Однако неправильно было бы думать, что в семейной жизни кентавров всё было точно так же, как у людей.
Отнюдь не всё.
Различия были существенными.
Поскольку брак у нас был связан не с имущественными отношениями, а с гораздо более тонкими материями (я имею в виду даже не личные чувства, а родовую память и ощущение кровного братства), то в чём-то мы относились к брачным союзам взыскательнее, нежели люди, а в чём-то – куда свободнее.
Бездетный брак мог быть по обоюдному согласию расторгнут. Но, если супруги были привязаны друг к другу и расставаться не хотели, то вполне возможным и допустимым считался и тройственный союз, когда муж приводил вторую жену (впрочем, её надо было ещё отыскать и суметь уговорить!), или когда вторым мужем кентавриды становился младший брат первого. У некоторых человеческих народов такое тоже практикуется и совсем не считается развратом.
Измену, основанную на лжи и обмане, кентавры резко осуждают; за такое могут сгоряча и убить, – но честные взаимоотношения между полами могут принимать у них формы, не всегда понятные людям.
Достаточно сказать, что у кентавров не существовало запретов на связи с существами иной природы, двуногими или четвероногими.
Молодые кентавры, лишённые возможности завести настоящую постоянную семью, нередко искали утех на стороне, потому что покуситься на чужую жену или изнасиловать кентавриду-подростка означало поставить себя вне закона и подвергнуться, как сказали бы греки, остракизму – то есть изгнанию на основании всеобщего решения племени.
Но в столь отчаянных выходках не было особой необходимости, поскольку рядом жили другие двусущностные – и, естественно, лошади.
Относясь к лошадям как к младшим собратьям, кентавры не использовали их ни для полевых работ, ни тем более в пищу. В ход шло лишь кобылье молоко (из него делался напиток вроде кумыса) и конский волос (для изготовления тетив и струн). Когда семья или род переселялись на другое место, лошади могли нести поклажу, но её несли и сами кентавры, так что это не выглядело унизительным принуждением.
Приручённые или прибившиеся к становищу лошади могли иногда жить там как своего рода приятели или даже члены семьи: с ними играли детишки, не брезговавшие порой и кобыльими сосцами. Если кентавр-отец удалялся на охоту, а мать была вынуждена отлучиться за водой или свежими плодами, лошадь вместе с собакой (а собак мы привечали издревле) приглядывала за ребёнком. А если вдруг мать умирала или погибала, кобыла в какой-то мере могла её заменить, выкармливая дитя своим молоком. Поскольку найти другую жену вдовцу удавалось далеко не всегда, а иные и не хотели этого, храня душевную верность умершей подруге, то никто не удивлялся, встречая в пещере кентавра кобылу-кормилицу, которая, вероятно, порой бывала для своего господина и чем-то большим. Такой союз не мог считаться браком, даже если носил постоянный характер. Но, если над юношами, баловавшимися с кобылами, подтрунивали, то кентавр, державший лошадь в роли приёмной матери осиротевших детей, вызывал лишь сочувственное понимание.
Некоторые кентавры так любили лошадей, что разводили их просто ради красоты и дружеского общения, получая взамен искреннюю преданность, к которой не было примешано ни малейшей толики страха, как это всё-таки бывает между лошадью и человеком. Конечно, одному кентавру целый табун совершенно не нужен, ибо требует неусыпного внимания, не позволяя заниматься ничем другим и отнимая столь любезную нашему нраву свободу. Лошадей ведь надо не просто пасти и оберегать от хищников, а ещё и ухаживать за ними, чистить, купать, лечить; заготавливать им на зиму корм и перегонять на другое место.
Но в таких случаях владелец (или, лучше сказать, господин) табуна имел свои выгоды. Он делился и обменивался с сородичами то жеребятами, то молоком, то конским волосом, то красивыми кобылами, получая взамен что-то другое. Те же правила действовали и в отношениях с людьми. Кентавры не торговали своими лошадьми, но могли обменять – прежде всего, на металлические орудия, которых нам так не хватало, а иногда – просто подарить в залог дружбы.
В древности даже бывало, что кентавры нанимались к людям табунщиками, и в этом качестве двуногие их очень ценили, если удавалось договориться о взаимных услугах. Ведь кентавры куда лучше людей разбирались и в лошадиных нравах, и в лошадиных болезнях, да и слушались их лошади безоговорочно. На такую службу охотнее всего шли молодые неженатые парни или, наоборот, одинокие кентавры зрелого возраста. И что там табунщики проделывали со своими кобылами, сказать не берусь. Свидетелей обычно не было, а лошади, как правило, говорить не умеют.
Сочетание кентавра и лошади физически возможно, однако вследствие духовного и генетического неравенства сторон чаще всего не приводит к рождению собственно кентавра, и потому считается не слишком пристойной забавой, простительной лишь пылким мальчикам-подросткам, да и то желательно втайне и втихомолку, чтоб не вызвать насмешек взрослых. Впрочем, насмешки эти были не слишком злыми и обычно не сказывались на репутации взрослого кентавра – что же делать, если природа берёт своё…
Есть веские основания полагать, что от таких связей могли рождаться жеребята, наделённые разумом (всякий, кто имел дело с лошадьми, знает, что некоторые из них чрезвычайно умны и проницательны – а ведь они могут быть лишь весьма отдалёнными потомками кентавров). Но, так же, как от сочетания божества с человеком на свет может появиться только смертное создание, пусть даже герой, пророк или редкостная красавица, – от кентавра и кобылы чаще всего не могло родиться ничего, кроме коня. Вероятно, потому такие связи обычно скрывались, и ни один кентавр не рискнул бы открыто признать своим порождением существо низшей природы, фактически – просто животное.
Кентавриды же вообще старались избегать подобных приключений – отчасти из гордости, а отчасти из страха перед возможным последствиями – то есть рождением чудовищного мутанта (представьте себе ужас и стыд обычной земной женщины, родившей, не дай бог, щенка или поросёнка)…
http://www.enstudio.com/images/bronze/6564.JPG
(Эрнст Неизвестный. Equus)
Однако, возможно, гуигнгнгмы, описанные в «Путешествиях Гулливера» Джонатана Свифта – не столь уж фантастические существа, как это может показаться читателю-человеку. Поскольку действие данной части романа происходило на острове, я могу предположить, что его странное население появилось там вследствие очень давнего крушения корабля, перевозившего и людей, и лошадей, и небольшую группу кентавров. Это могло случиться в эпоху нашего исхода из Эллады, когда гонения на кентавров уже начались, но некоторые люди ещё относились к нам достаточно терпимо и могли согласиться взять на борт семью переселенцев, отправлявшихся на поиск нового места обитания. А может быть, дело было позднее, уже в римскую эпоху, и причиной появления кентавров на корабле были не преследования со стороны людей, а какая-то природная катастрофа в Италии, вроде извержения Везувия, вынудившая остатки народа искать другого пристанища.
Дальнейший же ход событий вычислить нетрудно. Корабль, вероятно, сел на мель или налетел на скалы недалеко от берега, и спаслись практически все, но тут же вспыхнули распри и ссоры, вызванные, скорее всего, желанием людей поработить кентавров или отнять у них лошадей, считавшихся едва ли не членами семьи. Кентавры в таких случаях приходят в настоящую ярость, которая бывает страшна и почти не знает удержу. Часть людей (видимо, самая активная) была убита, другая – посажена в загоны, приготовленные для самих кентавров. Ни о каких дружеских, деловых и уж тем более любовных связях между людьми и кентаврами даже речи быть не могло. Лишённые оружия и даже орудий труда, которые могли бы стать и орудиями убийства, люди деморализовались и быстро начали дичать, превратившись за несколько сменившихся поколений в отвратительных, нечистоплотных, склочных и агрессивных йеху.
У кентавров же, вероятно, катастрофически не хватало женщин, и они предпочли легализовать браки с кобылами, лишь бы не иметь ничего общего с мерзкими двуногими существами, быстро утратившими человеческий облик. Поначалу на свет появлялись либо жеребята, либо мутанты. Затем природа взяла верх, и возник народ гуигнгнмов – лошадей, наделённых разумом и своеобразной речью.
http://www.arbuz.ru/art/KENTAUR.HTM
(Александр Пилипенко. Кентавр. Метаморфозы. 1990)
Язык, конечно, исказился до неузнаваемости вследствие особенностей лошадиных губ и гортани, поэтому по немногочисленным словам гуигнгнмов, донесённых Свифтом, невозможно судить о речи древних кентавров – она, повторяю, утрачена. Зато социум, законы, обычаи, нравы, образ жизни и склад мышления нашего народа описаны в этом романе на удивление точно и правильно. Конечно, за множество веков, а то и тысячелетий, бывшие кентавры сильно эволюционировали – у них появилось, в частности, некое подобие государства, однако сохранились многие нравственные качества и особенности культуры, существовавшие ещё во времена Хирона.
Примечательно окончание путешествия в страну гуигнгнмов: герой Свифта не только преисполняется отвращения к собратьям-йеху, но и начинает вести себя с лошадьми как настоящий гуигнгнм или, как мы теперь понимаем, кентавр:
«Первые же свободные деньги я истратил на покупку двух жеребцов, которых держу в прекрасной конюшне; после них моим наибольшим любимцем является конюх, так как запах, который он приносит из конюшни, действует на меня самым оживляющим образом. Лошади достаточно хорошо понимают меня; я разговариваю с ними, по крайней мере, четыре часа ежедневно. Они не знают, что такое узда или седло, очень ко мне привязаны и дружны между собою».
http://www.tendreams.org/dechirico/OH.htm
(Джорджо де Кирико. Восточные кони, 1926)