Георгий КАЮРОВ
Вечеря
Рассказ
– Добр вечер буль Сауца*, – входя к себе во двор, громко поздоровалась Кина с сидящей на лавочке через дорогу старухой-соседкой.
– Добр, добр, – неслышно отозвалась та и часто закивала головой, чтобы Кина видела, что её услышали. Старуха пристально вгляделась в замершее с той стороны калитки улыбающееся лицо Кины и так же тихо проговорила: – Всё хорошеет. Детей скоро женить, а как будто сама ещё по сеновалам прячется, – и громче добавила: – Пришла б комнаты побелить!
– Приду, – отозвалась Кина. – С работы бати Сау* ждёте?
– Его жду, – опять тихо заговорила старуха, в подтверждение закивала головой. Для уверенности она хлопнула обеими руками по коленям, устремив взор в конец улицы, показывая, с какой стороны ждёт мужа.
– До недели закончу мазать у Лебеденковых и побелю, – отозвалась Кина.
– К осени, – отмахнувшись рукой от не ко времени назойливой Кины, тихо заключила старуха и, словно обидевшись, добавила: – Куда нам торопиться?
Кина улыбнулась обидчивости старухи и скрылась. Разговор о побелке всегда между ними случался, когда доводилось встретиться.
Старуха издали приметила размашистую походку мужа. Солнце стояло красным кругом, и в центре этого круга, по обочине дороги, шёл её муж. Она ткнула костлявым кулаком в бок и от удовольствия закрыла глаза, скороговоркой пробубнив благодарность Господу за удачно прожитый трудодень. Сразу сердце успокоилось. Муж возвращался из колхоза. Он давно отработал свой стаж и теперь ходил в колхоз, дорабатывая недостающий стаж жене. Справедливости ради надо уточнить – Савва отдал семь лет своего стажа жене, чтобы та по возрасту начала получать пенсию, и недостающие теперь к двадцати годам своего стажа дорабатывал. С прошлого года Мария начала получать свои законные двадцать рублей пенсии. А Савва снова впрягся в колхозную лямку.
Мария не стала дожидаться, пока муж подойдёт. Только их взгляды встретились, засобиралась домой. Оттолкнувшись спиной от забора, она так согнутой и поднялась, но не спешила разгибаться, а придерживаясь за скамейку, осторожно спустилась с многолетней насыпи у их ворот. Одновременно одной рукой открыла калитку, а той – что держалась, прихватила со скамейки расстеленную дорожку. Уже в самой калитке она стрельнула глазами из-под куполка повязанного платка в сторону мужа, чтобы убедиться, что подходит, и вошла, оставив калитку настежь. Муж был уже рядом.
Савва не спешил со двора идти в дом. Он придирчиво осмотрел всё вокруг. Заглянул через забор в палисадник и даже зачем-то заглянул в пасть собачонке. Та вырвалась из заботливых рук хозяина, но не отбегала, попрошайнически виляя хвостом и не отрывая преданных глаз от кормильца. Савва достал из кармана засаленный газетный свёрток и высыпал из него остатки еды. Дворняга на лету выхватила кусочек сала и, подметая ушами землю, быстро собрала огрызки огурца, краюху хлеба и все крошки. Вмиг покончив с милостью хозяина, она завиляла ещё быстрее хвостом и засмотрела ещё голоднее.
– Во, тварь ненасытная, – без эмоций пристыдил Савва животное и направился в глубь двора, туда где скрылась жена. Он давно уже не смотрел в сторону дома. Одно время Савва часто задавался вопросом: «Зачем всё это строили? Если всю жизнь живём в маленькой комнатёнке и кухоньке». На скорую руку отстроили две комнатки с кухней между ними, одну благоустроили для зимовки скота. Скотом сразу не обзавелись, а в другой – поселились сами, спали вповаль. Позже скотную комнату приспособили под сарай для всякого скарба и припасов. Та животина, которая появлялась, обходилась и скотным двором летом, а на зиму забирали к себе в комнату, так и зимовали все вместе. Как-то Савва проснулся, и едва сердце не оторвалось. Думал, проснулся, спасаясь от дьявольской силы, ан нет, сон продолжался – прямо ему в глаза смотрел рогатый бес, весь обросший черной шерстью. Савва шарахнулся, да так долбанулся головой с женой, что еще и от нее сонной заработал тумака, а тут и заблеяла бесова голова – оказался козленок их козы Варьки.
После того утра решил Савва поднапрячь жилы, и уже к осени отстроили большой дом с просторными комнатами. Обставили. Дорожками застелили. Стены завесили коврами. Все полито Савиным потом и натерто мозолями. Но жить продолжали в комнатенке. Поначалу Савва с сожалением смотрел на пустующие светлые комнаты добротного дома. Потом перестал даже замечать, проходит мимо, словно и не его дом, и в старенькую кухоньку – ужинать.
Когда это время было? Он уже и не помнил. Просто в какой-то момент перестал задаваться ненужным для жизни вопросом.
Навстречу мужу вышла жена, держа в руках таз.
– Добр вечер, Сао, – тихо поприветствовала она мужа и выплеснула из таза на цементный пол двора.
– Добр, Мария, – буркнул Савва. Преодолевая ступеньку, он устало качнулся, придержался за верандовый столб и вошел в кухню. В кухне, особо не раздумывая, Савва сел на первую попавшуюся скамейку, скинул башмаки и вытянул ноги. Казалось, мужчина только сейчас почувствовал трудовую усталость. Может, от жизни устал. Ему минул семидесятый.
– Мойся, – продолжала простой разговор жена, входя следом за мужем и выставляя на суфрате* еду. – Горячая вода в кастрюле.
Жене не понравилась та расхлябанность, с которой супруг развалился на лавке. Она засуетилась и все норовила зацепить босую ногу мужа. Очень ей хотелось споткнуться, что-то опрокинуть и сорваться на непутевого супруга, но не получалось. Савва сидел, не шелохнувшись, вяло наблюдая за женой, ищущей с чего начать скандал.
Мария быстро собрала на стол, краем глаза следя за мужем. Раздражаясь его не расторопностью, она тоже не спешила садиться ужинать и всячески занимала себя: придвинула два маленьких стульчика, все тарелки попередвигала на суфрате, придвинула к мужу табуретку с пустым тазом. И всё-таки не выдержала:
– Мыться будешь? Ужин готов, – она уже едва сдерживала раздражение.
Савва медленно поднялся. Налил варёной воды в таз. Скинул рубаху и в пояс согнулся над тазом. Незагорелое, бледное тело его потерялось в клубах пара. Он хватал кипяток, обмывая лицо и живот. Кинул пару пригоршней на грудь. Руки мгновенно покраснели, а тело покрывалось красными пятнами. Затем он тщательно вымазался самовываренным мылом и принялся жменями набрасывать на себя парящую воду. Брызги летели по всей кухоньке. Жена молчала, пока очередная порция капель не окропила ей лицо. Обтираясь, она взорвалась:
– Разбавил бы хоть! Вар же?!
Муж продолжал мыться, никак не отреагировав на заботу жены, чем вызвал раздражение супружницы.
– Сао, что ты делаешь? – старуха начинала тихо, но голос её от слова к слову крепчал и предвещал разразиться в крупный, накопленный за день, скандал. – Хоть бы разбавил кипяток. Сваришься! Еда выставлена. Всё облил, как будто сам живёшь. Вещи раскидал.
– Сприса, – невозмутимо парировал муж, обтираясь после мытья. Но на всякий случай взглянул на свои вещи. Всё как обычно – отобразилось на его лице. – Твой поп сильнее поливает своей метелкой.
– Как так успокойся? – бунтовала Мария. – Каждый день одно и то же.
Савва не обращал внимания на ворчащую жену – без малого четыре десятка лет вместе – бок о бок. Он даже успокоился – значит, дома все в порядке. Надел свежую рубаху, приготовленную к его приходу, и как ни в чем, ни бывало сел ужинать. Не переставая ворчать, жена тоже присоединилась. Она в голос прочитала молитву и размашисто, закатив глаза к потолку, перекрестилась. Савва, словно спохватившись, наспех, коряво наложил тройной крест, и прошептал пару слов из молитвы, не забыл и бога вспомнить. Затем они молча выпили по стакану вина, и ужин начался. Ужинали жаренной рыбой. Любимые мужем головы были уложены в отдельную тарелку и выставлены перед ним. Савва ел их быстро, разделываясь с каждой головой по косточкам. Кости сбрасывал и сплевывал на пол себе под ноги.
Мария смачно обсасывала рыбьи перышки и каждую косточку брюшка. Она аккуратно складывала рыбьи кости в заранее приготовленную тарелку, выкладывая их так, словно, что-то строила. В кухню пробрался соседский кот и, пристроившись у ног Саввы разделывался со свежими рыбьими косточками. Кости падали ему на голову, как манна. Кот трепал ушами, стряхивал кости и тут же принимался за них. Пугнула кота хозяйка. Она громко хыркнула горлом, прочищая его от зацепившейся косточки, запила вином и заметила кота. Тут же она попыталась огреть самозванца, махнув тряпкой прямо перед мужем и выбила из его рук кусок рыбы. Кот схватил выпавший кусок и в дверь.
– Ты, чего? – опешил Савва.
– Ты не видишь кота!? – заводила себя жена. – Мне еще не хватало подкармливать соседских котов.
– Ест себе да есть, – невозмутимо парировал Савва, обтирая полотенцем жир с пальцев. – Перепугала… Кусок такой жирный уронил.
– Вон, возьми другой, – невозмутимый вид мужа сбил с неё боевой пыл, но Мария не собиралась сдаваться. – Ты всегда так. Сядешь как тот барин, навалишь гору костей под ноги. Соберешь всю уличную тварь и довольный сидишь. Он хозяин, видите ли! Кормилец!
– Сприса! Дай поесть спокойно, – Савва усталыми глазами посмотрел на жену и хотел что-то еще добавить, но умолк, принявшись за новую голову.
– Сприса! Сприса! Только и слышу от тебя. Я целый день тебя жду. Наготовлю, уберу, а он придет и все сприса и сприса. В огороде все переделаю, перестираю, а он все свое – сприса и сприса.
– Я по-твоему под вагоном цемента или угля загораю? – Савва невозмутимо протянул руки, но по голосу чувствовалось, что уступать супруге не собирается. – От лопаты, косы, вил, у меня уже ладони от мозолей ссохлись, пальцы не разгибаются, как у нормальных людей.
– Да-а! – взорвалась жена. – Я лежу целый день, а он у нас работает! Мне надо с колодца воды принести. Два тяжеленных ведра. Скотину всю напоить. В магазин сходить. Только с Валькой, когда встречусь, нервов намотаю так, что жить тошно, а он у нас только и работает. Ну, спасибо тебе за то, что девять детей родила, всех выкормила, на ноги поставила, – неожиданно Мария повернулась к иконе, которая висела тут же в кухне, в углу под потолком и, размашисто крестясь, запричитала: – Спасибо тебе, Господи, что дал силы выдержать все это. Спасибо тебе Господи, что деток моих поднять дал мне силы. Спасибо тебе Господи, что дал мне терпение все эти упреки выслушать.
– Слушай! Хватит! – Савва отложил кусок рыбы и, разведя руками, уставился на причитающую жену. – Ну, кому говорю – сприса уже! Дай поесть спокойно.
– Ага! – новым приступом гнева разразилась жена. – Значит, я тебе уже поесть не даю. Я целый день жду его. Готовлю еду. Рубашку ему постирала. Отутюжила. И все это чтобы не давать ему спокойно поесть, – Мария опять повернулась к иконе и, начав креститься, запричитала. – Господи! Дай мне сил перетерпеть все услышанное. Господи! Дай мне силы умереть спокойно. А когда умру, не забирай меня сразу к себе, дай посмотреть на ту благодарную, которая придет сюда и моему Савве даст спокойно поесть.
– Тьфу, ты! – смачно сплюнул Савва и уже зло посмотрел на жену. – Сприса, кому говорю! Или я надену этот таз тебе на голову!
– Надень, Савва! Надень! Если тебе от этого будет легче, поужинать едой, которую я тебе готовила, то надень, – Мария развела руки в стороны, закрыла глаза и запрокинула голову назад, ожидая когда ей наденут таз на голову.
– Тьфу, ты! – Савва снова сплюнул и схватил недоеденный кусок рыбы. Движения его стали резче, и он стал чаще колоться костями. От застревающих костей он избавлялся, громко харкая и сплевывая уже пережеванное себе под ноги.
– Я жду Сао, – продолжая сидеть с распростертыми руками, воскликнула жена. Савва уже обреченно посмотрел на супругу и так же не проронив ни слова, спокойно взял стоящий рядом алюминиевый таз и надел на голову жене.
– Все, что я заслужила за то, что родила тебе девятерых детей, – стал разноситься по кухне тазовым эхом голос жены. – За то, что вырастила их до единого. Выкормила, выхолила. Это благодарность за все то, что делаю в этой жизни…
– Тьфу, ты! – Савва встал и вышел из кухни, а жена все продолжала выговаривать. Ее остановил стук хлопнувшей калитки. Она замерла, прислушиваясь, затем хотела перекреститься, но таз мешал. Она потихоньку сняла его. Поправила на голове платок. Повернулась к иконе, перекрестилась, в этот раз тихо попросил у Господа сил и терпения и здоровья кормильцу-грешнику Савве и тихо, по-бабьи рассмеялась, обливаясь слезами.
• буль Сауца – у Бессарабских болгар по имени мужа обращаются к женщине. Например, мужа звать Савва (по-болгарски Сао), а женщина по-болгарски буля, сокращенно в разговорной речи – буль, соответственно будут обращаться – буль Сауца.
• бати Сау – у Бессарабских болгар такая форма обращения, что соответствует в переводе на русский – бати – брат, а Сао – это Савва.
• Суфра – у болгар Бессарабии низкий круглый стол, предназначенный для семейной еды.
• Сприса – (болг.) успокойся.