опубликовано в ж."Юность"(мск)
7, 2010
Можно и не быть поэтом,
Но нельзя терпеть, пойми,
Как кричит полоска света,
Прищемлённая дверьми.
А.Вознесенский
У выпускницы пединститута Марины ее первый учебный год в школе начался с неожиданности.
30 августа вызывает её завуч Зоя Ивановна и говорит:
- Вам, Марина Викторовна, придется взять еще выпускные классы. У нас пока не будет литератора.
- Пока? Это ненадолго?
- Боюсь, что на весь год. У Ангелины Ивановны тяжелая травма позвоночника плюс букет хронических болезней.
- Но Вы говорили, что у меня для начала будут только 5-6 классы…
- Хотите, чтобы школа стала Вам родной - выручайте! Остальные литераторы у нас имеют и так чуть не по две ставки. Да Вы не бойтесь – молодых учителей они любят больше, чем нас, стариков.
Утешила! Понятно, что из старых учителей никто не хочет брать чужой, да еще выпускной класс и нести ответственность за экзамены. Но и отказаться нельзя – начинать свою работу сразу с отказа, с неприятия просьбы?
Подбодрила классная руководительница выпускного класса:
- Марина Викторовна! Слышала, что Вам литературу в моем классе дают? Так Вы не бойтесь! А главное, свой страх перед ними не показывайте - это Вам мой совет. А так - ребята у меня неплохие. Сработаемся!
- Спасибо!
Пятиклассники приняли хорошо. Непоседливые, неспокойные, но не вредные. Всё время заглядывают в учительскую – на свою Марину Викторовну посмотреть.
И она, как перемена – к ним.
- Как дела? Что задали?
Дневник замечаний проверяет. Учительница биологии жалобу написала.
А у Марины - как раз окно между уроками. Надо бы зайти к биологу на урок, посмотреть, как они там, кто больше всех шалит.
Сидит Марина Викторовна на задней парте, как классная дама в дореволюционной гимназии, а биолог – строгим монотонным голосом:
- Медведи – семейство хищных млекопитающих животных. В России распространены 3 вида: бурый – повсеместно, черный – в Приамурье и Приморье, белый - в Арктике. Белый медведь – самый крупный хищник северных широт. Высота - до трех метров, вес – 700 килограммов. Когда охотится – применяет следующую тактику: ложится на снег, прикрывает глаза и наблюдает за потенциальной жертвой. Его белая шуба сливается со снегом, и он становится практически невидимым.
- А я видел мишек в цирке! Они смешные, добрые, только неуклюжие.
- Белые медведи в цирках не выступают. А то, что они добрые – это обманчивое впечатление. Это самый опасный зверь нашего Севера. Ударом лапы он может убить любого, а человека – просто перекусить.
- Вот так вот, Попков! Не знаешь – не выступай!
- Ты больно знаешь!
Биологичка в отчаянии:
- Дайте классный дневник замечаний! Попков, тебе замечание!
- А чё я? Светка начала задираться!
Задание на дом потонуло в шуме и спасительном звонке с урока.
С учительницей биологии они вышли из класса вместе.
- Сами видите! Если Вы их не возьмете в руки – к концу года они совсем распустятся!
- Да, да, Галина Владимировна, я поняла.
И быстро, пока не кончилась перемена, пошла в раздевалку за учительской. Там – большое зеркало. Надо поправить прическу и макияж.
Из глубины зеркала на Марину глядели её синие глаза, немного испуганные, с тем выражением, какое бывает у дебютанта перед выходом на сцену.
Но если дебютант уверен в себе, то волнение, которое он испытывает – хорошее, « творческое волнение», как его называют. И Марина Викторовна пыталась вызвать в себе сейчас именно это, творческое волнение.
Она оглядела себя напоследок: костюм строгий, но элегантный, юбка – чуть ниже колен. Светлые волосы до плеч, но такие носила и героиня Барбары Брыльской, а уж она являла собой эталон учительницы.
Марина ободряюще улыбнулась сама себе и взглянула на свои часики.
Через 2 минуты – звонок, и надо будет идти в 11-а.
Она взяла из ячейки их классный журнал. Стараясь шагать медленно и уверенно, пошла по коридору. Звонок догнал ее на полпути. Она не прибавила шаг, боясь выйти из образа.
За дверью кабинета было шумно.
Марина Викторовна переступила порог класса, и все повернулись в её сторону, разглядывая новую учительницу.
Неожиданно властным и твердым голосом она сказала:
- Откройте дневники…
Она пресекла возникающее возражение ( какие в 11 классе дневники!) и, не замедляя темпа, продолжала:
- или тетради. Запишите: Марина Викторовна. Я ваша новая учительница по литературе.
И, не давая им передохнуть, продолжила:
- Тема урока: Современная русская литература. Вводная лекция. Пишут все. Конспекты буду проверять. Ваши оценки будут зависеть и от наличия грамотного аккуратного конспекта. Это дисциплинирует.
- А с нами знакомиться будете?
- Сейчас – нет. Не располагаю временем. У нас очень плотный график работы.
После урока мальчик, поедавший её глазами, вызвался помочь донести до учительской журнал и иллюстрации.
- Как Вас зовут? – спросила Марина, чтобы чем-то занять время в пути.
- Александр Подосёнов. Можно Саша.
- Дамский угодник, - кто-то пропел сзади.
- Не обращайте внимания! Это от невоспитанности.
- А я и не слушала. Спасибо за помощь!
В учительской Марина Викторовна перевела дух. Ничего страшного. И даже помощник сыскался.
А поздно вечером, лежа в постели, она попыталась выстроить в памяти события первого учебного дня в выпускных классах. Но они не выстраивались. Что-то одно, яркое, затмевало всё остальное. И она с удивлением поняла, что это - мальчик из 11-а. И еще она с грустью подумала, что давно на нее ТАК никто не смотрел. Со времен её 11 класса.
А тогда, шесть лет назад, так же смотрел её одноклассник, а она… Она была слишком наивной. Но, как это часто бывает, изо всех сил пыталась изображать нечто прямо противоположное своей натуре. Это полудетский роман так и закончился с окончанием школы. А потом она поступила на филологический факультет пединститута, где мальчиков вообще не было.
Еще всплыло чье-то ехидное: « Дамский угодник».
И его ответ: «Это от невоспитанности».
А он кажется воспитанным, интеллигентным. Видно, что не из простых. Впрочем, что о нем думать. Он мальчик, ученик, а она – учительница.
Она уютно свернулась под одеялом и уснула.
Она задала им первое сочинение.
- Тема…
- Как я провел лето?
- Не угадали. В 11 классе такие сочинения уже не пишут. Давайте –ка лучше « Как я представляю свое будущее». Срок - неделя. И я вас лучше узнаю, и каждый из вас сможет проанализировать себя.
Через неделю она читала, кто где собирается учиться, кем в жизни стать. А вот и его, Сашина тетрадь. Четким уверенным почерком, каким писать бы научные работы или рефераты, было написано нечто невообразимое. Как будто школьное сочинение, а по сути – частное письмо.
« Когда я думаю о будущем, я прежде места учебы или работы представляю себе любимую, которая будет со мною рядом. Мне кажется, я уже ясно вижу ее – блондинку с синими глазами. Если б она тоже полюбила меня!..Вот это и было бы то будущее, о котором я мечтаю».
Марина Викторовна хотела написать: « Тема не раскрыта», но задохнулась от догадки. Она не знала, какую оценку следует ставить за такое сочинение, и поставили робкое «См.»
На урок она принесла стопку сочинений и, не решаясь раздать собственноручно, приказала дежурному:
- Разнесите сочинения по партам.
Она старалась не смотреть на Подосёнова, но всё же заметила краем глаза, что он нарочито-равнодушно раскрыл тетрадь, мельком взглянул в нее и тут же сунул в портфель.
Потом они изучали Солженицына, и Марина Викторовна высказала своё, сокровенное, что считает его величайшим русским писателем, своего рода Толстым XX века.
Взгляд Подосёнова, всегда такой заинтересованный, явил на сей раз холодность, а сам он тихо, но внятно произнес:
- Да неактуально уже всё это.
- Не слушайте Вы его, Марина Викторовна!
В самом деле, не стоит превращать урок в спор, всегда по-русски бесплодный, ибо, и соглашаясь с начальством, каждый все равно остается при своем мнении.
Только теперь Марина Викторовна обратила внимание, что Подосенов какой-то слишком холеный, чтоб понимать Шухова, тем более сочувствовать ему.
Но после уроков Подосенов неожиданно оказался рядом – или специально дожидался – и пошел с нею по пустынной темнеющей улице.
Вокруг всё было полно той особенной печалью поздней осени, с её легким морозцем, грустно-бодрящим, словно природа говорит самой себе:
- Пока живешь - умирать не смей!
- Марина Викторовна, Вы обиделись на меня?
Она облегченно вздохнула: нет, не такой уж он бесчувственный, просто мальчик из благополучной обеспеченной семьи, да и просто из другого времени. Может быть, и хорошо, что эта страшная рана на теле России уже не видна – значит, затянулась?
И она с легким сердцем ответила:
- Нет.
Он продолжал идти рядом, а она не решалась спросить, точно ли им по дороге или… Впрочем, какое это имеет значение.
Он просительно заглядывал в глаза, явно старался загладить вину, а ей стало хорошо на душе. Так они шли и разговаривали о школе, о книгах, о каком-то фильме, которого она все равно не видела. Наконец она остановилась возле своего парадного.
- Вы здесь живете? – спросил он, - А я, оказывается, недалеко от Вас. Всего два квартала.
- Дальше?
- Ближе.
Через неделю в тот же час они опять оказались вместе на выходе из ворот школы, и опять пошли рядом домой.
- А Вы считаете Солженицына гениальным?
- Знаешь, я бы так вопрос не ставила. Это поэт может быть гениальным. Стихотворение можно написать на одном таланте, наитии. Венок сонетов уже так не напишешь. Там нужна – работа! А уж в большом романе, представляешь, какой объем работы? Объем подготовительного материала, раздумий, размышлений. «Архипелаг ГУЛАГ» - это, по советским меркам, работа целого отдела РАН или целого НИИ. И всё это ,обработанное, изученное, изложено, как итог, не суконным наукообразным косноязычием, а прекрасным сочным языком. Так что одной гениальности даже и мало. Гений – это ведь « рожденный»…
- Отсюда и гениталии?
Марина Викторовна обомлела на минуту. Или все юноши теперь таковы?
В школе начали подготовку новогоднего представления. Нечто среднее между маскарадом, сказкой и капустником. Марине Викторовне казалось, что Подосёнов должен быть тут главным заводилой. Но – не угадала.
Он посматривал на всё с видом презрительно-покровительственным, как на неизбежное «школьное мероприятие».
У него уже стала пробиваться растительность, и он нежно холил ее, делая подобие испанской бородки из десятка волосков. Девчонки заглядывались на него, а он на всё смотрел туманным взором. Но на маскарад все же явился настоящим испанским грандом в богатом черно-белом наряде.
В каждом классе есть свой шут. В 11-а - это Вовка Сенечкин, рыжий веснушчатый пересмешник, который весело посмотрел на элегантного Подосёнова и важно продекламировал:
- Вот он вошел, к любви готовый,
Зажавши деньги в кулаке…
Но Подосёнов глянул на него сверху вниз и произнес тоном знатока:
- Нет, Вовчик, любовь за деньги не купишь!
И улыбнувшись, добавил:
- Её даром отдают.
Вбежала староста Лера:
- Ой, ребята! Все учителя уже в зале. Спускайтесь быстрее. Начинаем!
Марина Викторовна издалека увидела Подосёнова. Каким он сегодня взрослым кажется. Или это она кажется иногда себе девчонкой?
Учителя заняли первые ряды. Марина Викторовна старалась сидеть очень прямо и голову держать как можно выше. Где-то сзади сидит он и смотрит на нее. Но постепенно она заразилась общим весельем, увлеклась остроумным спектаклем и хохотала до слез, забыв обо всем.
После спектакля в спортзале вокруг ёлки начались хороводы, перешедшие в современные танцы. Учителя постарше стояли строем, оберегая чистоту нравов. Стайка молодых учительниц не выдержала и тоже пустилась прыгать и вертеться. А потом ведущая объявила:
- Медленный танец. Кавалеры приглашают дам.
Единственный школьный мужчина, еще не старый и даже симпатичный, учитель труда и военной подготовки, оглядел зал с видом охотника, но быстро сообразил, что он не на охоте, а в цветнике: молодые учительницы были ярко – нарядны, а те, что постарше – изысканно-элегантны.
В зал вошел директор, но чувствовать себя на школьном празднике мужчиной ему не позволяла должность. Он постоял, посмотрел и вскоре удалился.
После объявления ведущей Подосенов как-то резко дернулся с места и пропал. Марина Викторовна стояла, раздумывая, не пора ли уйти. Учитель труда, если и выберет ее – не такая уж это большая удача.
И вдруг откуда-то сбоку раздался знакомый голос:
- Можно Вас пригласить?
Подосёнов. Обошел всех сзади. От неожиданности она произнесла вслух то, о чем только что размышляла:
- Мне уже пора домой.
Подосенов изменился в лице, но только на мгновение. А она, когда повернула лицо в круг, увидела, что перед Галиной Владимировной изогнулся в шутливом реверансе Сенечкин, а та засмеялась и пошла с ним танцевать.
Но Марине теперь исправлять что-либо было поздно, и она торопливо покинула вечер.
После каникул Подосенов смотрел на нее со своей парты грустным взглядом, но провожания по вторникам прекратил.
- Плевать,- говорила она себе, но на душе было пусто и одиноко.
Так прошло два месяца, а к Женскому дню кто-то - явно отдельно от общего подарка - положил ей на стол коробку « Рафаэлло». Разгадка явилась через день. В домашнее сочинение Подосёнова была вложена записка « Когда не хватает слов».
Она вспомнила телерекламу с поклонником балерины, которому тоже не хватало слов.
На уроке она встретила его взгляд и благодарно улыбнулась.
Он снова ждал ее у ворот школы. Они пошли рядом, как будто ничего не случилось, как будто не было целой зимы отчуждения.
Но теперь ярко сияло солнце, наполнялись весенним гулом синие дали, радостно кричали воробьи, пережившие нелегкую зиму.
- Долго Вы меня мучили, - он смотрел на нее, не отрываясь, но глаза были веселыми.
- Я больше не буду,- сказала она, как говорила в детстве, провинившись.
Он зашел за нею в подъезд и взял ее за руку. В подъезде были полумрак и прохлада.
- Мы скоро окончим школу,- грустно произнес он.
Она хотела ответить банальностью о поступлении в институт, но подняла на него взгляд и ничего не смогла сказать.
- Мне будет очень грустно без Вас. А Вам?
- Наверно, тоже,- ей не хотелось притворяться.
Тогда он наклонился и поцеловал ее в щеку. Где-то наверху хлопнули дверью. Она побежала к себе, не попрощавшись.
А поздно вечером, уже ложась спать, спросила себя:
- Я влюблена?
Если вы задаете себе такой вопрос – можете быть уверены, что ответ на него вам уже известен.
Она ждала следующей встречи у ворот, и не обманулась в своих ожиданиях.
А потом еще, еще…
Прекрасная весна набирала силу. Зеленые дымки, окружавшие деревья, превращались в молодую листву.
Небо голубело и поднималось всё выше, выше…
-Марина! – однажды просто сказал он,- ты тоже любишь меня?
Он как будто не задавал вопроса и не требовал ответа.
Щадил её девичью скромность?
Или давно сам догадался, каким должен быть ответ?
Кто знает.
А однажды он остановился за два квартала до ее дома и задержал ее руку в своей.
- Хочешь посмотреть, где я живу?
И чтобы она не отказалась, добавил:
- У нас дома много интересного.
Но она всё не решалась, и он высказал главный аргумент:
- Через год мне исполнится 18, и я тебя всё равно познакомлю с родителями…
И правда, чего ей бояться? Среди бела дня? Собственного ученика?
Они вошли в лифт, и он нажал кнопку.
Дверь их квартиры была самая обыкновенная. Наверно, чтоб не привлекать внимания грабителей.
Зато за нею - настоящее царство изящества и роскоши. Хозяева являли хороший вкус и разнообразие интересов: богатые библиотека и фонотека, множество записывающей и воспроизводящей аппаратуры, парад богемского фарфора, классического и авангардного, за стеклом красивой горки.
- Кто твои родители?
- Люди со средствами. У них свой бизнес. Ну, и с верхним образованием, естественно.
Немного расплывчато, но настаивать на уточнении Марина не стала.
- Сначала мы поедим,- его тон не допускал возражений, - а потом я буду тебя развлекать.
Пришлось подчиниться.
После обеда в кухне-столовой – два помещения, соединенные аркой – они перешли в гостиную.
Он включил аппаратуру, и полилась чудесная музыка.
- Я надеюсь, что у нас совпадут вкусы. Я презираю и рок, и попсу. Любимый плебеями грохот, который они принимают за музыку. Я все же предпочитаю, чтоб певец умел петь. Как тебе Синатра? Подходит?
- Вполне.
- Черт с ними, с текстами, я в них не вникаю. Но можно танцевать. Если ты не против. Тогда, на новогоднем вечере, ты мне отказала. Теперь не откажешься?
Он нежно обнял её за талию. Музыка почему-то не кончалась. Она длилась и длилась… До головокружения.
- Я люблю тебя. Я больше не могу. Мы всё равно будем вместе. Я не представляю, как жить без тебя.
Горячие мощные волны подхватывают Марину. Захлестывают ее всю. Она плывет и плывет в безбрежности удивительного счастья.
Это грех. Но это невольный грех. От головокружения любви.
Сколько прошло времени? На улице еще светло.
- Я провожу.
- Не надо.
- Надо!- властно и нежно говорит он.
Утром она просыпается с мыслью:
- Хорошо, что уроки уже закончились.
Она бы не смогла теперь вести у них урок. Осталась консультация, а на экзаменационном сочинении она может сидеть и в 11-б. Еще несколько дней на подготовку отчетов. Еще день уйдет на подсчет процента успеваемости в ее 5 классе.
Но однажды она входит в учительскую – и громкий разговор замолкает на полуслове при её появлении.
Она здоровается – ей никто не отвечает, как будто её нет.
Спросить бы хоть Галину – уж её-то она столько раз выручала! Но та стремительно уходит, враз оглохнув.
Рабочий день закончился. Можно идти домой.
Дома она решает позвонить завучу. В ответ – мужской скрипучий голос:
- А кто её просит?
Она представляется, и слышит через минуту:
- Милочка, больше сюда звонить не надо.
Утром она приходит на экзамен, но вахтерша велит ей идти к директору. Она робко стучит в его дверь:
- Можно войти?
- Входить ко мне не надо. Можете идти домой.
- А экзамен?
- Без вас.
Она поднимается к себе, пытается открыть ключом дверь. Рука дрожит. Ключ не попадает в скважину.
На шум выходит соседка :
- Утром принесли заказное письмо. Оставили мне.
Она берет письмо. Дверь наконец открылась. В прихожей она смотрит на конверт. «Райсуд».
Достает лист плотной белой бумаги. Читает.
« Исковое заявление… Прошу привлечь… Растление моего несовершеннолетнего сына… Моральный ущерб оцениваю… Прилагаю квитанцию об оплате. Копию искового заявления. Видеоматериалы.»
Последняя строка расплывается перед глазами. ЧТО он еще включал, кроме музыки?
Она сползает на пол прямо в прихожей.
« Всегда есть выход»
Кто так бодро рапортовал?
А ведь правда! Выход есть всегда.
Только у каждого - свой.
У Есенина – петля. У Маяковского – пуля. У Пастернака – попытка отравиться.
И как – то кстати вспомнилась статья из популярной газетки о крайней неэстетичности любого из этих выходов.
Обезображенные трупы. Непроизвольное выделение мочи. Вывалившийся язык.
Нет, надо сделать по-другому. Чтобы трупа просто не было. Или чтобы его никогда не нашли.
Исчезнуть. Раствориться.
Как это сделал когда-то любимый герой детства Мартин Иден.
А чтобы не всплыть - камень на шею.
И почему-то мысль о камне её утешает больше всего, и тяжелый камень ей представляется главным облегчением в ее беде.