Стук каблуков начищенных хромовых сапог, отдающий в голове пульсирующим звуком. Сапогам нет дела до того, что под ними пол светлицы деревенской избы. В светлицу можно входить, предварительно сняв обувь. Сапогам нет дела до совести того, на кого они обуты.
- Ну что, Агриппина, не послушал меня твой Федька? А послушал бы – жив, остался! – вот такие слова услышала простая деревенская женщина из уст бывшего друга своего мужа. Почему, бывшего? Потому, что не мог оставаться другом для Фёдора, внука настоятеля православного храма, трус и дезертир.
Фёдор Фёдорович Петровский родился в деревне со странным названием Лабодино, Гущинского сельсовета, Брянской области. Такую фамилию носила добрая четверть семей деревни, хотя родственниками друг другу не приходились. По одной из версий, эта земля некогда принадлежала польскому пану с одноимённой фамилией, а по другой, самому Петру I. Из-за деда священника, семью Фёдора дразнили в деревне «попкАми». Дразнили без злобы. Просто у каждой деревенской семьи было своё прозвище. А прозвища мужчин были столь необычны, что жители, часто, не могли их растолковать сами: Глобус, Клёц, Табал, Бекарь, Арыныч, Лабека, Зятый, Ценик, Ревда, Клум. Разгадав головоломку значения этих имён, наверняка поймёшь и загадочную русскую душу.
Когда на Брянщину пришли «красные» мародёры, дед Фёдора успел тайно вывезти из храма ценную церковную утварь и спрятать её. Куда он её дел никто не знает. Поговаривали, что он зарыл добро на своём приусадебном участке. Поэтому место, где некогда стоял дом священника и его сад, было по несколько раз перекопано местными жителями. Их старания оказались напрасны. « Вот хитрый поп!», - судачили, про меж себя, деревенские.
Великая Отечественная Война застала Брянскую область врасплох. Она была оккупирована немецко-фашистскими захватчиками, рвущимися к Москве. Многие мужчины области не были мобилизованы на фронт. Остался под оккупацией Фёдор и его друг. Когда фашистов оттеснила Советская армия, мужчин стали мобилизовать на фронт. Вот тогда-то и оказался у Фёдора дома его закадычный друг.
- Пошли, Федька, со мной в леса, отсидимся до конца войны. Пошли, так хоть, живы останемся, - предложил он.
Долго он уговаривал друга, но так и ушёл ни с чем. Фёдор ушёл на фронт вместе с частями Советской армии, оставив дома жену с тремя малолетними детьми. Сорок дней не дожил он до Победы над фашистской Германией, получив слепое ранение в позвоночник, был отправлен в госпиталь, но по дороге пропал безвести.
Дети часто просили Агриппину почитать письма отца с фронта и не могли понять, почему она плачет. Не выдержало сердце солдатки. Бросила она письма в печь, оборвав последнюю ниточку к поиску места захоронения своего мужа.
А бывший друг Фёдора, отсидевшись в лесах, по окончанию войны сдался на милость властям. Отсидев за дезертирство около семи лет, он полный сил и здоровья вернулся домой. Деревня была вынуждена принять его, а вот Брянский лес не принял. Он выколол ему один глаз во время ночных передвижений по нему. Не любили дезертира, называя, за глаза, НЕжитью, вроде живой, а не человек. Дожил НЕжить до глубокой старости, в сытости и достатке, не то, что солдатка.
Знаю одно, что если и лежат где-то в немецкой земле останки русского Фёдора в братской могиле, то ухаживает за ними бывший враг. А вот имя НЕжити кануло и растворилось в забвении столетий.