Схватка на снегу

               
   Дело происходило в Тамбове, в бытность моей работы в уголовном розыске. Морозный день. Утро. Я в управлении, в тёплом кабинете. Делать ничего не хочется, выдалась редкая минута, когда можно расслабиться.  Заходит мой коллега Володя Грищенко. Мы вместе окончили один институт, почти одновременно приехали в Тамбов, в один день со следовательской работы перешли  в уголовный розыск. Мало того, живём  в одной квартире, наши жены - адвокаты, работают в одной юридической консультации. И вообще мы просто дружим, у нас общая компания, вместе отдыхаем, отмечаем праздники... Правда, в одном я  преуспел больше своего приятеля:  мне раньше, чем ему, жена „справила”  первое в моей жизни, новое демисезонное пальто - предмет мечтаний,  гордости и зависти окружающих, сшитое из добротного „брянского” драпа тёмно-синего цвета. Шил пальто и мне, и позже Володе Грищенко еврей из Польши, беженец времен войны. Это был  солидный, важный, вальяжный мужчина в возрасте, красавец, с сединой в волосах, хорошо знавший себе цену, как лучший в Тамбове мастер по пошиву мужской одежды. О себе говорил, что в Варшаве он  считался известным портным. Нас называл исключительно „пан”, а наших жен – „пани”. Нас такое непривычное, уважительное  обращение  поднимало в собственных глазах...

    Пальто у меня было длинное,  свободное, с высоко приподнятыми широкими  плечами, с огромными накладными карманами – всё по последней моде того времени. В областном управлении МВД я был  один в таком модном, шикарном пальто. Кроме всей этой красоты, оно было ещё и очень удобным:  надеваешь форму – сапоги, галифе, китель, и ничего этого, в том числе и  оружия, под этим пальто на тебе не видно. Лишний раз не светишься милиционером!...

  Я уже всю осень и пол-зимы щеголял в этом пальто, а Володе его жена Инна  „справила”  новое, тоже очень добротное пальто  из  драпа «ратин»  всего дня за три до описываемого события (  подчёркиваю, что  заботиться о нашей  цивильной одежде  полностью приходилось  нашим женам, нам было не до того!).

   Этот мой друг и коллега был парень высокого роста – под 190см, богатырcкого сложения, наделёный многими спортивными талантами: имел 1-е спортивные разряды по футболу, баскетболу и по шахматам.  А когда мы впервые пришли в тир на стрельбище, он  без тренировки (  он вообще  не любил стрелять) сразу выполнил норматив третьего разряда, а  вскоре, немного потренировавшись, - и второго. Но, несмотря на просьбы тренера, стрельбой, как видом спорта, заниматься не стал  Он не только играл в футбол, но был и играющим тренером футбольной  команды МВД „Динамо”.
     Такой вот талантливый, с массой спортивных достоинств парень. Но  человек не бывает без недостатков.  Не любил он свою работу ни следовательскую, ни оперативную, был к ней совершенно равнодушен.  Такое отношение он мог себе позволить. Как спортсмен и старший тренер футбольной команды,  был фаворитом у начальника  управления и потому не надрывался на основной работе. По характеру Володя был упрям до чрезвычайности. А вообще, парень  компанейский, весёлый. Обладал сильным, но  отвратительно- пронзительным голосом. Зная это, нарочно всегда присоединялся к общему застольному пению на совместных вечеринках. Петь мы в нашей компании любили и пели хорошо, слаженно. А Володька во-всю орал своим диким голосом, вызывая, к своему удовольствию, всеобщее негодование. За  то, чтобы умолк,  требовал, нахал,  дополнительной порции спиртного!
 
   Войдя в то, на редкость спокойное, утро ко мне в кабинет, он развалился на стуле, и мы вместе стали мечтать, как вечером запишем „пульку” в преферанс. Но... Как всегда, это „но” врывается в размеренную жизнь, нарушая её плавное течение.  Такие „но” бывают разные, когда со знаком „плюс”, а когда –„минус”. Чаще ( в той, нашей ситуации) – второе. Открылась дверь, и вошел  начальник нашего отдела полковник Степан Васильевич Морозов. Мы оба вскочили.

   - Садитесь – добродушно и  с хитроватой улыбкой сказал он – Работаете? Молодцы! Руководство вами довольно.

   Такая „вводная” настораживала: во-первых, он  прекрасно видел, что мы ни черта не делали, как говорится, „байдыки били”, а, во-вторых, начальство ни про-что - ни за-что никого не хвалит,  наоборот, на всякий случай, для профилактики, всегда ругает, чтобы не  расслаблялись, не зазнавались,  всё время старались...

   -Сделав паузу, Степан Васильевич  продолжил:

  - Придётся  вам, ребята, сейчас, сходу собираться в дорогу. В N…  (не помно названия  места) ограбили ( опять точно не помню что – не то почту, не то сберкассу).  Это  километров 35-40 от Тамбова , железной дороги туда нет, а на машине, сами понимаете,    сейчас не проедешь,  по такому снегу-то!  Поэтому вам раздобыли  упряжку лошадей и сани. Вот на них и поедете. С вами  будет Грибков со служебно-розыскной собакой.  Не забудьте хорошо одеться, мороз серьёзный, а дорога не близкая...- Полковник Морозов был и начальник толковый, и человек хороший, заботился о нас, молодых. На выходе он задержался и  с улыбочкой, слегка подначивая, добавил:

   -Кхе-кхе – он был ужасным, заядлым курильщиком  и постоянно кашлял -  Грибкова с собакой мы вам выделили, так что, у вас полный комплект и  дело в шляпе! Они всё и раскроют. Желаю удачи!

  И вышел. Последнее было конечно шуткой, потому что за всю мою милицейскую практику проку от применения служебно-розыскных собак не было никакого. Однако, мы регулярно подписывали собаководам документы о том, что с помощью собак раскрыты такие-то и такие-то преступления, если они, конечно, вообще раскрывались.  Оперативники имели в этой ”липе” свой интерес. Работали мы  ведь обычно по ночам (днём уголовники ничего серьёзного не делают). Чтобы ночью взбодрить себя, выпивку про запас мы всегда имели, а  закуски  по ночам взять было негде, всё было закрыто, все спали, и города и сёла. А в собачьем питомнике, для собачек  всегда было и мясо, и крупа для каш. Всё  качественное, свеженькое. Вот собаководы – проводники  нам и помогали. За это мы были обязаны им – подтвердить их полезность нашему общему делу. Помогать друг другу,  жить надо было всем.  Да и собачек мы почти всех знали, любили. И с ними как-то солидней на происшествии, на народе, который сразу отмечал:
 
  - Приехали областные, с собакой, таперича обязательно найдуть. Ить от собаки не скроисси. Её не купишь. Она животная, свое дело знаить!

   Да ещё  проводники обязательно рисуются:
   -Сидеть! Лежать! Голос! Ищи!
   
   И прочие команды.  Народ и умиляется. И авторитет наш растёт:
 
   -Ишь, как милиция работает!

   Да и преступники, когда видят собаку, нервничают. Так что в жизни ничего совершенно бесполезного не бывает...

  На дворе стоял морозный, солнечный день. Позвонили дежурному – 22 градуса. Нам  всем на случай  таких „путешествий” в морозное время полагались либо полушубок, либо тулуп и валенки.  У меня они хранились  про запас прямо в кабинете, чтобы времени в случае чего. не терять.
   Я взял  тулуп, валенки, и Володе советую сделать то же самое. Но он, посмотрев в окно, говорит:

   -Да там же солнце! Ничего страшного.

  Зная  упрямый Володькин характер, я понимал, что убеждать его бесполезно, и не стал этого делать. Пошел на выход с тёплыми вещами, а он отправился, как был, в своём  новеньком, щёгольском пальто из серого (цвет ”маренго”) добротного драпа и в хромовых сапожках,  которые, как только мы вышли  из здания, весело заблестели на солнце. Внизу  уже поджидали сани, запряженные парой лошадей. В санях сидел проводник, старший лейтенант Грибков со служебно-розыскной собакой (овчаркой). Имени  этого проводника никто не знал, все всегда звали его просто Грибков. Он конечно тоже был в полушубке и в валенках. Сани были хорошо устланы сеном – для удобства и теплоты,. Сверху оно было накрыто брезентом.
       Пару слов о Грибкове. Это был маленький, неопределенного возраста, типично русский мужичок. Абсолютно белой  масти – альбинос. И волосы, и брови, и  какие - то немигающие ресницы – всё белое, а лицо, как у людей такой породы, всегда ярко-розовое.. Невозмутим и немногословен, с постоянно приклеенной  какой-то блуждающей, глуповатой улыбочкой. Одет всегда неряшливо.Увидев садящегося в сани, щёгольски одетого Грищенко, усмехнулся, но ничего не сказал.

Поехали. Как только выехали за город, всё сразу изменилось Кругом сплошная заснеженная равнина. Солнце вдруг  исчезло, задул обжигающий, насквозь пронизывающий ветер. Нам-то с Грибковым что?  Сидим на сене в тёплых валенках, закутались в непродуваемые, овчинные тулупы. Хорошо, даже ко сну клонит. Кругом белым-бело, бескрайний простор, тишина, нарушаемая только скрипом санных полозьев да фырканьем лошадей. В ногах у нас лежит скрутившийся калачиком, мирно посапывающий, огромный красавец  пёс.  Можно, пока не добрались до места, и подремать, помечтать о чём-нибудь приятном, даже возвышенном...
 
       Так мы ехали минут 20 - 30. Но эту идиллию нарушил Володя Грищенко. Опустив уши меховой шапки, подняв небольшой воротничок своего демисезонного пальто, он изо всех сил пытался закутаться в него поплотнее. Всё время ёрзал, менял положение, поджимал ноги в своих хромовых сапогах. Всё это не спасало,   укрыться от мороза и согреться ему никак не удавалось.  Наконец, не выдержав, он выскочил из саней и побежал рядом с ними, а затем, и обгоняя их, пытаясь таким образом согреться.
     За этим наблюдали не только мы, но и пёс, который поднял свои уши и внимательно смотрел на бегущего человека. Для него это - объект, за которым положено гнаться. Побегав так и слегка согревшись, Володя плюхнулся в сани прямо на лапы пса. Тот, не поднимая головы, слегка неодобрительно  заурчал, но   быстро успокоился. А мороз крепчал. И снова Володька вскочил и опять побежал  Пёс уже рыкнул с  явным неудовольствием  за такое поведение. И тут Грибков, негромко, совершенно монотонно, глядя не на бегущего, а прямо перед собой, вымолвил:

-Грищенка, а Грищенка, кобель не любить, когда впереди бегуть.
На что замёрзший, бегущий Володя  почти беззлобно отозвался:
-Да пошел ты на...!


  И продолжал бежать... Затем снова сел в сани. Грибков снова, спокойно так разъясняет ему:

-Кобель злобится, когда впереди яво бегуть. И получив в ответ очередное „Да пошел ты...”, бесстрастно добавил:

  - Ну, я тя предупредил...

   Честно говоря, наверное,  по свойственной  молодости  чёрствости, мы (по крайней мере, могу так сказать о себе) в тот момент особенно не сочувствовали  бедному парню, не жалели его, наоборот, он раздражал нас тем, что не давал спокойно сидеть в санях и бегал туда-сюда из-за своего упрямства и дурости. К скрипу полозьев по снегу присоединялся ещё и скрип его новеньких сапог на бегу, нарушая царящую вокруг тишину  и мешая нашему  уютному сидению в санях.


  В очередной раз он опять вскочил и побежал наперегонки с санями. А дальше... Дальше всё произошло, как в кино. Я увидел летящего по воздуху пса, который сбил с ног Володьку. Его огромное тело распласталось на снегу с широко  раскинутыми ногами, а над ним - оскалившийся, рычащий пёс, остервенело рвущий новое Володькино пальто. И его  истошный крик:
 
  -Грибков, сука, забери кобеля, застрелю и его, и тебя, падлу!


   Извиваясь под терзающим его псом, он безуспешно пытался  вытащить из кобуры пистолет. А на нас, наблюдающих за этой киношной картиной, напал такой истерический смех,  что Грибков, задыхаясь, не мог даже выкрикнуть псу нужную команду.  Так и не сумев этого сделать, он прыгнул из саней на кобеля и оттащил его от поверженного Грищенко. Сам Володя не пострадал, был цел и невредим , видать, кобель всё-таки понимал, что нарушитель порядка – свой. Но пальто!... Новое, только что пошитое, чуть не впервые надетое!...Оно было изорвано в клочья.  Мат, которым Володька  покрывал проводника и его, уже виноватого, присмиревшего, забившегося в угол саней кобеля, не поддаётся ни описанию, ни, тем более, воспроизведению. Перед бедным моим товарищем маячила встреча с  женой Инной, которая так старалась...
 
   Слегка успокоившись, он наконец согласился подлезть под мой тулуп, и мы кое-как доехали.

   За неделю раскрыли преступление. Всё было на поверхности: кассир сберкассы - немолодая женщина и её любовник, недавно вернувшийся из армии солдат. Для молодого, любимого ничего  не было жалко. В дело пошли казённые деньги. А тут предстояла плановая ревизии. Вот и попросила она любимого устроить погромчик: инсценировать преступление -  кражу денег из  сберкассы.  И конечно всё сделали неумело. А в деревне ничего не  утаишь. Ей завидовали, шептались, осуждали... Но молчали! Ждали, когда что-то произойдёт. Вот оно и произошло... Нагрянула из Тамбова милиция, да ещё с кобелём!...

   Обратно мы поехали уже на машине (дорогу расчистили). Как только прибыли в управление,  Володя немедленно сочинил рапорт на имя начальника  - полковника Калашникова, примерно, такого содержания: „При выполнении  оперативной работы по расследованию особо опасного преступления, которое успешно раскрыто, пришло в негодность принадлежащее мне новое пальто. Прошу возместить стоимость пальто...”   
  Рапорт сдал в секретариат.

   Когда на следующий день мы пришли на работу,  всё управление уже знало о происшествии и о рапорте.  Многих интересовали подробности – как  Володьке было под кобелём, не пострадал ли пёс, интересовались, не покусала  ли и не побила ли мужа Инна, трудно ли будет достать материал на новое пальто, сколько  будет стоит пошив, много ли нужно делать примерок, ну и прочие, „существенные”,  пикантные,  подробности этого сногсшибательного происшествия. Володька только сопел, но сердиться на подначки у нас, харьковчан,  привычных, заправских  хохмачей, было не принято. Поэтому приходилось отмалчиваться, слегка огрызаться и  мечтать о мести при удобном случае. Мне он, шипя, говорил:

  -И какого ... я зашел к тебе в то утро?

  И в самом деле, не окажись он тогда у меня в кабинете, никто бы не послал его на это задание.  Зная  особое отношение к нему начальника управления, его не слишком нагружали оперативной работой.


  Такое, как теперь говорят, нештатное, приключение - история схватки старшего оперуполномоченного  Грищенко с собакой, естественно,  дошло до  Григория Никифоровича Калашникова. Когда  Володя пришел к  нему за результатом рассмотрения своего рапорта, тот молча вручил ему этот рапорт со своей резолюцией, добавив многозначительно и доверительно:

  - Прочитай  у себя в кабинете...

  Окрылённый Володя быстро  прибежал в кабинет, закрылся в нём  и прочитал резолюцию:

  „Т. Грищенко В.П. !  Впредь не будь дураком.”
 И подпись: Калашников.