Анзар не понимал смерти: его вечное тело, его сверхинтелект, весь бесконечно-длительный опыт Пути его – все восставало в нем.
Он не принимал ее. Он желал.
Анзар тяжело и мрачно брел – по грудь в кровавых безумствах земной эволюции.
Он вновь оказался на месте, которого коснулся луч «Ухода и Возобновления».
Анзар вошел в круг. Страшный, протестующий крик его распорол хрупкую скорлупу галактики; и рухнул громадный багровый бык в черный круг, и не стало его. Черный круг медленно исчез.
О, сколь мудры они, Т Е…