Ребенок заболел. Ртутный столбик приближался к отметке «сорок». Галина не отходила от малышки, обкладывая ее уксусными компрессами. Девочка бредила в горячке, выкрикивая: «Мама! Мамочка!» Взмокшие кудряшки прилипли ко лбу. Личико осунулось, а щеки горели нездоровым румянцем. Лекарство от жара закончилось, а муж ушел в вечернюю смену. «Слишком долго!» – прикинула она по часам время возвращения мужа и побежала к его брату.
Гера, так звали деверя, младшенький в семье, избалованный всеми любимчик. И совсем не похожий на остальных членов семейства. Среди темноволосых кудрявых отпрысков, блондин Гера выделялся ростом и умом. Невесть откуда взявшаяся утонченность и интеллигентная порода придавала сходство со знаменитым Шуриком. Гера был добрым и отзывчивым. Женщины любили с ним дружить и посвящали его во всевозможные девичьи секреты.
С женой старшего брата он также был мил и обходителен, и она души в нем не чаяла, приглашала на обед или звала на чай, благо он жил по соседству. Муж эту дружбу не одобрял и подозрительно относился к чаепитиям допоздна. Но причин для обвинений и ревности не было. Он едва сдерживался и порой язвил по поводу визитов брата. Для Галины общение с Герой стало отдушиной при холодной отчужденности мужа, его частых отсутствиях дома. Семейная жизнь становилась все безрадостнее, и только Гера скрашивал ее одиночество новостями из большого мира, забавными историями и свежими анекдотами.
За окнами сгустилась тьма. В ноябре рано смеркалось. Галина перебежала улицу, накинув пальто, и сапоги на босу ногу. Нужные окна на первом этаже сулили надежду застать хозяина, подсвечивая дорожку уютным желтым светом.
– Гера, выручай, – простонала Галя с порога, – нужны лекарства для дочки!
Она протянула ему рецепт и крупную купюру:
– Мелче нет, извини. Мужу вчера зарплату так выдали.
Гера взял бумажки и положил в карман куртки:
– Конечно, Галя, не волнуйся! Я схожу обязательно! Как раз гостью проводить нужно.
– У тебя гости? – осеклась Галина. – Извини, я не знала...
– Ничего-ничего, – заверил ее Гера. – Она скоро уже уходит.
– Так может, я сама съезжу, пока малышка спит?
Они оба взглянули на циферблат. Стрелка приближалась к восьми. Аптека скоро закроется, а до дежурной ехать три остановки.
Гера покачал головой:
– Ее нельзя одну оставлять в таком состоянии. Ты иди домой, а я скоро принесу лекарства. Договорились? – его рука успокаивающе потрепала плечо Галины.
– Хорошо. Только ты уж поскорей! – женщина заметила убедительный кивок хозяина квартиры и махнула рукой. – Жду!
«Только бы он не загулял с девчонкой со своей», – охала и качала головой Галина, возвращаясь домой. Уже зажгли тусклые фонари. Порывы ветра сметали остатки пожухлой листвы с дороги. Молодая женщина поежилась и инстинктивно закуталась в пальто. Она еще с минуту постояла, глядя на его окна, и торопливо засеменила к своему подъезду.
Девчушка спала, раскрыв ротик и хрипло тянула воздух, – заложенный нос не давал возможности дышать полноценно. Галина сняла пальто и поставила чайник на газовую горелку. Пора делать компресс – единственное пока спасение. В хлопотах незаметно прошел час-другой.
Теперь дочка крепко спала. Ее мать, умаявшись с процедурами и тревогами за день, опустилась без сил в кресло-кровать рядом с детской кроваткой. Глаза слипались, голова отяжелела, но Галина еще долго боролась со сном, боясь пропустить стук в дверь. Пару раз она проваливалась в забытье и тут же вскакивала, озираясь в полумраке. Вспоминала, что ждет Геру с лекарствами и снова отключалась.
Вдруг раздался странный шорох и поскрипывание. Галина оторвала голову от подушки и прислушалась. Ну так и есть, кто-то возится в прихожей. Она спустила ноги и негромко спросила:
– Гера, это ты?
В прихожей что-то с грохотом упало, мужской голос чертыхнулся и вспыхнул свет. В дверном проеме стоял муж. Выражение лица не предвещало ничего доброго. Он уперся руками в бедра и прошипел:
– Так ты Геру ждешь? Я так и знал! – он еще раз пнул злополучную табуретку. Та сделала пируэт и проскользила по полу пару метров.
– Тише ты, ребенка разбудишь!
– Плевать я хотел! Вали к своему Гере! – муж брызгал слюной, глаза налились кровью, рот перекосился презрением.
– Да ты не понял, Вова. Гера лекарства должен был принести. У дочки температура почти сорок. Весь день держится... А ты сразу плохое подумал.
Она замолчала на минуту, подождав пока он переварит объяснение. Заметив, что лицо мужа приобретает осмысленное выражение, она облегченно вздохнула. Владимир присел на край дивана и сжал руками голову:
– А я сам приболел, отпросился с работы пораньше. Дай градусник, пожалуйста...
– Сейчас, – она порылась в коробке с таблетками и протянула ему продолговатый картонный футляр. – Куда ж Герка этот пропастился?
– К черту этого пройдоху. Я сам схожу в аптеку. Теперь до дежурной придется идти, поздно.
Неловкое молчание.
– Хорошо, сходи, а пока тебе ужин подогрею, – она прошмыгнула на кухню и загремела посудой.
– Да ты там не особо хлопочи, аппетита нет, – он вытащил термометр, – тридцать восемь и две. Вот оно как…
Она всплеснула руками:
– Что ж это такое? Какая аптека тебе? Ложись, Володь, я сама добегу. А ты за дочкой присмотри.
– Нет, одну не пущу, – он снова рассвирепел, – а с Геры этого твоего три шкуры спущу, пусть только явится!
В дверь постучали.
– Помянешь черта, и он тут как тут! Легок на помине, – проворчал муж Галины и двинулся к двери. На лестничной площадке стоял Гера, слегка пошатываясь. Куртка и брюки в грязи, по лицу расцвели синяки, глаз припух. Он протянул пузырек с порошками и сдачу.
– Передай Галине. Все, как просила. Пусть не обижается, на меня тут напали… Там же почти вся твоя зарплата была, – усмехнулся он и тут же скривился от боли, губа была рассечена. – Не переживай, все в целости и сохранности!
Владимир посмотрел недоверчиво на брата, молча взял деньги и баночку с лекарством. Потом позвал:
– Галя, поди сюда!
Жена поспешила на зов. Увидев Геру, она вскрикнула и закрыла лицо руками.
– Ой! Что случилось? Тебя избили? О, Господи, вот наказание! Что же такое творится!
– Хватит причитать, – прервал ее Владимир, – лучше дай лекарства дочке. Да принеси что-нибудь раны обработать.
Галина схватила жаропонижающее и убежала. Володя посторонился, впустив младшего брата в прихожую. Поднял пострадавшую табуретку и усадил Геру.
– Я тебе не девица, жалеть не буду. Признаться, сам хотел тебя разукрасить. Но раз уж это кто-то за меня сделал, так и быть, - живи. И вот еще что. Сейчас раны обработаем, ты уходи домой, и больше чтоб тебя здесь не было в мое отсутствие. Понял?
Гера удивленно вскинулся на брата, но заметив, что тот не шутит, опустил голову и кивнул:
– Твоя взяла, брат... Галинку жалко, она скучает в одиночестве. Ты же с ней не разговариваешь. В кино когда водил? Цветы когда дарил? Она одна дома всегда с ребенком, тоскует...
– Заткнись, – Владимир сжал кулак прямо перед носом Геры. – Видал? Я больше повторять не стану.
– Мальчики, вы чего? – испуганная Галина принесла вату и перекись водорода. – Опять ссоритесь?
Владимир взял у нее раствор для обработки ран:
– Я сам все сделаю. Иди суп мне подогрей, ладно?
Женщина кивнула и перевела взгляд на побитого парня:
– Спасибо, Гера! Заходи на обед завтра, я тебя покормлю! И – спокойной ночи!
– Всегда рад помочь, Галя! Пусть малышка твоя выздоравливает скорее!
– Спасибо! – Галина развернулась и исчезла в кухне.
– Во! – перед носом Геры вновь повис кулак Владимира. – Я тебя предупредил, помощничек!
– Да, понял я, понял, – Гера поднялся, взял перекись с ватой, – сам все обработаю. Счастливо, братишка!
– Валяй! – Владимир захлопнул дверь за спиной Геры.
Он стоял у черного дермантинового прямоугольника. И казалось, что он закрыл огромную дыру, через которую непрошеными гостями пролезали всяческие неприятности. Удар кулака в дверь поставил точку в его подозрениях. Облегченно вздохнув, Владимир выключил свет и отправился на кухню. Галина уже поставила на стол дымящуюся тарелку борща и нарезала хлеб. Владимир сел, неспеша положил сметаны и поюлил ложкой, пока бульон не приобрел цвет малины со сливками. Он не поднимал глаз, уставившись в одну точку. Потом вздохнул. Взял кусок хлеба, откусил добрую треть и, пожевав, прихлебнул из ложки горячей жидкости. Затем замер, поднял глаза и неожиданно для себя как-то неуклюже приобнял жену одной рукой. Все это время она стояла рядом, наблюдая за мужем и прислушиваясь к дыханию ребенка. Галина опустилась ему на колено и положила подбородок на темную макушку.
– Слушай, а может, завтра в кино сходим, а? Если дочке полегче будет?
– Конечно, родной мой, давай сходим! Только ты сначала сам поправляйся, – она потрепала его по шелковым волнистым волосам.
А он бросил ложку и порывисто схватил ее, стиснул в объятиях и зацеловал лицо, руки, шею. Потом прижался головой к ее груди и заплакал:
– Прости меня, Галинка, прости моя хорошая! Я ж тебя люблю, дурак такой. Черствый я сухарь, а ты у меня такой цветочек, тебя же холить и лелеять надо!
Галинка засмеялась, смахивая маленькие слезинки в уголках глаз:
– Вовка, у тебя точно температура!
А он продолжал изливать вырвавшуюся на свободу любовь словами и ласками, позволяя потокам нежности растопить панцирь напускного равнодушия и стряхнуть с души чешуйки тревоги, обид, и ревности.