Когда-то в тихой загородной больнице психиатрического назначения работал заместителем главного врача один скромный человек. Был он из тех людей, о которых, когда хотят выразить к ним своё отношение, говорят: «Ничего плохого о нём не скажешь».
Ничем не примечательный и умеренный с любой стороны, какую ни возьми, он имел звучное имя – Владимир Ильич. И носил он это имя в те незапамятные застойные времена, когда в любой административной комнате можно было насчитать не менее дюжины изображений вождя мирового пролетариата. Была такая потребность в обществе. Впрочем, она, эта потребность, постоянна; меняются только идолы.
Когда наш герой появился на свет, его поначалу нарекли Борисом. Но потом его предок взял метрику на имя Владимира. Маловероятно, что Илья, отец мальчика Бори, был верным ленинцем. Скорее он это сделал из практических соображений, желая облегчить сыночку предстоящую жизнь в этом нелёгком мире. Вышло так, что близкие и друзья-приятели звали его Борисом, а для остальных он официально был тёзкой Ленина.
Между собой же то ли в шутку, то ли всерьёз коллеги называли его «тройным Ильичом». Впервые услышав это прозвище, я, грешным делом, подумал по ассоциации с тройным одеколоном, популярным среди алкоголиков напитком, не является ли Владимир Ильич поклонником Бахуса.
Позже я убедился, что он не только не употреблял ни капли спиртного, а, напротив, был очень внимателен к работе своего организма, придерживаясь какой-то особой системы питания. Он, например, избегал чая и кофе, считая их вредным допингом, и его питьевой рацион состоял из двух или трёх стаканов сырой воды, которую он отхлёбывал мелкими глотками в течении дня.
А прозвали его «тройным Ильичом» по другой причине. Занимая пост заместителя главного врача, он имел свой кабинет с широким полированным столом, над которым висел большой портрет Леонида Ильича Брежнева. А на столе стоял бюст Владимира Ильича Ленина. Точнее, это был не бюст, а только голова на каменном пьедестальчике. Вот и получился «тройной Ильич»: Ильич – над столом, Ильич – на столе и Ильич – за столом.
Однажды, зайдя в его кабинет, я был удивлён, не увидев на его столе бюста вождя пролетариата. На мой немой вопрос Владимир Ильич, виновато улыбаясь, вытащил из ящика стола Ленина, бережно сдул с него пыль и положил обратно. «Техника безопасности... всё-таки мы в психбольнице работаем, сам понимаешь...», – сказал он извиняющимся тоном.
Такое объяснение в те годы звучало по меньшей мере странно. Сталинские времена давно прошли, но пренебрежительное отношение к идеологическим святыням не приветствовалось, мягко говоря, даже в психбольнице. Могли быть большие неприятности по партийной линии, ведь заместитель главного врача был членом коммунистической партии. Иначе бы его не назначили на руководящую должность крупного медицинского учреждения на несколько сот коек.
Но Владимир Ильич зря тревожился. Никто его за оскорбление чувств людей, преданных идеям марксизма-ленинизма, осуждать не собирался. И дело было вовсе не в лояльной атмосфере лечебницы – как раз, наоборот, здесь чуть ли не в каждом отделении были свои идейные вожди, – а в конкретной истории, случившейся накануне в кабинете Владимира Ильича.
Некий посетитель, то ли наш пациент, то ли родственник пациента, – впрочем, это неважно, – будучи рассерженным больничными порядками, схватил голову вождя и попытался использовать его в качестве булыжника – орудия пролетариата. Головка была размером всего с детский кулачок, но её сварганили из тяжелого металла, и она могла бы стать очень весомым аргументом в возникшем конфликте. Если не фатальным. Благодаря оперативности Владимира Ильича, он вовремя нажал сигнальную кнопку тревоги, и заскочивших в кабинет санитаров, кровопролитие на этот раз удалось предотвратить.
Короче говоря, все понимали, что бренная, но всё-таки своя, голова дороже, чем сакральная глава гегемона. С тех пор ленинский бюстик мирно дремал в потёмках ящика стола, выходя на рабочую вахту только в исключительных случаях, когда высокопоставленное начальство из областного центра или откуда повыше наезжало в больницу с какой-нибудь важной миссией.
А потом наступили беспокойные времена, когда Ильичи стали исчезать один за другим. Первым покинул белый свет Леонид Ильич, и это было печально-торжественным событием с музыкой и венками. Потом стали убирать ленинские изображения, но как-то незаметно, без музыки и цветов. Наконец, уж совсем скромно и без лишнего шума исчез сам Борис-Владимир Ильич. Засунув подальше свой партийный билет, он укатил куда-то за границу. А вместе с ним испарилась из ящика стола и ленинская голова.
Так и осталась психбольница без Ильичей. Осиротела. Как она теперь справляется со своими трудностями и как поживают её пациенты без тройной ильичёвской заботы, остаётся только гадать. И кто занял места Ильичей в этой психбольнице, тоже интересно. Ведь кто-то должен быть.
Свято место пусто не бывает.