Вечера с маркизом де Садом

                ВЕЧЕРА   С  МАРКИЗОМ  ДЕ  САДОМ.
              Поэма о платонической любви  с эротическими фантазиями.

Так получилось, что мои представления о человеческих взаимоотношениях, в частности об отношениях полов, в зрелом возрасте подверглись  кардинальным  «перетурбациям». Начало этому процессу было положено на партийном собрании,  а всему виной стал пресловутый маркиз де Сад. Попробую изложить свои мысли по данному вопросу в более доходчивой упорядоченной  форме, но сразу же вынужден оговориться: по причине отсутствия практики в области  художественно-литературного творчества, логичное и связное повествование даётся мне с большим трудом.

 Проведя значительный отрезок своей жизненной трудовой деятельности в стабильном  душевном равновесии, после сорока лет я впервые столкнулся с произведениями вышеупомянутого автора. Попутно замечу: пока индивидуум в своем развитии не сформируется нравственно и психически, читать труды де Сада я бы ему не рекомендовал. Тем более, если жизнь этого человека, подобно моей, протекала в среде строго регламентированной, не располагающей к глубоким нравственным потрясениям, где само окружение и быт, а также преобладающий мужской коллектив, исключали возможность  предаваться соблазнам и любовным излишествам.
Начну сначала.  Наиболее значимые периоды моей профессиональной карьеры, как человека военного, разворачивались в небольших армейских гарнизонах, характерной особенностью которых, независимо от их географических координат, была оторванность от очагов культуры. Последнее место службы -  N-ский полк  мотострелковой дивизии, расквартированный на окраине небольшого городка на севере европейской части России. В полку я занимал ответственную должность начальника строевой и физической подготовки, и оттуда по выслуге лет уволился в запас в звании майора. Мой возраст тогда составлял  42 года, я был  сравнительно молод, относительно  материально обеспечен и имел нерастраченные резервы физической энергии, нравственно-эмоциональных и половых сил. Так как в России, кроме  цепей проржавевших  имперских амбиций, меня ничего не удерживало,  я оформил необходимые документы по выплате пенсии и убыл на историческую родину – в Украину. В избранном  для постоянного местажительства городе я купил двухкомнатную квартиру на 8-м этаже девятиэтажного дома, в которой и проживаю по настоящее время.
Около года мой жизненный уклад двигался по накатанной колее  привычного регламента, без особых эксцессов и треволнений. И вдруг случилось это. Нет, вы не подумайте, я никого не изнасиловал и не зарезал, хотя с учетом предыдущих упоминаний о  моих нерастраченных запасах психо-физической энергии и сексуальных сил в сочетании с маркизом де Садом,  такая мысль вполне  могла бы прийти вам в голову. Речь идет   совершенно о другом. Вырвавшись из затхлой атмосферы провинциального гарнизона, я погрузился в бурлящий котел соблазнов  большого города, к тому же крупного административного и культурного центра. Передо мной открылись новые горизонты и прямой доступ к благам цивилизации. Я активно посещал музеи и выставки мастеров изобразительных искусств,  стал завсегдатаем театральных премьер и концертов классической и эстрадной музыки видных исполнителей областного и республиканского масштабов,  в обязательном порядке просматривал телепередачи социально-политической направленности, ну и, естественно,  много читал. Также произошел прорыв в общественной жизни: после долгих лет окружавших меня безыдейщины, обструкционизма и наплевательства, я, наконец, смог завязать тесные контакты с соратниками по партии. И тут в моем сознании произошёл духовно-качественный сдвиг по фазе. По всей вероятности он был вызван передозировкой  культурно-познавательной информации, которая обрушилась на мой девственный ум, как НАТОвские бомбы на безвинную Югославию.  Поначалу мне было стыдно об этом думать, затем стало смешно, но, в конце концов, я сдался, и  в этих записках обнажаю перед вами все движения моей неискушенной души. Случилось так, что обладая избытком свободного времени и неизрасходованным запасом фантазии, полёт которой более не ограничивался рамками уставных взаимоотношений, я почувствовал неодолимую тягу к литературному творчеству. А катализатором этому процессу послужил роман знаменитого французского мыслителя и писателя маркиза де Сада. Сокращенное, принятое в библиографии название романа -«Жюльетта» (издательство «Ник» Москва, 1992г., в 2-х томах), цитаты из которого я и буду приводить в ходе дальнейшего повествования.
Как-то я зашел в книжный магазин с целью ознакомления с имеющимся в наличии ассортиментом литературных произведений по интересующей меня тематике: классика, медицина (отношения полов), военные мемуары,  детективы, и случайно натолкнулся на упоминаемый выше двухтомник де Сада. Как человек имеющий высшее (воинское) образование, я, конечно, слышал слово «садист» и даже знал его приблизительное значение, смысл которого для меня, как и  любого сознательного гражданина, носил отрицательный оттенок. Внутренне усмехаясь шустрости циничных издателей, которые ради сиюминутных барышей проталкивали тлетворное влияние Запада на наши книжные прилавки, я взял первый том, наугад открыл и прочитал. И всё. Душевный покой был утрачен. Прочитанное настолько поразило мой не привыкший к искушениям хрупкий разум, что я лишился чувства реальности и, не сообразуясь с расходами, приобрёл эти весьма недешёвые фолианты. Посудите сами, разве может человека  нормальной психической ориентации,  со здоровыми инстинктами и нереализованными творческими задатками оставить равнодушным такая фраза: «…вашим глазам предстали… шесть юных дев, одна прекраснее другой, страстно и неистово ласкающих обнаженные тела друг друга и образующих невероятные, неописуемые, то и дело меняющиеся композиции.» (т. 1-й, стр. 26). Вы можете посчитать, что я являюсь мерзким аморальным типом, который смакует физиологические подробности  полового акта. Конечно, в условиях гарнизона, мужчина, если он не женат, может испытывать определенные неудобства от ограниченности  контингента для удовлетворения своих половых потребностей, и не исключено, что среди личного состава части, возможно, и офицерского корпуса, встречаются  субъекты с больной психикой, которые неадекватно реагируют на произведения искусства, изображающие обнажённую натуру или описывающие любовные сцены. Но, смею вас уверить, я к ним не отношусь. В де Саде меня пленило не само описание процесса, а чарующая поэтичность фразы, когда автор  изображал эти на первый взгляд (все участники сцены – женщины) развратные действия.
Дома я в срочном порядке погрузился в  чтение этой захватывающей книги. Однако по истечении непродолжительного  времени быстро пришёл к выводу, что подобные произведения, насыщенные описаниями невероятных сексуальных приключений, чередующихся с изложением нестандартных взглядов автора по различным вопросам общественного устройства, морали и философии, помногу читать невозможно. Поэтому я стал обращаться к первоисточнику исключительно  в минуты духовного просветления, когда мой ум, жаждавший отдохновения от суровых реалий   бытия, стремился приобщиться к прекрасному.
Второе событие, придавшее движению моих мыслей определённую направленность и стимулировавшее полет воображения, случилось примерно в одно время с приобретением мной романа де Сада. Это был возникший в нашем доме по вине хулиганствующей молодёжи пожар. Вернее даже не пожар, а просто ребята, балуясь, запустили в подъезде дымовую шашку. Происшествие имело место в дневное время суток и носило локальный характер. Я  находился на кухне и готовился к приёму пищи. Неожиданно  в гостиной зазвенело разбитое стекло. Удивленный этим обстоятельством, я проследовал в комнату и увидел, как на балконе мелькает какая-то палка и бьёт по моему окну. Выйдя на балкон, я понял, в чём дело:  кто-то через противопожарный люк с верхнего этажа высунул швабру. Тут я услышал женский крик:
- У нас пожар! Возьмите ребенка!
За время службы в вооруженных силах мне неоднократно приходилось
попадать в экстремальные ситуации. Поэтому я, несмотря на возможную опасность, сохранил  спокойствие и, демонстрируя хладнокровие бывалого воина, подошёл к люку, протянул вверх руки и принял завернутого в одеяло спящего младенца. Ребенка я положил в комнате на диван и быстро вернулся назад, чтобы помочь спуститься женщине, по всей вероятности  матери этого младенца. Люк был нешироким, но человеку средней комплекции проникнуть через него проблем не составляло. Сверху свесились две стройные голые ноги. У меня сразу забило дыхание, и я скромно отвел глаза. Под халатом (или платьем) у женщины ничего не было. Увиденное под необычным ракурсом зрелище настолько потрясло меня, что не помогла даже армейская выдержка, и когда я поставил женщину  (оказавшуюся совсем молоденькой) на пол, то в первые мгновения не мог понять, о чем она  говорит трясущимися от волнения губами. На моем жизненном пути, мне, конечно, приходилось видеть обнажённое женское тело, но  такого трепета, как в данный момент, я не испытывал со времен юности.
По  прошествии полутора-двух минут до моего сознания стал доходить смысл слов, сказанных попавшей столь необычным путем в мою квартиру гостьи. Оказывается, с ней посредством телефона связалась соседка снизу и сообщила, что в доме пожар. Молодая мать попыталась спастись через  лестничную площадку, но по причине высокой степени  задымленности подъезда, осуществить задуманное  не удалось. Я вышел в коридор и действительно учуял какой-то слабый химический  запах.  Дверь в мою квартиру была двойная и плотно пригнана и служила надежным заслоном от проникновения внутрь  газообразных отравляющих веществ.

Во дворе завыла сирена и зарокотал мощный двигатель пожарной машины. Женщина осталась с ребёнком, а я вышел на балкон, чтобы прояснить ситуацию и,  сообразуясь   с поступившей информацией, принять вытекающее из её сути решение. Внизу суетились пожарные, но через минуту, видимо разобравшись, в чем дело, они смотали назад свои шланги, а командир экипажа через мегафон объявил жильцам, что это дым от дымовой шашки, и скоро он развеется. Вернувшись в комнату, я передал слова пожарника молодой матери, которая с младенцем на руках сидела на диване. Она поблагодарила меня, изящным жестом выскользнувшей из широкого рукава халата тонкой руки убрала с лица прядь волос и повернулась  в мою сторону. В это время на небе сквозь  облака  выглянуло солнце, в комнате стало светлее, и  я её узнал. Теперь позвольте нарушить хронологический порядок описываемых событий и вернуться к тем далёкими временам, когда я, будучи полным надежд и  иллюзий молодым лейтенантом,  начинал свою карьеру в войсках.
После училища меня распределили в затерянный посреди азиатских песков гарнизон. О службе говорить не буду. Условия её прохождения в большинстве частей сходны. Но в организации  быта и досуга  личного состава и членов их семей имеются существенные индивидуальные различия. Для холостяков в этом гарнизоне, как к сожалению и во многих других, главными развлечениями были кино, водка и карты. Даже телепрограммы принимались только при благоприятных погодных условиях,  и то в основном иностранные, где, кроме заунывных песен да танцев под бубен, ничего другого не транслировалось. Была в полку еще и библиотека. Однако по моим наблюдениям, не буду касаться высшего командного состава,  в кругу офицеров среднего звена, не говоря уже о прапорщиках, старшинах и  сержантах, чтение книг к разряду первостепенных интересов не относилось, поэтому я долгое время не удостаивал  посещением  сей очаг культуры и знаний.
Но вот пришла весна. Температура окружающей среды резко повысилась. Пустыня на две недели покрылась  цветами и зеленью, и после этого стало еще жарче. Как-то в один из выходных дней, намереваясь укрыться от досаждавшего мне зноя, к которому мой организм ещё не успел адаптироваться, я забрёл в библиотеку. Библиотека располагалась в торце здания полкового клуба и имела отдельный вход. Состояла она всего из двух комнат. В одной было что-то наподобие читального зала,  в другой – книгохранилище.
Едва я вошел внутрь, как мне в нос ударил резкий запах женщины. В сугубо мужском коллективе, где в силу обстоятельств  мне приходилось проводить большинство своего личного и служебного времени, все связанное с женщиной воспринимается обостренно, в том числе и её запах. С тех пор ни разу в жизни мне не доводилось ощущать такого ярко выраженного запаха женщины. Не запаха женского тела, а именно запаха  женской сути, важнейшей составляющей в ряду тех  загадочных компонентов, которые  в сознании романтически настроенного молодого человека  рисуют оторванный от действительности, но не ставший от этого менее притягательным образ  Прекрасной Дамы. Конечно, тому причиной могли быть какие-то её особенные духи, или она пользовалась восточными благовониями, а может дело было в моём обострённом в те годы, как у постоянно голодного новобранца, обонянии, но, преступив порог библиотеки и ещё не видя скрытой книжными полками женщины, я понял, что уже в неё влюблен. На звук открывшейся двери из книгохранилища вышла она. Ей было, наверное,  лет под сорок, а может, и более того. Определить точнее её возраст я не мог ввиду  своего небогатого опыта  общения с представительницами противоположного пола, который на описываемый момент  ограничивался  случаями провожания малолетних подружек после танцев домой  с заходом по пути на полчаса (нужно было успеть к вечерней поверке в расположение училища) в парк, а в зимнее время - в какой-нибудь тёмный подъезд.
У женщины из библиотеки были роскошные вьющиеся каштановые волосы,  очень темные, почти черные по контрасту с цветом лица, карие глаза и белая, плотно обтягивающая лоб и скулы кожа. Несмотря на её, как мне тогда представлялось, солидные года, фигура у неё была стройной как, у десятиклассницы, а талия  такой тонкой, что будь она военнослужащей, подходящего размера обмундирования  ей не нашлось бы даже на дивизионных складах.
С тех пор я стал самым читающим офицером в полку. Совмещая полезное с приятным, я  наслаждался интересной книгой и исходившим от моей пассии ароматом, и, порой, отключившись от грубых казарменных условий, предавался различным сладостным мечтаниям. Определив  мое полное невежество в вопросах изящной словесности, она с готовностью занялась моим образованием, и под её чутким руководством я приобщился к лучшим образцам русской классической литературы и творчеству прогрессивных зарубежных писателей. Книги с собой в общежитие я не брал, а читал прямо в библиотеке,   и прочитывал очень много. Думаю, что её амбре действовало на меня, как допинг на спортсмена, потому что тексты художественных и публицистических произведений я проглатывал со страшной скоростью. Поначалу она не верила, что можно так быстро читать, но, проведя со мною несколько бесед по содержанию прочитанного, с удовлетворением убедилась в противоположном. Скорее всего, она уловила, какими всепожирающими взглядами я на неё смотрю, потому что в реестре предоставляемой мне для чтения литературы стали преобладать произведения на любовную тематику.
Однажды я читал роман французского писателя Гюи де Мопассана. Уже не помню  названия, но содержание романа сводилось к тому, что некий художник сначала любил одну женщину, а затем влюбился в её дочь. Непостоянство чувств  свойственно людям искусства, но нравственную оценку поведения художника оставим в стороне, тогда в первую очередь меня занимало, как изящно, достоверно и впечатляюще описаны любовь и страдания данной творческой личности. И тут я учуял, что в заполнившем объём небольшого помещения   запахе  женщины появился новый компонент. Я  отложил книгу и подошёл к барьеру, за которым у входа в книгохранилище сидела она и листала журнал. Мой внешний вид с горящим взором, вздымающейся грудью и трепещущими ноздрями наглядно свидетельствовал о бушевавших внутри меня чувствах. Она закрыла журнал и посмотрела на меня. Её благосклонный, отеческий взгляд старого командира, заботящегося о своих подчинённых, свидетельствовал, что она верно истолковала мой душевный порыв. Она взяла с полки ключ и молча протянула мне. Я закрыл изнутри дверь, перешагнул через барьер и подошел к ней, чтобы  обнять. Но она отстранила мои руки, ступила несколько шагов назад вглубь книгохранилища, и здесь, уже не сдерживая своих внутренних душевных  позывов, мы лихорадочно и самозабвенно набросились друг на друга, и я  впервые познал откровение любви. Упоённо предаваясь страсти, я пустил на самотек контроль за своими действиями, ибо пришел в себя  оттого, что на мне на спину  посыпались книги. Поднялась пыль, и к головокружительному аромату лежавшей подо мной женщины добавился запах старых книг. Пребывая в состоянии лёгкой растерянности, я поднялся на ноги, подтянул  брюки и оглянулся назад. Мои действия, сопровождавшие процесс любви, носили довольно сумбурный характер, так как упираясь сапогами в стеллаж, я сбросил с него несколько книг и три из них  привел в негодность. Женщина, одёрнув юбку, села на полу. На ее устах играла сдержанная улыбка, но, заглянув мне за спину, она сделала типично педагогическое выражение лица и строгим  голосом сказала:
- Молодой человек, что вы себе позволяете? Мало того, что порвали
мне белье, так еще нанесли ущерб казенному имуществу!
Я покраснел и, как нашаливший школьник, стал оправдываться.
Однако она не выдержала роли и, засмеявшись низким воркующим смехом, вскочила на ноги, приблизилась ко мне, легонько обняла, и, взъерошив волосы, поцеловала в губы.
- Успокойся, дурашка, я ведь шучу, -  проворковала она и, пристально
посмотрев мне в глаза, спросила:
- Сколько времени тебе нужно для восстановления?
- Я уже готов! – выпалил я и по привычке встал по стойке «смирно».
- Вот и отлично. Тогда приступайте, лейтенант! – отдала она команду, 
расстелила на полу снятую со стола в красном уголке скатерть и, сбросив юбку, заняла нужную позицию.
Я, как дисциплинированный офицер, ответил «Есть!» и машинально
козырнул к пустой голове. Галифе, которые я придерживал правой рукой, опали, и мне снова стало неловко.  Она всплеснула руками, брови у нее взлетели к самым волосам, зубы блеснули в восторженной улыбке.
- Какая прелесть! Действительно, вы уже готовы! – воскликнула она и
протянула вперед руки, - Так иди же ко мне, мой Гулливер!
С тех пор запах старых книг будит во мне эротические фантазии и
возвращает к тем  далеким временам, когда я был молод и по-настоящему счастлив в любви. И тогда же я пристрастился к чтению книг, необъятную премудрость которых я на регулярной основе черпаю  по сей день.

Но, увы, наше, а может, только моё, счастье  длилось недолго. Через полгода срок её контракта истёк, и она убыла, как у нас говорили, на большую землю. Я ждал писем. Вместо неё библиотекарем назначили жену замполита, даму с вызывающими  манерами и формами, которая считалась первой красавицей в полку. Однако женщиной от неё не пахло. Сквозь благоухание духов пробивался  запах пота и стойкий дух пункта дезинфекции, где она работала ранее. Писем не было. От тоски и безысходности я несколько раз вступил в связь с  женой замполита, но, как и предвидел, желанного забвения не получил и перестал посещать библиотеку, которая, к слову сказать, скоро вообще прекратила свое функционирование. После меня в библиотеку зачастил один капитан. Однако его жена со скандалом и битьем стекол пресекла внезапно открывшуюся у капитана страсть к книгочтению. Замполит срочно отправил свою жену на родину, а вместо библиотеки, идя навстречу пожеланиям личного состава, оборудовали бильярдную и поставили теннисный стол. Книги же солдаты погрузили в трёхосный «Урал», и в порядке оказания шефской помощи мне поручили отвезти их в ближайший райцентр и сдать в библиотеку, чтобы народы Средней Азии тоже могли приобщиться к сокровищнице мировой литературы. В честь этого  выдающегося события в культурной жизни района был зарезан баран. Пока готовился плов, я от имени командования части произнес речь по поводу братской дружбы народов, потом выступила бойкая узкоглазая и чернобровая пионерка в тюбетейке, а затем был устроен сабантуй, на котором присутствовали заместитель председателя райисполкома, начальник отдела культуры, заведующая библиотекой и несколько ответственных работниц райкома комсомола. Все  ответработницы-комсомолки были некоренной национальности, поэтому в часть я вернулся лишь под утро.  В кузове «Урала» в виде ответного дара  зампреда замполиту плескалась 50-ти литровая канистра с местным самогоном и, предчувствуя свою долю, жалобно блеял баран.
На этом  закончу экскурс в историю и, связав  в неразрывный логический узел прерванную нить своего рассказа,  попытаюсь объяснить, какое отношение к описываемому выше эпизоду имеет неожиданно появившаяся в моей квартире молодая женщина. Так вот, я её узнал, но постарался скрыть охватившее меня волнение. Думаю, это мне вполне удалось, ибо она  сама ещё не оправилась от потрясения, вызванного мнимой опасностью. Я предложил ей, пока дым не рассеется, подождать у меня.
- В подъезде сейчас обстановка, как в армейской поговорке: война в Крыму, все в дыму – ничего не видно, - попробовал я довольно неуклюжей  шуткой вывести ее из тревожного состояния. -  Давайте я вас чаем угощу. А ребенок ваш молодец. Даже не проснулся. Это мальчик или девочка?
- Дочка. Витой зовут. А я Таня, - ответила женщина.
 Я  также представился и пригласил ее пройти на кухню.
Таня положила спящего ребенка на диван, поднялась и поправила
халат, и вдруг  покраснев, она бросила в мою сторону быстрый взгляд,  стыдливо потупилась и, повернувшись к ребенку,  стала поправлять одеяло, в которое тот был завернут. Я не подал виду, что понял причину её смущения, подождал, пока она поаккуратнее уложит ребенка и, пропустив вперед, указал,  нужное направление. По дороге на кухню Таня на секунду задержалась у трюмо и провела рукой по своим разметавшимся по плечам темно-русым со светлыми прядями волосам. Этот жест  свидетельствовал, что она  справилась с волнением, и, как подобает женщине, не забывает думать о состоянии своего внешнего вида.
На кухне я быстро разлил уже готовую заварку, добавил в чашки кипятку и предложил для успокоения нервов выпить по рюмочке коньяку. Благодаря живительному напитку, атмосфера лёгкой скованности  развеялась, и мы завели непринуждённый разговор на различные житейские темы. У Тани поднялось настроение, и она принялась со смехом рассказывать об охватившей ее панике, когда разбуженная звонком соседки, она металась по квартире, пока не вспомнила о люке на балконе. Звонкий смех молодой симпатичной женщины и заигравшие на её щеках соблазнительные ямочки придали уверенности и мне. Я вкратце описал  свой жизненный путь и объяснил, как очутился в этом городе, а также поведал несколько веселых историй  из армейского быта.   Неподдельный Татьянин интерес к содержанию того, что она слушала, пробудили во мне талант рассказчика, и я красочно живописал ей некоторые типичные сценки из воинского уклада жизни, сохранив при этом, разумеется, в рамках приличий, колорит армейской лексики. Теперь Таня забыла все свои страхи, и общение наше протекало весьма живо. Мы выпили еще коньяку и чаю, и я почувствовал, что, несмотря на разницу в возрасте, между нами устанавливается взаимопонимание, чему способствовало сходство обоюдно высказываемых  взглядов на многие острые проблемы социально-экономического, политического и просто житейского характера.
Наш содержательный диалог был прерван донёсшимся из комнаты детским плачем. Таня очень грациозно поднялась из-за стола, поинтересовалась, который час и пошла к ребенку. Я  проследовал за ней и сообщил, что уже 15.00.
- О боже! – всполошилась Таня, - Витку давно кормить пора. Извини
меня, моя маленькая, - обратилась она  к дочери, - мама плохая,  совсем забыла о своем сокровище, -  мелодично приговаривала молодая мать, успокаивая ребёнка.
 Я тем временем выглянул в подъезд. Дыма уже не было, лишь стоял
запах, будто горела резина. Подошла  Таня,  мы стали прощаться. Таня сказала, что оплатит мне стоимость разбитого ею стекла, но я просил  не обращать внимания на подобные мелочи. Тогда она высказала пожелание возместить потери коробкой конфет и шампанским, тем более, что я её уже угощал. Это предложение мне было по душе, но я постарался держать себя в руках, дабы не показаться смешным в глазах малознакомой мне  женщины.

По убытию Татьяны  меня охватил предстартовый мандраж с элементами эйфории. Мое состояние в тот момент  метко характеризовали начальные строки из оды великого физика и литератора М.В.Ломоносова, труды которого в целях самообразования, по мере их раскапывания в залежах неликвидных фондов гарнизонных библиотек, я когда-то читал и конспектировал. Так повелось, что на всем периоде прохождения воинской службы, я лёгко входил в контакт и пользовался благосклонностью библиотечного персонала, что позволяло мне беспрепятственно проникать в самые закутки книгохранилищ, где порой встречались очень интересные экземпляры книг, давно уже списанных и никому не нужных,  многие из которых пополнили мою домашнюю библиотеку. Однако, я отвлекся. Так вот Ломоносов писал :
                Восторг  внезапный ум пленил,
                Ведёт на верх горы высокой…
 Не знаю до каких высот довел бы восторг мой ум, но после общения с Татьяной я испытывал чувства,  подобные тем, которые охватывали  меня на плацу во время строевых смотров, когда подразделения, чеканя шаг,  маршируют мимо тебя, а ты, вытянувшись, будто устремлённый ввысь обелиск, и чуть ли не вибрируя от напряжения, стоишь по стойке «смирно», приложив руку к козырьку, и пропорционально сложенной фигурой, умело подогнанным обмундированием, торжественным выражением лица и начищенными до блеска сапогами демонстрируешь идеальное воплощение требований строевого устава.
Но я снова отвлёкся. Объясню, почему неожиданное появление Татьяны  вызвало в моей душе внештатную ситуацию. Дело в том, что мы с ней когда-то уже встречались, что было и неудивительно, проживая в одном подъезде. Как-то на пути следоваия из магазина домой, я в последний момент перед закрытием дверей успел запрыгнуть в лифт. В нем уже находилась красивая девушка, как вы  поняли – Татьяна. Я  нечаянно задел сумкой перевязанную бечевкой стопку книг, которую девушка держала в руках. Бечевка развязалась или порвалась, и книги, какие-то учебники, посыпались на пол. Я извинился, мы присели и стали собирать книги. И тут я уловил исходивший от её волос аромат, к нему добавился запах пыльных книг. В моей памяти ожили прекрасные образы прошлых лет, и фантазия с готовностью дополнила картину сценами из среднеазиатской библиотеки. От резкого повышения температуры внутри организма меня сразу бросило в жар, и произошла дезориентация мыслей. Воспользовавшись тем, что лифт остановился, я выскочил на площадку, хотя это был не мой этаж.
Не имея к тому никаких фундаментальных оснований, чувства, которые я испытывал в молодости к женщине из библиотеки, мною были перенесены    на незнакомую  девушку. Впоследствии я встречал её несколько раз во дворе катающей коляску, но разговаривать нам не приходилось. Чтение де Сада дало моей фантазии дополнительный толчок, и я стал замечать, что  некоторые его женские персонажи в моем сознании воплощаются в облике Татьяны. Чаще всего мне виделся солнечный майский день и идеально ровный плац  с одинокой фигурой военнослужащего посередине. Женщина, одетая в офицерский китель и короткую юбку с двойными лампасами, в высоких хромовых сапогах отрабатывала строевые приемы с оружием. При четких поворотах ее корпуса, на солнце сверкали пуговицы  мундира, и длинные волосы, взметнувшись,  рассыпались по плечам, закрывая погоны. Это была Татьяна, и вместо автомата Калашникова, она держала в руках том де Сада…

Я еще некоторое время попредавался мечтам и стал наводить порядок. Сняв мерку, я отправился в город,  заказал, а затем, вернувшись, вставил  в раму стекло и убрал мусор. Усиленная работа души всегда вызывала у меня повышенный аппетит. Я приготовил ужин и с удовольствием поел.

В конце дня я должен был присутствовать на партийном собрании. Следует сообщить, что я, как и большинство прогрессивно настроенных офицеров вооруженных сил, был и в душе остался коммунистом. Когда после распада СССР в обществе начались гонения на членов КПСС, я был вынужден подчиниться грубому произволу забывших присягу конъюнктурщиков и идейных мутантов, и, пока находился на действительной службе, скрывать свои убеждения.  По выходу в отставку я был предоставлен самому себе, «терять, кроме своих цепей» мне было нечего, и я активно включился в работу местной партийной ячейки. Видя моё старание, высокую теоретическую подкованность и верность идеалам марксизма-ленинизма, партком на последнем заседании оказал мне доверие и назначил заведующим агитационно-пропагандистским сектором.
Сегодня в организации был знаменательный день – наше собрание посетил собственной персоной секретарь городского комитета партии товарищ Косенко, который в своё время не поступился принципами и партийной кассой, и вот уже много лет успешно возглавляет борьбу трудящихся города за светлое будущее. После выступления секретаря нашей парторганизации и недолгих содержательных прений, слово взял товарищ Косенко. Он отметил, что коммунисты, окунувшись в круговорот политической борьбы с ненасытными пираньями капитализма, не падают духом и в скором  будущем придут к власти. Барыги-буржуи получат по заслугам:  уже давно составлены списки  кандидатов для экспроприации новых экспроприаторов. Однако, заметил товарищ секретарь, массы недостаточно организованы и нужно искать новые формы и методы по внедрению в  их сознание  незыблемых идеалов ленинизма.

- Марксизм - не догма, а руководство к действию! Дадим железной
палкой идеологической работы по рукам буржуазным хищникам! 
Используем хватательный рефлекс зарвавшихся олигархов  во благо народу! – такими призывами под бурные аплодисменты присутствующих закончил свою пламенную речь товарищ Косенко.
Вдохновлённый  речью секретаря, как нежным взглядом любимой
женщины, и находясь под впечатлением неожиданного визита Татьяны, я двигался в направлении дома и обдумывал пути  активизации работы агитационно-пропагандистского сектора. И вдруг меня озарило. К этому делу нужно подключить маркиза де Сада. Ведь его идеи после незначительной корректировки также могут найти достойное применение,  и наряду с незабвенными идеалами   единственно верного учения, коим является научный коммунизм, их нужно целеустремлённо и настойчиво претворять в жизнь и влагать в сердца народа.
 Дома я  пытался смотреть телевизор, но,  находясь в рассеянном состоянии духа, вместо экрана  видел Танино лицо. Сначала испуганное, с бессмысленно мечущимися глазами, а потом, когда мнимая опасность миновала, с весёлой улыбкой, открывающей её мелкие ровные зубы, и, несмотря на звонкий смех и задорные ямочки на щеках,  немного смущённым взглядом.  Я понял, что  созрел для восприятия философских сентенций де Сада, которые в его  романе чередовались с многочисленными описаниями не поддающихся логическому осмыслению  оргий, где в тонко и поэтично изображенные сцены всевозможных любовных утех автором  вставлялись элементы самого жестокого и изощрённого насилия, необходимого, как воздух, его мятущимся героям для получения наивысшего удовольствия. Я выключил телевизор и погрузился в чтение, отыскивая и смакуя наиболее понравившиеся мне места. Постепенно я вошел во вкус и, увлёкшись, стал представлять себя в роли некоторых персонажей романа, а Таню в образе его искусительных героинь, и душе моей стало тесно и жарко в этой бренной оболочке,  что являет  собою человеческое тело, но буйство плоти которого так великолепно и красочно описано великим маркизом. В очередной раз я прочёл сцену из начала романа и книга выпала из моих ослабевших рук.
«…мы снова начали ласкать друг друга и предаваться самым изощрённым излишествам плоти. Мы испробовали тысячу разнообразных поз, непрерывно меняясь местами и ролями.» (т. 1-й, стр. 19)
Не в силах сдержать бушевавшего во мне урагана поэзии любви, я дрожащими пальцами набрал номер телефона, а когда мне ответили, попросил Жанну. Было два часа ночи. В 2.30 Жанна была у меня, а в 2.38 мы уже лежали в постели, и её исступлённые звериные вопли будили в самых дальних закоулках моей души такие же зверские жестокие желания. Я представлял себя огромным, волосатым и чудовищно сильным снежным человеком, который на застеленном шкурой горного барана уступе скалы, среди разбросанных по площадке костей его охотничьих трофеев, терзает и любит такую  же звероподобную самку, и её острые клыки и когти царапают ему плечи и спину, но он не чувствует боли, а только – всё возрастающее наслаждение, и с победным рыком он завершает процесс, в беспамятстве колотя по скале подвернувшимся под руку обглоданным черепом. И раскаты его голоса вызвали в горах обвал, покатились камни, сошла снежная лавина. От грозных звуков разбушевавшейся стихии внутри него срезонировала нужная струна, и они с ненасытной самкой  сплелись в экстазе  в покрытый шерстью клубок железных мышц.
Здесь следует объяснить, кто такая Жанна (о причине её появления в моем доме, я полагаю, вы уже догадались). Жанна работала продавцом ночного магазина, который занимал  первый этаж рядом стоящего здания. Она была статной, физически развитой 35-летней женщиной. По-видимому, у нее было не всё благополучно в семье: муж то ли пил, то ли гулял, то ли его вообще не было. И так получилось, что мы обратили внимание друг на друга. Конечно, назвать Жанну красавицей было бы большим преувеличением, даже можно сказать,  черты лица её отличались некоторой простоватостью и резкостью, что свойственно женщинам-спортсменкам,  проводившим много времени  на открытом воздухе. В молодости Жанна занималась греблей на байдарках и даже заслужила почётное звание мастера спорта. Однако, если не искать в женщине идеал топ-модели, а отдавать приоритет её другим достоинствам, то в любой обнаружатся прекрасные черты как  внешности, так и характера. Подруги по работе, проявляя женскую солидарность, шли Жанне навстречу, и в ночную смену, когда под утро покупателей в магазине почти не было, она имела возможность ненадолго прийти ко мне, поэтому мы  старались предоставленное нам время использовать с максимальной эффективностью.

Прошло несколько дней после пожара. Новая информация от моей соседки не поступала. Чтобы отвлечься от снедающих меня мыслей, в центре построения которых неизменно располагался  образ Татьяны, я с головой погрузился в общественную работу, а то иногда выезжал на рыбалку.  По вечерам же наслаждался прозой Бунина, читал детективы или штудировал труды военных мемуаристов. Постепенно я утвердился в мысли, что Татьяна забыла о своем обещании навестить меня, что в её возрасте и положении молодой матери было совсем не удивительно. Ввиду отсутствия других перспективных направлений атаки, я решил применить тактику выжидания, а пока готовить плацдарм и повышать теоретическую базу.
Однажды вечером зазвонил телефон. Я подумал, что это мой напарник по рыбалке, но, подняв трубку, услышал голос Татьяны, чем был несказанно обрадован, но одновременно и удивлен, так как не смог сообразить, откуда она узнала мой номер. Все объяснилось самым простым образом: в квартире, где я в данный момент  проживаю, ранее обитала семья, с которой Таня поддерживала дружеские отношения. Таня сказала,  если я не против, то она может зайти ко мне ненадолго с обещанным шампанским, только зачем-то попросила не класть трубку после разговора. Спустя три минуты в прихожей звякнул звонок, сердце в моей груди застрекотало, как скорострельный пулемет в амбразуре ДОТа, и я побежал открывать дверь. Таня вошла, мы поздоровались, и она передала мне целлофановый пакет.
- Здесь обещанное шампанское. Надеюсь, это отчасти
компенсирует материальный ущерб, причиненный моим  вторжением в вашу квартиру, - улыбаясь, произнесла она.
Я поблагодарил её и ответил, что долг каждого человека прийти на
помощь ближнему в трудную минуту. Таня выглядела очень привлекательной. На ней была длинная свободная юбка из тонкой цветастой ткани и светло-зеленая пастельных тонов блузка, которая приятно гармонировала с ее темно-русыми, сегодня почему-то с рыжеватым отливом волосами. Я провёл её в гостиную, а сам отправился на кухню за фужерами и открывать шампанское.  Когда я вернулся, Таня сидела на диване и разглядывала интерьер моей комнаты, который состоял из самой необходимой мебели и нескольких книжных шкафов.
- Чувствуется, что мужчина живет один, - улыбнувшись, отметила
Таня. – Вы, наверное, научный работник? – кивнула она в сторону заполненных книгами стеллажей.
У меня готова была сорваться с языка роковая  фраза
«В некотором роде!»,  при сходных обстоятельствах произнесенная И.М. Воробьяниновым, главным отрицательным героем выдающегося сатирического произведения «Двенадцать стульев», но я сдержался и  ответил, что просто люблю читать книги. Мы стали пить шампанское и вести неторопливую беседу. Таня время от времени брала телефонную трубку и прислушивалась. Я поинтересовался причиной этих таинственных манипуляций.
- Дочка дома одна. Слушаю,  не проснулась ли.
Тогда, чтобы облегчить ей задачу, я нажал кнопку «спикерфона» и
дальнейший наш разговор сопровождался потрескиванием телефонного эфира. Учитывая, что про себя я информировал Таню в прошлый раз, она, как подобает воспитанному человеку, сообщила некоторые сведения о себе. Сейчас она проживает одна с дочкой, которой  исполнилось два года. Раньше здесь жила её мать, но она недавно вышла замуж и переселилась к мужу. Поговорив на бытовые темы, мы направили нашу беседу в более культурное русло, в частности обсудили некоторые  проблемы мирового киноискусства (по телевизору как раз демонстрировался американский кинофильм с участием известных актёров), и в дальнейшем главное место в разговоре заняла литературная тематика. Таня, оказывается, училась на филологическом факультете, но в данный момент находилась в академическом отпуске по уходу за ребёнком и уже оформила документы на заочное обучение. Неожиданно Таня обратила внимание на мою настольную книгу – роман маркиза де Сада, и взяла один из томов. Я почему-то засмущался, стал лепетать о философских взглядах автора, о том, что не полностью разделяю его воззрения, и на самом деле в вопросах морали я человек очень щепетильный, короче, стал нести чепуху.
- Успокойтесь, - рассмеялась Таня, - на  счет вашего морального
облика у меня не возникает ни малейших сомнений, иначе бы я к вам не пришла. Вы живете здесь, наверное, скоро год, и если бы в квартире происходили разнузданные садистские оргии, то я, учитывая, что звукоизоляция между этажами, мягко говоря, оставляет желать  лучшего,  несомненно слышала б их отголоски. А вот с произведениями де Сада мне встречаться  не доводилось.
Таня раскрыла книгу и стала читать. Но скоро она её отложила и, с
лукавым прищуром взглянув на меня, сказала:
- Нет, при вас я это читать не буду.
- Вы, видимо, попали не на то место, - стал оправдываться я глупым
образом. - Автор, помимо описания различных действий эротического плана, видит свою главную задачу в изложении философских концепций.
- Ну, не знаю, - в голосе Тани прозвучала легкая ирония, - если это
философия, то что тогда -  порнография.
Она снова взяла книгу и собралась процитировать, но внезапно
передумала и передала книгу мне.
- Лучше посмотрите сами. Мужчине такое читать я не могу, - сказала
Таня и своим изящным пальчиком с ярко-красным ногтем отчеркнула нужный абзац.
Я прочитал, и мне сделалось жарко, а когда взглянул на свое лицо в 
зеркало, то увидел, что щёки мои стали такими же насыщенно-яркими, как Танины ногти. В отмеченном отрывке изображалась постельная сцена, в которой принимало участие несколько человек обоего пола, в том числе и несовершеннолетние, а также приводилось детальное описание анатомического строения женских половых органов. Данный эпизод, безусловно, был очень натуралистичен, но я, все-таки, попытался возразить:
- Татьяна, не нужно воспринимать всё, что написано, буквально.
Маркиз де Сад был выдающимся мыслителем своей эпохи (конец ХV111  -  начало Х1Х в.в.), и его противоречивое творчество оказало сильнейшее влияние на развитие современной ему философии и литературы, и, несомненно, является актуальным  в наши дни.
Татьяна меня выслушала, глаза ее оживлённо заблестели; она, сбросив
босоножки, непринужденно забралась с ногами на диван и обтянула колени юбкой.
- Хорошо, тогда объясните, какой философский смысл заложен в
прочитанном вами отрывке, - задорно улыбнувшись, вступила она со мной в научную полемику.
Сдавать позиции без боя было не в моих правилах, поэтому, собравшись с мыслями, я сконцентрировал силы в направлении главного удара и  стал объяснять:
-Видите ли, Таня, здесь можно найти множество причин, по которым автор так подробно описывает данный акт, да еще привлекает в сцену большое количество действующих лиц. Для лучшего понимания я постараюсь систематизировать свои ответы и разложу их по пунктам. Как человек военный я привык к порядку. Взять, к примеру, «Строевой устав». В нём тоже много сложных для понимания неподготовленного человека понятий, но он предусмотрительно разбит на разделы и параграфы, что значительно облегчает личному составу задачу по его усвоению.
Так вот, пункт №1. Самое простое, сугубо утилитарное объяснение может заключаться в том, что автор ставил своей целью просветить современников в таком деликатном вопросе, как техника полового акта. Ведь занятий по сексологии в школах тогда не проводилось, консультаций у сексопатолога тоже получить было нельзя.
- Возможно, вы и правы, - немного подумав, изрекла Татьяна. - Эротика культивировалась в жизни и искусстве стран Востока. Вспомним сказки Шехерезады или «Камасутру» Европа же, многие века подавляемая строгой моралью инквизиции, упрятала секс подальше с людских глаз, что породило цинизм и опошлило  восприятие эротических  действий в общественном сознании. Но европейцы за последние десятилетия с лихвой наверстали упущенное,  мы же по-прежнему отстаем в сексуальном воспитании по сравнению с экономически развитыми странами. Поэтому современные молодые люди так примитивны, когда необходимо проявить высокие чувства – у них нет чётко выраженного положительного образа для подражания.
- Вы верно уловили мою мысль, Танюша. В любом деле необходим
четкий инструктаж и наглядный пример. Я вот в каком-то научном журнале читал, что молодому самцу гориллы, выросшему в зоопарке, приходилось показывать на киноэкране, как спариваются его сородичи, пока он сообразил, что от него требуется.
Выслушав мой пример, Таня почему-то расхохоталась и попросила
продолжать дальше.
- Пункт №2. Описывая подобные сцены, автор боролся с ханжеской моралью правящих классов, которые, предаваясь безудержному разврату, жестоко эксплуатировали трудящихся и лишали их доступа к культурно-нравственным ценностям.
- Здесь я с вами не согласна, - возразила мне Татьяна. - Взять хотя бы
«Декамерон» или любые народные сказки и анекдоты. Порочные наклонности проявлялись и среди простого народа.
- Как говорится, в семье не без урода. Но, по моему глубокому
убеждению,  народный секс в своей основе намного чище и целомудреннее извращенной похоти погрязших в роскоши аристократов. Самый наглядный пример: Римская империя  времен Нерона и Калигулы или распутинщина в царской России.  Приведу свои собственные наблюдения. Одно время я служил в Афганистане. Имевшиеся в части женщины, в основном связистки, медсестры, поварихи и т.п., согласно субординации и их личных наклонностей,  были распределены между командованием полка и гарнизона. Какой-нибудь старший лейтенант или там прапорщик мог рассчитывать на взаимность только при условии, что данная особа тоже испытывала к нему симпатию, и свою связь они были вынуждены скрывать от высокого покровителя этой женщины.
Пункт №3. Здесь мы коснемся философии, в частности  закона диалектики о единстве и борьбе противоположностей. Женщин и мужчин, как существ природных, непреодолимо влечет друг к  другу, а буржуазная мораль и классовые предрассудки предопределяют обладание противоположным полом только лицам, состоящим в законном браке. Отсюда и вытекает противоречие между стремящейся к свободе личностью и эксплуататорским государством, которое эту личность запихивает в прокрустово ложе несправедливых законов.
- Тут вы совершенно правы, - поддержала мое умозаключение
Татьяна. – Борьба единства и противоположностей наблюдается во многих семьях. Моя подруга вышла замуж за известного артиста. Ему уже за пятьдесят, зато в его окружении много молодых талантов. Теперь вся её жизнь соткана из борьбы противоречий: долг перед обществом -  личная свобода, забота о сохранении  материального благополучия - желание получить полноценный секс.
Татьяна умолкла и  комментариев больше не вставляла, но слушала
меня внимательно. Я  же, вдохновясь ролью оратора, стал извергать дальнейшие потоки красноречия:
- Пункт №4. Можно применить диалектический закон перехода количества в качество и наоборот. Как мы видим по первоисточнику, сначала в половом акте принимало участие четверо человек, причём трое из них - женщины. Но по мере того, как страсти накалялись, и получаемое участниками процесса удовольствие возрастало, прибавлялись новые действующие лица, и когда их количество достигло полутора десятка, произошел мощнейший взрыв экстаза, в котором удовольствие получаемое каждой отдельно взятой особью слилось в один гигантский оргазм.
Пункт №5. Изображенная автором постельная сцена может быть истолкована аллегорически, что зависит от уровня восприятия и степени воображения индивидуального читателя. Лично мне, когда я это читал, в переплетении обнаженных тел представлялось буйство и многообразие форм окружающей нас природы, творения которой в виде живых организмов, руководимые основными инстинктами и условными рефлексами, стремятся занять свое место под солнцем. Из этого, Таня, следует вывод, что толкований может быть великое множество. Главное: за внешней стороной явления нужно попытаться разглядеть его глубинную сущность.
После прочувствованного монолога я ощутил в мозгу усталость и, извинившись, оставил притихшую и задумавшуюся Татьяну одну; сбегал на кухню и принес недопитый со времен её прошлого посещения коньяк.
-Танюша, мне давно не приходилось вести беседы о столь сложном, по крайней мере, для моего понимания предмете. С вашего позволения я выпью  коньяку, ибо чувствую себя измотанным, как после интенсивных строевых занятий с ротой новобранцев.
Таня отнеслась с пониманием к проявленной мною слабости и от коньяка тоже не отказалась. Мы выпили по рюмочке и стали смаковать принесенными ею вкусными конфетами. Беседа наша прервалась. Я  приумолк по причине того, что выдохся, Татьяна тоже пребывала в задумчивости. Внезапно в динамике телефона раздалось хныканье, а затем плач ребенка. Я от неожиданности даже вздрогнул, ибо успел позабыть, что у нас прямая связь с Таниной квартирой. Таня проворно соскочила с дивана, поблагодарила меня и сказала, что ей было очень интересно, и, если я не возражаю, она хотела бы  навестить меня снова и продолжить наш дискуссионный диалог. Я проводил Таню до двери и тихонько, чтобы не щёлкнул замок, прикрыл ее.

Мой разгоряченный разум дошел до точки кипения, и его следовало немедленно  охладить. Я вышел на балкон, открыл окно лоджии и стал полной грудью вдыхать благотворный ночной воздух. Проанализировав наш с Татьяной вечерний разговор и свою пламенную речь в защиту маркиза де Сада, я пришел к выводу, что слова мои не были настолько глупы, поверхностны и наивны, как мне казалось сначала, и  к счастью, я не произвел своими экспромтами на  очаровательную собеседницу неблагоприятного впечатления. Подтверждением  мог служить тот факт, что она изъявила пожелание встретиться вновь.
Окружавшие двор дома  и улицы давно погрузились в ночной мрак. За увлекательной беседой я не замечал течения времени, а когда посмотрел на часы, то с удивлением констатировал, что уже час ночи. Свет от невидимой с моего балкона витрины магазина, в котором работала Жанна, освещал кусок тротуара и часть стены дома напротив. Как часто бывало в подобных случаях, после приобщения к де Саду меня охватило желание пообщаться с противоположным полом. Я позвонил Жанне, на случай, вдруг  усну, открыл замок входной двери, включил музыку и, не раздеваясь, прилег на диван. Музыка – композиции вокально-инструментального ансамбля «Пинк Флойд», была открыта мною  недавно и тоже совершенно случайно. Хотя стиль этой оригинальной группы отличался от манеры исполнения и звучания инструментов полкового духового оркестра, музыка «Пинк Флойд»  также благоприятствовала полету фантазии и вызывала в моей душе всплеск эмоций и возвышенных чувств, подобные тем, что я испытывал в армии, когда при прохождении торжественным маршем  печатал шаг в парадном строю. Мне представилось, что Татьяна под звуки плавной торжественной мелодии кружится в танце по моей комнате, и подол ее легкой широкой юбки при каждом повороте тела то развевается, то прилипает к ногам. Темп мелодии стал ускоряться, зарокотали басы и пошла пронзительная взвизгивающая тема, исполняемая в высоких регистрах электрогитар. Движения Татьяны убыстрились, она закружилась на одном месте и ее юбка, вращаясь с бешеной скоростью, стала подниматься вверх, пока не образовала прямой угол с талией и не стала прозрачной, как крутящиеся лопасти боевого вертолета, и я увидел что под юбкой у Татьяны нижнее белье напрочь отсутствует. Тут кассета закончилась, я услышал чьи-то шаги и открыл глаза. Передо мной с веслом в руке стояла высокая обнажённая женщина. Я подумал, что всё ещё продолжаю грезить, но насмешливый голос Жанны вернул меня к действительности:
- Ну, ты даешь. Так тебя самого из квартиры вынести можно!
Я живо поднялся, обнял и поцеловал Жанну. От нее пахло мылом и
горячей водой.
- Действительно, - подумал я, - Жанна успела душ принять, а я и не
слышал, а в стране разгул преступности, нужно быть осмотрительней.
Не теряя времени, я повел Жанну в спальню. Она одной рукой,
обняв, сжимала мое плечо, а в другой - несла весло.
- Весло-то зачем? – удивился  я.
- В молодости у меня была любовь с моим тренером, и занимались мы
этим делом на раскладушке в подсобке, где лодки ремонтировались, а вдоль стен там стояли стеллажи с веслами. С тех пор как весло увижу, так хочу ещё сильнее, - с простодушием спортсменки, ничуть не стесняясь, привела эти  интимные подробности из своей сексуальной практики Жанна.
- Надеюсь, ты его в кровать с собой не возьмешь, - с улыбкой 
поинтересовался я, пока снимал с себя одежду и аккуратно складывал её на стул.
- Нет, главное, чтобы я его видела, - ответила  уже
лежавшая в кровати Жанна.
Без лишних слов я прыгнул в ее раскрытые объятия. Процесс любви, как всегда, происходил у нас очень бурно, с большими затратами физических сил, которые и у неё, и у меня имелись в избытке. В самый ответственный момент, когда доставляемое друг другу удовольствие приближалось к кульминации, Жанна издала своей первобытный торжествующий стон, схватила стоявшее у кровати весло и двумя руками придавила им меня к себе. Должен вам заметить, что силища у нее была медвежья, и если бы не имеющаяся  на моей спине развитая мускулатура, то она в беспамятстве могла бы нанести мне серьезную травму. Но я был в отличной физической форме, и эта невинная ласка ничего, кроме дополнительного наслаждения мне не принесла.

Пока мы отдыхали перед новой схваткой, Жанна рассказывала мне о своих делах на работе (вопросов своей семьи она никогда не касалась), похвалилась, что в магазин завезли дешёвую гречневую крупу, так как знала, что я люблю принимать в пищу этот полезный и легко усваиваемый организмом натуральный продукт. Но время наше было лимитировано графиком работы магазина, Жанна умолкла, дыхание  участилось, и её пальцы, гладившие мои щёки и шею, заскользили по груди, брюшному прессу и остановились на цели своего путешествия. Здесь я позволю себе привести актуальную данному моменту цитату из бессмертного творения де Сада: «Человек всегда искусен в том деле, которое ему нравится… Самое большое наслаждение она (женщина – авт.) испытывает лаская мужской член. Это и неудивительно, потому что нет занятия более сладострастного. В самом деле, что может сравниться с видом прекрасного органа, который постепенно набухает, наливается силой, вздымается в ответ на трепетные прикосновения! Что больше льстит самолюбию женщины, чем созерцать, как принимает законченную форму дело ее рук!» (т. 1-й, стр. 409) .
Возбуждаемый такими мыслями, а также ласками Жанны, спустя несколько минут я созрел для новых свершений. Выждав немного времени, пока Жанна получала удовольствие, осязая мой стоявший по стойке «смирно» и находящийся в полной боеготовности орган, как наощупь, так и на вкус, я приступил к действию. Жанна стонала и извивалась подо мной, и в какой-то момент она, изогнувшись дугой, сбросила меня с себя и, протяжно взвизгнув, как укушенная лошадь, перевернулась на живот и встала на колени. Мне мгновенно пришла на ум еще одна злободневная цитата из первоисточника:
 «… пять минут спустя блудницу было уже не узнать: на её губах пузырилась пена, сквозь сжатые губы вырывались невнятные ругательства и глухие стоны, и, видя, что дальнейшее промедление невозможно, все шестеро лакеев в протяжении часа, один за другим покрывали её как кобылицу, и она едва не испустила дух от удовольствия.» (т.2-й, стр. 314)
 Подобно лихому наезднику, я оседлал эту всхрапывающую и бьющую копытами кобылицу, и работоспособности моей не было предела. По прошествии времени, Жанна мокрая и растерзанная, без сил недвижимо раскинулась по постели, глаза её были полузакрыты, на устах застыла  блаженная улыбка, и лишь из стороны в сторону подергивалась кисть её левой руки, которая лежала на простыни у моего бедра.
Придя в себя, Жанна поднялась с кровати и  все с той же бессмысленной гримасой на лице, пошатываясь и непроизвольно приседая, вышла из комнаты. Из ванной она явилась уже в своем обычном невозмутимом состоянии, поцеловала меня на прощание, с улыбкой пожелала доброго утра и удалилась.

Я  еще немного поспал, однако приученный к строгому армейскому распорядку в 7.00 со словами  “Рота, подъём!»  вскочил с кровати и занялся физзарядкой и утренними процедурами.  После завтрака я прибрал в квартире, сходил в магазин, где в числе прочих покупок приобрёл пять килограммов гречневой крупы, блюда из которой составляли значительную часть моего рациона. Не случайно, когда в полку намечалась проверка со стороны вышестоящих инстанций, солдат предварительно кормили гречневой кашей, что положительно сказывалось на их физических кондициях и состоянии  боевого духа. Затем я приготовил обед, после приёма пищи совершил краткую прогулку в газетный киоск,  ознакомился с освещаемыми прессой наиболее значительными фактами из внутренней и международной жизни и, слегка утомленный бурными событиями прошлой ночи, ненадолго отошел ко сну.

Вечером меня потянуло на лирику. Я отыскал в  библиотеке том Ломоносова и стал читать вслух его звучные, полные грандиозного величия стихи. И вдруг  творческие способности блеснули в моей голове новой гранью. Самопроизвольно я стал выдавать стихи, которыми, как меткой пулей,  надеялся поразить в самое сердце мишень  своих чувств. Сначала дело продвигалось туго, стихи получались какие-то корявые. Но я проявил настойчивость, взял инструкцию Ломоносова по стихосложению, и творчество пошло как по маслу. Через два часа у меня была готова целая ода, посвященная объекту моих вожделений. Приведу начальные строфы из своего первого в жизни стихотворного произведения:
Татьяна, твой  лик неотразим и свеж.
Твой взгляд в меня влагает вдохновенье.
В груди моей распространяется мятеж,
И не осталось сил к сопротивленью.

Сотрясает грохот  канонады бастионы,
Канонирами забит последний в ствол заряд.
Выдвигаются походным маршем легионы,
Но я тебе сдаюсь. Да здравствует де Сад! 

Увлекшись, я стал маршировать по комнате и декламировать вновь сочиненную оду. Однако мое паренье в эмпиреях поэзии грубым образом прервал телефонный звонок. Я в досаде спустился с небес и взял трубку.
Звонила Татьяна. Я снова вознёсся к звездам.
- Что случилось? Вам плохо? Мне показалось, будто вы меня зовете.
- Ах, Танюша! – в восторге воскликнул я. - Мне очень хорошо. Позволю 
дерзость пригласить вас к себе и поставить перед фактом сокровенных мечтаний!
- Вы меня заинтриговали, - зазвенел серебряными колокольчиками ее голос. - Тогда не кладите трубку, - после недолгого колебания ответила она, –через 10 минут я буду.
Сообразуясь с торжественностью момента, я сбросил вызывавшую у меня временами раздражение гражданскую форму одежды и облачился в любимый парадный мундир. Стукнула ручка входной двери. Звеня медалями и стуча каблуками сапог по паркету, я поспешил встречать Татьяну. Многие говорили, что воинская форма мне идет. Глаза у Татьяны широко распахнулись, как ворота подземного ангара, откуда в грохоте, дыму и лучах прожекторов через мгновение должен  вынестись поднятый по тревоге танк.
- Вы прямо настоящий генерал! – с неподдельным изумлением
воскликнула женщина. – Вас представили к награде, или был торжественный вечер?
- Проходите, как говорил поэт «Татьяна, милая Татьяна». Любая
встреча с вами для меня является незабвенным торжественным мероприятием! Сейчас я вам все объясню, – набравшись смелости и вдохновения, я начал терять врожденную сдержанность в общении с женским полом.
В гостиной Таня по обыкновению расположилась на диване, я же встал напротив и, щелкнув каблуками, приложил руку к козырьку и бравым образом отрапортовал:
- Товарищ главнокомандующий! Разрешите доложить диспозицию
моих чувств на плацдарме наших межличностных отношений!
Я  избрал этот фривольно-безответственный  тон для подстраховки. В
случае, если мой любовный демарш потерпит фиаско,  я сумею с наименьшими потерями в организованном порядке отступить на заранее подготовленные позиции. Какой-то миг Танины глаза  хранили недоуменно-настороженное выражение, но вот она улыбнулась и, неумело козырнув, ответила, что разрешает. Я взял со стола исписанные одой листы, облизал пересохшие от бушевавшего внутри меня пламени губы и стал с поэтическим выражением лица и речи читать свои созданные в сладострастных муках творчества стихи. Это заняло минут 15-20. По истечению указанного срока в помещении воцарилась тишина, как на плацу при утреннем разводе. От интенсивного сердцебиения  грудь моя содрогалась будто земля под ногами, когда по пересеченной местности  движется колонна танков. Татьяна уже не улыбалась. Ее щёки покрыл румянец. Потупив взор, она разглаживала пальцами несуществующие складки своей разноцветной узорчатой юбки. Тишина становилась гнетущей, и я понял, что пора давать сигнал к общему отступлению. И тут как гром среди ясного неба в телефонной трубке грянул плач младенца. Мы облегченно вздохнули, и Таня с преувеличенной поспешностью стала собираться домой. На пороге она внезапно остановилась и, порывисто обернувшись, проговорила:
- Ваши стихи… ошеломили… поразили… не могу подобрать слов…
спасибо…
Таня запнулась, попыталась еще что-то добавить, но смогла лишь выдавить слово «Извините!» и, взглянув на меня повлажневшими глазами, быстро закрыла дверь.
После ее ухода мои эмоции требовали выхода. Меня обуяла жажда
деятельности, но одному  среди ночи (часы пробили 22.00) делать  было нечего. Я попробовал читать детектив, но удары сердца заглушали голос мысли. Помучившись минут 15, однако  так и не уяснив фабулы сюжета, я отложил книгу и позвонил соседу, любителю пива и интеллектуальных игр. Правда,  пива у меня не было, зато имелись в наличии две бутылки водки. Мы просидели  за шахматной доской до четырех часов утра, и  игра в шахматы, которая требует концентрации всех умственных усилий, отвлекла меня от снедающих мыслей о Татьяне. Напоследок  (сосед тоже отставник) мы спели «Прощание славянки», промаршировали вокруг стола, я проводил его к выходу и лег спать.
Вечером по графику в нашей организации должно было состояться партийное собрание, и день я посвятил подготовке к нему, обдумывая пути активизации агитационно-пропагандистской работы в свете открывшихся мне концепций маркиза де Сада. Собрание началось традиционно с доклада секретаря партячейки. Неожиданно в зале появился секретарь горкома товарищ  Косенко, который в преддверии женского праздника 8-го Марта лично поздравлял коммунисток всех организаций. Ему было предоставлено слово. Тема его основополагающей речи  посвящалась незавидному положению женщины в современном обществе. Товарищ Косенко проницательно указал, что власть имущие стараются вытравить из сознания граждан революционные праздники, но вопреки их тщетным потугам, этот день навеки останется в сердцах народа, а также  всех женщин и мужчин. Апофеозом собрания прозвучали простые сакраментальные слова товарища секретаря, о том, что коммунистка – это эрудированная, грамотная, человечная женщина, с открытой душой и незыблемыми нравственными принципами. И, конечно, слово «любовь» стоит у неё не на последнем месте.
 По окончанию собрания секретарь попросил задержаться партактив, и в узком кругу ответственных товарищей была обсуждена стратегия дальнейшей борьбы против мирового империализма и его местных прихлебателей. Затем мы спели «Интернационал» и по оставшемуся с лучших времен обычаю приступили к торжественному ужину, ибо ничто так не сближает единомышленников, как совместный приём пищи с употреблением в разумных количествах традиционных народных напитков. После ужина наша беседа приняла менее официальный характер. Имевшиеся среди членов парткома молодые незамужние женщины организовали прослушивание патриотических песен и танцы. Мы с товарищем секретарем, радуясь сердцем, наблюдали, как молодежь кружится в целомудренном вальсе  и обсуждали формы и методы активизации среди масс культурно-просветительной работы. И здесь совершенно неожиданно в лице товарища секретаря я открыл единомышленника не только в теории научного коммунизма, но и приверженца многих идей де Сада. В пылу полемики при обсуждении темы о порочности и продажности современной власти, я привел цитату из де Сада. К моему удивлению товарищ секретарь наизусть ее продолжил. Мы разговорились. Секретарь, как человек обширных знаний, строгих моральных принципов и передового мышления, считал, что идеи де Сада нужно нести в массы наравне с идеями великого Ленина. Ощутив прилив вдохновения, я вызвался подготовить для наших коммунистов на эту тему ознакомительную лекцию. Секретарь, обладая глубоким аналитическим умом и видя всю проблему в комплексе, развил моё предложение и выразил пожелание, чтобы я подготовил тезисы по де Саду, он внесет туда руководящие  указания, и, если материал получится, то я выступлю с докладом на общегородской партийной конференции. А в перспективе  можно будет издать оформленный на высоком художественном уровне буклет с привлечением цитат из работ классиков марксизма-ленинизма и произведений де Сада,  по красочным иллюстрациям которого трудящиеся смогут наглядно оценить все величие и  жизнеутверждающую силу коммунистических идей и преимущества социалистического строя.
Но вот время приблизилось к 20.00, повестка дня была исчерпана, и прения закончились. Мы с товарищем секретарем ещё не обговорили все детали предстоящего революционного проекта, поэтому решили продолжить обсуждение волновавшей нас темы, и в компании двух специалисток по наглядной агитации зашли в ближайший бар. Затем секретарь с активистками отправился в помещение горкома (несколько комнат со всеми удобствами, которые городская партийная организация арендовала в рабочем общежитии), где им предстояла практическая работа по ведению необходимой отчетно-учетной документации, а я, окрыленный доверием высокого руководства, поспешил домой, чтобы незамедлительно приступить к выполнению ответственного задания.
Дабы меня ничто не отвлекало от продуктивной работы на благо общества, я не включал ни музыку, ни телевизор и даже  машинально отключил телефон. Тема, на которой мы с товарищем секретарем остановились, звучала так: «Сексуальное раскрепощение личности – как один из аспектов коммунистического воспитания на современном этапе классовой борьбы». Для начала я составил план будущего доклада и погрузился в подбор цитат из первоисточника. Я так увлекся работой, что когда раздался стук в окно,  даже вздрогнул, хотя всегда отличался  крепким психическим здоровьем и уравновешенным характером. Первой мыслью было, что у Татьяны снова возник пожар, и я в волнении выбежал на балкон. Из люка свешивалась знакомая мне швабра, но теперь Таня стучала осторожно, и окно осталось целым.
- Извините, - донесся сверху, как мне показалось, её весёлый голос, -
целый вечер звоню, но никто не отвечает. У вас что, телефон испортился? У меня для вас  сюрприз. Можно зайти?
- Конечно, Танюша! – радостно воскликнул я. - Вам я рад в любое
время дня и ночи. Сейчас пойду открою дверь.
- Не нужно, - засмеялась Таня, - через люк ближе. Только  сначала
давайте наладим связь.
Я поставил под люк стремянку и вернулся в комнату, чтобы включить
телефон. Через минуту на балконе мелькнула цветастая Танина юбка, она грациозно сошла вниз по лестнице и шагнула в комнату. По-видимому Таня приняла меры по усовершенствованию своего внешнего облика, потому что выглядела она настоящей красавицей. Её густые блестящие волосы были красиво подвиты, на лицо нанесен макияж, стрелки бровей и тени на веках придавали её взгляду загадочное выражение. В руке Таня держала какую-то книгу.
- Проходите, Танюша, - предложил я ей и, чтобы не молчать спросил:
- Чаю хотите?
- Нет, спасибо, ко мне подруга приходила. Мы с ней  бутылку вина
выпили, - заулыбалась Татьяна и как-то по особенному, не так как раньше посмотрела на меня.
Затем Таня увидела разложенные на столе книги и спросила:
- Опять ваш любимый де Сад?
Я  подтвердил и принялся убирать со стола, чтобы все-таки принести
чай. Таня, между тем, стала устраиваться поудобнее и, сбросив тапочки,  забралась с ногами на диван, накрыв колени широким подолом юбки.

-Вот посмотрите, что я сегодня в букинисте нашла. В нашем
городе одним сторонником де Сада стало больше, - сказала Таня и подала мне какую-то книжку.
Это был роман маркиза де Сада «Окстиерн, или Несчастья развратной
жизни».
- Данное произведение я вижу впервые, – ответил я Тане.
- Можете взять, а я пока почитаю вашу, - предложила она.

Я просматривал принесенную Таней книгу, она взяла с полки мой том де
Сада и, раскрыв наугад, углубилась в чтение. В комнате стало тихо, лишь вкрадчиво шелестели переворачиваемые страницы. Это была тишина, когда встретились хорошо понимающие друг друга люди и, погрузившись в любимое занятие, сопереживают молча. Чтобы было удобнее читать, я пересел поближе к свету настольной лампы и, заодно, оказался ближе к Татьяне. И внезапно я уловил этот роковой запах, почти забытый мною запах настоящей женщины. И к нему примешивался запах книги старого издания, которую я держал в руках. Я оцепенел. Строчки, сливаясь, волнами поплыли перед глазами. Читать я больше не мог и, боясь шелохнуться, продолжал делать вид, что занят книгой. Эти два запаха слились в один упоительный и дурманящий аромат. Разум мой окаменел, но в груди стала вздыматься и набирать силу волна чувственности. Вдруг Таня зашевелилась на диване. Я отложил книгу и посмотрел на нее. Она также оставила чтение, и её пронзающий насквозь моё сгорающее от страсти сердце взгляд обратился в мою сторону. Её глаза под свесившейся на лоб прядью отсвечивавших рыжеватым волос стали приближаться к моим глазам, пока не увеличились до невероятных размеров и не заслонили собою весь мир. Я  почувствовал внутри нестерпимый жар от взметнувшейся  волны расплавленного металла, в который превратилось мое сердце, и сделал непроизвольное движение, будто расстегиваю ворот рубашки. Рука моя так и осталась на груди, и я бессознательно водил ладонью по шее. Все поле моего зрения сфокусировалось  на Татьяне, вокруг была темнота и во тьме сияли отливающие червонным золотом её волосы. Я увидел, что Таня стала подниматься на ноги, но юбка её оставалась на месте и ярким сине-зелено-красно-желтым пятном растеклась по темной обивке дивана. Я догадался, почему так произошло. Таня, поднимаясь, наступила на подол, и её бедра выскользнули из резинки, которая стягивала юбку на талии. Таня стояла во весь рост на диване. Я хотел посмотреть ей в глаза, но взор мой приковало к равностороннему треугольнику черного цвета внизу ее живота. Не в силах сдержать  порыва, я припал лицом к ее ногам и стал осыпать их поцелуями. Пока я, вдыхая полной грудью пьянящий аромат её тела, целовал её круглые колени и стройные бедра и, подбираясь выше к упругому животу и соблазнительным полушариям аккуратных грудей,  наслаждался  нежностью её бархатистой кожи, которая скользила под моими губами, Таня сбросила кофточку, и все ее прелестные достоинства уже без всяких препятствий стали доступны как моему взору, так  рукам и губам. Я выпрямился, подхватил её невесомое тело на руки, поставил согнутую в колене ногу на диван и посадил Таню боком себе на бедро. Она обвила руками мою шею и прижалась ко мне, из её уст  вырвался слабый вздох, и я, пока он продолжался, впился в её полуоткрытые  сладострастные губы огнедышащим  поцелуем. Голова у меня закружилась, и лёгкое Танино тело стало приобретать вес. Я, не отрываясь от её уст, осторожно опустил ее на диван и сам прилег рядом.
То, что произошло дальше, хорошо известно каждому нормально организованному в сексуальном плане  человеку, и как вы поняли, период моей платонической любви закончился. Я не обладаю талантом маркиза де Сада, поэтому не буду посягать на святое. Лучше вам обратиться  непосредственно к первоисточнику, как  регулярно это стали делать мы с Татьяной. С тех пор стремянку из под люка я больше не убирал, а чтобы избежать нескромных взглядов любопытных соседей, боковые окна лоджии  завесил разрисованными в пальмы циновками из расщепленного бамбука, ибо в связи с наступлением теплой погоды Татьяна взяла в обыкновение являться ко мне через балкон в голом виде. Как дань уважения теоретику я повесил над входом в спальню плакат, который вдохновляет нас на новые подвиги во имя любви и гласит: «Садизм не догма, а руководство к сексу», а у изголовья кровати вместо весла теперь стоит красное знамя.

2000 г.