- Да-а-а,- задумчиво согласилась симпатичная женщина лет тридцати пяти, - не дешёвая штучка -
тысяч семнадцать – двадцать, Сименс, но я таких в Москве не видела, это какая-то интересная модель, не ширпотреб…
- Ну, он так и сказал, стыдно не будет, - взял Василиса мобильный из рук сестры.
- Вань, давай дяде Васе твою «симку» отдадим, чтобы у него «колокольчик» был, а то потеряется.
- А я? – уточнил Иван.
- А тебе новую купим, ты всё равно на каникулы уезжаешь к бабушке, хорошо?
- Василис, а ты коровой будешь или бычком?
- Я Вань… я постараюсь человеком остаться, - нашёлся Василиса.
- Ничего у тебя не получится
- Это почему?
- Потому, что, - заключил Иван.
- Нет, надо всё таки покурить, а то разучусь, да, Вань?
- И я с тобой!
- Ну пойдём, только не прыгай, голова ещё болит.
Закурив сигарету, Василиса раздвинул окна пошире и какое-то время любовался ночной Москвой. Огромный светящийся проспект внизу, уходил прямиком в горизонт и казался яркой закладкой в книге между страницами, где на одной фотография лунного неба, а на другой, написанная чёрным шрифтом земля. Захлопни книгу и всё, только чернота и останется. Тёмная мгла. Но светящийся хвостик проспекта напомнит – здесь! Здесь твоё спасение, человек, в темноте. Открой и всё вернётся на круги своя.
- Чего молчишь?
- Думаю, Вань…
- А-а-а… Это полезно.
- А у тебя телефон такой же?
- Не, у меня дешёвый.
- Хочешь, я с тобой поменяюсь?
- Не, мне нельзя, пацаны отберут.
- А ты не давай.
- Тогда побьют.
- Все равно не давай.
- Опять побьют
- Побьт и устанут.
- Пока устанут, я сам стану таким же, как ты.
- Каким?
- Чеканутым.
- Это тебя мать научила?
- Не…
- Отец, еврей новоявленный?
- Не, сам знаю.
- Не ври, кто?
- Отец говорит, что ты мужик правильный, только непредсказуемый.
- Много твой отец понимает… чего ж он тогда в евреи записался, если умный такой?
- Был бы дурак, не записали бы.
- Ну, да… - вынужден был согласиться Василиса. – Значит мать, кто же ещё… она у тебя сама чеканутая – посмотри ночью, когда спать ляжете, у неё глаза зелёным светиться будут.
- Почему?
- Потому, что ей в детстве рентген в голову вставили, чтоб она лучше видела, где деньги лежат.
- Врёшь… забожись на свободу…
- Век воли не видать, вот тебе крест святой.
Эта новость так потрясла Ивана, что у него открылся рот.
- Только ей не говори, расстроится, может дар потерять – она же ничего не знает.
- А кто вставил?
- Инопланетяне ,– доверительно шепнул Василиса.
- А инопланетяне бывают?
- А я кто, по-твоему?
- Василиса, - неуверенно сообщил Ваня.
- Тебе сколько уже?
- Восемь…
- Восемь, Ваня, а дурачок, как маленький. Вот смотри, я бычок кину в эту сторону, - схитрил Василиса, учитывая направление ветра, - а он полетит – в ту.
И сильным щелчком отшвырнул окурок против потока. Бычок пролетел этажа два и исчез. «Странно…» - подумал Василиса, - где же бычок-то?
- Ну, - настаивал племянник, - куда полетел?
- Куда, куда… - озадачился Василиса, - сам же видел. Когда так кидаешь, попадаешь в инопланетянина, от него отскакивает и летит в другую сторону. Их же здесь пруд пруди, бычку упасть негде. Просто они невидимые для человеческого глаза, а у бычка глаз нет.
- А ты?
- Что я?
- Ты-то видимый?
- Я особый случай, пошли спать.
- Значит ты нормальный?
- Соображаешь…
- А бычок где?
- Я-то откуда знаю, куда у вас тут бычки деются, иди давай.
«Странно» - ещё раз подумал Василиса, закрывая балкон. И забыл.
Утром его разбудило чьё-то настырное сопение, ужасно не хотелось открывать глаза, он так замечательно себя чувствовал, пока лежал не шелохнувшись, малейшее движение и голова начнёт разрываться пополам. Это сильный отёк мозга, пока не спадёт будет болеть, крови надо же куда-то деться, а куда? Она если вырвалась, обратно уже не вернётся. Вернётся, но по частям, по чуть-чуть, как вода в землю после проливных дождей, - рассуждал Василиса, она не может как человек – захотел, всё бросил и рванул неведомо куда, посмотрел – не нужен он тут никому и рванул ещё куда-то, и будет бегать по всей земле как голь перекатная. А получается, что и человек обратно не может вернуться. Как же – нафантазирует себе гор золотых, всех вокруг взбаламутит, дождётся их зависти и уедет, а как возвращаться? Как в глаза людям смотреть, они же поверили, они же в телевизоре тебя ищут, а ты припёрся… Ты кто такой…Василиса? Да наш Василиса в Москве один, за всех справедливое счастье добывает, а ты, кто такой, а ну пошёл, проходимец самозваный. Вот и выходит, что человек и кровь одно целое… и не потому, что живут вместе – люди то же вместе, да по-разному, а потому, что живут кровь с человеком по одним каким-то общим законам. А если каждый начнёт для себя закон сочинять, всё, пендык обществу. Вот они и мотаются, пока не найдут таких же, с похожими законами. И сколько ж человек своей жизни впустую тратит, разбазаривает себя, счастье своё, пока поймёт, что закон один на всех – человеческий.
- Василис…
- Ну.
- Ты спишь?
- Воды принеси, скажу, - не желал расставаться с полётом мысли Василиса. – Закон… да. И как ты его ни назови – Христос ли, Будда, Магомед… всё одно он будет – совесть.
- Ты спишь? – вернулся Иван.
Не открывая глаз, Василиса нащупал чашку с водой и сделал несколько глотков. Холодная вода приятно покатилась вниз, к животу, наполняя тело силой и свежестью, но вместе с ней, унесло и хорошую мысль.
- Эх… таблетки подай.
- Все?
- Всех по одной. – Иван набрал в ладошку целую горсть и пересыпал в ладонь Василисы, тот разом её и проглотил.
- Голова болит?
- Нет, но сейчас будет, раз ты здесь… чего хотел, говори.
- Ты про инопланетян наврал?
- Почему?
- А как же мы ходим и не сталкиваемся с ними?
- Так они на земле не толпятся, чего им там делать? Они же в туалет не додят, потому что ничего не едят. Встают себе и летают, и не мешают никому.
- А если самолёт полетит?
- Ну, если самолёт… одного, двух снесёт, конечно, но они же не дураки… чего им на аэродроме делать-то, они к людям поближе, а здесь самолётов не бывает.
- А про маму, правда?
- Сам посмотри.
- У меня не получится, всегда раньше засыпаю.
- Ладно, я тебя как-нибудь разбужу ночью, увидишь. Тебе в школу не пора? Мать где?
- На работе уже, она в семь уходит, а мне к девяти.
- А сейчас сколько?
- Половина…
- Иди, Вань, мне ещё подумать надо.
Василиса дождался пока Иван уйдёт, и стал настраиваться на размышление. – Так, на чём я остановился? Совесть… совесть это такая штука… что совесть? Совесть она либо есть, либо нет, кто хочет по ней жить, тот и живёт, остальные будут тыкаться, пока не приткнутся и не сделаются притыкиными… Незаметно, Василиса снова уснул. Ему снилась деревня, все куда-то идут, нарядные, как на Первое мая, с флагами и венками.
- Кудай-то вы?
- Тебя поминать, ты ж как уехал в Москву, так и не вернулся, даже говорят, фамилию сменил… Сам-то пойдёшь? Или без тебя начинать?
- Начинайте, чего я там не видал.
Вся деревня собралась – поставили столы в ряд, прямо на дороге, от Нинкиного магазина, корову и ту привели с флажками и бантиками на рогах.
- Разливайте, дорогие соседи, свежее пиво-то, вчера только привезли, а кружки на книжки ставьте. У всех книжки есть, кому не хватило? Сейчас ещё принесут! Вот… нет больше нашего Василисы, как ушёл он кровь свою за Родину проливать, так его с нами и не стало. Где наш Василисушка?
- Сейчас принесу, - сказала Вера и усадила себе на колени уменьшенную копию Василисы – вот всё, что осталось…
- Я к Свете хочу – закапризничал маленький Василиса.
- Иди, иди.
- Иди ко мне – приняла его Света, хочешь чего-нибудь?
- Пива хочу.
- Тебе нельзя пива, Васенька, тетя Вера ругаться будет.
- Тогда я вас всех перестреляю.
- Ладно, на, только не запьяней.
Васенька взял пол-литровую кружку и сполз под стол.
- Нин, пива налей.
- Не могу, оно не настоящее, химическое, тебе такое нельзя.
- Не дашь, я тебя при всех трахну.
- И при всех нельзя, а то узнают, что тебе дятел дырку в голове сделал.
- Сама ты дятел – разозлился Васенька, влез на стол и пошёл, заглядывая в каждую кружку. – Не дадите, я от вас в Ямбург убегу.
- Как же ты убежишь, Вася, если у тебя ножек нету? – улыбаясь сквозь слёзы спросила Света.
- А как же я тогда хожу?
- А это мы тебе колёсики приделали, ты теперь когда едешь, у тебя всё сверкает и музыка играет всякая, как у инопланетян. Ты теперь от нас никуда не уедешь.
- Даже в Москву?
- А в Москву тебе зачем, тебе и здесь хорошо.
- Мне в Москву надо – заорал Вася.
- Тебе по башке надо – возмутилась директорша – по башке ему дайте, чтоб заткнулся.
- Пойдём, я тебя покатаю – взял его за шиворот Пётр и усадил на корову с бантиками.
- А покурить дашь?
- Дам, только заныкайся где-нибудь, чтоб не видали.
- Я здесь, под коровой… Какие у тебя?
- Только «Кэмэл»…
- Не вопрос – затянулся Вася и погрузился во тьму.
Как тут тихо… - подумал Василиса, сыро только, как в погребе. Может я умер? Открыл глаза – темно, а совсем рядом течёт янтарная струйка. Брызги разбиваются о что-то твёрдое и разлетаются во все стороны, искрясь и переливаясь алмазными камешками – это же пиво! – и подставил рот под струю.
- Сдурела, что ли? – Вскочил Василиса. – Вань, ты что, дурак?
- Я думал, ты умер! – Ваня прижимал кружку с водой к груди.
- В школу иди, учиться. Идиот! Где мать?
- Я уже отучился.
- Тогда уроки делай.
- Сделал.
- Когда ты их сделал?
- На продлёнке.
- Инопланетянин хренов, - никак не мог успокоиться Василиса – мать где?
- На работе… она поздно приходит.
- Дурь какая-то, - подытожил ,стирая остатки сна простынёй, Василиса. – А если б у меня сердце разорвалось?
- Так тебе и надо… училка сказала, что ты болтун и никаких инопланетян нет.
- Она сама инопланетянка раз так говорит, неужели бы она тебе призналась? Ты когда-нибудь видел, чтобы она в туалет ходила? Вот так-то, все женщины инопланетянки, теперь… почти все. Ну половина, уже точно.
- А как их отличить?
- Как? Если б я знал. Это время нужно…. Ой – устало ответил Василиса – неожиданно, какой-то волной накатило воспоминание вчерашнего дня и, вместе с ним, пришла боль. – Иди, Вань, мне лечь нужно и помолчать. Вода осталась? Таблетки дашь?
- Болит?
- Начинает…
- Хочешь, я с тобой посижу, пока мама не придёт?
- Мне не хочется себя чувствовать неловко, Вань, если усну.
- Ну хорошо, я понял…
- Спасибо. – Василиса снова провалился в небытиё, как вчера во время драки. Очнулся от того, что сестра поправляла постель – Привет…
- Ну что, Вась, может врача вызвать? Ты же не ел ничего.
- Не надо, потерпи, завтра пройдёт, я знаю. У тебя тазик есть?
- Тебя тошнит?
- Голова кружится, это от лекарств, медичка предупреждала. Если бредить буду, не обращай внимания, а то Ванька испугается. Всё иди, пожалуйста. Тазик не забудь.
- Ох. – Протяжно вздохнула сестра и вышла.- Дверь закрыть?
- Да.
- Всю ночь его то выворачивало наизнанку, то ломило голову так, что стонал. Он садился, терпеливо ждал, пока подействуют таблетки, снова ложился и проваливался в чёрную бездну. Всю ночь сестра вставала проверять состояние старшего брата, стараясь оставаться незамеченной – чтобы не раздражать его ещё больше. Под утро Василиса затих. Она положила ему на голову мокрое полотенце и отправилась спать.
«Котик ты мой, котик… плохо тебе, совсем о себе не думаешь. Почему отказываешься от лечения. Разве можно такую боль одному переносить? Я же беспокоюсь, как ты здесь, один… без меня.
- Устал я, никто не знает, как устал. Каждый день вспоминаю, как ты лежишь, на дороге, а я боюсь до тебя дотронуться. Знаю, что правильно сделал, чтобы ты не проснулась, а внутри кто-то говорит, что не тебя пожалел, а себя, чтобы не знать что с тобой. Ты веришь мне? Ничего не боялся… знал – что. Жалею, что не простился. Больно, Светка! И, ведь, никому до этого нет дела. Я понимаю, у живых свои проблемы, ставлю себя на их место и прощаю, а такое зло берёт, что никто на моём месте побывать не хочет. Умом понимаю, а в сердце… не могу их простить.
- Тебе плохо, так ты хочешь, чтобы им также было? Чем же ты от них отличаешься? Они это чувствуют, хотя и не понимают. Они боятся тебя, знают о твоих обвинениях. Разве ты у меня такой? Разве я такого люблю? Ты же самый сильный у меня. Сильные не мстят, а прощают. Им ли с тобой тягаться? Ты у меня вон какой огромный, а они? Ты что и маленьких можешь обидеть?
- Какие же они маленькие? Они сволочи, людоеды, друг другом питаются.
- Ты тоже?
- Нет, конечно… просто я остался один, без тебя, жить смысла нет, а смерть не торопится.
- Не ищи её, надо будет, сама придёт – только мучить себя станешь, да и других. А что один… Всё устроится, не думай о том. Что должно быть – будет, не могу тебе ничего говорить, но всё будет хорошо, не сопротивляйся сердцем.
- А ты как же?
- Ты что-то меня не спрашивал об этом уже раз десять.
- Свет… это же физиология, я ж не могу без женщины совсем…
- Я тебе ничего и не говорю, намекаю только. Я ж знаю, что ты меня любишь, остальное мелочи. Здесь это никого не интересует, только смешно немного
- М-м-м – застонал Василиса.
- Больно? Я тебе руку положу на лоб и пройдёт.
- Полежи со мной.
- Только не долго, уже светает. Когда проснёшься, молока попей побольше, Вась…
- у?
- Обещай, что ничего с собой не сделаешь.
- Постараюсь – пробубнил Василиса засыпая.
- А то не увидимся…
Но Василиса уже ничего не слышал. Спал. Тихо и спокойно.
- Спи…
- Свет… - позвал он, но никто не ответил. Василиса долго прислушивался к звукам квартиры: сестра осторожно переставляет кастрюли, чтоб не греметь, мужской голос – либо Серёга, либо радио. «Почему она дома? Или ещё так рано? Ведь сегодня не выходной…». Открыл глаза. Было совсем светло. Он снял со лба совсем сухое полотенце – «Значит это был сон »
- Ма-а-аш, - позвал Василиса.
- Звал? – приоткрыла дверь сестра.
- Да… Спасибо.
- Ты так мучился, я полотенце намочила и ты сразу уснул.
- Ты чего не на работе? Из-за меня?
- Нет, просто решила отдохнуть. Могу себе позволить. Тебе полегче?
- Света снилась… - с грустью, что это был действительно, сон, сказал Василиса. У вас молоко есть?
- Есть, вчера купила литр, а дома ещё один неначатый, тебе молока принести? Побольше, поменьше?
- Всё.
- Мне не жалко, - сказала сестра и ушла за молоком.
«Откуда же во сне про молоко, так кстати, совпадение? Или она всё же была? Конечно была, это нам всё совпадение, да случайность, а они живут по другим законам, которые кажутся нам глупостью, выдумкой. Всё у нас – как по совести, так выдумка.».
- Пей, Вась, надо будет – я ещё схожу. Может поешь?
- Не хочу пока. Балкон открой. Подышать хочу.
Он пил холодное молоко , со вкусом воды, но живительная влага напитывала плоть, расходясь от центра во все стороны. Голова была ясной, но тело слушалось с трудом. Оно так ослабело, что не могло сразу исполнять команды мозга. – Странная штука этот организм, - думал Василиса, вдыхая уличный воздух. – Мозг, а не организм. Почему, интересно, так устроено: одни из-за ерунды, из-за царапины умирают, а другим хоть кол на голове теши? Одному и слова достаточно, чтобы выжил, а другого и медицина не спасёт? Он вспомнил госпиталь, палату на шестнадцать человек, невыносимую духоту и запах протухшей крови. Как не хватало тогда этого воздуха и холодного молока.
- Потерпи, Андрюх, скоро стемнеет, станет попрохладней. Из такого палева выбрались, не сгорели, а на флот уже не пошлют, значит не утонем.
- Да я не скулю, дышать нечем, боюсь до себя дотронуться, всё горит. Майор сказал, что все осколки обратно к кости прилепились, а лишнее он удалил, значит поправлюсь, а я дышать не могу, больно, как-будто меня в цинк упаковали и уже до середины заварили, чуть-чуть осталось, чтобы не задохнулся. Это был июль, восемь часов вечера… а потом Василиса потерял сознание. Когда очнулся, что-то почувствовал нехорошее.
- Знаешь, чего мне хочется сейчас? – спросил Андрей – мандаринов и Новый год…
«Холодненьких, вот почему Новый год», догадался Василиса.
- У вас, наверное, ёлку во дворе наряжали, да? – Но никто не ответил. – Андрей.. спишь, что ли?
Василиса попытался увидеть глазами койку друга, но тумбочка закрывала весь обзор, видно было только неподвижную спинку кровати. – Пацаны! Андрей спит? Гляньте. – Снова никто не ответил, но он чувствовал чьё-то присутствие – шестнадцать человек и все спят?
Кто-то дохромал и сел на кровать Андрея.
Василис… Андрей умер… Его в реанимацию повезли, не успели… он задыхаться начал, потом всё.
- Давно? – Вспомнил свой провал Василиса.
- Минут двадцать… Ты спал.…Пока майору доложили, он уже синеть начал.… Из палаты вывезли, говорят, и…сразу. Ничего не смогли сделать.
Василиса смотрел в потолок, стараясь не закрывать глаза, но горячие слёзы стекали, обжигая лицо. Он шумно втянул воздух, с трудом проглатывая солоновато-горький ком в горле, проглатывал, но ком образовывался снова и снова.
- На, покури… - табак, я другим не балуюсь. - Шершавые пальцы прикоснулись к его губам, но не были чужими. Струйка дыма, успокаивающе и согревая, потекла по венам. Дыхание восстановилось, и Василиса закрыл глаза.
Странно все-таки, как устроена эта жизнь. И человек в ней. Совсем не так, как ему хотелось бы или как ему кажется. И никогда не будет по его. Будет так, как должно быть. А человеку это не нравится – его проблемы, собственно от того и происходят. «Живите в гармонии с природой и будете счастливы» - вспомнил Василиса, а где она Эта «гармонь» в природе? То засуха, то наводнение… Как вымерзнет всё, откуда урожай будет, а тут ещё что-нибудь. А в урожайный год?.. Прёт и прёт, девать некуда, всё в землю… . Куда девать? Заготовки переполнены, заводы не принимают, закупщики не берут, чтобы цены не падали, а где-то голодают – ни работы, ни денег. Городские… где им землёй заниматься? Что такое на даче – раз в неделю? Да и кто из них помнит, что такое земля? Не от неё ли они в города бегут, это же не развлечение, а тяжкий труд. «…в гармонии с природой и будете счастливы…», а зверь в лесу, уж куда гармоничней..? Так он на человека бросается как на добычу – значит, не сладко ему живётся в этой природе-то, - спорил Василиса с Великими Учителями Востока – Всё не так, уважаемые гуру, может вы и летаете наяву, как во сне, только другим от этого не легче, они кормят вас и улыбаются как дурачки при вашем имени – всё как вы учите. А зачем же вам богатства, которые они приносят? Вам же ничего, кроме воздуха не нужно. Вы же из воздуха космическую пищу получаете? Нет, вы говорите, несут, значит благодарны, значит им помогает ваше учение. Нет, товарищи дорогие – это вам нужно, чтобы имя ваше не забыли, чем же кормить тех, у кого не получается кормиться космосом, зато хорошо получается вас вылизывать. Зачем вам ролсройсы и ашрамы? Чтобы помнили ваше величие. Пока ученики и последователи его повторяют, вы живы и на том свете, как на этом. А Иисус говорил – от всего откажись, что мешает, что тянет тебя, как гиря к земле. Вам ли этого не знать? Всё равно собираете и собираете. Вот и всё счастье для ваших учеников – богатое наследство. Кто поближе – тому побольше, дальним родственникам – зависть на память; вот ваше учение. Будь поближе к «солнцу». Чем ближе к солнцу, тем слаще воздух. Так люди и без вас знают и рыщут, как волки в поисках местечка потеплее, пока до сковороды не доберутся. Нет одинаковых людей, значит, не может быть одинаковой жизни.. У одного блондина глаза голубые, а у другого – карие. Голубоглазого на работу примут, а кареглазого нет, или наоборот – не сексуален, не обладает достаточной энергией – вкалывать, значит, идти ему туда, где любому блондину рады…
- Вась,– прервала ход его мысли сестра – может тебе поесть принести?
- Носют поросятам, Маша, человек должен есть за столом, - пошутил Василиса, - я сейчас доползу...- Машк, а тебе от начальства не влетит за прогул? – спросил Василиса, глотая макароны с сосисками.
- Я сама себе начальство.
- Крутая… Даже Лужков себе не хозяин – слуга народа…
- Лужков нет, а я да. Мне можно.
- Тебе-то можно, конечно, раз так, а твоим подчинённым?
- А им нельзя… без моего согласия.
- Это почему ж так? Дворянка столбовая.
- Потому, Вася, что они без меня ещё лучше работать будут, а я без них совсем не смогу, а если ты будешь за справедливость бороться, тебе не только прошибут голову, но и оторвут её – знай, но помалкивай. Здесь молчание – золото, а слово – больная, голодная старость. И не только здесь, но и у вас, там. Я же знаю, почему ты из МТС уволился.
- Почему?
- Потому, что Нехаев дуб дубом, а знает, где надо промолчать, а где поклониться. А ты умный да честный, бабкам горшки паяешь, за тридцать рэ.
- Не только горшки, но и крыши. Я вот дом поставлю, мне спасибо скажут, я этим и сыт, а вы тут за деньги надрываетесь, понятно почему вам всё мало…
- Ну, почему?
- Потому, что деньги это зло. Не замечала?
- Что?
- Вам, когда деньги платят, чтобы кассирша спасибо сказала за то, что берёшь?
- С какой стати-то? Она же не свои выдаёт или отнимает, а то, что ты заработал.
- А мне, Машк, люди спасибо говорят, когда я их зло на себя принимаю.
- Болтун ты, Васьк, лучше бы они тебе спасибо за труд говорили качественный, а не за дурость твою.
- Ладно, это мы потом обсудим… Где у вас тут церковь, чтоб работала?
- Зачем тебе?
- Надо, Ямбург в натуре, зачем церковь нужна?
- В смысле храм или Епархия?
- До Епархии я ещё не созрел, там меня быстро заткнут, там же все учёные… как по телеку начнут глупости молотить, а все вокруг поддакивать – как же… сам патриарх сказал… Нет, мне простую свечку поставить.
- На Ваганьковском есть.
- Кладбище, что ли? Это далеко?
- Две остановки на транспорте.
- А пешком?
- Долго объяснять. Пойдём, я тебе с балкона покажу… Смотри вон туда, за железной дорогой.
- Понял… а там забор кругом, где вход?
- По левой стороне.
- Вижу.
- Но через железку ты не пройдёшь, надо через мост, видишь? А ты сможешь? Я тебе проездной дам, быстрее будет. Только, Вась, Серёгины вещи надень, я твои постирала. И куртку возьми. В такой дешёвке ты как бомж со стажем. Щетина вроде ничего… не хочешь побриться?
- Не хочу, буду бороду отращивать, как Пётр – для солидности. Твой-то хасид ещё пейсы не отрастил себе?
- Он работать едет, а не к хасидам.
- Ты знаешь… к кому он едет. Понятно, пейсы он и там отпустит, а обрезание – у нас дешевле. Не говорил?
- Вась, ну ты совсем дурак, что ли? Вот он про тебя ни одной глупости не сказал, а мог бы.
- Мог бы – сказал. Он Ваньке сказал, что я непредсказуемый – это не глупость? А ты? Чему ребёнка учишь? Что я чеканутый?
- Кто тебе сказал?
- Догадайся…
- Породный болтун, притыкинский, такой же … вырастет. Вещи я приготовила, в Ванькиной комнате на диване.
- А я не заражусь?
- Чем? Я же их постирала.
- Иудаизмом.
- Уди отсюда! – разозлилась сестра – я и без сковородки могу, придурок…
- Вот и за придурка ответишь, за всё ответишь… Отольются машке кошкины слёзки.
продолжение - эпизодец 4http://www.proza.ru/2009/12/02/957