2007г.
Струна горизонта режет закатное солнце в кровь.
Алые брызги на черных комьях земли, придорожной листве, полотне трассы E-23, текущей венозной лентой из рассеченной раны прямо сюда - к городской кольцевой.
Догорает последний луч, и каленый шар падает в нижний мир, волоча через лабиринты домов, холмы, поля, озерную сталь- рваный багровый шлейф.
Тени познают бесконечность.
Вечер заряжает в свою оптику лиловый фильтр, выпускает из кармана прохладные звезды.
Сумерки стекают на город, соединяя сны с небом.
Последний выдох уставшего дня срывается горячим ветром с раскаленных крыш, закипает кронами деревьев, лижет загорелые плечи ночных стрекоз.
Стрекозы ложатся в капли авто, и снопы галогенов тащат авто по стеклу проспектов, туда, где город никогда не смыкает глаз.
Огненные крылья билбордов летят навстречу.
Неоновые кнуты стегают потухшие зрачки.
Девичья скука наряжается фриком.
Центр не спит.
Тесная улочка, залитая огнями игорных шалманов.
Майская мошкара ткёт бороды фонарным столбам.
В оспенном круге света- рыжий чудак... стоит на руках.
Ноги разведены, как плутоватые уши плэйбоевского кролика.
Рядом шляпа с запиской: "На билет в Ростов"
Спальные районы стелят свои обшарпанные галеоны, раздувая простыни-паруса.
Над черной пропастью улицы ползет последний трамвай.
Доходяга останавливается, выругивается лязгом дверей.
Пассажиры делают шаг в пропасть, исчезают.
Трамвай трогается, оставляя за спиной желтый мигающий глаз светофора.
Летучие мыши быстрыми стежками штопают дырявое небо,
подбираясь к прорехе Луны.
Из провала арки очерчивается одинокая фигура:
бездомный бродяга- скарабей с ворохом мешков.
Идет, высматривая придорожный блеск.
Ночь буднего дня - улов плохой.
Садится на бордюр, закуривает, глазеет на окна домов.
В окнах-кино.
Женщина с "животом" нервно ходит туда-сюда.
В желтом квадрате выше- мужчина.
Сухой и тощий, как жук-палочник.
Задрав голову, жадно сосет носик чайника.
Кадык считает глотки.
Взрывной мотоциклетный рев оглушает скарабея.
Терпкий бензиновый хвост щиплет ноздри.
Рев быстро тает, швыряя к усталым ногам дробную россыпь полого перезвона.
Пивной блеск замирает неподалеку.
Скарабей дотягивается ботинком, жмыхает банку в гармошку.
Поднимает спрессованный кругляш, зачарованный смотрит на блеск.
Перед глазами плывет огромная рыба- вместо чешуи- тысячи смятых пивных банок.
Гонщик в черном шлеме, похожий на упорного муравья, оседлавшего богомола, выжигает бак до тла.
Тонкие молочные руки оплетают муравья.
Если бы он видел этот белый факел волос, реющий сзади, он бы влюбился в нее заново.
Девушка, визжа, вскидывает руку, хватает упругий ветер за гриву.
Они подкатывают к темному парку.
Муравей глушит богомола, стягивает шлем.
Благодарная, она прижимается к нему, целует в колючий затылок.
Нетерпеливо соскакивает с седла, обжигая ночь копной волос, и, прильнув к муравью, дарит поцелуй в губы.
Он смотрит на нее и не верит, что так близко видит эту красоту.
Женщина отходит от окна, ложится, тянется к зеркальной полочке.
Берет таблетку с высокоточной химией, подносит к бледным губам, глотает.
Русая прядка на лбу красится росой испарины.
Женщина топит пуговицы в прорезях халата, полы распахиваются.
Приподняв голову, разглядывает свой тугой шар.
Шар кажется нереально гладким, будто обтянут не кожей, а суперрезиной.
Шар кажется чужеродным.
Острая боль - руки сжимают шар.
Женщина пытается подняться, и снова - острый укол.
Химия запускает реакцию -
врата раскрываются и околоплодные воды хлещут винными струями по горячим мраморным бедрам.
Облегчение и скорбь ломают бледные губы.
Скарабей бросает окурок, встает.
Пивная рыба, сверкнув жестяной чешуей, растворяется в зазоре панельных коробок.
Окна вспыхивают и гаснут: коробки наперегонки ладят мозаику тьмы.
Бродяга продирается сквозь кусты, идет вглубь мглистого двора к мусорному контейнеру.
Ложится у торца, прилаживает под голову мешки.
Палочник опускает чайник на пол.
Шаркает к выключателю, гасит свет.
Подходит к столу, садится.
Вытянувшись на вдохе в тугое сухожилие, прислоняется затылком к стене.
Рядом в темноте поблескивает обрез самопального ружья.
На столе- вчерашний отстрелянный шприц и коробка с пыжами, оснащенными пулями на крупную дичь.
Запирает один из патронов в кулак и гладит большим пальцем холодную сталь.
От нее ему надо немного- помочь высечь потухший вчера огонь.
Стрекоз выводят из авто, ведут по фиолетовым лабиринтам в пурпурные комнаты.
Отстегивают крылья, повязывают фасеточные глаза черным бархатом.
Затягивают на голенях, запястьях, шеях - ремни и подвешивают над пустотой.
Муравей увлекает девушку под спящие деревья, стягивает джинсовую кожуру, покрывает зябкую кожу торопливыми поцелуями, укладывает на траву.
Девичий стон отлетает невысоко, к ближним звездам.
Палочник ломает обрез, вставляет патрон.
Спрямляет стальное колено звонким щелчком.
По-рыбьи открыв рот, сажает голову на ствол.
К мусорке задом подбирает грузовик с открытой платформой.
Водитель выходит, цепляет тросы в проушины, включает лебедку.
Железный ящик лезет по полозьям вверх.
Распаленный желаньем, муравей ускоряет такт и блаженно застывает.
Палочник рвет курок.
Пуля выламывает затылочную кость, входит на 5 сантиметров в бетон и умирает.
Стоны женщины выжимают кровавый пот.
Плод сдвигается и начинает безвольно скользить.
Шар дрябло оседает, склоняясь перед проигравшей жизнью.
Контейнер, задрав тупой нос, с надсадом взбирается на спину грузовика.
Бродяге снится ревущее море и где-то там в глубине- его рыба.
Запор заднего борта слетает с фиксатора, и гремящая серебряная лавина обрушивается на скарабея.
Ремни на шеях стрекоз затягиваются, и боль конвульсий наконец то дает им почувствовать нерв жизни.
По ступеням казино, неверно ступая, сходит грузное тело.
Галстук ослаблен, сбит на бок.
Тело замечает странное посреди тротуара.
Подходит ближе.
Икая, смотрит на чудака-аккробата.
Достает бумажник и швыряет в шляпу.
Обессилевший акробат валится на тротуар.
Подгребает к себе улов, открывает бумажник, запускает руку в кожаные жабры.
Пусто.
Лишь непонятная дощечка царапает пальцы.
Подносит дощечку к глазам- крохотная иконка с латунным окладом.
Худая рыжая дворняга с глазами усталого Будды, завалив голову, смотрит на мигающее пятно светофора.
В черных влажных прорезях мается неон рекламы.
Собака задирает голову выше, сажая на нос Луну...нюхает ночь.
Ночь пахнет теплым асфальтом, уснувшим в пыльных обочинах тополиным пухом, тщетой желаний.
Собака, прихрамывая, пересекает зебру, мелко дрожа ввинчивается в кусты.
Идет мимо пересохшей лужи.
Хрупко вытягивается на ночной земле, кладет морду в траву и поскуливая,
зовет сны.
Ей снится медленно тающая зыбь на темной воде.