Когда чудеса ходят по улицам

Марина Алаева
  Заиндевевшее стекло не хотело подчиняться торопливому дыханию проснушегося человека. Разгоряченная ладонь плавила его морозную твердь, отвоёвывая пространство для взгляда. Красота отступала не сразу, сопротивляясь, проступая слезами обиды за разрушенную гармонию начертанных кем-то знаков. Казалось, еще немного и настойчивое дыхание остановится, но обращенное к утреннему окну , оно вдруг обретало новую силу, и окно сдалось: в маленькой проталине проступили очертания старой липы, скамейки , странно наклонившейся под тяжестью выпавшего ночью снега, и осиротевшей после лета качели.
Это была её первая победа в последний день уходящего года. И она точно знала, что не последняя.

 Комната жила своей жизнью в преддверии новогоднего праздника: на столе уже обосновались вынутые из глубин старого серванта хрустальные бокалы, поблескивали в полумраке салатники, тарелки, даже одноногая голубая ваза готовилась выполнить свою миссию.  Её доставали только на Новый год, чтобы поставить в неё большую ветку ели, любовно украшенную всякими шарообразными глупостями. Горлышко у вазы было такое узкое, что ветку приходилось долго выбирать. Теперь она с гордостью возвышалась над суетой вчерашнего дня, забыв о собственной уязвимости: её единственная ножка уже давно дала трещину; каждый раз, когда кто-то входил в комнату, она вздрагивала, но, удержавшись, извещала об этом тихим позвякиванием, напоминающим почему-то смех ребёнка.

  Как все-таки странно устроен человек: знает, что чудес не бывает, но под Новый год вдруг всей кожей начинает ощущать нестерпимую жажду неизведанного, жажду чуда.

  Маринка  любила этот праздник какой-то особенной , по-собачьи преданной, сиротской любовью. Может, поэтому в её сознании все приготовления к  новогодней ночи становились атрибутами древнего таинства, а обычные для большинства людей вещи приобретали почти мистический смысл. Вот и сейчас она уже больше часа разглядывала елочные украшения, старательно вынимая их из старой картонной коробки, заботливо и чуть робко протирая  от пыли. Все эти миниатюрные чайнички с изящными ручками, подслеповатые от утреннего света фонарики, прозванные ею «лунатиками», потому что при свете гирлянд они превращались в струящиеся лунные пятна. Погрузив руки в самую глубину картонного хранилища, она  с нескрываемым восторгом  вынула что-то завернутое в розовую гофрированную бумагу, осторожно развернула сверток , и эхом отозвался в пустой комнате её счастливый вздох… В руках она держала большую стеклянную шишку, зелёную, чуть посеребренную инеем, такую живую, что казалось, будто её только что принесли из леса. Маринка даже понюхала свою находку: тихий смоляной запах , идущий от угла, где со вчерашнего вечера томилась уже ёлка, заполнил её лёгкие и пропитал всё вокруг.  Она быстрыми шагами подошла к ёлке – в густой бархатистой зелени мгновенно утонули тонкие пальцы, а когда вынырнули,  шишка уже царственно восседала на чуть прогнувшейся под её хрупким грузом ветке.
Это был ритуал: первой обитательницей новогодней ёлки всегда становилась именно зелёная шишка. Теперь всё обретало свой тайный смысл: перезванивались колокольчики, пе-ремигивались фонарики и сосульки, искрились и посмеивались звёздочки, а уж когда пришло время всякой лесной живности: бесчисленных зайчат, лисят, белочек и даже ежей, - Ма-ринка  и сама рассмеялась.

  «Опять в темноте ёлку наряжаешь?! - раздался из кухни тёплый, густой голос мамы. – Шестнадцатый  Новый год, а ты всё чего-то выдумываешь.» Каким домашним был этот родной голос!   Откуда же взялась эта странная тревога? Почему вдруг захотелось плакать? Ма-ринке на сотую долю секунды показалось, что она никогда больше не услышит дышащий любовью мамин голос, сердце бешено заколотилось, будто попавшая в силок птица, хруст-нули крылья… «Ты слышишь меня, включай свет и иди умывайся!» - звенел в пустоте всё тот же голос. «Скорее! Домой! Домой! На свет! - стучало в ушах.- Мамочка, родная, только не исчезай! Я сейчас! Я уже почти здесь!»

  «Ничего себе начало последнего дня !» - подумала Маринка и,сунув ноги в тёплые валенки, отправилась на кухню.

                II
Серый увидел, как в Маринкином окошке зажегся свет. Ему даже показалось, что она подошла к окну. Он знал, что старые липы надежно охраняют его, но все-таки постарался втиснуться между ними еще глубже. Нет, нужно быть полным идиотом, чтобы в половине восьмого утра прятаться за деревьями напротив дома девчонки, которую знаешь тысячу лет и в которую даже не влюблен. Зачем? В надежде, что она посмотрит в окно и увидит маленькое чудо, бог весть откуда взявшееся?

  Чудом была крохотная голубая елочка, найденная им  вчера в лесу и сразу определенная в подарок той, которая сейчас , наверняка, сидит на кухне и пьет свой любимый малиновый чай. Почему ей? И почему всё так таинственно? «Вот сейчас встану, вытащу из сугроба елку, поднимусь на крыльцо и постучусь в дверь…» Никто не осудит его за ранний визит: здесь привыкли жить вне времени. Маринкина мама была врачом в местной больнице, на вызова приходилось ходить и ездить в любое время суток. «Вот сейчас…» - пронеслось в голове, но он повернулся и зашагал через сугроб  в противоположную сторону, не увидев, как с крыльца сбежала та, ради которой он мерз здесь все утро, и направилась к забору, где ожидал её подарок.

  Он ускорил шаг, надеясь придти домой раньше, чем вернется с ночной смены мама. Нужно подогреть чайник, затопить печку. Неожиданно вспомнилось, как Тютюша, учительница литературы, читала на уроке Маринкино сочинение «Один день моей жизни». Его поразило тогда, как похожи её мысли на то, что испытывал он сам, когда приносил с улицы ледяную охапку березовых дров, со звоном высыпал их на пол. Потом, отдаваясь во власть огню, поленья будто постанывали и странно хрустели. «Как корочка свежеиспеченного хлеба» -вспомнились ему слова из Маринкиного сочинения, и он засмеялся навстречу своим мыслям открыто и заразительно. Она всегда говорила: «Так смеяться могут только короли – им нечего больше желать…».

  Ему было что желать! Но сегодня, в последний день уходящего года, он хотел только одного, чтобы девчонка, прозвавшая его «Серым», догадалась, кто посадил под её окном го-лубую ель.

                III

  Она догадалась мгновенно: Серый! Разве кто-нибудь ещё способен сотворить праздник и не оставить каких – нибудь знаков своего присутствия!?  Бескорыстие – это удел королей! «Осторожно, чудо!» - подумала она и представила, как многозначительно посмотрит на неё мама, когда она внесет «подарок» в комнату. Ещё бы! Ведь не каждый день тебе дарят ёлки! Да и зачем они каждый день? Ей стало весело от нелепых своих мыслей, и очень захотелось есть, а ещё почему-то нестерпимо вдруг поверилось в новогоднее исполнение желаний. «Домой! В тепло!» - поторопила она себя и открыла дверь.

  «Мама, у нас гостья!» - произнесла она с порога.«Да какая красавица! Вот только по-синела от холода!» - поддержала игру мама. Через полчаса елка уже удобно устроилась возле окна в маленькой комнате, но украшать её Маринка не стала: так хороша она была в своем голубоватом плюшевом одеянии, так забавно топорщились её сине-зеленые иголки. «Где он только добыл такое чудо?» - подумала она, но совсем не удивилась. Что-что, а уж чудеса тво-рить он был мастер.

   Маринке вспомнилось, как однажды в их классе появилась черепаха, настоящая и очень прожорливая. Никто не знал, откуда она взялась, а главное- зачем? Впрочем, выяснять её происхождение не было надобности. Любопытство сменилось заботой о месте жительства и гастрономических вкусах нового члена коллектива, поисками имени и составлением гра-фика «приглядывания». Теперь бедной биологичке приходилось отвечать на вопросы о пра-вилах содержания черепах. А какое они дали ей имя!? Броня, с удареним на первом слоге. Уже тогда Маринка знала наверняка, что добыл эту черепаховую Броню именно Сережка, но секреты хранить она умела, даже если её об этом никто и не просил.
                IV
  Где-то в глубине коридора послышались встревоженные шаги, потом грохот падающего ведра, кошачий визг, затем всё стихло, но Сергей понял, что схватка со сном закончилась его поражением. Он по привычке протянул руку к кнопке магнитофона – музыка, казалось, спустилась с самих небес, заполнив хрустящую тишину и прорвавшись сквозь оглушающие запахи ванили, корицы, жженого сахара и ещё чего-то особенного, названия которому он не знал. В струящемся голосе шелестел волнами далекий океан, исчезало за горизонтом истомившееся от зноя солнце, обрывая последнюю нить, связывающую с реальностью… Сережке на мгновение почудился обжигающий вкус ветра, дующего откуда-то из пустыни, он втянул в себя гудящий воздух, заполнив до краев легкие, ставшие развесистой кроной какого-то исполинского дерева, и с трудом открыл глаза.

  Перед ним стояла Маринка и держала на руках  соседского кота, который зализывал добытые в межусобных боях раны.

  «Представляешь, он мне синяк поставил, прямо под Новый год!» - слезами звенел её голос. «Серый, да проснись же ты наконец! Посмотри на меня!». Он не знал, как удержать этот всепоглощающий, помимо его воли вырывающийся наружу смех. Все его внимание было приковано к грозящим пролиться, затопившим зелено-синий от негодования зрачок, слезам.  Прямо под переполненным соленой влагой глазом чернел огромный синяк, придававший её лицу что-то невероятно разбойничье, ведьмовское.  «Ты мне снишься, или мы уже на маскараде? Классный прикид! Главный приз гарантирован!» - неожиданно хриплым голосом проговорил он и почувствовал, что сейчас внутри его произойдет глобальный, вселенский взрыв. Что-то рвалось на волю, разрывая вены, мышцы, кожу, стуча в висках,  сжимая сердце до боли и требуя немедленной свободы. «Сейчас! Сейчас! Боже, как больно!» - проносилось где-то в глубинах сознания. Он увидел перепуганное , знакомое до последней черточки, открытое навстречу его боли лицо и попробовал улыбнуться. Ответом на это подобие улыбки стал трепет и ужас.

  Теперь они оба знали, что так стремительно рвется наружу в последний день уходящего года, навсегда отделяя их от прошлого и настоящего, обжигая холодом неизвестности и томительным ожиданием чуда. Это хрустел, ломаясь, уродливый горб одино-чества, высвобождая нежные крылья любви. Такое случается иногда… И только под Новый год, когда чудеса ходят по улицам и заглядывают в окна в надежде, что кому-то они еще нужны…