ГЕНОМ МЕБИУС-ВОРОНОВА
Джинсы были непозволительно рваные. Сказать, что это меня устраивало хоть в какой-то степени, значит врать без зазрения совести. Мне нужно было ещё показаться в Центре, но вряд ли такой вид кто-то положительно оценит. Знаете ли, учёные люди умные, но привередливые до зубовного скрежета. Это только так, кажется, что их головы забиты опытами и открытиями. Чёрта с два! Возможно, это звучит странно, но они такие же, как и остальные. Почему я не сказал – такие же, как мы с вами? Да потому что сам принадлежу к этой категории населения. Доктор математики и топологии, а также бакалавр музыки по классу электроскрипки Макс Воронов к вашим услугам.
Центр представлял собой огромное здание в стиле ультра-модерн. Грубый железобетон, в наше время ставший лишь внутренней частью стен, был герметично обшит металлитом, представлявшим собой практически прозрачную или полупрозрачную поверхность, через которую ничего нельзя было увидеть невооружённым глазом. Металлит был открыт учёными не так уж давно, но при этом приобрёл невероятную популярность за высокую прочность и звуконепроницаемость. На фоне голубого неба и сочно-зелёных газонов, Центр казался какой-то нереальной химерой. Застывшее искривлённое пространство среди современного города. Иных слов я не находил.
Передо мной распахнулись сенсорные двери из усовершенствованного оргстекла, и я оказался среди современного внутреннего мира Центра. Здесь всё дышало тяжёлым хай-теком, сверх всякой меры укомплектованным аппаратурой и технологическим оборудованием.
Чего и говорить, нелегко быть Научно-Исследовательским Центром, включавшим в себя все отрасли науки целой планеты. Центр располагался на окраине Гилайды - внушительного промышленного города. Сто сорок три этажа вздымавшиеся к небу были лишь вершиной айсберга, потому что остальные семьсот пятнадцать находились ниже уровня земли. Это не считая, что Центру принадлежал ещё и виртуальный город – Эленгор.
Но об этом можно говорить очень долго.
В просторном аквамариновом холле меня встречал молодой худощавый человек. Ян Гельберд – физик-гравитолог и мой друг.
- Привет, - пожал я его протянутую руку, - тебя тоже выдернули ради какого-то съезда?
- Именно, - ответил он с едва заметной улыбкой, - только этот «какой-то съезд» является закрытой конференцией по поводу Кайкейи.
Я присвистнул. Кайкейя – двадцать седьмая планета от нашего солнца, обладающая огромным запасом полезных ископаемых. Правда, до сих пор неосвоенная. При азотно-кислородной атмосфере и весьма приличной среде обитания, жизнь на ней была не возможна. После высадки на поверхность через несколько дней члены экспедиции неизменно погибали от неизвестного излучения.
Ян откинул назад тёмную прядь волос:
- А…что с твоими джинсами?
- Понимаешь, - начал я.
- Макс! – раздался сочный бас с другого конца холла.
Ко мне направлялся профессор Ханс, собственно президент Центра. Он был внушительных размеров с идеально гладким бритым черепом и проницательным взглядом живых зелёных глаз.
- Рад тебя видеть,- произнёс он после традиционного рукопожатия, - на конференции будет жарко.
- А в чём суть дела? – поинтересовался я, - и почему вызвали меня? До сих пор не решили теорему Ферма?
Однако Ханса шутка не особо порадовала.
- Увы, не могу ответить в том же духе. Кайкейя – наша головная боль. При чём очень давно. А сейчас, кажется, вообще безвыходное положение.
- Не бывает таких, - спокойно возразил я, - просто не следует суетиться.
Ханс задумчиво посмотрел на меня:
- Хорошо. Только доктору Мебиус скажешь это сам.
Я не нашёлся, что ответить, и лишь неопределённо пожал плечом. Этого доктора я не знал, но если потребуется, то скажу и ему.
…В зале для конференций собралось по моим скромным подсчётам около двухсот учёных. Физики, химики, математики, биологи, геологи – почти весь цвет точных и естественных наук.
Ханс стоял на огромном плоском помосте. За его спиной на широком голографическом экране сменялись один за другим пейзажи Кайкейи. Он вкратце рассказал об открытиях на планете. Моё внимание привлёк рассказ о находке уникальных бледно-зелёных прозрачных кристаллов. Если в непосредственной близости от них находились какие-то электронные приборы, последние непременно выходили из строя. Первым на них наткнулся Деймон Юмиди. Отсюда и название «юмидий».
Ханс продолжал своё повествование, я незаметно толкнул Яна под локоть и шепнул:
- Этот юмидий имеет какую-то ценность кроме эстетической?
- Ещё бы, - усмехнулся он, - это мощный энергетический концентрат. При определённых условиях химически активный.
- Можно использовать как топливо для звездолётов? – предположил я.
- Выше бери, пяти кристаллов хватит для того, чтобы такой город как Гилайда с её многомиллионным населением не нуждался в электроснабжении два года.
- Достойно, - только и смог ответить я.
После Ханса выступал профессор физики, рассказывавший о свойствах магнитного поля Кайкейи, которое было неравномерным и при этом всё время менялось под воздействием необъяснимых факторов.
Докладов было много, но доктора Мебиус я так и не увидел. Вместо него биологическую часть озвучил доцент Виллан. Суть заключалась в том, что живые организмы, попав на планету, погибали. Шёл необратимый процесс разрушения человеческого тела на клеточном уровне.
У меня же из головы не выходил этот юмидий. После окончания конференции я подошёл к Хансу в кабинет.
- Что ты об этом всём думаешь? – спросил он.
- А что тут скажешь…Вон сколько людей головы ломают, а я…
- Петер, - чётким голосом прервал меня Ханс, - ты никогда не занимался Кайкейей…поэтому я и настоял, чтоб ты сегодня присутствовал.
- Зачем? – оторопел я.
- Для тебя сейчас всё ново. Ты не знаешь как можно и как нельзя. Сейчас у тебя все шансы увидеть то, что не видят наши замыленные глаза.
Объяснение, исчерпывающее донельзя.
- Но я же не универсал, - развёл я руками, - всего лишь математик.
- Ещё музыкант, - прошелестел чуть шипящий, отдававший электроникой голос возле моего уха.
Через секунду передо мной показалось чудное антропоморфное создание с мягкими очертаниями. Морро – искусственный интеллект. Хозяин виртуальных просторов Эленгора. Совершенный компьютерный разум. Не смотря на то, что Морро – виртуальная программа, можно почувствовать даже прикосновение его матричных топазовых ладоней, излучавших еле ощутимые электрические импульсы. Его тело – дымка цвета морской волны, напоминающее человеческое.
- Ханс прав, – подтвердил Морро своим шелестящим голосом, - мы уже смотрим изнутри. А ты…со стороны.
- Ну, хорошо, - кивнул я, словно против воли, - ничего пока не обещаю. И мне нужна информация.
Ханс указал на Морро.
- Это в основном к нему.
Я опустился в крутящееся кресло президента Центра.
- У меня, действительно, возникли вопросы. Первое – структура юмидия и природа воздействия на электронные приборы, второе – какой процент от массы Кайкейи составляют юмидиевые залежи?
Ханс набрал какую-то комбинацию на портативном переговорнике и произнёс:
- Яна Гельберда ко мне. Срочно.
- Он как раз этим и занимается, - пояснил мне Морро, - процентное соотношение скажу прямо сейчас – сорок три целых и девять десятых.
- Больше, чем достаточно, - пробормотал я.
Ян вошёл к Хансу через четыре минуты.
Увидев его, я заявил:
- Ну, доцент Гельберд, расскажи , что собой представляют эти зелёные камешки?
- Не умничай, Макс, - не обиделся он, - значит так.
Юмидиевые кристаллы по структуре очень просты. Напоминают слоистые земные агаты. В случае нагревания до трёхсот градусов переходят в жидкое состояние, сохраняя при этом свои свойства. Что касается влияния на приборы, то электроника всего-навсего выходит из строя.
- А это никак не может быть связано с магнитным полем? – спросил я, разглядывая схему воздействия на планету гравитационного и электромагнитного полей, - что это за белые пятна вот здесь?
- Это места, где наиболее сконцентрированы магнитные поля. Говоря простым языком. Они накладываются друг на друга, - ответил Ян, - это как раз те места, где на планете находяться скопления юмидия.
Я откинулся в кресле. Да-а-а, задачка.
- Морро, а как насчёт электрической активности кристаллов?
- Обычное строение, - мне показалось, что он даже пожал плечами, - положительные ядра, отрицательные электроны. Причём настолько идеально подогнанные, что ни один электрон, ни под каким воздействием не сорвётся с орбиты. Вывод: юмидий нейтрален.
- И всё бы ничего, - заметил я, но насколько хватает моих знаний в физике, электронный прибор перестанет работать только в том случае, если попадет в электронный хаос. Возле юмидия обязан существовать именно такой. Но…
Я глянул на Морро, а потом перевёл взгляд на Гельберда, - если утверждаете, что кристаллы нейтральны…значит барабашки посодействовали?
- Не язви, Макс. Не один ты тут умный. Все так думали, пока не обнаружили, что возле кристаллов, действительно, существует хаотическое поле, которое в любом случае создают не ОНИ.
- Почему? Неужто это невозможно? Может дело в количестве? – не поверил я.
- Хорошо, ответь мне тогда на вопрос, - Ян остановил на мне взгляд холодных серых глаз, - сколько нужно мёртвых Максов Вороновых, чтобы вкрутить лампочку?
Ханс закашлялся, Морро не среагировал.
- Юмор у тебя доцент Гельберд, - отметил я и тут же огрызнулся, - это смотря какая лампочка!
Мы услышали тихий щелчок переговорника и мелодичный голос секретаря сказал, что доктор Мебиус хочет видеть президента Центра.
- Пусть войдёт, - отрывисто разрешил Ханс.
…Лично для меня это был шок. Доктор биологии и генный инженер Ирма Мебиус вошла минуту спустя. Женщина. При чём, если их обычно делят на две категории (стервы и те, у кого ещё всё впереди) эта принадлежала явно к первой. Взять хотя бы костюм. Эбонитово-чёрный френч до середины бедра, полулежащая стойка на шее и идеально подчёркнутая тонкая талия, словно затянутая в корсет. Чёрные брюки классического покроя, стрелки на которых были настолько отглажены, что об них можно было порезаться. Обувь вычурная с матово поблёскивающими удлиненными обрубленными мысками, говорила о том, что стоит как моя электроскрипка. А моя электроскрипка стоит как кроссовер Ханса. Вот и делайте выводы.
Слово «красивая» никак не охарактеризует её внешности. Понятие «прелесть» здесь тоже не к месту. Математически правильный овал лица, плоские скулы, аккуратный подбородок, прямой нос, изогнутые неожиданно широкие брови, выгодно подчёркивающие тёмные карие глаза с египетским миндалевидным разрезом. Густые тёмно-рыжие волосы были убраны в строгую причёску так, что нельзя было определить волнистые они или прямые. Глядя на неё невозможно сказать, хороша она или нет. Можно сказать: так надо!
Ко мне она подошла первой и протянула руку:
- Ирма Мебиус, доктор биологии, - представилась она.
- Макс Воронов, - ответил я в её тоне, невольно отметив, что голос у неё приятной низкой тональности (кажется, контральто, но точно утверждать не берусь), - доктор математики.
- Очень приятно, много о вас слышала.
Но по её лицу я понял, что она также слышала обо мне, как я о ней до сегодняшнего дня.
- Как прошла конференция? – обратилась Ирма к Хансу, присаживаясь, справа от меня.
Ханс слегка раздражено пожал плечами:
- Всё стоим на мёртвой точке. Миллион вопросов – ни одного ответа. Вот, попросил Петера помочь нам.
Она мимолётно глянула на меня.
- С какого времени вы занимаетесь Кайкейей? – неожиданно спросила Ирма.
Это была проверка на прочность.
- С сегодняшнего дня, - невозмутимо ответил я.
Её карие глаза изумлённо округлились:
- Хм,…и какие будут ваши предложения по данному вопросу?
Сказано мягко, но с издёвкой.
- А вы сначала задайте вопрос, - парировал я.
Она хмыкнула, оценив мой ход:
- Хорошо. Почему люди погибают, едва высадившись на поверхность планеты?
- Потому что это потенциально мортальная зона, говоря вашим биологическим языком. И вопрос бы я хотел бы задать вам, доктор Мебиус, что скрывается под формулировкой «тела разлагаются на клеточном уровне»?
- Это означает, что бессистемно распадаются клетки в органах. Словно из них что-то вырывает куски и, то, что остаётся, разумеется, работать не будет.
- Мда, - сделал я вывод, - моё мнение: это воздействует юмидий.
Учёные переглянулись. Ян задумчиво побарабанил пальцами по столу.
- Никто, конечно, не исключает такой возможности. Но, по-моему, это больше из области фантастики нежели, правда. Доказательств пока никаких нет.
- Вы ведете себя как истинный математик, - подколола Ирма, - нашли неизвестное и валите на него все грехи.
- У меня хоть есть на что свалить, - не растерялся я, - вы все, вообще, руками разводите.
- Я бы попросил, - предупредил Ханс, - с чего ты взял, что это юмидий? Мы проверяли эти кристаллы. Для человека они совершенно безвредны.
- Но электроника же летит? – не сдался я.
- Это разные вещи.
- На чужой планете ничего не исключено, - заметил я и вздохнул, - вы сами попросили у меня помощи, но без информации я слеп как новорожденные котёнок. Мне нужны все данные о планете. И завтра будет дельный разговор.
Морро извлёк из технотеки сердоликово-розовый кристалл мнемозаписи.
- Возьми это, Петер, - мягко прошелестел его голос, - будут вопросы – загляни в Эленгор.
Я забрал кристалл.
- Спасибо, непременно, - и встав с кресла, церемонно пожал руки своим оппонентам.
…Было около часа ночи, но я так и не мог оторваться от экрана монитора. Выпитая канистра кофе заменила обед и ужин.
Кайкейя – двадцать седьмая планета от солнца. В полтора раза больше Земли. В атмосфере не наличествует ядовитых веществ. Внутреннее строение планеты: ядро, магма, кора. Окружают Кайкейю и взаимодействуют между собой три поля: электрическое, магнитное и гравитационное. Только структура электрического какая-то странно неоднородная. Около часа, провисев на телефоне, я всё же выпытал у Яна, что такого не может быть. Вернее не должно быть.
Уже в который раз, разглядывая схему воздействия полей на планету, вдруг понял, что и Ханс и Гельберд были правы. Кристаллы НЕ действуют на окружающую среду. Они поддерживают и проводят, выполняя пассивную роль. Места неоднородности электрического и нахождения друг на друга магнитных полей явно указывали на существование ещё одного поля!.. Морро! Вот кто мне нужен!
В мгновение ока телепортировавшись в Эленгор, я огляделся по сторонам. Здесь уже наступили сумерки. В основном архитектором города являлся сам Морро. Ему легче было следить за благосостоянием Эленгора изнутри. Широкие улицы, линейно-прямые серые дома, металлитовые храмы искусств, изумительной красоты сады, маленькие пресные озёра, огромные площади и тенистые парки.
Морро я нашёл возле Сквера Асфоделов. Он восстанавливал бледно-жёлтые и мертвенно-белые похожие на тюльпаны цветы. Их программы были столь неустойчивы и так часто «сыпались», что приходилось постоянно за ними следить. В древнегреческих мифах асфоделы росли на берегах Леты, реки забвения, в подземном царстве Аида. Почему Морро решил воспроизвести здесь именно эти цветы, мне было не ясно.
- Ты прям заправский садовод, - пошутил я, подходя к нему.
- Теперь я хочу разводить капусту, - ответил он знаменитой фразой императора Диоклетиана, - что тебя привело ко мне?
- Помнишь, меня заинтересовали белые пятна на гравитационной схеме? – перешёл я сразу к теме.
- Конечно, появились предположения? – заинтересовался он.
- Да. Их появлению способствует наличие, как я его пока условно назвал, «юмидиевого» поля. Кристаллы лишь поддерживают его и служат проводниками его излучения.
Морро спокойно посмотрел на меня.
- Целое поле – это не шутка. Обоснуй, пожалуйста.
- Хорошо, помнишь, Ян говорил, что кристаллы нейтральны. Тогда меня озадачило, почему же настолько энергоёмки, если по сути пустышки? Откуда сама энергия? Как известно она никуда не исчезает и ниоткуда не берётся.
- По закону сохранения энергии, - задумчиво согласился он.
- Да! Но и это не так важно. Если б не безобразия, творящиеся с электромагнитным полем. Такое впечатление, будто что-то прорывает их. Вот я и пришёл к тебе за помощью.
Он с интересом глянул на меня:
- Готов выслушать.
- Помоги мне выстроить виртуальную модель юмидиевого поля. Тогда я смогу рассчитать силу воздействия его на поверхность планеты.
- Но ты же не физик, - качнул он головой.
- Но не дурак же! - засмеялся я, - Сейчас главное правильно я мыслю или нет, а деталями будет заниматься Гельберд.
С появлением модели дело пошло куда быстрее. Юмидиевое поле действительно было. И именно оно уничтожало наших людей. А ещё я обнаружил интересное свойство. Оно было создано разумными существами. Уничтожались только люди. Как женщины, так и мужчины. А вот почему…
…На утро в кабинет Ханса я влетел чуть не сбив с ног Ирму, которая в свою очередь чуть не оттолкнула меня.
- А, Макс, привет! - поздоровалась она, отбросив церемонное «вы», - как ночь прошла? Не поверишь, я обнаружила, что вокруг планеты существует юми…
- …диевое поле, - закончил я за нее, и мы молча уставились друг на друга. Та-а-ак, и кто же тут первооткрыватель?
В это время мы оказались в кабинете Ханса.
- О, я вижу, вы сработались, - сказал он, попивая горячий зелёный чай с жасмином, - какие будут новости?
Мы с Ирмой переглянулись.
- Начинай ты, - просто произнесла она, - я уже добавлю.
Вкратце я ввёл президента Центра в курс дела. Марина согласно кивала и иногда дополняла меня. Когда поток информации иссяк, я глянул на неё.
- Теперь моя очередь. Петер рассказал всё верно. Только должна поправить, что юмидиевое поле не создано разумными существами. Оно само – разумное существо. Мы с Морро замеряли его биоимпульсы в окружающей среде.
- Стоп! – подскочил я, - когда вы успели побывать на Кайкейе и при этом остались в живых? Во всяком случае, ты. Или я не так понял?
Она чуть улыбнулась:
- Всё ты правильно понял. Мы были на Кайкейе. Сегодня ночью.
- Как? – спросили в один голос я и Ханс.
- Мы вошли туда через Эленгор, не телепортируясь назад. Физически нас там не было.
Я так и сидел с раскрытым ртом. Господи, что ж до меня не дошло сделать также. Модель-то создал, а вот войти на неё – нет. И кто ты после этого, Петер Воронов?
- Но это ещё не всё, - продолжила доктор Мебиус, - я определила форму поля. В нашей вселенной, если предмет необъёмный, то он обязан иметь две поверхности, две стороны. У теоретической поверхности юмидиевого поля такого не наблюдается.
При этих словах я подался вперёд:
- Если я правильно понимаю – поверхность всего одна?
- Да. Хоть это и невозможно.
- Согласен, - подтвердил Ханс.
По её карим глазам я видел, что она хочет объяснить нам это, но не знает как.
Я медленно встал и подошёл к столу, на котором стоял компьютер Ханса. Возле серебристой клавиатуры лежала длинная полоса лощёной бумаги. Я взял её в руки и повернулся к ним.
- Смотрите, это обычная полоса.
Взяв указательным и большим пальцами, покрутил её в воздухе:
- И имеет две стороны. Теперь… - я соединил концы полосы, при этом повернув один на сто восемьдесят градусов, - теперь это перекрученное кольцо. Заметьте, именно перекрученное. И у него всего одна поверхность.
Удерживая соединённые концы одной рукой, я наглядно провёл указательным пальцем по внутренней поверхности, которая плавно переходила во внешнюю.
- Как это так вышло? – нахмурился Ханс.
- Всё дело в этом повороте. Будь это обычное кольцо, оно б имело две стороны. В 1858 году Август Фердинанд Мебиус, ученик знаменитого Гаусса, открыл это явление, которое и получило название «лист Мебиуса». Сейчас это используется в технике. Те же ременные передачи.
Я сделал шутливый реверанс в сторону Ирмы:
- Вероятно твой далёкий предок.
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами:
- Откуда ты это знаешь?
- Это элементарная топология, дорогая, за которую я получил докторскую степень, - даже обиделся я.
В комнате беззвучно материализовался Морро.
- Макс прав. Поле уничтожает людей не из-за того, что мы разумны и можем ему как-то угрожать, а потому что оно считает нас несовершенными. Вернее человеческий геном.
- В каком смысле? Неужто из-за формы? – спросила Ирма. На этот раз Морро затронул область её знаний.
- Да, именно. У нашего генома неопределённая форма. Поле не сможет считать с него информацию о нас, и поэтому определяет как, простите, вирус.
- А если модифицировать геном, повторив форму самого поля? – неожиданно спросил я, и тут же обернулся к Ирме, - или это невозможно?
Несколько секунд она молча на меня смотрела, а потом в её глазах зажёгся лукавый огонёк:
- Нет ничего невозможного!
- А потом уже дело техники, - подключился Ханс, - либо вживить геном в уже существующий человеческий, либо искусственно вырастить других людей. А пока на планету можно попасть на планету через Эленгор.
- Ну, ребята, увольте, это уже без меня, - открестился я двумя руками, - мне ещё концерт давать в филармонии Гилайды.
Марина хихикнула:
- Тоже мне доктор топологии.
-Да, я такой, - ответил я, - а вам, барышня, стоило б изучить собственную генеалогию.
Ко мне приблизился Морро.
- Кстати, Макс, насчёт концерта. Я собираюсь открывать филармонию в Эленгоре. Мог бы ты прочесть мне лекцию на предмет электроскрипки?
- Легко, - ответил я и указал на Ханса с Ирмой, - если только им, не придёт в голову попросить меня ещё …на что-то посмотреть со стороны.
Ханс явно не против был в меня чем-то кинуть, но Ирма удержала его, и лишь с сказала:
- Спасибо, доктор Воронов. Земля вас не забудет. Вы свободны. Дальше мы уж как-то сами.
- Будьте любезны, - вздохнул я с облегчением.
Уже положив руку на ручку двери, чтоб выйти, я услышал низкий голос Ирмы:
- Макс!
Я обернулся:
- Что?
Ей явно было неудобно, но видно, что любопытство стало сильнее такта:
- Когда ты явился на конференцию по поводу Кайкейи, на тебе были рваные джинсы. Почему?
- Я так старательно объезжал лужу на дороге, что упал с мотоцикла, - ответил я официальную версию происшедшего.
На самом деле с мотоцикла я действительно упал, но не так, чтоб порвать джинсы! Не буду же говорить ей, что друг попросил меня помочь ему стелить шифер на крыше, и я, одев то, что уже не так жалко, совершенно не собирался очутиться в Центре и решать проблемы планетарного масштаба!!!