из цикла "Мариупольские истории"
посвящается Л.А.Хаджиновой - Стежко
и театру-клубу “ Диалог “ Мариупольского городского дворца культуры
Конебляцкий очень любил театр. И когда он вышагивал по пыльной сцене, постреливая глазами на хорошеньких девочек, и когда он командирским баритоном выговаривал текст, играя интонациями - он очень нравился себе. Нравились ему также и аплодисменты зрителей, которые, впрочем, он считал несколько жидковатыми. Правда, роли ему доставались не самые престижные. Конебляцкий не любил учить текст, предпочитая роли немногословные, а, следовательно, второстепенные. В тесном казённом костюме толстенький Конебляцкий походил на батон любительской колбасы, перетянутый шпагатом. На героя публики он не тянул, но на его долю ролей хватало. Театр доставлял ему лёгкое и приятное развлечение. Но однажды идиллия закончилась. А дело было так.
Конебляцкого пригласили на роль в американской пьесе - полстранички текста и всё время находиться на сцене - в самом центре внимания! -, потом выходить на поклон с важным видом. Не роль, а мечта! Конебляцкий наскоро вызубрил текст и прибыл на репетицию. Актёры настойчиво работали над ролями, режиссёр деловито покрикивала из зала - словом, всё шло нормально. Потом, приблизившись к финалу, подошли к кульминационной сцене. И тут оказалось, что, по замыслу американского автора, героя, которого играл Конебляцкий, бьют по морде. Конебляцкий, который с детства не любил подобные процедуры, насторожился. Но режиссёр сказала, что сегодня его бить не будут. По мнению режиссёра, это настолько просто, что достаточно будет пройти это место один раз на генеральной репетиции. Легкомысленный Конебляцкий необдуманно согласился. Работа над спектаклем шла полным ходом. Мало - помалу Конебляцкий успокоился и забыл обо всём. Через полгода подвели спектакль к сдаче. За день до премьеры на генеральной репетиции режиссёр спохватилась - сцену с пощёчиной ни разу не репетировали. Пришлось приступить. Но у партнёрши Конебляцкого рука никак не поднималась ударить по лицу живого человека, тем более Конебляцкого, которого все искренне любили. Следует заметить, что в профессиональном театре актёры специально обучаются сценическому мордобою и поэтому дерутся вполне натурально и безо всякого вреда для себя. Но театр, в котором играл Конебляцкий, не был профессиональным. Поэтому первый прогон не получился. Зато второй превзошёл все ожидания! Очки слетели с носа и разбились вдрызг. Щека пылала ясным огнём. Всё было великолепно. Конебляцкий перенёс удар, как гладиатор. Правда, без очков он видел много хуже, точнее, совсем не видел, но зато дальше было легче: при последующих прогонах уже ничего более с носа не спадало.
Повторив сцену несколько раз, режиссёр осталась вполне довольна и репетиция спектакля покатила себе дальше. Однако через несколько действий ошибся звукорежиссёр. Потом - осветитель. Потом что-то случилось ещё. И каждый раз режиссёр останавливала репетицию, вносила поправки и продолжала репетицию с пощёчины. Пощёчина получалась отличная, но всегда со второго раза - партнёршу Конебляцкого приходилось раззадоривать на удар.
Конебляцкий понял, что, при всей своей любви к искусству, себя он всё-таки любит больше. А режиссёр из зала кричала в очередной раз:
- Ну кто там раньше времени вышел на сцену? Стоп! Повторяем! Начали с пощёчины!
В этот раз репетиция длилась необычно долго. Когда же, наконец, Конебляцкий пришёл домой, ему пришлось всю ночь ставить примочки на опухшую щеку.
На премьере Конебляцкий был невнимателен. Он путал текст и мизансцены, смотрел мимо партнёров - словом, переживал. Наконец подошли к волнительному моменту. Науськанная с вечера партнёрша вышла на ударную позицию. Конебляцкий, замирая, отбарабанил ключевую фразу и, увидев отличный плечевой замах, закрыл глаза. Зрители с ужасом втянули головы в плечи.
“С первого раза!“- успел подумать Конебляцкий и тут же получил оглушительную затрещину. В глазах потемнело, а в ушах зазвенело. Но постепенно зрение прояснилось, сквозь шум в ушах проявились аплодисменты, и Конебляцкий понял, что сценка действительно удалась. Особенно радовало его то, что более сегодня ни при каких обстоятельствах не прозвучит властный голос: “Стоп! Начнём с пощёчины!“. Настроение тут же поднялось, и, сопровождаемый взглядами партнёров, Конебляцкий, как требовала мизансцена, вернулся на место.Теперь предстояло только дождаться скорого окончания спектакля и выйти на поклон. Между тем партнёры смотрели несколько странно, и Коннебляцкий сразу понял причину, вызвавшую эту странность: по его шикарному выходному костюму текли густые кровавые потёки - неловкая партнёрша расшибла ему нос. Объёмистые капли падали на пол и образовали небольшой ручеёк. Конебляцкий вытащил носовой платок и запихал его в ноздри. Человеколюбивая партнёрша, готовая провалиться сквозь землю, сидела рядом, прямая, как жердь, стараясь не смотреть на дело своих рук. Актёры, скользившие по лужицам, заканчивали спектакль. Финальная сцена, сопровождавшаяся смертью главного героя, в оформлении столь натуральных атрибутов прошла “на бис”. “Зарезанный”, по уши перепачканный кровью Конебляцкого, благополучно “скончался” под аплодисменты восхищённых зрителей, никогда ранее не видавших таких ужасов.
На поклон Конебляцкий вышел без партнёрши - по окончании спектакля мужество покинуло её, и она, как и многие женщины, боясь крови, сама не своя убежала домой, не дожидаясь цветов и аплодисментов, которые в этот раз показались Коннебляцкому вполне достойными его таланта.
Мак-Кака, гардеробовщик