В переулках пустых, где вороны гуляют, покачиваясь,
оставляя на белом снегу неуверенных лап козырные следы,
в преисподне метро, сквозь потертые толпы просачиваясь,
задыхаясь в вагоне, притиснутый намертво к ватной спине,
в самолете стремительном, над пиками гор разворачиваясь,
на лету, на бегу, наяву и в томительном сне,
в магазине убогом, за мутное пиво расплачиваясь,
он тоскует и молит о тайном, не случившемся дне.
О, мой день роковой! Он настанет.
Где-то там тормознется рулетки волчок,
или Бог из колоды случайную карту достанет
и прозреет молитву мою
и наткнет, как бухгалтер, бумажку на острый крючок:
к исполнению. И исполнено будет.
Раздвинутся спины. Вместо пыльных, усталых и пьяных
я внезапно узрею Лицо.
Будто гром. И евреи воскликнут на скрипках.
Потаенных желаний сомкнется кольцо.
Но Лицо ухмыльнется, взрыв грянет,
разлетятся ошметки в крови,
и склонится лукавая смерти Личина
над поверженным стражем любви.
В паутине тоннелей заплутал его поезд,
ловит он отраженья в затемненном окне,
между спин затаясь, как в прицельную прорезь,
все следит, все преследует
ту, что помнил во сне.
1994