Замполит батальона майор Оксенчук затеял провести в День Советской армии КВН и поручил мне руководить подготовкой одной из двух команд.
Жюри состояло из семи человек: по одному солдату от каждой роты плюс председатель жюри – майор Оксенчук. После каждого конкурса жюри проводило короткое совещание, а затем председатель оглашал итоговую оценку. Понятно, что при такой системе личное мнение замполита было решающим.
Наша команда уверенно лидировала. Оставался последний конкурс «Художественная самодеятельность». Уже никто не сомневался в нашей победе, потому что в этом конкурсе за нашу команду выступал любимец батальона гармонист Ваня Потапов. Он подготовил новую шуточную песню «Глубокие тарелки». Песня была про то, как мужики, гуляя на сторону от своих жен, в оправдание своего длительного отсутствия ссылаются на то, что они доставали глубокие тарелки. Подобным образом мужики «отмазывались» сначала в древние времена, потом в наше время, и вот наступает век межпланетных полетов, космический корабль уходит к далеким звездам, и никак его не могут дождаться обратно. Наконец, он возвращается, и жена спрашивает звездолетчика: «И где же ты, зараза, пропадал?». На что тот отвечает: «Глубокие тарелки доставал…».
Ваня закончил песню под бурю аплодисментов. Замполит даже не стал проводить совещание, а сразу встал и сказал, что… за эту антисоветскую песню нашей команде присуждается ноль баллов. Он добавил еще, что страна перекрывает плотинами самые большие в мире реки, строит атомные ледоколы и первой в мире вышла в космос – вот это надо воспевать, а не то, что у нас порой чего-то не хватает в магазинах! В зале установилась мертвая тишина. Никому и в голову не приходило, что эта песня – антисоветская. Ну, всегда же чего-то нет в продаже, и приходится «доставать». Это нормально, привычно. Причем здесь антисоветизм?
В общем, мы проиграли.
А вечером я и мой друг Андрей Веселовским, тоже лейтенант, - мы с ним уже год вместе проживали в одной служебной квартире, - отправились в гости к нашему сослуживцу Саше Сизову. Кроме хозяина на вечеринке присутствовали еще несколько молодых офицеров и приглашенные девушки.
За столом обсуждали торжественный марш,состоявшийся накануне. Девицы неожиданно заявили, что из всей дивизии лучше всех маршировал я, и тут же стали просить, чтобы я еще раз продемонстрировал свой необыкновенный строевой шаг. Я категорически отказался, потому что так и не понял: на самом деле я их так восхитил, или они издеваются надо мной?
Меня сейчас больше занимало другое: Веселовский, похоже, опять налаживался как следует набраться. В последнее время я стал замечать такую закономерность: когда Андрей гуляет без меня, он еще как-то себя контролирует и не напивается совсем уж до положения риз, а если в компании мы с ним вместе, то он отключает все тормоза и к концу вечеринки уже не может стоять на ногах, и мне приходится на себе тащить его домой. Так он при этом еще куражится, еще возмущается, когда я ненароком поддам ему коленом или неловко его уроню. А на следующее утро мне приходится со скандалом будить его, больного, на службу, выслушивая оскорбления и в свой адрес, и в адрес всей Советской армии…
И вот эта роль старшего брата-воспитателя при капризном младшем брате-плохише мне уже порядком надоела. Я решил в этот раз Андрея проучить, заставив его побыть в моей шкуре.
Обычно после второго раза я начинаю пропускать, а тут я с энтузиазмом предлагаю выпить еще и еще (на самом деле не допивая и до половины), и изображаю свое все более и более сильное опьянение. Вижу, Веселовский начинает посматривать на меня сначала с интересом, а потом и с беспокойством. Ага, думаю, сегодня-то ты со мной повозишься, дружочек! Когда компания, уже порядком разогретая, решила отправиться в Дом офицеров, я, шатаясь, поднялся с места и с криком «На танцы, на танцы!» полез в платяной шкаф, якобы перепутав его с дверью. Меня со смехом извлекли из шкафа и коллегиально вывели на улицу, изрядно испачкав в подъезде известкой,и тут ноги совсем «перестали» меня держать, и девицы, за которых я все норовил ухватиться, передали меня на руки Андрюше. И он повел меня домой.
Что я вытворял! Я рвался вместе со всеми на танцы, я повисал на шее Веселовского, поджимая ноги, а потом наоборот опускался на землю и затихал и проникновенно просил его бросить меня здесь и «выбираться к своим» одному… Словом, отвел душу!
Утром мы чуть не проспали на службу. Голова у меня трещала: похоже, в процессе симуляции опьянения я все-таки немного перебрал. Опаздывать на утренний развод никак было нельзя, и мы, быстро одевшись, поспешили в часть. Веселовский на ходу рассказывал мне с возмущением, как он вчера намучился со мной, как я его позорил своими выходками, а я делал вид, что ничего не помню. Я даже, как бы, не верил ему, потешаясь над ним про себя. Но когда он упомянул Сизова, якобы помогавшего ему в доставке меня домой, я слегка напрягся: я хорошо помнил, что Саша вместе со всеми пошел в Дом офицеров, но, с другой стороны, Андрею никакого резона не было говорить мне неправду, да и не замечал я за ним никогда такой склонности.
Тем не менее, я сказал:
- Только не надо здесь «ля-ля, тополя» - я точно знаю, что Шурик пошел на танцы!
- Ну да! А потом, когда он увидел, что ты улегся на землю, вернулся мне помогать. А как ты его ногой ударил по голове, ты тоже не помнишь?
- Ногой по голове? Что ты мелешь?
- Когда он полез тебя с дерева снимать…
- С дерева? С какого дерева?
- С тополя. У дороги…
Тут у меня в сознании быстро проскочил кадр: вид поселка с высоты… Откуда? Неужели, в самом деле?...
- Сейчас я тебе скажу самое смешное, - продолжал Веселовский, явно получая удовольствие от моего растерянного вида. – Мимо проходил замполит с женой, и ты ему кричал с дерева: «Товарищ майор, где глубокие тарелки для народа?».
- И что он? – спросил я, холодея от ужаса.
- Да ничего. То ли не заметил, то ли сделал вид, что не заметил…
- Складно ты все придумал, Андрюша! – сказал я, все еще питая слабую надежду, что Веселовский сейчас расхохочется и признается в розыгрыше.
Как раз в это время на подходе к дыре в гарнизонном заборе мы встретили Сашу Сизова. Оскалившись белозубо, он сказал мне вместо приветствия: «Где глубокие тарелки для народа, Константин?»…