Основания сопротивления Эссе о смысле и смерти

Сергей Решетнев
                Сергей Решетнёв

                ОСНОВАНИЯ СОПРОТИВЛЕНИЯ
                Эссе

         Пока не выражено отношение к смерти, ни по одному вопросу я не могу высказать мнения, которое считал бы истинным. Я не склонен верить в существование бессмертной души. Доказательства в пользу атеизма больше удовлетворяют требованиям моего разума, чем доказательства в пользу существования жизни после смерти. Однако сейчас я никого не собираюсь убеждать, а просто изложу свой взгляд на проблему, которая, как мне ка-жется, касается каждого.
         Поскольку жизнь неумолимо должна прекратиться, мысль прерваться, а мои желания никогда не смогут быть удовлетворены, должны быть какие-то основания для действия в существующем мире, при существующем порядке вещей. Я не должен ни прятаться от мыслей о смерти, ни позволять страху полностью парализовать мою деятельность.
         Я испытываю страх и возмущение перед смертью. Но некоторые философы считали, что именно в таких феноменах как «скука» (Камю), «экзистенциальная тревога», «тошно-та» (Сартр), «страх» (Ясперс, Хайдеггер) содержится побуждение к подлинному сущест-вованию. Страх не малодушие, а потрясающее человека прозрение. Его онтологический смысл: человеку вдруг открывается, что он в зияющей бездне, которой он раньше не ве-дал, спокойно прозябая в сутолоке повседневных дел. Теперь покоя нет, и остался только риск решения, которое не гарантирует успеха. Это и есть подлинное существование. Так считал Кьеркегор. Это подлинное существование вынести куда труднее, чем бездумное существование в рамках заведённого порядка вещей. Ещё у него была идея, что у Смерти есть какой-то глубинный смысл, но понять его можно не с помощью рассудка, а только в состоянии «страха и трепета», открывающем всю глубину веры в Бога.
         В «религии Человека» (Конт, Фейербах) акцент ставился всегда на родовом бессмер-тии человека (как и в марксизме) и вечном разумном прогрессе, в идее «вечного возвра-щения» (А. Шопенгауэр, Н. Гартман, Ницше) утверждается бессмысленность и повторяе-мость жизни и Смерти как пути этого повторения.
          По Хайдеггеру смерть – это основа смыслотворчества человека.
          В отличие от Хайдеггера Сартр и Камю видят в смерти не позитивный, утверждаю-щий момент человеческого бытия, а разрушающий смысл и индивидуальность. У Камю смерть выступает не как исходный пункт смыслопорождающей активности человека, а как негация всякого смысла. Согласно Сартру смерть обезличивает человека, лишает су-ществование человека всякой собственности и подлинности. Однако, отношение к смерти, по Сартру, должно быть не «страхом и ужасом», а противостоянием и сопротивлением. Некоторые философы говорили о рациональности смерти, другие, как, например, Адорно, противопоставляли рациональности смерти (Хайдеггер) – рациональность освобождения.
         Жан Бодрийар утверждал, что система стремящаяся к совершенству, изначально бо-ится смерти, что история человечества есть история вытеснения смерти. Смерть вытесня-ется из общественного и индивидуального сознания с помощью симуляции. Нам предла-гают поверить в обратимость всего, кладут конец линейности, времени, языку, экономике, власти. Современный мир строится из моделей и симулякров, не обладающих никакими референтами, не основанных ни в какой реальности, кроме их собственной. Симуляция стирает всякое различие реального и воображаемого, выдавая отсутствие за присутствие. Классики будто бы живы, Бог будто бы есть, прошлое – это фильмы и книги, оно здесь, с нами, будущее тоже – оно присутствует в планах и моделях. Симуляция бессмысленна. Но в ней есть «соблазн», «обман», «очарование».
         Люди знают о смерти, но стремятся забыть о ней, хотя факт будущего исчезновения лишает смысла все начинания, чувства и мысли. Но мало кто хочет об этом думать. Люди  уходят от своего страха, откладывают встречу с ним, насколько возможно.
          Многие утверждают, что ничего нельзя изменить. Что лучше: избегать страха или идти навстречу ему? Теоретически человек знает, что умрёт, но живёт так, как будто он бессмертен.
         Заменители бессмертия, суррогаты вечности его индивидуальности выгодны госу-дарству. О смерти полагается забыть, это необходимо ради стабильности в повседневной жизни, сохранения морали, для того, чтобы было легче управлять поведением людей. Ко-нечно, это происходит большей частью бессознательно. Такой стиль жизни и мышления просто закладывается с детства, как алгоритм в машину. Помогают забыть о смерти: и ре-лигия, и перенесение законов виртуальной реальности в реальную жизнь, и цикличность природного, хозяйственного и государственного календарей, и культура – памятники, ли-тература, музеи, юбилеи, фотографии, кино и телевиденье.
         И, конечно, инстинкты отвлекают нас от мыслей о смерти. Человек не может посто-янно испытывать ужас. Ему нужно заботиться о продолжении рода, в потомках он тоже находит замену своему бессмертию. Голод и инстинкт самосохранения толкают его на поиск пищи. К тому же мысль о смерти  приносит чаще всего страдания, к ней обращают-ся только в минуты отчаянья вызванного общей жизненной ситуацией, в минуты счастья смерть словно не задевает нас. Большое значение имеет и проповедь ничтожности челове-ческой жизни, зачем, мол, длить то, что несёт одни страдания.
         Моё мнение: изменить существующий порядок вещей можно и нужно. Более того, он неизбежно будет изменён. Вопрос только в том – рано или поздно для нас. Для нашего поколения, видимо, поздно. Кто знает. Сколько ещё эпох невежества и страха впереди.
         Искусство во все времена стремилось справиться со страхом смерти, понять её зна-чение для человека. Настоящие художники не боялись этой темы.

         Потешный род людской! На всех широтах мира
         Кривляйся и пляши, но знай, в любом краю
         Примешивает смерть, надушенная миррой,
         К безумью твоему – иронию свою.
                Шарль Бодлер. Пляски смерти.

         … Я падаю в смерть, в огненную смерть!
         Я только факел, брошенный в колодец.
         Пылающий, кружащийся, летящий.
         Летящий вниз, навстречу отраженью,
         растущему во мраке как заря…
                В. Набоков. Трагедия господина Морна.

         Голос колоколов в обители Гион
         Звучит непрочностью всех человеческих деяний
         Краса цветов на дереве Сяра
         Являет лишь закон: «Живущее погибнет».
         Гордые – недолговечны:
         Они подобны сновиденью весенней ночью.
         Могучие в конце концов уйдут:
         Они подобны лишь пылинке перед ликом ветра.
                «Хэйке-Моноготари»

         Человек во все времена пытался отгадать – что же такое смерть. Он пытался её при-ручить, создавая надгробные скульптуры необыкновенной красоты, либо, наоборот, пока-зывая тленность тела, как в надгробии К. Медичи.
         Художники выдавали целые серии работ, посвящённые смерти. Смерть изображали, чтобы напугать грешников, чтобы примириться с ней, чтобы познать, чтобы развеять гип-нотический страх, связанный с нею, чтобы привлечь к ней внимание.
          В любом случае это показывает, что человека всегда волновала эта тема, и человек никогда не мог окончательно примириться со смертью. Вот только некоторые любимые мною художники, изображавшие смерть в разных обличьях: Гольбейн (Пляски смерти); Соер В. 1921; Дроснер В. 1922; Брук П. 1909; Вейс Т. 1895 (у него Смерть - проводник-альпинист и Смерть – железнодорожный состав); Барт Ф.; Супливан Э. (Смерть обвитая розами) – 19 век; Бломаерт А. – 17 век (изображает ноги скелета у прекрасной дамы, кото-рой кавалер задирает юбку);  Кубина А. (Смерть грубо волочит за волосы женщину к мо-гиле); Нанс Балдунг Грин – 16 век (создаёт серию - Смерти и женщины, Смерти–женщины, поцелуи Смерти, соблазнение Смертью живых); Бойсаррд; Дюрер А. - 16 век; Дельво П. – 1944 (трансформации Смерти); Херинг А. – 1900 (Смерть под покрывалом); Смерть–стул - скульптура, сделана была в России в 1838, продана за 154 тысячи долларов в Сотби; Ф. Вон Гугель – 1977 (у скелета вместо черепа – портрет Цезаря); Брейгель П. («Триумф Смерти»); у Милле –19 век – есть картина – «Вечерняя молитва» – Дали пере-делал, и муж крестьянки стал смертью; Магритт переделал Мане («Вечер или на балко-не»), и люди стали гробами.

         Можно изменить даже физиологию и генетику человека. Если бы Природа боялась навредить, то Человек никогда бы не появился, не появился бы и разум. Человек – итог изменений, и, в то же время, отправная точка для дальнейшей, уже подвластной разуму, эволюции.
         Идея бессмертия человека в целом, прорываясь через идею бессмертия души – как идею изначально заложенную в организации современного общества, появляется в самые ранние времена. Образуется некоторое раздвоение архаического сознания. Человек ещё верит в богов, в жизнь после смерти, но уже хочет длить земное существование бесконеч-но. До сих пор у многих якобы истинно верующих людей мне непонятен этот страх перед смертью. Если уж вы верите, что после смерти вас ждёт рай, чего цепляться за бренное, полное страданий и несправедливостей существование? Нет же, умирают с крайней не-охотой. Священно служители прибегают к помощи современной медицины. Запрещена эвтаназия. Но это тема отдельного эссе.
         У древних хотя бы понятно стремление избежать смерти – подземное царства у них не выглядят привлекательными, луга, где носятся бесплотные тени над асфоделями, и ищут напиться тёплой крови, безрадостны. К тому же отведавшие воды из Леты всё забы-вают. Тут возникает очень интересный момент. Можем ли мы в таком случае говорить, что сохраняется личность умершего? Видимо, нет. Потеря личности, памяти собственно и есть смерть. Большинство исследователей исходят из того, что родовым признаком чело-века является сознание, следовательно, смерть – это смерть сознания. А значит, и реин-карнация, если бы она была реальностью, была бы смертью, потому что ничего бы не ос-талось от старой личности, главное же – не осталось памяти, которая есть основа индиви-дуальности. Ценна не просто жизнь, даже не жизнь тела, а жизнь именно личности, кото-рая с потерей памяти становиться другой личностью. Поэтому, кстати и клонированные люди будут отличаться друг от друга – у каждого свой индивидуальный круг воспомина-ний.
         Древние культуры чувствовали, что жизнь отдельного человека бессмысленна. Смысл был только в существовании рода, всего племени. Поэтому главное было – сохра-нить и продолжить род. Если бы все вдруг стали в тот момент атеистами, то наступил бы хаос и род бы погиб. Возможно, это и происходило, те кто ушёл ничего не расскажут об этом..
         Культура в то время была (да и остаётся) собирательной личностью. Или культура – это память коллективной личности. История же – это борьба за всё большую независи-мость от природы, организация естественных процессов для удовлетворения своих нужд. Культура – способ такой организации.
         Миф ставил перед человеком цели. Главная - самосовершенствование. Миф – замы-сел судьбы.
         Не греховность ведёт человека к смерти, как проповедует библейский миф, а смерт-ность человека ведёт к греховности, преступлению, алчности временщика, стремлению успеть насладиться, чем можно, а после – хоть трава не расти, хоть потоп.
         Религия возникает от осознания человеком своего несовершенства. Это средство от страха, парализующего волю к действию. Человек в древнее время без религии впал бы в ужас или безумие. Собственно, религия и была его добровольным, «мягким» безумием. То есть противоречием в сознании, в мотивах действий, противоречиях между тем, что он наблюдает и тем, что может вообразить.
         Однако, в ведах, например,  индийские боги изначально не были бессмертны, он позднее достигли его (праджопати). В Богах воплощаются скрытые желания человека. Че-ловек всегда хотел быть кем-то вроде Бога. Бог – это проект будущего человека.
         Мир = человек + бессмертие. Боги были бессмертными людьми, а люди – смертными богами. Представления были столь запутаны и противоречивы, что само имя считалось хранителем индивидуальных качеств. Хотя в том, что именно речь ведёт к индивидуаль-ности можно не сомневаться. Речь – инструмент анализа и выделения себя из всего мира. Поэзия (впрочем, как и архитектура позднее) были первым видом виртуальной реально-сти. Жизнью в словах. Поэзия – первая попытка сохранить если не личность, то всё луч-шее, ценное от неё.
         Всегда находились люди, которых тема бренности существования волновала. Я ду-маю, некоторые из них и придумали религии. А единицы, оставшиеся материалистами, в то время были обречены на отчаянье и страх. Так повелось с тех давних пор, как только человек стал подозревать, что жестоко наказан неизвестностью неизвестно за что.
         Герой древнейшего мифа Гильгамеш отправляется на поиски травы бессмертия, что-бы оживить друга Энкиду. Проделав трудный и опасный путь, он находит волшебную траву, но, усталый засыпает, а змея крадёт бесценное средство. Гильгамеш («всё видав-ший») говорит: «Ярая смерть не щадит человека: Разве навеки мы строим дома? Разве на-веки ставим печати? Разве навеки делятся братья?… Пленный и мёртвый друг с другом схожи – Не смерти ли образ они являют?»;
         Миф о Гильгамеше - первая попытка сопротивления своей участи смертного. Но, ви-димо, боги не хотели, чтобы человек был бессмертным.
         Надо признать, что как только в древнем мире материализм входил в моду, то есть, получал широкое распространение, происходили разные неприятные последствия для го-сударств и цивилизаций. Осознание собственной и окончательной смертности приводило к тому, что люди теряли всякую моральную основу своих действий и не стремились под-держивать коллективное бессмертие – то есть государственные и культурные институты. Римскому гедонизму и эпикурейству последних веков Империи пришло на смену христи-анство, что и способствовало, в конце концов, возрождению культуры и сильных госу-дарств. Но сама религия на определённом этапе становилась помехой для сохранения рода и развития культуры.
         В наше время такой упадок невозможен. Поскольку существует два мощных факто-ра. Во-первых, сохраняет во многом свои позиции религиозное сознание, наблюдается даже некий его ренессанс. Во-вторых, существует какая-никакая наука, которая даёт на-дежду и это сдерживает эгоистическую мотивацию.
      
         Проблема смерти скрыта в проблеме смысла жизни. Смысл жизни, по-моему, открыт каждому, но не каждый хочет его увидеть. Смысл жизни в бесконечном совершенствова-нии самой жизни, её форм, и разума, как высшего проявления Жизни. Или, иными слова-ми, в вечном творчестве. Это творчество не может происходить без постоянного расшире-ния горизонта наших знаний и освоения вселенной. Освоение информационного, эстети-ческого пространства и пространства физического – и есть одна из сторон многогранного в своём проявлении, но единого в своём устремлении, смысла жизни.
         Понятно, что подобные заявления мне не простятся, потому что провозглашение окончательного взгляда на вещи всегда опасно. Но предлагаемый мною взгляд на смысл жизни, во-первых, по своему определению окончательным быть не может – это динамич-ный, разворачивающийся во времени смысл; а во-вторых, он включает в себя всё множе-ство смыслов жизни в обычном понимании.
         Поскольку человеческая жизнь имеет свой «естественный» предел, то и творчество и познание имеют для отдельного человека пределы, а, значит, жизнь отдельного человека лишена смысла, пока он смертен.
         Человечество же может быть бессмертным, поэтому оно и обладает смыслом жизни. Однако со смертью одного человека смысл существования человечества уменьшается, по-тому что смысл имеет свою меру. И эта мера – возможность.
         Каждый человек – одна великая возможность возможностей.
         Возможность – это мельчайшая крупица судьбы, один из всех вариантов событий. Возможности – это весь континуум вариантов. Воплощение всех возможностей в действи-тельности и есть максимальный смысл Жизни.
         Возможности бесконечны, а значит, на их воплощение требуется вечность. Поэтому нельзя с абсолютной уверенностью установить - имеет ли что-то максимальный смысл существования, поскольку нельзя предвидеть будет ли это «что-то» существовать вечно. Но видеть потенциальный смысл существования возможно. Пока что-то существует, чув-ствует и осознаёт, что оно живёт, – оно имеет и смысл существования, но не потому, что смысл просто в том, чтобы существовать, а потому, что имеется будущее, в котором оно может быть вечным.
         Писатель, художник может создать иные возможности, он воплощает воображаемое, расширяет мыслимое, чем увеличивает смысл существования.
         Кроме творчества смысл жизни увеличивает и игра. Вот, что пишет экзистенциалист Е. Финк: «Владея способностью играть, человек может созерцать себя, обретать образ собственной жизни во всей его высоте и глубине, задолго до того, как он начинает раз-мышлять и понятийно постигать истину своего существования».
         Но у художников тот же недостаток, что и у других людей. Например, некий худож-ник создал много прекрасных картин. Он осваивал эстетическое пространство. Он расши-рил границы сознания и живописи, открыл новые горизонты творческого поиска, новые направления, обогатил смысл существования человечества. Но был ли смысл жизни этого гения для него самого? Осуществлённые им возможности творчества и жизненного пути влились в багаж человечества, но смысл его жизни исчез вместе с его жизнью, его созна-нием. Нет жизни – нет смысла. Есть будущее – есть и смысл.
         Человечество имеет больше ценности, чем отдельная личность, потому что имеет перспективы. В реальной жизни это проявляется в том, что до сих пор люди отдают свою жизнь за свою родину, цивилизацию, род, своим поступком давая понять, что ценность народа, цивилизации, рода выше ценности их жизней. Отдельный же человек обречён.
         Однако не существует человечества, как личности, ценность его существования и смысл, определяются, парадоксально, из суммы существования отдельных личностей. Ценность человечества пребывает в текучем, подвижном, «живом» состоянии – приходят всё новые личности, но уходят в небытиё и старые, а с ними и возможности.
         Если рассматривать человечество как личность, то, возможно, когда-то это и может осуществиться - из отдельных личностей возникнет единое бессмертное существо, соз-данное путём техногенной эволюции, пока ещё для нас трудным, неизвестным, но, в принципе, не невозможным способом. А пока эта «личность-человечество» пребывает как бы во сне, история всего лишь его сон. Судьба отдельного человека – одно из сновидений. Большинство из сновидений забываются.
         Рождаясь, человек открывает для себя мир колоссального количества вариантов судьбы и свершений. Ребёнок может стать в будущем кем угодно. Однако, реализация че-ловеком всех своих задатков и способностей, осуществление небывалых до него возмож-ностей резко ограничивается свойствами среды и вида.
          Гены могут дать человеку красоту, великолепный разум, отменное здоровье, опти-мизм, но могут и не дать. Многое зависит от социальных факторов, от того, в какой семье и стране появляется на свет новый человек. Но, даже если всё складывается превосходно, человеку не дано бессмертие. Семья может обеспечить идеальное воспитание, государст-во дать образование и работу, но никто не подарит вечность. Кроме, конечно, религии с её постулатом о бессмертии души, но в данном эссе я не рассматриваю эту версию мира.

         Василий Феофилович Купревич (1897 – 1969), крупный учёный биолог, 17 лет воз-главлявший Белорусскую академию наук, утверждал, что смерть не изначальна в природе, она явилась приспособительным средством, выработанным в процессе эволюции. Но в человеке этот эффективнейший механизм усовершенствования рода – через смену поко-лений – не просто исчерпывает себя, через него уже не достигается невольного прогресса, ибо вступает активная, преобразующая мир и себя сила – разум, по своей сути требующий бесконечного личного совершенствования.
         В основе жизненных форм лежит протопласт – кусочек вещества, сложного. Посто-янно обновляющегося, способного к неограниченным изменениям своих свойств в про-цессе обмена материей и энергией с внешней средой. Способность протопласта к усвое-нию строго определённых элементов окружающей среды практически безгранична… Жи-вое вещество исключительно стойко и долговечно… Известны особи древовидных расте-ний, возраст которых достигает 10 – 12 тысяч лет… Исчезали реки, возникали и гибли ци-вилизации, менялись очертания континентов, между тем деревья продолжали жить.
         Смерть – явление историческое, она существовала не всегда, а появилась на опреде-лённом этапе развития жизни… Смена поколений сделала возможным появление как раз таких организмов, которые лучше были приспособлены к окружающей среде… Творцом более совершенной жизни явилась смерть.
         Организм человека сложился в далёком прошлом, по-видимому, на долгие времена. Смерть стала историческим анахронизмом. Как факт, способствующий улучшению при-роды человека, она уже не нужна. С точки зрения общества она вредна. Исходя из задач, стоящих перед человечеством, просто нелепа.;
         Тело человека создано в процессе эволюции смертным, а мозг создан для бесконеч-ного развития. Положение личности абсурдно, болезненно противоречиво. Лишь феноме-ны культуры и личная смелость помогали людям до сих пор оградить себя от отчаянья. Жизнь всего лишь мост между двумя безднами. Вера в бессмертие души – изобретение сна. Он даёт нам безболезненно существовать и принимать существующее положение. Вера в бессмертие души – это реакция на страх смерти.
         Все люди больны. Всех ждёт увядание и смерть. Но некоторые ищут лекарство, ис-целяющее недуг, а другие, и их большинство, хватаются за обезболивающее, за средство, снимающее лишь симптомы.
         Всё дело в том, что почти любая система ценностей, взглядов, кроме религиозных, не может выдержать схватку с выводами, вытекающими из того, что люди смертны. Большинство людей практикуют в повседневной жизни атеизм, а в мыслях о смерти – ве-ру в бессмертие души. Учителя учат детей так, что те привыкают жить, как будто не ум-рут никогда, да и вообще, как будто никто не умирает. О ложной вечности книг, фильмов и памяти мы уже говорили. Общество твердит о вечной славе героям, но никто не хочет до конца понимать, что самих героев не существует, что рано или поздно и о них память сотрётся, останется, в лучшем случае, имя в летописях. Всё это относится и к художни-кам, и к музыкантам, вообще ко всем людям. Человек привыкает жить в раздвоенном ми-ре: с одной стороны он смертен, с другой – как бы и не совсем.

         Даже религии до конца не могли избавиться от проблемы смерти. Думаю, что не многие из называющих себя верующими сказали бы, что они абсолютно не боятся смерти. И в Ветхом Завете встречается эта двойственность религиозного сознания: «Суета сует, - восклицает Екклесиаст, - суета сует – всё – суета! (1, 2)… Не насытится око зрением, не наполниться ухо слушаньем (1, 8). У мудрого глаза в голове его, а глупый ходит во тьме. Но узнал я, что одна участь постигнет их всех (2, 14)», « И нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё – суета. Всё идёт в одно место: всё произошло из праха и всё возвратится в прах» (Екк., 3, 19, 20).
         История – несуществующий мир. Прошлое – такая же мысль, как и Бог. Александр Македонский, Юлий Цезарь, Карл Великий – пустые имена. Наполеон, Робеспьер, Воль-тер, Ньютон, Кант, Декарт, Паскаль, Маркс, Достоевский – кто это? Лишь персонажи ве-ликого романа, который и известен-то нам фрагментарно. А кто те, от кого ничего не ос-талось? В чём был смысл их жизни? Как говорил средневековый японский поэт Ки-Но-Цураюки:
         Да, сном и только сном должны его назвать!
         И в этом мне пришлось сегодня убедиться:
         Мир только сон…
         А я-то думал явь,
         Я думал – это жизнь, а это только сниться…

         Но даже человеческий язык обманывает человека. Если жизнь – сон, то, значит, должно быть «пробуждение»? Или, например, человек вполне может сказать: «Я умер», как и «Моя душа вечна», но в действительности это невозможно и не верно, хотя и прави-ла языка не запрещают так говорить. Язык ободряет нас вопреки логике.
         Редкий человек может постоянно думать о смерти, если он конечно не умирает. За-чем изводить себя понапрасну? Жизнь полна событий, которые отвлекают. Мудрость в положении обречённых бесплодна и горька. И даже у философов мы можем увидеть раз-двоение сознания, отсутствие логики в этом вопросе. Сократ, согласно Платону, считал, что те, кто подлинно преданы философии, заняты, по сути вещей, только одним – умира-нием и смертью.
         Платон создал целую теорию бессмертия души и вложил её в уста Сократа, который будто бы утверждал, что жизнь и смерть являются противоположностями, следовательно, одна должна порождать другую, что знания – это воспоминания. А значит, душа сущест-вовала и до рождения. Бертран Рассел справедливо упрекал Сократа в том, что тот прибе-гает к софизмам, и писал, что мужество философа перед лицом смерти было бы более за-мечательным, если бы он не верил в то, что ему предстоит наслаждаться вечным блажен-ством среди богов.
         От Эпикура до Витгенштейна мыслители утешали себя и людей тем, что «Смерть не имеет к нам никакого отношения: ибо то, что разложилось, не существует, а то, что не чувствует не имеет никакого отношения к нам».; Или иначе: «Смерть не событие жизни. Человек не испытывает смерти. Если под вечностью понимать не бесконечную длитель-ность времени, но безвременность, то вечно жив тот, кто живёт в настоящем. Стало быть, наша жизнь не имеет конца, так же как наше поле зрения не имеет границ».;;
         Не сразу обращаешь внимание на «если». И здесь обман. Человек испытывает смерть, потому что в жизни ему приходиться думать о ней, он испытывает её как страх, избавление, смирение, надежду. Смерть имеет к нам непосредственное отношение, хотя бы уже потому, что затрагивает вопрос о смысле нашего существования. Финк Е. пишет:
«Человеческая смерть ускользает от понятия совсем на иной манер: она непостижима для нас, как конец сущего, которое было уверено в своём бытии; уход умирающего, его отход из здешнего, из пространства и времени немыслимы».
         Утверждать, что смерть не имеет к нам никакого отношения, всё равно, что утвер-ждать, будто бы к нам не имеют никакого отношения ни голод, ни жажда, ни болезни, но именно через них чаще всего мы «ощущаем», «ощупываем», «обдумываем» своё будущее небытиё.
        И потом, можно победить страх, но останется вопрос: Как бороться с бессмысленно-стью нашей единичной собственной жизни? Если вечность не бесконечная длительность времени, то, что же она? Да, мы всегда живём в настоящем, но из этого не следует, что наша жизнь не имеет конца. Смерть всегда присутствует в нашем сознании, она даёт по-правку всем мотивам, по которым мы действуем. Смерть внутри нас, в нашей хрупкости перед силами мира. Жить вечно это не значит думать, что ты не поймёшь и не почувству-ешь, когда умрёшь, что ты умер. Жить вечно это значит именно вечно жить, а не думать, что живёшь вечно. Да и поле нашего зрения всегда ограничено пределами комнаты, гори-зонта, самочувствия, разрешающей способностью телескопов и микроскопов, образовани-ем, благосостоянием и образом мыслей.

         Стоики первыми поставили вопрос о поведении человека перед лицом смерти, как, возможно, окончательного финала. Они справедливо замечали, что поведение человека, осознающего свою смертность, мотивируется иначе, чем поведение верящего в бессмер-тие души.
         Случайно мне в руки попала книга Филиппа Арьеса «Человек перед лицом смерти». Я подумал, что если и не найду ответы на волнующие меня вопросы, то уже хорошо, что я встретил хотя бы ещё одного человека, который думает о Человеке перед лицом смерти. Но оказалось, что эта книга исследование того, как по отношению общества к смерти можно определить характер цивилизации.
         Очень спорное исследование, да и само утверждение, что существует только пять установок отношения к смерти, мне кажется, произвольной. Думаю, что отношение к смерти было различным и в пределах одного времени и в границах одного какого-либо общества. Более того, у одного человека в течение жизни отношение к смерти может ме-няться.
         Но вот замечания Арьеса об отношении к смерти в 20 веке, мне кажется, верны: «Общество ведёт себя так, как будто вообще никто не умирает и смерть индивида не про-бивает никакой бреши в структуре общества… Это дело только врачей и похоронного бизнеса… Формируется новый образ смерти: смерть безобразная и спрятанная».
        Что же делать человеку с осознанием своей смертности? Арьес предлагает два ответа, причём помещает он их в самый конец книги: первый ответ «банальный», второй «ари-стократический».
         Первый – массовое признание бессилия: не замечать того, чего нельзя предотвра-тить. «В этом случае ни индивид, ни общество не находят в себе достаточной прочности, чтобы признать смерть».
         Второй ответ – ответ элиты, попытка примирить смерть со счастьем: «смерть должна только стать выходом, скромным, но достойным, человека умиротворённого за пределы общества,… без боли, без страдания, наконец, без тревоги».;
         При первом ответе человек вынужден выбирать между верой в бессмертие души и неким раздвоением сознания, когда смерть забывается. Про это именно состояние писал Достоевский: «Если Бога нет, то всё дозволено». Не знал, видимо, что изобретена такая вещь, как карма, которая устанавливает моральные отношения с миром и вполне в отсут-ствии Бога. А вот, если человек смертен окончательно, вот тут-то и начинается настоящее «всё дозволено».
          По моему глубокому убеждению, корысть, жестокость, презрение к слабым, равно-душие возникают из-за того, что человек, не вполне даже осознавая этого, чувствует, что он уйдёт навсегда и никакого наказания или награды после жизни не будет.
         При этом подходе ценится в жизни только то, что даёт наибольшее забвение и ра-дость себе самому: деньги, материальные блага, роскошь, власть, работа, суета, постоян-ная смена сильных ощущений, развлечения и т. д. Излишне доказывать, что религиозный человек тоже ощущает себя временным существом на Земле.
         При втором ответе человек не получает даже иллюзий, перед ним и смертью исчеза-ет всякая фата, всякий туман. Однако одно мужество не спасает от боли, страданий и тре-воги. Единственное, что, по-моему, позволяет спокойно смотреть в глаза смерти – это смертельная усталость.

         Удивительно, что атеизм, установив окончательную смертность человека, не пошёл дальше, и не выработал какой-либо программы действий, исходящей из такого основопо-лагающего утверждения. Идеалы предложенные коммунистами – иллюзия. Всё, что но-вый строй утверждал, о смерти было тривиально. Опять те же фразы про Бессмертие геро-ев в памяти народа и близких – атавизм-сказка греко-римских времён. Идеал вечной памя-ти благодарного общества не заменит идеала вечного существования.
         Ницше подал здравую мысль, что современный человек только ступень эволюции к новому человеку. Он же признавал христианство самой фатальной и соблазнительной ло-жью из всех когда-либо существовавших. Ницше понимал, что –
         Правда – в недвижном одном замираньи,
         В гниенье одном!…
         Жизнь – это мирно и тихо гниющий от света
         Могильный
         Череп.

         Чем не раскрытие поэзией законов термодинамики.
         «Там же, на дороге, я подобрал и слово «сверхчеловек» и то, что человек есть нечто, что должно быть побеждено, - что человек есть мост, а не цель…»;
         Но Ницше не развил свою идею сверхчеловека. Сверх человек в его представлении – это человек сверхсильный физически, психологически и интеллектуально. Если бы он пошёл дальше в своих рассуждениях о том, какой же человек должен прийти на смену существующему, то, я думаю, он бы пришёл к выводу, что сверхчеловек – это человек вечный.
         Купревич в работе «Долголетие: реальность и мечты» писал, что если смерть это бо-лезнь, то её нужно и можно лечить. Если она запрограммирована в генах, то эту програм-му нужно изменить.
         Природа сама дала нам инструмент для дальнейшей эволюции и выживания – наш мозг. И от нас зависит, как мы его будем использовать. Или занимаясь все дни медитацией и молитвами, или развлекаясь и прожигая жизнь, или сопротивляясь существующему по-рядку вещей и работая для общего и индивидуального бессмертия.
         Главная задача атеистического человечества – поиск бессмертия.
         Казалось бы, главный путь лежит на поверхности. Выход почти найден. Но наука 20 века ставила себе иную цель: больше оружия – больше смерти. И политики и бизнесмены действуют так, будто возьмут свою власть и свои богатства в могилу. И чем мы отличаем-ся от полоумных детей, которых привлекают яркие игрушки, меж тем как наш дом горит?
          «Некоторые, очень немногие, чувствуют, что их жизнь есть не жизнь, а смерть. Но и их хватает только на то, чтоб, подобно гоголевским мертвецам, изредка, в глухие ночные часы, вырываться из своих могил и тревожить оцепеневших соседей страшными, душу раздирающими криками: душно нам, душно!»;;
         Лев Шестов в работе «На весах Иова» пишет, что и величайшие умы не могли пред-ложить что-либо человеку, взамен религии. В «Смерти Ивана Ильича» и в «Записках су-масшедшего» ужас перед бессмысленной кончиной. Отец Сергий и Иван Ильич на грани иного бытия равно бессильны и беспомощны.
          «Для смерти нет правых и виноватых, смерть – новый «страшный суд» стирает вся-кое различие между добром и злом».;
           «Идёт великая борьба, борьба между жизнью и смертью, между реальным и иде-альным. И мы, люди, даже не подозреваем, словно нам и знать этого не нужно, точно это нас совсем и не касается! Мы думаем, что важнее всего устроиться получше да поудобнее, и что даже философия, как и всё созданное человеком, главным образом сводится к обес-печению спокойного и беспечного существования».
         «Когда человек думает о смертном часе – как меняются его масштабы и оценки! Но смерть в будущем, которого не будет, так чувствует каждый. И вот приходится напоми-нать не только толпе, но и философам, что смерть в будущем, которое будет, наверное бу-дет».
         « Древние, чтобы проснуться от жизни, шли к смерти. Новые, чтобы не просыпаться, бегут от смерти, стараясь даже не вспоминать о ней… Основной вопрос философии (смерть – С. Р.) – кто его обходит, тот обходит самоё философию». «Если правду говорит Платон, если философия есть не что иное, как приготовление к смерти и умирание, то мы не в праве ожидать от неё успокоения и радости… Чем больше будет погружаться фило-соф в мысль о смерти, тем больше будет расти его тревога… Задача философии – вы-рваться, хотя бы отчасти, при жизни от жизни». ;;
         Я вкладываю в слова Льва Шестова «вырваться от жизни при жизни» свой смысл: философия должна помочь найти путь к бессмертию человека, к обретению смысла жиз-ни, избавлению от абсурда существования.
         У природы свои законы. Но преодолели же мы силу земного притяжения, не нару-шая законов тяготения.
         Думаю, уместным будет привести слова Константина Эдуардовича Циолковского, ракетостроительные проекты которого в своё время тоже казались полубредом или фанта-стикой: «Мрачные взгляды учёных о неизбежном конце всего живого на Земле от её ох-лаждения вследствие гибели солнечной теплоты не должны иметь теперь в наших глазах достоинства непреложной истины.
         Лучшая часть человечества. По всей вероятности, никогда не погибнет, но будет пе-реселяться от Солнца к Солнцу по мере их погасания. Через многие дециллионы лет мы, может быть, будем жить у Солнца, которое ещё теперь не возгорелось, а существует лишь в зачатке, в виде туманной материи, предназначенной от века к высшим целям…
          Итак, нет конца жизни, конца разуму и совершенствованию человечества. Прогресс его вечен. А если это так, то невозможно сомневаться и в достижении бессмертия.
          Смело же идите вперёд, великие и малые труженики земного рода, и знайте, что ни одна черта из ваших трудов не исчезнет бесследно, но принесёт вам в бесконечности ве-ликий плод».
          Альбер Камю в «Эссе об абсурде» сравнивает положение человека в мире с положе-нием легендарного Сизифа – мы вечно вынуждены выполнять одну и ту же работу, кото-рую всегда ожидает неблагодарное разрушение.
         Однако Сизиф может испытывать радость, когда его камень с грохотом скатывается с горы, на которую с таким трудом был поднят. Сизиф знает, что он сам выбрал свою судьбу, это наполняет его душу удовлетворением. Спускаясь, он отдыхает. Как видно и в Аиде есть место радости.
         В вечном существовании горе и радость неизмеримы, а, значит, в своей неизмеримо-сти равны. К тому же у вечно существующего, даже в аду всегда есть надежда. Сизиф бо-лее счастлив, чем любой человек.
         Рациональность жизненных установок и ценностей приходит в противоречие с отри-цанием этих ценностей фактом будущей смерти. В результате осознания этого противоре-чия у человека возникает чувство абсурдности жизни.
         Камю удивляется: все живут так, словно ничего не знают. Прекрасные рассуждения о душе отметаются очевидностью. Отсюда идёт весь экзистенциализм, от абсурда. Абсурд – столкновение рационального мышления человека и иррационального мирового порядка, вечного и невечного, живого и неживого. Абсурд развеивает иллюзии, утверждая: «Зав-трашнего дня нет». Как же действовать человеку? «Необходимо быть безразличным к бу-дущему и исчерпать всё, что дано жизнью».;
         На что опирается этика смертных? На религию. На привычку думать так, а не иначе, созданную в нас воспитанием. Мы привыкли уклоняться от мыслей о смерти, обходить свой страх, хотя подсознательно этот страх вносит поправки в наше поведение. Тотальное осознание своей смертности сметёт все прежние ценности, важное и неважное станут одинаковым.
         Неважно будет, что будет делать каждый в течение жизни, будет ли он милосердным или жестоким, будет ли он святым или грешником, будет ли он лояльным или бунтарём, умница он или глупец. Жизнь пройдёт. Исчезнет человек, исчезнут его дела и весь мир для него вместе с ним самим. Для мёртвого нет даже осознания того, что он не существу-ет. Всё смертное имеет одинаковую ценность. А именно – не имеет никакой. Существова-ние смертных бессмысленно. За одним только исключением, если только они не хотят стать бессмертными, или не делают всё, чтобы бессмертными стали будущие поколения.
         Ценностью обладает всё человечество, как целое. Однако человечество столь уязви-мо, оно может быть уничтожено в любой момент, так что и его ценность под вопросом.

         Я слышал много возражений, почему человеку, мол, не нужно бессмертие. Но оста-вим лукавство. Разве женщины хотят терять свою красоту. Разве мы не делаем многое, чтобы быть здоровыми? О чём говорит и к чему зовёт реклама? Разве она не красноречиво говорит о нашем подсознании? Всюду процветает культ молодости и жажды жизни.
         Некоторые говорят, что вечному человеку всё надоест и нечем будет заняться. Это если считать, что любой вид творчества имеет свои пределы, и если не учитывать, что ха-рактеры разнообразны, и всегда больше тех, в ком сильнее инстинкт жизни. Число связей в мире бесконечно, опыт не может быть абсолютным, мир может усложняться и услож-няться, чтобы его отразить и познать, чтобы его расширять и развивать, необходим веч-ный художник, вечный учёный, каковым рано или поздно станет всякий вечный человек.
         Стремление к познанию неутолимо, как и стремление к созданию. Скука есть только стимул к проявлению более высоких стимулов к действию. Для осуществления любого проекта у вечного человека достаточно времени. К тому же только у него есть подлинная свобода решать: чем он будет заниматься, и свобода уйти из этой жизни или остаться.
         Только вечный человек может любить вечно. Только вечный может любить беско-нечное число ближних. Он каждому может уделить столько времени, сколько потребует-ся, чтобы помочь или сделать его счастливым. Ему не нужно прибегать к насилию – у не-го масса возможностей и неограниченное время для доказательства своей правоты тыся-чью других аргументов.
         Я убеждён, что вечный человек не потеряет индивидуальность. Последовательность событий его жизни - память, порядок общения с миром, организм – всё будет уникальным.
         Человек будет творить себя, как произведение искусства, будет лелеять свою непо-вторимость, развивать себя. Он никогда не будет одинок, потому что для понимания и со-чувствия у каждого вечного будет бездна времени. Конечно,  возможна случайная смерть. Но разве борьба со случайной смертью не увлекательное и не благородное занятие? Быть может это занятие станет новой профессией или наукой? Исчезнет понятие учителя и уче-ника, каждый будет учить чему-то другого. Каждый вечный будет бесценен.
         Альтернатива – современное состояние человека и человечества. Мне странно и жалко, что приходится тратить время на доказательство очевидного. Но люди настолько не привыкли мыслить в этом направлении, что им легче опровергать, чем следовать логи-ке и здравому смыслу.
         Если верно, что варианты событий бесконечны, то мы должны предположить, что и вечное существование возможно.
         История человечества – это история борьбы со смертью. В любом другом ракурсе она бессмысленна. Ценность имеет только то, что ведёт к вечному. Что такое любовь, как не противостояние смерти? Вечная жизнь, вечная возможность творить добро, вечная игра ума – вот настоящее добро, ценность на все времена, а всё, что мешает этому – войны, на-силие, суета, религия, глупость, лень, болезни – зло. Более чёткого и обоснованного кри-терия оценки человеческой жизни я не знаю.
         Смертные стремятся к накоплению богатств, к мудрости, к наслаждению, они знают, что всё это – временно, и лишь у немногих хватает логики, чтобы понять, что это бес-смысленно. Смертный беден всегда, как бы он не был богат. Смерть уравнивает всех. Большинство путей смертного равнозначны и не имеют смысла, обычно это бегство в ил-люзии, прятки от страха и бессмысленности существования. Человек же принявший свой удел превращается в мудреца, наделённого горьким знанием. Смертный может быть сча-стлив краткое мгновение, за которым его снова ждёт печаль, а каждый год приближает его к отчаянью.
         Человек, борющийся со смертью может быть несчастным, но жизнь его имеет смысл – он борется со смертью. Наука даёт средства борьбы. Каждый месяц сообщается что-нибудь по опытам клонирования или расшифровки генома человека. Но даже если сопро-тивляющийся бренному уделу человек не успеет дожить до личного бессмертия, его жизнь не напрасна, и если бессмертие других поколений будет достигнуто, то его жизнь имела смысл. Богатство и власть могут быть на этом пути союзниками.
         У одного человека нет шансов победить смерть. Только все вместе мы можем стать бессмертными. Но, поскольку сегодня люди разобщены и растеряны, их сознание ещё пребывает в некой спячке, то главной становится задача разбудить их сознание и желание вечной жизни, призывать и призывать к сотрудничеству, избавлять и избавлять от иллю-зий и придать им смелости взглянуть проблеме в лицо.
         Откладывая борьбу, мы приближаем свою смерть и смерть миллиардов людей, уменьшаем шансы на бессмертие. Мы сами злые волшебники – стремимся обратить свою бесценность в пыль, одурманиваем себя приятными чарами забвения. Бессмертие, воз-можно, и всё равно будет когда-нибудь достигнуто. Вопрос в том – когда. Всё имеет смысл, только пока мы существуем.
         Любимые и близкие умирают. Чем можем мы оправдаться на могиле дорогого нам человека? В чём смысл этой любви, которая заканчивается нечем? Пускай упрекают, что это не философский приём – обращение к естественным чувствам человека, но разве страх, о котором говорилось выше не такое же интимное чувство. Однако, он почему-то считается вполне философским.
          Единственное, что служит оправданием смертному человеку – дети, которые и есть надежда. Увы, когда мы сами не в силах  совершить главное, то привыкли перекладывать это главное на плечи следующих поколений.

         В одном из журналов я прочитал, что в 1961 году Леонард Хейфлик профессор Сан-Францисского медицинского колледжа при Калифорнийском университете в книге «Как и почему мы стареем» написал, что цикл деления клетки – 50 раз, а после этого она, по не-известным причинам, перестаёт делиться.
        Существует гипотеза, что клетку повреждают свободные радикалы – побочные про-дукты энергетического метаболизма.
        Другая гипотеза – гликолизация, в тканях и клетках, свёртываясь друг с другом, сахар и белки притягивают другие белки, которые образуют липкую паутину, которая лишает подвижности суставы, закупоривает артерии, затемняет такие прозрачные ткани как хру-сталик глаза. Образуется так называемый КППГ – конечный продукт прогрессирующей гликолизации. В статье писалось, что вещество - пигмагедин – разрушитель КППГ, ещё не создан. Так же там была информация, что уменьшение пищи на 30 – 40 % у крыс увеличи-вает продолжительность жизни на 40%, это происходит за счёт снижения активности об-мена веществ из-за падения температуры на 1 градус, в связи с недостатком калорий.
         Ещё одна гипотеза. За деление клеток отвечает участок на конце хромосом – тело-мер. При каждом делении клетки он уменьшается. Но сперма и раковые клетки избавлены от этой утраты. Кэрол Грейдер и Элизабет Блекбери из калифорнийского университета в Беркли обнаружили в 1984 году фермент, который сохраняет теломер – теломеразу. В 1989 году Грегг Морион из Йельского университета выделил тоже вещество в раковых клетках.
         Генетическая лаборатория Зигфрида Хекими из университета Макгилла в Монреале проводила эксперименты с червями нематодами, которые в природе живут до 9 дней, а в лаборатории жили до 75. Проводилось спаривание долговечных особей.
         Возможно, что за старение отвечают многие гены. Джордж Мартин из Вашингтон-ского университета в Сиэтле утверждает, что старение людей регулируется небольшим числом генов, а косвенно в этом участвует до 7 тысяч генов. Можно ли переделать такое количество? И когда это будет возможно?

        Думаю, что с того времени, когда я читал этот журнал, наука проделала большой путь. Я не берусь утверждать к чему пришли учёные сегодня, на каком они этапе решения этой проблемы, я только хочу оказать им философскую поддержку, поскольку считаю это направление деятельности самым необходимым для всех людей.
        Если бы правительства развитых экономически стран отказались от военных расхо-дов, хотя бы на несколько лет, исследования по этому вопросу могли бы быть закончены в ближайшее время. Мир заколдован. Мы – обречены. Мы загнаны в узкий коридор ограни-ченных возможностей и конечного времени. Можно забыть об этом. А можно сопротив-ляться. Можно попробовать вырваться из смертности. Или помочь тем, кто это пытается сделать. Или, хотя бы, не мешать. Однако наши ресурсы тратятся впустую. Экономика – бесконечный бег с Чёрной королевой. Мы стремимся к счастью, здоровью, удовольстви-ям, забывая, как быстро это проходит, не думая, что есть реальный шанс продлить жизнь и счастье, изменив человеческий организм. Смерть это не только немедленное уничтоже-ние, смерть это трата жизни впустую.
         Французкие мыслители Фуко и Биша думали, что с помощью рассуждений можно «испарить» смерть, сбросив её с пьедестала абсолюта, на котором она представала как со-бытие неделимое, решающее и безвозвратное. Они «испарили» её, распределив по жизни в виде смертей частичных, смертей по частям, постепенных и медленных. Но оттого, что они перестали трактовать смерть как единое мгновение, сущность её, как тотальной анни-гиляции личности, не изменяется, она от этого не становится менее страшной и неизбеж-ной.
         В романе Мишеля Уэльбека «Элементарные частицы» вполне выражен сходный с моему взгляд на существующую проблему и будущее человечества:
         «… любой генетический код, сколь угодно сложный, может быть перезаписан в стандартной, структурно стабилизированной форме, недоступной для нарушений и мута-ций. Таким образом, любая клетка может быть наделена способностью бесконечного по-следовательного редуцирования. Всякое живое существо, как бы оно не было развито, может быть трансформировано в похожее, но размножаемое посредством клонирования и бессмертное.
         …человечество должно исчезнуть, дать жизнь новому роду, бесполому и бессмерт-ному, тем самым преодолев индивидуальность, разобщённость и понятие будущего.
         …перемена свершится не в умах, а в генах.
         … человечество должно гордиться тем, что стало первым в пределах известной нам Вселенной родом животных, самостоятельно подготовившим условия для собственного вытеснения».
        Только мне представляется более реальным, что человечество сохранит всё своё че-ловеческое, а не заменится бездушным, видом с отсутствием эмоций. В конце концов, и сейчас большинство живёт так, как будто не умрёт никогда, только сегодня это иллюзия, самообман, раздвоение сознания, а завтра может стать правдой. Человечество не будет вытеснено, а продолжиться, нет никаких причин, чтобы люди потеряли свои лучшие каче-ства в результате этого перехода.
        Я полагаю, что у современной науки существует два пути для достижения подлинно-го бессмертия человеческой личности. 1 – создать аналог человеческого мозга в нечелове-ческом, но человекоподобном теле или ином человеческом теле, не наделённым другим сознанием. Этот путь в некоторой мере показан в фильме «День шестой». Всё сознание умершего записывается на некий носитель – диск в фильме – и переносится в другое тело, машину, клон. Опасность клонирования чрезвычайно преувеличена. Во многом благодаря стараниям верующих.
         Тут возможны две ситуации: или клон обладает полноценным сознанием или это просто тело, выращенное для того, чтобы в него пересадить сознание умершего, или для того, что бы взять у него органы для пересадки. Даже с религиозной точки зрения в дан-ном случае клон не имеет души. Это простое продолжения тела человека, как лопата – продолжение руки.
         Если же клон обладает полноценным сознанием, то оно совершенно будет отличать-ся от сознания человека, из клетки которого он был выращен. Во-первых, чтобы достичь уровня полноценной личности нужно прожить не один год, а значит, получить индивиду-альный опыт. Даже если этот процесс: роста, получения опыта и информации живым моз-гом, можно как-то будет ускорить, всё равно это будет самостоятельная личность, связан-ная с донором, только отношением родства, в том смысле, в каком родными являются два брата близнеца.
         2 путь – это сохранить уже существующий организм. Нужно просто найти гены от-вечающие за старение организма и способ удалить их или исправить.
         Памятники нужно ставить не историческим деятелям, а генетикам, которые именно сейчас и борются за сохранение нашей жизни, а вместе с нею и нравственности. Потому что я глубоко убеждён, что межу нравственностью и смертностью существует прямая за-висимость.