Сначала прочесть это:
http://www.proza.ru/2009/07/25/263
Отпуск.
Под бравурные звуки марша «Прощание Славянки», призывники садились в вагон. Все уже давно разместились, лишь Анатолий, вот уже третий раз выскакивал из вагона, подбегал к Людмиле, крепко прижимал к себе. Людмила забрасывала ему на шею руки, сводила их в замок, и они целовались, целовались, целовались... Когда Анатолий выпрыгнул из вагона четвёртый раз, друзья оторвали его от Людмилы , силой втащили обратно. Анатолий сделал пятую попытку, но дверь была уже закрыта, поезд набирал ход. Он попытался последний раз взглянуть на Людмилу, но не успел...
Ребята пели, пили, веселились, рассказывали анекдоты, а он, взобравшись на верхнюю полку, писал первое в жизни письмо любимой девушке. Те, кто знал Анатолия до вчерашнего дня, увидев сегодня, были крайне удивлены. Обычно он был шумлив, болтлив, хвастлив и непоседлив. Сейчас было наоборот. Но не напрасно людская молва гласит, что черти водятся в тихом болоте. Анатолий был буйным парнем, именно поэтому в нём ничего не было от чёрта.
Его сверстники, тихо сопя в две дырочки, молча, лазали под юбки подругам, нередко добивались того, чего хотели, а он шутил, балагурил, пел, плясал, будоражил воображение девушек непристойными стихами, сальными анекдотами, и никто не мог подумать, что до последнего дня он не имел близости ни с одной девушкой. Но это было так!
С Людмилой Анатолий познакомился вчера на проводах, куда она попала случайно, по этой же причине уселась рядом с ним. За столом было тесно, сидели, прижавшись друг к другу, бёдрами, голое колено Людмилы обжигало его ногу. Анатолий пытался отодвинуться, но мешала ножка стола. А Людмила, как нарочно, прижималась всё сильнее и сильнее. Когда начались танцы, Людмила прижалась к Анатолию горячим телом, безошибочно определила, что с ним творится, и увлекла домой.
Всю ночь они не размыкали объятий, а утром, собрав разбросанную по квартире одежду и наспех в неё облачившись, едва успели на вокзал. Родители что-то выговаривали Анатолию, друзья ругали, обзывали плохими словами, но он ничего не слышал, не видел: был безумно влюблён и счастлив. Когда друзья в категорической форме потребовали дать отчёт о проведенной ночи, он, вспомнив их былые разговоры, только подумал: «Как можно говорить об ЭТОМ?»
Анатолий лежал на верхней полке трясущегося вагона, писал письмо, но даже бумаге не мог доверить великую тайну обладания женщиной. Помимо всего прочего, грудь согревал маленький ключик от квартиры, который Людмила повесила на шею, как ребёнку - на верёвочке: «Это ключ не только от квартиры, но и от моего сердца, оно принадлежит тебе, только ты можешь его открыть».
Анатолий хотел выпрыгнуть из вагона и вернуться к Людмиле. Но поезд шёл по специальному графику, не останавливаясь несколько часов. Он написал два письма, опустил в почтовый ящик на первой станции, с трудом подавил мысль о побеге. Не далее, как вчера утром, он гордился тем, что идёт защищать Родину, а сутки спустя, Армия стала ему ненавистна. Было о чем подумать! К счастью, он услышал от призывников, что примерным поведением можно заслужить отпуск, ухватился за эту возможность, и мысли о побеге его покинули.
Как ни тяжела была служба молодого солдата, в надежде на отпуск, Анатолий всё сносил безропотно. Он уже знал, что раньше, чем через год, отпуск не дадут, ни при каких обстоятельствах, и готовил себя к этому сроку. Письма Людмиле писал каждое воскресение, на свои пять-шесть писем, от неё получал одно, прощал , знал, что она загружена учительской работой в школе. Зато она писала ему ласковые, нежные письма, и он ждал их с нетерпением.
После учебки, Анатолия направили в часть, там разрешалось ходить в увольнение, ребята даже в самоволку бегали, навещали городских разведёнок, но Анатолий, верный возлюбленной, терпеливо ждал отпуска. Не имея опыта общения с женщинами, боялся в них разочароваться, ибо всё ещё хранил в памяти каждый миг проведенной с Людмилой ночи, жаждал её повторения, просил об этом всех святых.
Вероятно, Бог услышал молитвы. Анатолий не прослужил ещё и полгода, как в части произошло чрезвычайное происшествие. Начальник штаба, при определённых обстоятельствах, уронил в очко свой пистолет. Сидел в обыкновенном офицерском сортире на три очка, и, то ли забыл застегнуть кобуру, то ли, по какой другой причине, пистолет выскользнул в яму, к сожалению, полную, и, как ни пытались извлечь его, ничего не получалось.
Майор был в отчаянии: по тем временам за утерю табельного оружия карал трибунал. В этот момент к майору подошёл Анатолий:
- Внеочередной отпуск на десять дней, и завтра пистолет будет в вашей кобуре!
Майор глянул в наполненную фекалиями яму, усомнился:
- А найдёшь?
- Если он там - найду! - бодро ответил Анатолий.
- Там, я слышал, как он булькнул, - обрадовался майор.
К операции Анатолий готовился основательно. Нашёл напарника. Заставил рядом вырыть новую яму. Приготовил черпаки, вёдра. Попросил истопить баню. Майор даже согласился на четыре бутылки водки, «для дезинфекции», или, как шутили солдаты, «для дефекализации». Весь день любые разговоры сводились только к сортиру.
Утром солдат вывели из расположения части на полевые учения, и операция началась. Разобрали заднюю стенку. Опустили лестницу. Раздевшись наголо, Анатолий черпал из ямы содержимое, подавал напарнику, тот переливал в новую яму. Дело осложнялось тем, что из трёх отверстий, майор, почему-то, выбрал среднее.
Когда жидкая фракция была вычерпана, Анатолий установил слева и справа дощатые перегородки, чем значительно уменьшил объём извлекаемой массы. Работа была не из приятных, но игра стоила свеч: что бы ни находилось в ведре, Анатолий видел там только лицо любимой девушки, думал только о ней. Это помогало переносить вызываемые работой адские муки.
Когда, после трёх часов непрерывной, без перекура, работы, зачерпнул звякнувший о ведро кусок стали, и убедился, что это пистолет, напарник его, будущий то ли математик, то ли статистик, громким голосом возвестил, что они извлекли триста двадцать пять вёдер!
Анатолий вылез из ямы. Пистолет лежал на траве. Обрадованный майор прыгал вокруг, не отваживаясь дотронуться до него. Взяв пистолет, Анатолий пошёл с напарником в баню. Майор последовал за ними. Слегка обмывшись, Анатолий принялся за пистолет. Хотя в договоре про чистку ничего не было сказано, понимал, что никто за эту работу не возьмётся...
Остатки дня с напарником провел в бане. Мылись раз десять, и карболкой, и хлоркой, и мылом, и шампунем, но запах был неистребим. Даже карболка после пятой помывки пахла не так дурно. Впрочем, такой же запах стоял во всей округе... Под конец, протёрлись водкой, остатки употребили внутрь, и, не закусывая, уснули.
Через три дня Анатолий, в новенькой солдатской форме, ехал на побывку к своей любимой: майор слово сдержал!
Прибыв поздно вечером, Анатолий, не заходя домой, направился к Людмиле. Бесшумно открыв дверь подаренным ключом, уже из прихожей, услышал громкие стоны своей возлюбленной, те самые стоны, которые сводили его с ума! Заглянул в комнату.
Здесь всё было точно так, как в тот раз, будто он отсюда не уходил, только вышел на минуту в туалет, и вернулся: платье на стуле, лифчик на кровати, трусы на полу, брюки и рубашка на столе, Людмила на диване, на том самом диване, в той самой позе, и только вместо него, на ней лежал другой парень.
В одно мгновение перед ним промелькнули события того вечера, закончившегося счастливой ночью, прощание на вокзале, долгая дорога, еженедельные письма, её ответы. Всё было так прекрасно! Но всё это тут же, покрылось смрадом развороченного сортира, и Анатолий, чтобы не потерять сознание, выскочил вон из ненавистной квартиры, не потрудившись закрыть дверь, вытянуть из замка так опрометчиво подаренный ключ. Ни минуты не колеблясь, направился на вокзал. Через сутки был в части. Но отпуск есть отпуск, и ему позволили догулять его «по месту дислокации».
Три дня, глядя в потолок, он лежал на кровати, и, несмотря на то, что это не полагалось по уставу, майор запретил нарушать его покой. А в воскресенье ребята, видя, что парень погибает на глазах, насильно утащили его в город на «явочную квартиру». Там ему досталась небольшого росточка, чёрненькая, подвижная вдовушка, как он определил, старше его лет на семь-восемь, а, хорошо поразмыслив, и сопоставив факты, сделал вывод, что Людмила была такого же возраста.
По крайней мере, женщина эта, так же, как Людмила, лихорадочно снимала одежду с себя, с него, беспорядочно разбрасывала её по комнате, так же обвивала его руками, так же впивалась страстными, горячими губами, так же заваливала его на спину, прыгала, крутилась, вертелась волчком... Она и стонала точно так, как Людмила, и так же, как Людмила, была ненасытна в любви.
«Может, женщины и правда, все одинаковы?» - думал Анатолий.
Но два момента, всё-таки, отличали его новую подругу от Людмилы: она взяла с Анатолия пять рублей, и не дала ключ от квартиры.
Анатолию было с ней также хорошо, как с Людмилой, а если быть до конца честным, то даже лучше: чтобы переспать с ней, ему не требовалось выгребать жижу из сортира... Достаточно было иметь пять рублей.