Утро в сосновом лесу.
Среди русского хвойного леса, стройного и молчаливого как готический собор стоял на четвереньках и выворачивался на изнанку тощий прыщавый узкоглазый ариец, в звании унтер-фельдфебель, лет восемнадцати на вид.
С десяток его товарищей, таких же заморенных, судя по измазанной форме, тоже только что тоже освободились от казенной перловки. И их зеленые рожи говорили, что они могут в любую минуту повторить. Их автоматы валялись вокруг, в так сказать, живописных позах.
Над окруженной автозаками поляной стоял кислый дух блевотены, пороха, крови и свежевырытой земли.
Унтер-фельдфебеля рвало прямо в ров.
Обер-цехмейстер фюрер Феоктистов наблюдал эту картину с негодующим удивлением.
- А хули ты хотел? – оправдывался обер – майор Кучеренко. – Кого в армию берем? Какая на хер зондеркоманда. У них же дефицит массы тела. Дистрофаны, задроты, душары тусклые. Того и гляди, что каской шею вывихнут. Автомат поднять еще могут, но затвор ногой дергают. Про, стрелять, я вообще молчу. Но молчу матом. И это, ****ь, еще элита. Потому что хотя - бы не сильно нарки и не совсем пидоры. Рейх, мать его в рот. Великая, *****, нация. Довели, пидарасы, страну.
- Ты чего развыступался? Режимом недоволен? Щас поставим вместе со Штирлицем. Примешь у своих «Зеленых дьяволов» экзамен по стрельбе лично. -обер-цехмейстер фюрер как мог успокоил обер – майора.
- Вот так значит? А чего это ты, тля обозная, вдруг расстрелом командовать решил?
- Ты что, майор, совсем мозги просрал? Какой на *** расстрел? Ты чего? Мы же демократы. Это суд у нас такой. Выездная сессия в лесу. Я просто старшина присяжных заседателей. Кстати, пойду присяжным еще патронов раздам.А то уже третий приговор зачитали. Поди кончились патроны.
Идти по сырым хвойным иголкам босиком очень приятно. Удивительно, чего это я раньше не пробовал в декабре по тайге ходить. Как много не успел.
- Бог в помощь! – приветствую бывших коллег и закадычных собеседников боевой юности.
- Здорово, Штирлиц. - Кучеренко тискает своей клешней мою руку. Феоктистов просто кивнул в знак приветствия. – Что, как жизнь? Как дела?
- Да как тебе сказать…. – уклончиво отвечаю. – знаешь, что – то в последнее время не так, чтобы очень.
- Ну, понятно. Кризис же в стране. Я тоже, в последнее время перерабатываю, а ни премий, ни сверхурочных. Буржуи. – жалуется мне майор.
- Понятное дело, фашисты, что с них взять. – сочувствую я.
-Оккупанты, ****ь. – Вздыхает обер - майор и протягивает мне пачку сигарет. Мы прикуриваем. Я затягиваюсь. Между нами провисает молчание. Чтобы сменить тему говорю
- Вредно курить. Бросить все собираюсь.
- Это ты молодец. Здоровье надо беречь. Тем более по такой погоде.
- Да, что-то зима в этом году особенно промозглая. И снега все нет и нет. Кажется, простывать начинаю.
- Это грипп. Ты, наверно, прививку не сделал.
Нашу идиллию прерывает майор ФСБ Гришин. Он неодобрительно смотрит на эсэсовскую форму но кивает Кучеренко как знакомому, но не близкому коллеги. Корпоративная, мать её, этика.
- Тихонов, сколько можно тебя искать. Ты же расписаться забыл. Вот здесь и здесь. – Он подсовывает мне какие-то бланки.- Да, в изоляторе спрашивают, кому ты сдал полотенце. Они его никак найти не могут.
- И чё?! Меня теперь расстреляют за полотенце?
Гришин тяжело вздыхает, стараясь не встретить мой взгляд, протягивает мне пачку сигарет.
- Да с чего ты взял?! У нас же мораторий на вышку пока. До следующего года. Никого мы не расстреливаем. Судить тебя будем. Сразу после медосмотра.
- Да пошел ты со своим медосмотром.
- Слушай, Тихонов, не борзей. Порядок есть порядок. Мы же насквозь правовое и демократическое вообще, а ты быкуешь. Что тебе трудно? Померяют температуру, давление и свободен. Между прочим, это твое здоровье.
- Для оглашения приговора прошу всех встать. – Феоктистов торжественен и строг.
Нас ставят на краю рва. Стоим вразнобой, стараясь не наступить в блевотину.
Рядом со мной ставят старика. Того самого из дома, где аптека. С Рыбна улица. Фишстрит.
- Не прячьте глаза, молодой человек. Не стоит их этим радовать. Я знаю, что вы им не сказали кто сделал вам бомбы. Хорошая была идея. Знаете, я теперь сожалею, что пришла она в голову не мне. Я здесь не поэтому. Вы будете смеяться, но я – японский шпион. Нет, я все понимаю. кто-то должен быть. Я ничего не хочу сказать против, но японский. Вы подумайте. И это они мне? И мне надо столько счастья?
- Чем вам Япония не угодила. – спрашивает мой сосед слева. Под струпьями и синяками лица не видно. - Великая культура. Хайку, танки, все дела. Что про неё скажешь плохого. Повезло вам.
- Ой, вей. Только не говорите мне, что вы завидуете. Может, местами поменяемся. Или я чего-то не знаю? Или что? Скажите, вдруг и мне станет завидно. Или пусть всем станет завидно. Я начну продовать билеты на свое место. Чего вам так интересно в Японии. Родственники у вас там?
- Нету у меня родственников там. А все же завидно. Вот вы японский шпион. Не стыдно людям сказать. Интеллигентная профессия. А я тоже шпион, но грузинский. У меня при обыске нашли диск с фильмами Иоселиани. Я хотел им сказать, что он не грузин. Зря наверно не сказал. – он еще раз вздохнул и обратился ко мне. – А вы?
Я гордо посмотрел на своих соседей.
- Я Солдат Свободы. Террорист. Полковник Рабочее-Крестьянской Красной Армии. Я взорвал мост. Меня расстреляют справедливо и за дело.
Нас грубо прервали. Кучеренко проорал.
- Присяжные, становись.
Неровная цепочка дистрофиков из "зондер-команды" выстроилась напротив нас.
Слово взял Феоктистов.
По врагам капиталистического народа, агентам иностранных разведок, террористам и диверсантам, приговор зачитать.
Лязгнули затворы. Медленно поднялись стволы. Особенно сильно пахнуло полупереваренной перловкой.
- Знаете, молодой человек. А вот с вами я бы с удовольствием поменялся местами. Есть разница. Тут, на самом краю её особенно чувствуешь. – сказал задумчиво старик. И добавил.
- Да здравствует император! Япона мать!!!