Взрослые ушли на работу, а дети остались дома. Старший сел за письменный стол отца, открыл Книгу и стал читать:
- Воззрите на птицы небесныя, яко не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их. Не вы ли паче лучше их есте? Кто же от вас пекийся может приложити возрасту своему лакоть един?
В дверь позвонили. Младший выбежал в прихожую и звонко крикнул:
- Кто там?
Ответа не последовало. Старший приказал:
- Повтори услышанное.
Младший заныл:
- Мама сказала, ты мучаешь меня...
- Повтори услышанное, - повторил Старший.
В дверях тихонько склацало, - снаружи возились с запором. Старший снял со стены охотничью двустволку, передвинул предохранитель... В прихожую вошли двое.
- Стой, стрелять буду, - предупредил Старший.
Первый было попятился, но задний подтолкнул. Прогремел выстрел. Дуплет. Один упал. Перезаряжать некогда...
Похитители детей - смелые люди. Но и дети были не робкого десятка. Старшему не хватило воинской выучки. Результат - разорённая семья.
Молодые родители состарились сразу лет на двадцать.
Я теперь понимаю, почему русская народная сказка про Гусей-лебедей начинается словами: "Жили-были старичок со старушкою; у них была дочка да сынок маленький..."
Гуси-лебеди уже таскали у них детишек, семьи ж были многодетными. Лев Толстой зря обрабатывал эту сказку, - хуже получилось: "Жили мужик да баба..."
Горе старит, не омолаживает. Отец согнулся, мать поседела. Он по вечерам сидит за письменным столом, опустив голову почти до столешницы; она лежит одетая, укрывшись его полушубком. Оба видят закрытыми глазами дорогу, по которой увозят их детей. Но только откроют глаза, не могут сориентироваться, пропадает дорога у самого подъезда многоэтажки... Закроют глаза, - видят спящих детей, медицинские инструменты, кровь... Может, они видят реальность, кто знает. Может, в этот самый момент дети видят последний сон, - речку молочную с кисельными берегами, яблонь с кислыми яблочками, печку с пирожком и своих ровесников, мальчика маленького и девочку, бегущих от печки домой...