БЗ. Глава 9. Октавиан. Параграфы 7-17

9.7. Усталость


Наше возвращение было печальным. Я сразу же рассказала Юле о происшествии в колумбарии. Она была возмущена и отдала Каспару при­каз обеспечить неприкосновенность праха. Он пообещал об­нести колумбарий оградой, а сверху натянуть сетку, на которую будет подаваться напряжение.

Я чувствовала безмерную усталость. Меня бесило всё: и эта война, и Октавиан вместе с призраком Великого Магистра, и Юлины властолю­бивые амбиции. Себя я ненавидела тоже. Только один человек мог – хотя бы на время – согреть моё ожесточённое сердце, и к этому человеку я по­спешила направить свои усталые стопы.

Своего любимого человечка я застала в моём кабинете. Она сидела в кресле, развалившись и закинув стройные длинные ножки на стол, а на диване сидел стильно одетый парень с мраморно-бледной кожей и холодной кровью. Голубой лёд глаз, нога, небрежно закинутая на дру­гую, перстень на пальце, две расстёгнутые верхние пуговицы рубашки, ру­сые кудри – передо мной был не кто иной, как Гриша, приёмный сын пре­зидента «Авроры». Мне почему-то вспомнились упругие персиковые яго­дицы, и я на мгновение смешалась. Он обольстительно улыбнулся мне и даже не соизволил встать.

– Привет, Аврора.

Мне, привыкшей к почтительности со стороны всех без исключения авроровцев, это показалось чуть ли не верхом нахальства. Этот балован­ный мальчишка, видимо, полагал, что ему позволено всё. А ещё меня взбе­сило то, что он разглядывал ножки Карины, которые та как будто специ­ально выставляла перед ним напоказ. Надо бы узнать, что тут произошло без меня.

– Вам не кажется, что вы чересчур фамильярно здороваетесь со мной, юноша? – сказала я сурово. – И вставать перед старшими вас не учи­ли?

Это несколько сбило с него фамильярно-вальяжный вид. Он под­нялся с дивана.

– Извини, Аврора, – сказал он смущённо. – Я хотел с тобой погово­рить, но вот уже несколько дней не могу застать тебя.

– Правильно, – сказала я. – Потому что я не сижу на месте. – И до­бавила, намекая на покачивающуюся в кресле Карину: – А ты, я вижу, тут не скучал в столь приятном обществе.

Я сбросила ноги Карины со стола, согнала её с кресла и опустилась в него сама. Сняв сероватые, покрытые тонким слоем праха перчатки, я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

– Ты устала, мамуль? – спросила Карина, прильнув к моему плечу.

– Чертовски, – сказала я, не открывая глаз. – Я не спала четверо су­ток и ужасно хочу наконец вздремнуть хотя бы пару часиков.

– Ты опять ведёшь образ жизни, из-за которого ты заболела, – уко­ризненно сказала Карина. – Если так будет продолжаться, ты снова сва­лишься!

Я с трудом открыла глаза. Под веки мне как будто песку насыпали. Во мне клокотало раздражение, но я сумела сдержаться.

– Ничего не поделаешь, – сказала я сухо. – Сейчас такое время.

Тут опять выступил Гриша.

– Аврора, можно с тобой поговорить?

– Позже, – простонала я, снова закрывая глаза и откидывая голову. – Ты не видишь, что мне сейчас не до разговоров?

Тихо, но упрямо Гриша возразил:

– Прошу прощения, но это очень важно для меня. Позже я опять могу тебя не застать.

Усилием воли я заставила себя разлепить шершавые веки и посмот­реть в его красивое, гладкое лицо.

– Ну почему тебе приспичило именно сейчас со мной разговари­вать? Я еле живая от усталости. Впрочем, я знаю, о чём ты пришёл гово­рить… Об этом не может быть и речи.

Его пухлые губы дрогнули.

– Почему?

– Да потому. Тебе не место в стае «волков»… Не обижайся, маль­чик, но я боюсь, что ты весьма слабо представляешь себе, что значит быть «чёрным волком». Может быть, с людьми ты круто расправляешься, но до­водилось ли тебе когда-нибудь сходиться в схватке с равным тебе по силе существом, а то и с несколькими сразу?

– Нет, не доводилось, – сказал он. – Да, у меня нет такого опыта. Ну и что? Я знаю, что недавнее пополнение рядов «волков» тоже не всё сплошь состоит из опытных… Это не причина, чтобы мне отказывать. Я научусь всему очень бы­стро.

– Зачем тебе это? – спросила я. – Если для того, чтобы потешить своё самолюбие, похвастаться перед друзьями формой «волков», то до свиданья… Даже не суйся. Не трать моё время и не подвергай свою жизнь опасности, с которой у тебя кишка тонка столкнуться. Лучше оставайся под крылышком у мамы… Тусуйся в клубах, крути попой на танцполе, снимай девочек. Это то, что у тебя получается лучше всего. Вот и продолжай это делать.

Казалось, что он вот-вот заплачет. Но он сдержался, только заиграл желваками на скулах.

– Они два раза чуть не убили маму, – проговорил он глухо. – Этого недостаточно?

– Ах, вот как, – усмехнулась я. – Что ж, это веский аргумент. Вот только твоя мама против того, чтобы ты вступал в ряды «волков». Боюсь, она тебя к нам не отпустит. Я не хочу с ней ссориться. Она всё-таки прези­дент «Авроры».

– Но ты – сама Аврора, – стоял на своём Гриша. – Стоит тебе ска­зать слово, и она не посмеет ослушаться.

– Я не хочу ставить вопрос таким образом, – сказала я. – Ещё раз обсуди это с Юлей. Если она согласится, то пусть сама скажет мне об этом. Тогда и поговорим.

Я говорила с ним, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. Я произносила слова, чувствуя, что мой мозг неумолимо отключается. Гриша ещё что-то говорил, но до меня доносилось только невнятное бор­мотание. Потом я услышала, как Карина сказала:

– Мама устала и не в духе. Лучше потом.

В самом деле, какого чёрта ему делать здесь? Единственная вещь, которая у него хорошо получается, это вертеть задом… Весьма неплохим, кстати. Где уж этому холеному оболтусу. Через месяц сбежит. Или погиб­нет. На что он надеется? Надеть форму, щеголять перед девочками? Тер­петь не могу таких. С другой стороны, жалко. Молодой и красивый, жаль отправлять его в этот ад. Он разглядывал её. А она и ноги на стол. Козявка, а туда же. Только пусть попробует.

Мои мысли спутались, и я провалилась в сон.


9.8. Сквозь ресницы


– Мамуля, ты ложись, – защекотал моё ухо тёплый шёпот. – Не спи в кресле.

Я смогла ответить только «м-м-м». Сквозь сон я чувствовала, что кто-то возится у моих ног. Запахло обувным кремом. Шуршала щётка, по­том полировала тряпка. Запах кожи и волос Карины. Моя рука нащупала, пальцы зарылись в шёлковые пряди. Под моей ладонью оказалась нежная щёчка, покрытая персиковым пушком. Она уселась ко мне на колени, и я утонула в её вкусном тёплом запахе.

– Я почистила тебе ботинки, мамочка. А то они были какие-то пыльные.

Если бы она знала, что это за пыль.

– Это не пыль, куколка. Сегодня кто-то разгромил колумбарий. Нам пришлось собирать прах обратно в урны.

Она содрогнулась.

– Ой…

– Не бойся. Это всего лишь зола.

– Нет, я не поэтому… Просто это так отвратительно. Всё равно что раскопать могилы и выбросить покойников из гробов. Кто это сделал?

– Люди из группировки Октавиана.

Она водила пальчиком по моим щекам – подлизывалась.

– Мама, а почему ты не хочешь принять Гришу в отряд?

Глаза открывать не хотелось. Я нежилась под тяжестью её юного тела, и не хотелось ничем портить это блаженство. Однако, упоминание о Грише всё-таки слегка испортило его.

– А тебе он что, нравится?

Она смутилась, замолчала. Сидела, сопя рядом с моим ухом. Он нравился ей, его мертвенная красота завораживала её. Это был самый классный парень, которого она когда-либо встречала. Такой классный. Клёвый.

– Он… симпатичненький, – сказала она.

Я ощутила укол в кишки и приоткрыла глаза. Симпатичненький!

– Только не вздумай с ним что-нибудь замутить, – сказала я, глядя на неё сквозь ресницы. – Он тот ещё оболтус.

Вертел передо мной своим персиковым задом, хотела я сказать, но прикусила язык. Ещё подумает, что у меня с ним что-то было. Карина поёрза­ла у меня на коленях, и её глаз горел лукавством и девчоночьим норовом. Если девочке нравится мальчик, поди, попробуй её удержать!.. За этой хит­рой козой нужен глаз да глаз, но у меня нет, просто катастрофически нет времени!

А она уже задабривала меня, целуя тёплыми и мягкими губками мой холодный пересохший рот. Я подставляла губы, держа их плотно сжа­тыми. Глаза снова закрылись, кресло поплыло из-под меня. Я снова отклю­чалась.

– Пойдём на диванчик, мамуля.

Я позволила ласковым рукам Карины освободить меня от куртки и ботинок, а также укрыть меня пледом.

– Не уходи, куколка…

– Я с тобой, мама.

Она присела рядом. Согретая её теплом, я опять провалилась в чёр­ную пропасть.


9.9. Я хочу спать


Мне не дали как следует поспать. Мою дрёму прервал стук каблу­ков за дверью и запах Юлиных духов. Они вошли вместе – президент «Ав­роры» и её приёмный сын.

– Прости, Аврора, – сказала Юля. – Мы не хотели тебя будить… Отдыхай, мы зайдём позже.

Я приподняла голову с подушки. Череп вместе с мозгами в нём ве­сил целую тонну. Как много значит хороший сон и как он мне сейчас ну­жен! Четверо суток на ногах, точнее, на крыльях – это вам не шутки. При других обстоятельствах я послала бы к чёрту любого, но меня посетила президент «Авроры» собственной персоной, а её я не могла послать к чёр­ту. Раздирая слипающиеся веки, я промямлила:

– Ничего… Мне не впервой. Проходите, чувствуйте себя как дома…

Юля, простучав каблучками мимо меня и обдав волной арома­та своих духов, присела в моё кресло, а Гриша остался стоять у стола. Юля не стала тянуть кота за хвост и сразу заговорила по делу.

– В принципе, если Грише так хочется, я не против того, чтобы он вступил в твой отряд. В самом деле, хватит ему лоботрясничать… Пора становиться настоящим мужчиной и членом «Авроры». Если он хочет сде­лать для «Авроры» что-то реальное, то лучше службы в отряде «чёрных волков» и не придумать.

Уронив голову обратно на подушку, я две минуты слушала её идео­логическую муть, изложенную также и в предисловии Устава «Авроры». И она говорила это с самым серьёзным видом.

– Ладно, – перебила я. – Если он сделал такой выбор, то пусть по­том не сожалеет. На его счастье, обучение новичков ещё не закончилось.

– Значит, ты принимаешь меня? – спросил Гриша, а сам весь проси­ял.

И чему он только радуется, как щенок?!

– Да, да, – проворчала я, натягивая на себя плед. – Иди… Получай форму и приводи в надлежащий вид причёску.

Он потрогал свою роскошную шевелюру.

– А это обязательно?..

– Обязательно, обязательно, – усмехнулась я, приминая ладонью свой ёжик. – Если даже я подстрижена, почему для тебя должны быть исключения? Обратись к Викто­рии, она поможет тебе устроиться. Но запомни: нянчится с тобой и водить тебя за ручку я не собираюсь. Конечно, ты сын президента «Авроры», но как только ты наденешь форму «волков», ты перестанешь чем-либо выделяться. Никаких привилегий. Будешь нарушать дисциплину – накажу, мало не покажется. Понял?

– Так точно! – радостно воскликнул он.

– Всё, проваливай, – сказала я. – Я хочу спать.

Уткнувшись в подушку, я закрыла глаза.


9.10. Приглядывать, но не опекать


Я определила Гришу во взвод к Алексу: он был не только самый опытный, но и самый суровый командир. А что? Пусть мальчишка не ду­мает, что быть «чёрным волком» – это только лишь носить чёрную форму и настоящие острые мечи. Я даже сказала Алексу, чтобы он был построже с Гришей, хоть тот и президентский сынок.

– Я сделаю из него «волка», – пообещал тот.

А когда Алекс что-то обещал, он это выполнял. Подумав, я всё-таки наказала ему по-отечески за ним приглядывать. Но не слишком опекать.


9.11. Никаких происшествий


Я вернулась на базу в три часа ночи.

Дежурный вскочил. Приложив к губам палец, я сказала «ш-ш», и он доложил шёпотом:

– Никаких происшествий… Всё спокойно. Группы с шестой по одиннадцатую прибыли на отдых в двадцать три тридцать.

В раздевалке шептались. Не иначе, как между двумя «волками» про­тивоположного пола вспыхнула романтическая искорка. Нет, это строго запрещено, и все «волки» безоговорочно подчинялись этому запрету, но какая-то парочка его сейчас нарушала. Я скрипнула зубами, вспомнив доклад дежурного. Никаких происшествий, говоришь? Всё, говоришь, спокойно? А это что за безобразие у тебя под носом творится?

Через секунду я поняла, что это было не просто безобразие, а вопию­щее безобразие. Запах Карины! К кому же моя доченька сюда про­бралась среди ночи? Ну, я ей задам!

Так и есть: в раздевалке была Карина. Она сидела на коленках у мо­лодого «волка», обнимая его за плечи. Их лица были близко, он наматывал на палец прядку её волос, а она поглаживала его по стриженому затылку.

– Там так жутко, – шептала она. – Холодно…

Как она проскользнула незамеченной мимо дежурного? Играя её во­лосами, «волк» также шёпотом спросил:

– Но ты же меня не боишься, котёнок?

– Нет, тебя я не боюсь, – прошептала она игриво. И поёжилась: – Вот только холодно.

– Надо было одеться потеплее, – сказал «волк».

– Если бы я стала одеваться, мама бы проснулась, – ответила Кари­на. – Она всё слышит и чует, прямо ужас…

«Волк» снял форменную куртку и накинул Карине на плечи.

– Прости, по-другому согреть тебя не могу, – сказал он.

– Спасибо, – прошептала Карина, кутаясь в куртку.

Она смотрела на него и хотела спросить: у тебя, наверно, было уже много девчонок. Он пропускал меж пальцев прядки её волос и думал: но ни одна из них не была такой сладенькой, как ты. Я не сразу узнала в этом бойце Гришу. Теперь, когда он надел «волчью» форму и состриг под машинку кудряшки, вид у него стал совсем иной. Облик избалованного юнца-повесы остался в прошлом, те­перь Гриша выглядел мужественно и внушительно. Но облик – это ещё не всё, ведь верно? Мне показалось, что замашки у него пока оставались прежни­ми.

– Можно тебя поцеловать? – спросил он.

Карина зарделась, опустила ресницы, а из-под ресниц глаз так и го­рит. Только не это! Я же ей сто раз говорила, чем чреваты для людей поце­луи с хищниками! Неужели решится?

– В щёчку, – пояснил он.

Карина подставила щёчку, и он её поцеловал – вполне целомудрен­но. Но этой прыткой козочке оказалось мало. Зажмурившись и сложив губ­ки бантиком, она потянулась к нему. Я уже была готова выскочить из свое­го укрытия и вмешаться, но Гриша деликатно, одним пальцем остановил её надвигающийся ротик.

– Не стоит, – сказал он ласково.

Карина открыла глаза.

– Почему? – спросила она удивлённо и обиженно. – Ты… не хо­чешь? Я тебе не нравлюсь?

Гриша улыбнулся и сказал:

– Я очень хотел бы, но не буду. Именно потому, что ты мне нра­вишься. Я не хочу, чтобы у тебя были какие-то проблемы. Если я тебя по­целую по-настоящему, ты потом не сможешь ничего есть. У всей еды бу­дет отвратительный вкус.

Надо же! Оказывается, он умел думать не только о своём удоволь­ствии. Однако Карина, подумав, спросила:

– А сколько это будет длиться?

– Пару дней.

Карина подумала ещё и сказала:

– Ладно. Пару дней я как-нибудь переморщусь.

И опять сложила губки бантиком. Но Гриша чмокнул её в носик, в подбородок, в обе щеки. Покрывая поцелуями всё её лицо, он называл её нежными прозвищами.

– Котёнок... Малыш... Ягодка моя...

Я решила, что пора вмешаться, и вышла из тени на свет. Голубки увидели меня, и на этом их воркование закончилось. Карина соскочила с колен Гриши, с поразительной молниеносностью нацепила на себя маску ангельской невинности и затараторила:

– Ой, мама! А мне что-то не спалось, и я пошла прогуляться. Вот, случайно встретила Гришу…

– Так ли уж случайно? – усмехнулась я. И добавила сурово: – Марш к себе в комнату. С тобой мы ещё поговорим.

Я и не подозревала, что моя дочурка могла быть не только ласковой кошечкой, но и норовистой лошадкой. Своенравно вскинув голову и сверк­нув глазами, она пулей промчалась мимо меня – я едва успела за ворот стащить с неё куртку Гриши, а то она так и убежала бы в ней. Возвращая куртку её владельцу, стоявшему навытяжку, я сказала:

– Впредь не используй обмундирование не по его прямому назначе­нию. Даже если хочешь показаться галантным. – И добавила, понизив го­лос: – Ещё раз увижу, что ты клеишься к моей дочери – по стенке размажу. Сейчас иди в мой кабинет и жди меня там.

Гриша прищёлкнул каблуками и чётким шагом отправился туда, куда ему было сказано.


9.12. Фирменные часики


Разбирательство я провела быстро, не поднимая лишнего шума, чтобы зря не будить усталых «волков». На руке у дежурного красовались золотые «ролексы». Я отвела его в сторонку.

– Отличные часики, – как бы вскользь заметила я. – Фирменные. Дорогие, наверно?

Дежурный «волк» замялся с ответом. Я не стала дожидаться, пока он соизволит заговорить.

– Догадываюсь, за что тебе их подарили. Как тебе не стыдно? Такой поступок недостоин звания «чёрного волка». Конечно, тебе кажется, что это пустяк, но я так не считаю. Сегодня ты позволил себя подкупить свое­му соратнику, разрешив ему устроить свидание в раздевалке, а завтра, быть может, ты предашь нас, а? Я верю своим «волкам» как самой себе и всецело полагаюсь на них, и до сих пор они неизменно оправдывали моё доверие… До сих пор они не давали мне малейшего повода сомневаться в них, но то, что я увидела сегодня, очень огорчает меня. Оказывается, мои «волки» хитрят со мной и обманывают меня.

Может быть, эти слова были и громковаты, но для воспитательных целей послужили неплохо и угодили парню в самое сердце. Он пришёл в ужас. Сорвав с себя часы, как будто они обжигали ему руку, он протянул их мне.

– Аврора, прости меня, – забормотал он трясущимися губами. – Этого больше не повторится. Пусть это не послужит тебе поводом сомне­ваться в нашей преданности тебе! Я сделаю всё, чтобы загладить свою провинность, только не прогоняй меня!..

Я положила руку ему на плечо и сказала тихо, но проникновенно:

– Хорошо, я дам тебе шанс реабилитироваться. Но если до конца этой недели тебя не будет в числе особо отличившихся бойцов, у меня бу­дет повод усомниться в том, нужен ли ты нашему отряду.

Провинившийся дежурный просиял и вытянулся в струнку.

– Я не подведу тебя, Аврора, я клянусь.

– Жажду поскорее в этом убедиться, – усмехнулась я.

Забрав у него часы, я велела ему потихоньку разбудить Алекса и передать ему, что я жду его в своём кабинете.


9.13. На ковре


– Что тебе за это будет?

– Не знаю, малыш. Аврора строгая, но справедливая. Надеюсь, из-за личных мотивов она не станет перегибать палку.

– Мама любит меня и сделает всё, что я попрошу. Если что, я по­пробую её как-нибудь уломать.

– Спасибо тебе, пуговка. Но думаю, что это не очень хорошая идея.

Почему он так думал, Гриша не успел объяснить: я вошла в кабинет. При моём появлении он встал, а Карина тут же повисла на моей шее и принялась ластиться:

– Мамочка, ну, пожалуйста… Что тут такого? Мы с Гришей не дела­ли ничего плохого, просто разговаривали.

Мягко, но решительно разняв её руки, я сказала:

– Кажется, я кому-то велела идти в свою комнату. Я пообещала, что мы с тобой поговорим, и я сдержу своё обещание, но это будет позже. Иди к себе.

Карина надулась и убежала, хлопнув дверью. Я вынула из кармана часы и показала Грише.

– Это твои?

– Не могу знать точно, – ответил он. – У меня когда-то были похо­жие.

– Гм, значит, были. – Я села за свой стол. – А мне почему-то кажет­ся, что они именно твои.

Пришёл Алекс, одетый аккуратно и по всей форме. Остановившись перед моим столом, он отрапортовал:

– Явился по твоему приказу, Аврора.

– Прости, что пришлось тебя разбудить, – сказала я. – В сущности, происшествие пустяковое, но оно касается твоих непосредственных под­чинённых. Точнее, одного из них. Поэтому я тебя и вызвала.

Алекс бросил краткий взгляд на Гришу, нахмурился, потом перевёл взгляд обратно на меня.

– Что случилось, Аврора? Этот молодец что-то натворил?

– Я сожалею, что пришлось тебя из-за этого разбудить, но я подума­ла, что следует всё-таки прояснить ситуацию. Я считаю твою группу луч­шей. Она всегда славилась своей дисциплиной и слаженностью, поэтому я и определила этого новобранца именно к тебе. Но, кажется, над ним нуж­но ещё поработать. Сегодня он устроил романтическое свидание в неполо­женное время в неположенном месте, а чтобы дежурный никому не докла­дывал, он подкупил его подарком. – Я взяла со стола часы и показала Алексу. – Конечно, это не такое уж серьёзное нарушение, но и оно не должно быть оставленным без внимания. Иначе, если так и дальше пой­дёт, то что станет с нашей дисциплиной? Поэтому я прошу тебя принять меры. Какие – ты сам знаешь, не мне тебя учить.

Алекс посуровел, подтянулся.

– Слушаюсь. Меры будут приняты.

– Хорошо, – сказала я. – В таком случае оба свободны.


9.14. Хищники и жертвы


– Ты ещё не спишь, куколка?

Разумеется, Карина не спала. Как она могла спать, будучи так взвол­нована происходящим? Её глаза были закрыты, но ушки слишком уж рдели.

– Не притворяйся, я знаю, что ты не спишь. И знаю, что ты подслу­шивала под дверью.

Она втянула голову в плечи. Я села рядом с ней и поцеловала её в ухо. Карина открыла глаза.

– Его накажут?

– Боюсь, что да, – сказала я. – Алекс очень строгий. Если честно, я этому парнишке не завидую.

Она повернулась и посмотрела мне в глаза.

– Это из-за меня ты с ним так обошлась, да? Мама, это неспра­ведливо! За что ты его так невзлюбила? Что плохого он сделал?

– Поверь, куколка, ничего личного здесь нет. – Я заправила прядку волос ей за ушко. – Думаю, за всё время, что ты провела здесь, ты успела неплохо узнать наши порядки. Ни одному «волку» не позволено то, что позволил себе он. Если он думает, что высокое положение его приёмной матери даёт ему право делать всё, что ему вздумается, то он сильно оши­бается. Ничего, здесь его быстренько обтешут и объяснят, что к чему. У него хороший командир, который научит его уму-разуму. В конце концов, он сам сюда напросился, по собственному желанию. Даже его мать просила меня за него. Что ж, я приняла его, но предупредила, что спуску ему здесь не дадут, чьим бы сыном он ни был. Если он воспринял это предупреждение недостаточно серьёзно – что ж, тем хуже для него. Мы здесь шуток не шу­тим, ты сама знаешь.

Карина села в постели, обхватив руками колени.

– Скажи мне честно, мама… Ты просто не хочешь, чтобы мы с ним встречались?

Как я могла кривить душой, глядя в эти серьёзные вопрошающие глаза? Но что мне ей сказать? Кто я, чтобы воспитывать её, учить чему-то хорошему? Могу ли я вообще научить её чему-то стоящему, принимая во внимание то, кем, а точнее, чем я являюсь? Я увязла по самую макушку, и возврата для меня уже нет, а она ещё может спастись, всё зависит только от её выбора. Но могу ли я повлиять на её выбор?

– Хорошо, скажу честно. Да, я не в восторге, куколка. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты осталась человеком, а если ты станешь встре­чаться с Гришей, едва ли это удастся. Я очень боюсь, как бы ты не повто­рила выбор, когда-то сделанный мной. Я сделала его, и ты видишь, к чему это привело. Уже нельзя ничего вернуть назад и исправить. А ты ещё мо­жешь этого избежать, всё в твоих руках.

Она долго молчала. Я могла бы прочесть её мысли, но не стала: предпочла дождаться, пока она сама их озвучит.

– Знаешь, мама, если бы ты сделала другой выбор, ещё не известно, была бы твоя доля лучше. В этом мире всё устроено жестоко: если ты не хищник, то ты – жертва. Сомневаюсь, что жертвой быть лучше.

Признаюсь, от её слов у меня пробежали по спине мурашки.

– Ты сама так считаешь, или ты это от кого-то услышала, куколка?

Она опустила глаза.

– Гриша так говорит. Но я с ним согласна. Этот мир в самом деле жесток и абсурден. Настолько жесток и абсурден, что иногда даже страш­но становится. Мне очень страшно, мамочка. Я совсем одна.

Я прижала её к себе. Она обхватила меня так крепко, будто боялась сорваться куда-то. Мы сидели так, и её дыхание щекотало мне шею. Её щека была тёплая и мокрая.

– Родная моя, ты не одна. Покуда я жива, я буду защищать тебя от этого жестокого и абсурдного мира. До последнего издыхания. Ты – всё, что у меня есть.


9.15. Шебби


– Вы должны действовать немедленно. Октавиан не задерживается нигде более чем на сутки. В последний раз я видел его шесть часов назад.

Забавная аналогия: предателя звали Иуда. Его полное орденское имя было Иуда Ватшеба, но он сам называл себя Шебби. Он сдался добро­вольно и пожелал поговорить с Авророй, сказав, что у него есть для неё интересная информация. Когда его, грязного, заросшего чёрной щетиной, с копной сальных нечесаных волос, вели по коридору, ему случайно по­встречалась Карина.

– Неплохо вы тут устроились, – заметил он, облизнувшись и бросив на Карину плотоядный взгляд. – Вы людишек прямо тут держите, чтобы за едой далеко не летать? Аппетитная малышка! Может, за мою информацию я заслуживаю вознаграждения в виде такого лакомого кусочка, а?

Карина шарахнулась к стене, а конвоировавший перебежчика Алекс отвесил ему знатную затрещину. Сплюнув в ладонь два окровавленных зуба, Шебби усмехнулся:

– Так и знал, что мне окажут тёплый приём.

Держался он нагловато и бесшабашно, а в глазах у него была холод­ная чёрная бездна. Представ передо мной, он первым делом попросил стул, пояснив, что устал с дороги. Алекс, многозначительно сверкнув об­нажённым мечом, сказал ему, чтобы он не умничал, но я велела принести для пленного хотя бы табуретку. Табуретку принесли, и Шебби уселся, почёсывая многодневную щетину.

– Вот спасибо, – сказал он, вперив в меня холодный взгляд. – Рань­ше я думал, что слухи о твоём благородстве, мягко скажем, слегка преуве­личенны… Но теперь вижу, что это и впрямь не сказки.

– Хватит болтать, – оборвал его Алекс. – Говори, что у тебя.

– А я не с тобой разговариваю, варвар, – отпарировал Шебби. – Я пришёл поговорить с Авророй, у меня есть для неё информация, которая её заинтересует.

– Что за информация? – спросила я. – Учти, если это какое-нибудь фуфло, на моё благородство не рассчитывай.

– Помилуйте, зачем же мне, пардон, гнать фуфло? – ухмыльнулся Шебби. – Я пришёл, чтобы выдать вам местонахождение источника вашей головной боли, а именно, вождя шайки под названием «Истинный Орден», вашего врага и моего бывшего босса, Октавиана. Что мне будет за такую информацию?

– Если твои сведения окажутся верными и помогут нам его пой­мать, то мы сохраним тебе жизнь, – сказала я. – Даю слово.

– Я и не сомневался, – осклабился Шебби окровавленным ртом со свежеобразовавшейся щербиной.

– Чем же тебе так не угодил твой босс, что ты решил его предать? – усмехнулась я.

Лицо Шебби стало мрачным и серьёзным.

– У меня есть на то веские причины, – сказал он. – Одна из них – я уверен, что он обречён на поражение. Так почему бы не приблизить его ко­нец? Чтобы вся эта заваруха поскорее кончилась. Есть ещё парочка при­чин, но они личного свойства. Позвольте мне тут о них не распространять­ся.

– Ладно, твои личные счёты с ним меня не волнуют, – сказала я. – Итак, где он сейчас?

Шебби опять заухмылялся.

– Если вы дадите мне карту города Каир, я вам покажу с точностью до... Гм, точность будет зависеть от масштаба.

– Что-то не нравится мне его рожа, Аврора, – сказал Алекс. – Я ему не верю. Это какой-то подвох.

– Посмотрим, – сказала я.

Спутниковая карта Каира была распечатана на принтере и положена перед Шебби. Он сосредоточенно рассматривал её, водя карандашом в миллиметре от бумаги, когда в мой кабинет вбежала Карина.

– Мама, там какого-то жуткого типа привели, он… – начала она, но осеклась, увидев того самого «жуткого типа».

Шебби оторвался от карты, поднял взгляд и расплылся в щербатой ухмылке.

– Мама? – повторил он. – Вот так дела! А я мечтал тобой пола­комиться, крошка… Извини, не знал.

Он и сейчас вожделел её крови и не скрывал этого. Карина попяти­лась. Алекс, одной рукой приобняв её за плечи, выставил вперёд обнажён­ный меч.

– Не бойся, детка. Он не посмеет тебя тронуть. Если он хотя бы дёр­нется, я снесу ему башку.

Шебби тем временем сделал на карте отметки и что-то подписал.

– Спасибо, что предупредил, – усмехнулся он. – Не буду делать рез­ких движений. Без головы я не хочу остаться.

Я спросила:

– Великий Магистр с ними?

Шебби хихикнул.

– Великий Магистр... Ох и развели же они вас с этой дохлой стару­хой! – Заметив наши непонимающие взгляды, он ухмыльнулся: – Ну да, старухой. Вы что, не знали, что наш Великий Магистр – баба? Ну так вот, разводы это всё. Они её тело всюду с собой таскают, как будто она ими ру­ководит, хотя там за главного Октавиан.

Перед моими глазами встало видение, явившееся мне во время мое­го посвящения в члены Ордена. Я видела лысую старуху на троне. Выхо­дит, я видела Великого Магистра, только не знала, что это он. То есть, она.

Я подвинула к себе карту. На ней рукой перебежчика было поставлено несколько крестиков и написано всего два слова: «Каирское кладбище».

– Вы должны действовать немедленно, – сказал Шебби. – Октавиан не задерживается нигде более чем на сутки. В последний раз я видел его шесть часов назад.

Было шесть часов вечера.


9.16. Жди меня


– Куколка, через десять минут мы отправляемся.

Как только я вошла в комнату, Карина подбежала и повисла на мне.

– Мамочка, будь осторожна, – прошептала она. – Ради меня.

Мне хотелось её успокоить, но слова почему-то не находились, да и времени было мало. В горле стояла сухая горечь.

– Я скоро вернусь, родная. Не бойся за меня, просто жди.

Она уткнулась лбом мне в плечо.

– Я буду очень сильно ждать.

В дверь постучали, и Карина вздрогнула. Вошла Юля – с необыч­ной просьбой.

– Аврора, я знаю, что времени мало, но я прошу тебя отпустить Ка­рину буквально на минутку. Мой сын просит разрешения увидеться с ней перед вылетом. Он ждёт её в моей комнате.

Я усмехнулась.

– А почему он просит через тебя? Самому прийти – кишка тонка?

Карина вся напряглась и навострила уши, её глаза заблестели.

– Пожалуйста, мамочка… Можно? – принялась она упрашивать.

Я уже хотела сказать «нет», но рука Юли мягко легла мне на плечо.

– Аврора, ну, не будь такой суровой. Ты же понимаешь…

Да, Аврора всегда всё понимала, она обязана была понимать в лю­бую секунду. Если я не дам им сейчас увидеться, а с этим оболтусом что-нибудь случится? Ведь сама буду мучиться. Я выпустила Карину из объя­тий и взяла за руку.

– Ладно, пошли.

Я отвела её к Грише, дала им три минуты на прощание, а сама стала ждать за дверью. Юля стояла рядом с чуть приметной улыбкой на губах, но я слишком хорошо её знала, чтобы не заметить тревоги в её гла­зах. Она молчала, я тоже не знала, что сказать. В комнате тоже было подо­зрительно тихо. Три минуты истекли, я открыла дверь и поняла, почему там стояла такая тишина. Грише с Кариной было не до разговоров: она повисла на его шее, а он, одной рукой прижи­мая её к себе, другой поглаживал её ниже талии, и они взасос целовались. В первый миг я остолбенела, а потом мои кулаки сами собой сжались. За­метив мой лютый взгляд, Гриша заторопился прощаться.

– Всё, пуговка, мне пора, – сказал он, чмокая Карину в нос. – Я при­несу тебе из Египта какую-нибудь безделушку.


9.17. Операция «Египетская мумия»


Можно ли жить в могиле? Звучит невероятно, но можно, если она находится на старом кладбище в Каире. Покойника закапывают в землю без гроба, а над могилой возводят небольшую постройку в виде сарайчика или домика. Могильные постройки там разнообразные – от древних, полу­развалившихся, до вполне новых. Одни усопшие покоятся в бедных моги­лах с хлипкими, скромными постройками, а у покойников побогаче по­следние пристанища добротные, каменные. Решив, что грех оставлять это бесплатное жильё пустующим, дома мёртвых облюбовали живые люди – беженцы, бездомные, бедняки, беглые преступники. За несколько сотен лет Каир оброс это кладбище кругом, и оно оказалось в самом его центре. Эта местная достопримечательность не входит ни в один туристический маршрут; по сути дела, это уже не кладбище, а большая вонючая трущоба, район, по вполне понятным причинам далеко не благополучный.

Согласитесь, для охоты это идеальное место.

Шебби не обманул: именно это место выбрал Октавиан для своего очередного привала, тем более что пищи вокруг было полным-полно. Впрочем, он мог уйти оттуда в любой момент, поэтому мы спешили. По словам Шебби, Октавиан расположился там с отрядом численностью око­ло четырёх десятков приспешников; поскольку времени на проверку и уточнение этих данных не было, пришлось поверить ему на слово. На опе­рацию по захвату Октавиана отправилось сто пятьдесят «волков» и спец­отряд Каспара – ещё сто тридцать бойцов.

В небе стояла большая яркая луна. Каир жил своей обычной жиз­нью, не зная, что он окружён. На самые высокие здания по всему городу бесшумно спустились чёрные крылатые тени; их задачей было следить за кладбищем сверху и не давать окружённым разлетаться.

Кладбище было оцеплено тихо, в считанные минуты. Я сказала Алексу то, что всё время не давало мне покоя:

– Мальчишка попытается геройствовать. Если ты не позволишь ему нелепо и бессмысленно погибнуть, я буду тебе очень признательна.

Луна стояла в небе, спокойная и белая, равнодушно глядя на молча­ливую бойню, завязавшуюся на узких улочках старого кладбища. Людей Октавиана было меньше, но они дрались с чудовищной яростью. Каждый из них стоил десятка. Сорок самых отчаянных убийц Октавиана приняли бой, а сам вождь обратился в бегство, не желая погибнуть в этой резне. Группа Алекса бросилась в погоню.



Продолжение см. http://www.proza.ru/2010/01/09/503