Прицел сердца киносценарий крым

Дмитрий Ухлин
















П  Р  И  Ц  Е  Л         С  Е  Р  Д  Ц  А
сценарий полнометражного художественного кинофильма






















2002-й год.

Из ЗТМ

Титры: ”Чечня, 2009 год”.

Чечня. Время перед рассветом. По тёмному горному чеченскому лесу крадётся спецназовец Глеб в полной боевой выкладке, в маскировочном макияже, тащит на спине секретный ранец с антенной. Ищет для ночлега подходящее дерево - осматривает стволы, постукивает, прислушивается к окружающим шорохам и звукам природы.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ГЛЕБА: А сроку мне дали всего три дня. Говорят - местные выборы на носу, без тебя никак...
Глеб находит подходящее дерево, расставляет вокруг него растяжки из ручных гранат. Потом лезет наверх, где в густой листве находит подходящее место, подвешивает зелёный гамак, залезает в него и камуфлируется. Теперь он словно гигантская бабочка в своём коконе, затерявшемся среди листвы.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ГЛЕБА: Нет. Мне давно пора поближе к солнцу. К морю, мотоциклу и моим  любимым женщинам. А то до местных выборов никакой инфраструктуры не хватит...
Над Чечнёй восходит солнце.

ЗТМ

Из ЗТМ

Титры: ”Крым, июнь”.

Крым. Чёрное море. Солнце в зените. На балконе шикарного отеля за изящно накрытым столом ведут переговоры русский писатель Вася и арабский шейх в богатой национальной одежде бедуина. Они общаются при помощи переводчика - молодого парня восточной внешности по имени Равиль. Вася задумчиво смотрит вдаль.
ВАСЯ: Но почему именно я?
Равиль говорит шейху что-то по-арабски. Шейх понимающе кивает, улыбается, складывает руки на сердце, потом воздевает их к небу, говорит что-то по-арабски, то, презрительно маша рукой за море то в одну то в другую сторону, то, делая одобрительные жесты в сторону гор. Наконец замолкает.
РАВИЛЬ: Рациональное видение будущего цивилизации для нас умерло, безусловно. Ваш гений - единственное, что может вдохнуть жизнь в кинематограф моего народа и всех братских людей.
ВАСЯ: Это, конечно, очень лестно...
Равиль переводит. Шейх кивает, делает жесты - мол, не стоит даже обсуждать, и опять начинает говорить.
РАВИЛЬ: Моё правительство и я как премьер министр лично готовы немедленно выкупить у вас права на экранизацию всех романов серии “Сердце талиба”. Ваше умение видеть мир совсем иным невыразимо близко и дорого всем нам.
Шейх что-то добавляет, воздев палец к небу.
РАВИЛЬ: Через месяц я должен увезти из вашего прекрасного города лучший в мире сценарий. Аллах свидетель.
Какое-то время Вася думает. Шейх извлекает откуда-то русский экземпляр книги - на обложке Усама бин Ладен, название “Сердце талиба”, автор Василий Лесной. Протягивает Васе, знаками просит подписать, складывает руки. Вася, погружённый в раздумья, подписывает, как ни в чём не бывало.
ВАСЯ: Так-так-так... А режиссёра где возьмёте? Тоже из наших?
Равиль переводит. Шейх кивает головой, объясняет.
РАВИЛЬ: Фильм снимет лично один из сыновей нашего эмира. Сейчас он командует национальной гвардией. Однако, после известных всем событий, культурный фронт приближается к нам неминуемо, и скажем прямо - как никогда.
ВАСЯ: Ну, тут, конечно, есть, о чём поспорить... Но вообще - кино на третьем месте после нефти и наркотиков. С этим я согласен. Лучшее оружие. Если деньги водятся...
Равиль переводит. Шейх заинтересованно начинает длинную и очень важную тираду с цитатами на древнеарабском, увлекается и уже не обращает внимания на своих собеседников.
РАВИЛЬ: Это он цитирует из Корана. Я не всё понимаю. А вообще у него баксов не меряно, не продешевите, честно говорю. У них в эмиратах ваши книжки - бестселлер. Он мне рассказывал.
ВАСЯ (негромко): Ты чего - из местных, что ли?
РАВИЛЬ: А что - не похож?
ВАСЯ: Я думал - с ним приехал, оттудова.
РАВИЛЬ: Эх вы. А ещё писатель. Шучу. Он говорит - чтобы вы не думали о деньгах, он даёт десять тысяч сразу сейчас, а ещё сто готов выдать при подписании контракта.
ВАСЯ: Что ж...
Шейх что-то говорит напоследок, важно кивая головой. Приходит в себя, смотрит на Васю - понял ли он? Смотрит на Равиля - верно ли он донёс суть монолога. Равиль говорит ему что-то. Тот кивает и говорит что-то деловым любезным тоном.
РАВИЛЬ: От вас требуется небольшая бумажка - вроде как с изложением идеи будущего, числом и подписью. Страничка, не более.
ВАСЯ: Ну, ясно. Синопсис.
РАВИЛЬ: Во-во. Что-то типа. Обычная формальность, он извиняется.
ВАСЯ: Да это я хоть завтра... Чего тянуть? Деньги нужны... Дочка растёт...
Равиль что-то спрашивает у шейха - тот кивает головой. Шейх щёлкает пальцами - входит его телохранитель, вносит на золотом подносе небольшую пачку евро.
ВАСЯ (ошарашено): В евро?! Ну, круто.
Равиль переводит, шейх смеётся, все довольны.
ВАСЯ: Любят меня в эмиратах, значит. Ага... Ну, издатели, суки... Роялти, роялти... А может - это всё пираты тамошние? Персидского залива... Не, паренёк, ты это не переводи. Неудобно... Обидится ещё...
Вася берёт деньги и не считая, засовывает в задний карман джинсов. Смущённо машинально отряхает руки, потом протягивает шейху - тот смеётся, отряхает свои так же как Вася, и пожимает ему руку.
ВАСЯ: Спасибо за доверие. Ну, до встречи. Ты береги его. Очень умный человек.
РАВИЛЬ: Гость всегда прав.
ВАСЯ: Во-во. Восток дело тонкое. Ариведерчи.
Вася уходит. Шейх смотрит на море. Говорит что-то по-арабски, окидывает море рукой.

Чечня. Горы. Лес. Вечереет, солнце садится. Где-то вдали слышен взрыв, затем его горное эхо. Разведчик спецназа армии РФ Глеб просыпается в своём коконе на ветке дерева. Осторожно расстёгивает его, вылезает на ветку дерева. Закуривает. Осматривает окрестности в бинокль.
  ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ГЛЕБА: Вот тогда, девять лет назад, если бы я был усталый, как сейчас - точно бы застрелил Ваську. Из глупой ревности мог человека убить. Писателя. Ну, посадили бы меня в психушку - и кто бы здесь и всюду тогда мир наводил? Честь и достоинство? А ведь в детстве я мечтал быть лесником. Стрелять кабанам снотворным в жопу, выслеживать для науки. Но в Афгане кабаны не водились...
Глеб слезает с дерева, обходит место ночлега, снимая растяжки и распихивая гранаты по карманам разгрузки. Обновляет, глядясь в зеркальце, маскировочную раскраску лица. Сверяется с картой. Потом взваливает на плечи секретный ранец с торчащей из него антенной и идёт дальше по тонущему в темноте лесу.

Крым. Чёрное море. Ночь. Дикий пляж, кирпичная стена, недостроенные пирсы. Стоит не новый мотоцикл, на нём магнитофон. Молодой  парень Артём - одетый в стиле даб  бойфренд старшеклассницы Олеси - изготовляет папиросу с анашой. Олеся выходит из моря обнажённая, вытирается полотенцем в виде американского флага. Иван засматривается на неё, в результате рассыпает анашу. Воспринимает сей факт философски - у него есть ещё много в тайнике в стене, за особым кирпичом. Он её оттуда достаёт.
ОЛЕСЯ: А если цунами?
АРТЁМ: Ты же всё равно не куришь.
ОЛЕСЯ: Я не виновата, что меня на чистяке сильнее плющит.
АРТЁМ: Да. Повезло тебе с психосоматикой.
ОЛЕСЯ: Скорее с родителями.
АРТЁМ: Ну - и? Я и сам псих. Чего мне в украинской армии делать? Они в НАТО хотят, чтоб откат с народных американских денег огрести себе. Якобы на спутники, системы наблюдения, всякие там джонни-мнемоники... А я здесь при чём?
ОЛЕСЯ: Вот, вот. Дядя Вася как раз об этом постоянно пишет.
АРТЁМ: Сначала сюда придут авианосцы - даже не новые, а с просроченным сроком годности. Потом турки отелей понастроят.  И стану я курортный диджей на полном клубном ништяке и легалайзе. Завезут сюда несколько тысяч негров-драгдиллеров... Или лучше сразу в партизаны? Ты как думаешь - со мной?
ОЛЕСЯ: Я-то с тобой. Но сначала ты по любому должен познакомиться с моими родителями. Во-первых, тогда у меня не будет проблем уезжать с тобой хоть на целые выходные куда угодно в горы.
Олеся садится рядом с Артёмом, вытирает голову.
ОЛЕСЯ: Во-вторых, ты сможешь ходить ко мне в гости и даже ночевать. Когда захочешь.
АРТЁМ:  Ну... Это, конечно, хорошо. Но тебе ж учиться надо. А я днём отсыпаюсь. А если не ночевать - значит, буду забегать к тебе просто для секса. Неудобно как-то... Тем более что ты несовершеннолетняя... Тебе же послезавтра шестнадцать всего!
ОЛЕСЯ: Ну и что? Ты просто не знаешь моих предков. Они насчёт свободы покруче тебя будут. Тёма, ты что - мне не веришь?
АРТЁМ: Слушай, Лэсси. А твоему, отцу, который в Чечне воюет - ему в отпуск оружие с собой выдают? Он точно приедет на этот раз, ты у мамы спрашивала?
ОЛЕСЯ: Мой папа - настоящий Терминатор. Он никогда не опаздывает к моему дню рождения.
АРТЁМ: Слушай, но вроде он не должен сюда возить пистолета своего, всё-таки это другое государство, европейское почти...
ОЛЕСЯ: Тём у тебя что - паранойя? Ну скажи, зачем ему пистолет? Он что угодно может голыми руками сделать...
АРТЁМ: С пистолетом прикольней...
Артём прекращает изготовлять свой косяк, Олеся романтично смотрит вдаль, завернувшись в полотенце. Кладёт голову на плечо Артёма. Тот закуривает.
ОЛЕСЯ: Конечно, и ты тоже псих... Но ты же музыку сочиняешь, тебе нужно... Тём, а скажи, зачем ты подрался с Павликом? Он же был твой продюсер?
Какое-то время Артём молчит, затянувшись дымом.
АРТЁМ: Наживаться на художнике - западло.
Олеся обнимает Артёма, отбирает у него косяк как будто покурить, но сливается с Артёмом в поцелуе, а сама незаметно за спиной тушит и отбрасывает косяк. Они начинаются нежно обниматься, весело целоваться и так далее.
ОЛЕСЯ: Знаешь что, Тём? Не был бы ты такой дурак - фиг два бы я в тебя влюбилась.
АРТЁМ: А я в тебя?
     ОЛЕСЯ: Ну ты смотри, какой скот...
     АРТЁМ: Самые красивые женщины любят самых исключительных психов, наркоманов и алкашей-музыкантов с писателями. Твоя прекраснейшая из матерей тебе рассказывала об этом?
     ОЛЕСЯ: Даже объясняла, за что...
     АРТЁМ: Ну и как? Имеет место?
ОЛЕСЯ: Конечно, милый. Более, чем...
Молодёжь приступает к сексуальным ласкам.

Крым. То же время. На побережье Чёрного моря стоит дом типа бунгало,  в котором живёт бывшая жена спецназовца Глеба Алёна, их дочь Олеся и нынешний муж Алёны писатель Вася.
Комната Алёны в восточном стиле - на стенах тибетские тханки и эзотерические картины, на полках статуэтки, всякая всячина, наборы для чайных церемоний, предметы всяческого феншуйского толка. Алёна медитирует обнажённой - сидит на специальной подушке в позе лотос. У неё молодое красивое тело. Алёна выходит из медитации. Прикладывает чётки к затылку, горлу и сердечному центру. Поднимается на ноги, надевает халат. Выходит из комнаты, идёт по дому. Останавливается у двери в кабинет Васи. Из-за двери слышен его голос.
ГОЛОС ВАСИ: О’кей. Хорошо. Допусти, снайпер завёлся под Вашингтоном не один, а штук восемь. И не только там - ещё Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Чикаго, полная гражданская оборона на оба побережья. Бригады снайперов сеют хаос. Всюду адвокаты, телекамеры. Мы не рабы, мы арабы - вот заголовки масс-медиа. Но главный герой - один. Почему? В кого он влюблён? Нет, не так. О! Ему же пересадили сердце русского донора - спецназовца. Совсем забыл - зачем это выбрасывать? Да, так точно. Кто пересадил? Русские фашисты. Нет, стоп... Эдак он может охренеть...
Алёна осторожно заглядывает в кабинет Васи. Компьютер включен для набора текста, на экране домашнего кинотеатра идёт фильм “Охотник на оленей”.  Вася смотрит фильм без звука и держит в руках диктофон, на который наговаривает свои мысли. Видя Алёну, Вася радостно приглашает её зайти, выключает диктофон. Она подходит, обнимает его, садится рядом.
АЛЁНА: Ты всё-таки придумал продолжение?
ВАСЯ: Алён, ты даже не представляешь, что происходит... Я просто боюсь сглазить, пока... до контракта... Нет, ты всё-таки права. Рано или поздно количество переходит в качество. Слушай, мы с тобой решили, что Леське подарим?
АЛЁНА: Лучше всего деньгами. Как всегда.
ВАСЯ: Я так и думал. Ну и прекрасно!
Вася целует Алёну и утыкается в экран - там беззвучно идёт вьетнамская война. Алёна тоже смотрит в экран. Взгляд её становится всё пристальней. Она концентрируется на вьетнамских джунглях, изображённых американским кинематографом.

В чаще леса по горам Чечни крадётся разведчик Глеб. Слышит подозрительный шум - сторонится его, обходит. Избегает контактов с боевиками - наблюдает их в инфракрасную оптику своего бинокля. Движется аккуратно, будто индеец. Что-то ему чудится впереди, какие-то опасные звуки - тут же притаился за деревом. Чувствует - что-то касается щеки. Глядь - а это деревянные чётки.  Глеб снимает их с веточки, внимательно рассматривает, нюхает. Прячет в карман. Внезапно в чаще раздаётся крик совы. Глеб настораживается. Идёт вперёд - и вдруг натыкается на оторванную взрывом голову кабана. Исследует место - кабан подорвался на растяжке. По поляне разбросаны части окровавленного разорванного кабаньего тела.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ГЛЕБА: А ещё по твоему совету я стараюсь сам никого не убивать - только если случайно или когда нет другого выхода. Всякое бывает. Но на этой тропке я впервые, вот те крест...
Глеб исследует мясо на свежесть, отрезает себе самый мягкий кусок. Солит, поедает сырым, вместе с какой-то тут же сорванной травкой. 

Алёна всё так же сосредоточенно смотрит кино. Вася весело толкает её рукой - она выходит из оцепенения.
ВАСЯ: А нет ли у нас, Алён, кстати, чего-нибудь эдакого?
Алёна строго смотрит на него.
АЛЁНА: Бр-р-р... Ты о чём? Забыл? Васенька, милый, после последней кардиограммы у тебя режим. Строгий.
ВАСЯ: Алён, но я же три недели не пью кофе. И алкоголь...
АЛЁНА: Пятьдесят граммов спирта в эквиваленте тебе показано ежедневно.
ВАСЯ: Не волнуйся, это я слежу.
АЛЁНА: А всё остальное - раз в неделю. Не чаще.
ВАСЯ: Лен, может - раз в четыре дня? В моём возрасте...
АЛЁНА: Милый, ну скажи, зачем врачу тебя обманывать? Кто будет нас содержать, если ты устанешь?
ВАСЯ: Главное - кто будет содержать таких, как он... Гиппократы - обычная корпорация кастового типа... И лично мой вечный стресс на пороге третьей мировой ничего не значит... грустно... Писатель без запоев - это же как чайка без охотника...
АЛЁНА: Всё очень просто, мой пингвинёныш. Усилим основной релакс
ВАСЯ: Да ну? Что ты имеешь ввиду?
АЛЁНА: Секс. Обычный. Ежедневный. Без драм и неврозов.
ВАСЯ: Честный, как у лягушек?
АЛЁНА: Так было. А теперь он будет божественный в силу внеличностных характеристик. Я прослежу.
ВАСЯ: Надеюсь - щадящий?
АЛЁНА: Увлажнённый мудростью и безумно умеренный.
ВАСЯ: Тебе опять были видения?
АЛЁНА: Чепуха... Так. Банальный флэшбэк...
Супруги нежно ласкают друг друга.

Прибрежный парк. Ухает техно-рэйв дискотеки. Со стороны музыки в сторону моря идёт Равиль. Теперь он не в строгом костюме переводчика, а типа рейвер,  в цветастой майке, модных шортах, кедах, тёмных очках, с модным рюкзаком.
Приходит на пляж, идёт вдоль моря. Солнце всходит. Равиль смотрит в сторону Турции. Приходит в то же место, где сидели Олеся и Артём. Видит следы их пребывания - оставленная банка из под “Кока-колы”. Берёт её в руки, рассматривает.
Равиль достаёт из своего модного рюкзака пульвелизаторный баллончик с краской - в рюкзаке у него аккуратно сложенный костюм переводчика. Достаёт из рюкзака полотенце - большое, махровое, с картиной в виде девушки в бикини. Потом из баллончика красной краской пишет на стене недостроенного пирса граффити “FREELOOK”.  После раздевается и идёт плавать в море. Плывёт навстречу солнцу.
Слышно, как в каком-то татарском посёлке начинает петь муэдзин на высоком минарете мечети.

Утро. Крым. Над морем восходит солнце. Его лучи освещают город. По одной из улиц едет машина. За рулём шофёр - артистичный  татарин. В машине едет Глеб. Он в штатском, но на шее у него бинокль а за плечами военный рюкзак.
  ШОФЕР: Бинокль - знаешь это что?
ГЛЕБ: Ну?
ШОФЕР: Крымский национальный вид спорта.
Смеётся, Глеб тоже весело усмехается.
ГЛЕБ: Ну, а как тут у вас, отец, поставлен вопрос насчёт дыма отечества?
ШОФЕР: Э, какой-такой вапрос-мапрос? Заезжай, бери, да отдыхай!
ГЛЕБ: А насчёт политики?
ШОФЕР: Э! Ваххабит не любим! Талиб не любим! Сталин не любим! Советский армий не любим - в Казахстан нас отсюда вывозила! Украина - любим! Крым - любим! Туристов любим больше всех!
Оба смеются.
ГЛЕБ: Слушай, а ведь правда - Сталин тоже был талибом. Он же учился в семинарии.
ШОФЕР: Да ну? Вот и я говорю...
Машина проезжает мимо дома, в котором живёт Артём.

Дом Артёма. Комната переоборудована в студию звукозаписи. Артём сидит в наушниках перед микрофоном, крутит всякие ручки на пульте,одновременно играет на электрогитаре и что-то делает со звуком при помощи компьютера. В комнате наглухо задёрнуты шторы, светит только лампа ultra-violet, стены и потолок обклеены звёздами и планетами.
Артём импровизирует на гитаре - сочиняет лирическую песню. Поёт - вернее ритмично начитывает - текст.
АРТЁМ: На зелёных чердаках, в ультраправых пиджаках, гниют, как фрукты, пидарасы на оранжевых матрасах...
Артём прекращает звукозапись. В задумчивости ходит по студии.
АРТЁМ: Нет, всё-таки первый вариант был лучше... Что я делаю? Чёрти что... То ли трава у татар беспонтовая? Или сублимировать мне больше нечего, что ли? Я ведь нормальный. Моногамный до мозга костей. Ещё бы. У меня девушка - мисс Ялта-миллениум. Крым - это сказка! Здесь пирамиды закопаны, и никто их не откапывает. Нет, такая любовь - это всё. Теория квантовых струн.
Артём задумывается, чешет голову.
АРТЁМ: И чего это я вслух сам с собой разговариваю? Или я всегда с собой вслух так разговариваю, когда один? Кто мне скажет? Нет... Не беспонтовая у татар трава. И сами они молодцы. Обычаи, традиции. Милли-меджлис...
Артём отставляет гитару, начинает колдовать что-то на компьютере.
АРТЁМ: Так-так... Вот! Берём вот это... Слегка подчистим... И слушаем.
Включает запись. Песня прослушивается в синтезированной электронной обработке в мелодичном арабском звукоряде.
АРТЁМ: Крымский Эминем. За это и убить могут.
Артём смотрит на компьютер.
АРТЁМ: Всё. Вот теперь - полный стоп!
Встаёт, идёт к маленькой цифровой видеокамере, которая снимала весь перформанс. Говорит прямо в объектив.
АРТЁМ: Проект Риал-Ти-Ви Амстердам. День четвёртый. Исполнительный директор и продюсер проекта, владелец аппаратуры, а также всех прав на приконченный продукт - Павел Епифанов-сан. Оф зе бич.
Выключает камеру, проверяет, как записалось. Выключает камеру окончательно.
Раздвигает шторы - там светит солнце.

Солнце поднимается всё выше над морем. Алёна и Олеся завтракают на веранде своего дома типа бунгало.
АЛЁНА: Нет. Это, конечно, хорошо, что тебя освободили от выпускных экзаменов...
ОЛЕСЯ: Мам... Какие экзамены? Я наконец-то влюбилась по-настоящему.
АЛЁНА: Ну, это совсем другое дело. Поздравляю. Надеюсь, ты не будешь допускать ошибок своей матери и тебе не придётся делать аборт в шестнадцать лет.
ОЛЕСЯ: Аборт? Бр-р-р... Вы что - были настолько недоразвиты в этом вопросе?
АЛЁНА: Не то слово. Мы расстались много тысяч лет назад, и всё же мы не покидали друг друга. Мы стоим лицом друг к другу весь день, но никогда не встречались. Кто это?
ОЛЕСЯ: Откуда я знаю?
АЛЁНА: Молодец. А кто тот, в кого ты влюбилась?
ОЛЕСЯ: Тёмыч? Ну, он музыкант и вообще, как ребёнок. Ему скоро двадцать два три, но выглядит на все восемнадцать.
АЛЁНА: Главное - не увлекайтесь психоделиками.
ОЛЕСЯ: Да ладно. Мы вообще никакими наркотиками не увлекаемся. Кислота, грибы, экстази - это всё вчерашний день. Всё давно уже подмешивают в еду. Транскорпорации всякие, овощи-мутанты.
АЛЁНА: Похоже, Васе будет о чём поболтать с твоим парнем.
ОЛЕСЯ: Не думаю... Дядя Вася такой общительный, а Тёма такой нелюдимый. Со всеми. Кроме меня, конечно. Как настоящий местный. Самый особенный. И мне кажется - я его так люблю...
АЛЁНА: Мы с Васей тоже в молодости тесно дружили, ещё до знакомства с твоим папой. Ездили в горы своей тусовкой, всё пробовали. Читали Лири, Маккену, слушали “Дорз”. Галлюциногены всякие жевали, растительные... Дурман - горечь дикая, а смешно... Он был моим первым мужчиной. В смысле - дядя Вася.
ОЛЕСЯ: Классно, мам. Ты рассказывала. Суть материи, диалектика мужского, всё такое.
АЛЁНА: Не знаю, не знаю. Твоему так называемому биологическому отцу всегда было лучше вообще от всего абстрагироваться. Кстати, если тебя поймают с марихуаной - деньги на адвокатов будешь клянчить у Васи сама.
ОЛЕСЯ: Мам, ты что? На каких адвокатов? В Крыму уже двадцать лет как латентный легалайз. Ты сама объясняла. Я только попробовала несколько раз. И всё.
АЛЁНА: Да. А я в твоём возрасте уже пыхтела паровозы. Школу прогуливала.
ОЛЕСЯ: Вот как это вредно. Мам, а правда хорошо, что у меня два папы? Я ведь дядю Васю называю дядей Васей, только потому что ему так самому нравится.
АЛЁНА: В любой ситуации надо быть не такой, как все. Не обращать внимания на модную рекламу чего бы то ни было.
ОЛЕСЯ: Да, мам. Это всё временно.
Алёна наливает себе и дочери кофе.

Кабинет Васи. Вася печатает на компьютере. На экране домашнего кинотеатра без звука идёт фильм “Апокалипсис сегодня”. Рядом с Васей стоит портативный диктофон, из которого звучит голос Васи.
ГОЛОС ВАСИ ИЗ ДИКТОФОНА: Что значит быть снайпером? Это значит нажимать на курок спонтанно, используя силу без усилия - как будто просто позволяя выстрелу, словно созревшему плоду, отпасть от стрелка. Внутренний мир и сюжетные перипетии героя предстают перед нами в виде сложной ткани, в которой соединения различных типов эсхатологических фобий чередуются, накладываются друг на друга, или сочетаются, определяя таким образом единую структуру целого.
Вася выключает диктофон, закуривает. Серьёзно смотрит кино.

Мимо мечети проходит Равиль. Он в своём приличном костюме переводчика. Спешит в город с рюкзаком за плечами. Из мечети выходят правоверные.

Алёна задумчиво сидит одна, пьёт кофе, курит, смотрит в море - там, вдалеке, белеет парус яхты.

Из гостиницы выходит шейх с двумя телохранителями. Подают лимузин. Шейх ждёт Равиля. Тот подходит и говорит что-то по-арабски. Шейх воздевает руки к небу. Они садятся в лимузин - охранники открывают перед ними двери, садятся с двух сторон от шейха. Равиль говорит  что-то по-арабски шофёру-татарину- тому же, что ввозил в город Глеба, но на другой машине, простой. Слышны названия - Ай-Петри, Учансуу, Беш-текне, Беденекыр, Сары-Узень.
ШОФЕР: А по-русски?
РАВИЛЬ: Вы местный?
ШОФЕР: А как же? В десятом колене.
РАВИЛЬ: А я из Эмиратов. Вместе с этим приехал. Дядя он мой. Внучатый.
ШОФЕР: Надолго приехали?
РАВИЛЬ: Навсегда.
ШОФЕР: Милости просим! Учансуу? Поехали.
Равиль говорит по-арабски шейху, тот кивает головой. Машина трогается и уезжает на экскурсию.

Олеся идёт по улице, останавливается,  смотрит на витрину книжного магазина. Мимо проезжает роскошный лимузин. Равиль смотрит из окна на Олесю, она не обращает на него внимания. - Смотрит на выставленные книжные новинки. Видит книжку “Сердце талиба 4” с портретом Усамы бин Ладена на обложке и именем автора - Василий Лесной.

В море плавает яхта. На ней Глеб, он в свой бинокль исследует  бунгало на берегу. Рядом с ним в шезлонге сидит его старый друг по кличке Шурави, европейской внешности, слегка побитый жизнью мужик лет сорока, напоминающий пожилого хипаря.
ШУРАВИ: Ну, ништяк. Как стемнеет, будем брать... В “Лимпопо” двинем, короче.
ГЛЕБ: Да, “Лимпопо”... И замуты эти, и день десантника - всё помню... Помню, пацаны спорили, что ты никогда в жизни на яхту не накопишь.
ШУРАВИ: Не говори. Всё просаживал. Как брата убили - так вообще на одно белое богатство перешёл... Опий кандагарский. Это брат же меня Шурави назвал. Всё жалел, что Афган мы с ним не застали. А бандитские свои дела он вообще не уважал... Вот на гранате по пьянке и подорвался. На то и город - Джанкой...
ГЛЕБ: Помню. Опиаты - артиллерия тяжёлая. И, понимаешь - там всё помню - а здесь забываю. Зато здесь так всё помню то - в миллион раз подробней, чем там ощущаю непосредственно. Врубаешься?
ШУРАВИ: Как сказать... Шизотопонимика - наука мёртвая...
ГЛЕБ: Что за синдром - объясни, как нейронавт?
ШУРАВИ: Обычный. Хельсинки Вотч. Может, кетамин тебя, Глеб, вразумит? Или черняшка? По любому тебе умирать приходится не первый день.
ГЛЕБ: Да ну тебя. Понимаешь... Мне когда я там, всё время снится море, и Алёна, и дочурка, и я, с ними, здесь, на берегу. А там просыпаюсь - и думаю, что, мол, вот приеду к вам - и мне снова будут сниться горы, разведоперации, и бородатые ваххабиты, живые и мёртвые. Синдром такой, что всё, как она предсказывала... А что спать не могу - так просто это смысла не имеет. Проваливаюсь туда сюда, из крайности в крайность, а всё по одной волне. В одной амплитуде у меня есть всё, кроме страха - а в другой ничего кроме.
ШУРАВИ: Закружило, короче...
ГЛЕБ: Только хрен я с ума сойду. Знаешь, я иногда перед зеркалом стою, целюсь из пистолета в своё сердце - и смотрю себе в глаза, смотрю, смотрю... Помнишь, у тебя был олдовый психиатр? Чуйскую с ним курили в тот мой приезд, ты тогда замутил? Потом ваххабиты ещё в Дагестан вошли. В 98-м, что ли это было?
ШУРАВИ: Было. Было, помню, помню... Ну, ладно. И правда. Накуримся - и порядок. Я сам семь лет уже как белой смертью не жалюсь. Хотя, если честно - от черняшки ты бы хоть выспался... Ладно. Молчу, молчу. Солдат - наркоману брат.
ГЛЕБ: Когда как, Шурави. Может - всё наоборот? Я ж говорю - нет тебя и не устаёшь. Когда всё сон вокруг. Вернее - не так устаёшь. То есть - не от того. Оно ведь и здесь везде в пространстве растворилось... А под водой?
ШУРАВИ: Ладно, Глеб. Всё нормально. Ну, что тут скажешь? Всё, что не убивает - делает сильнее. Кому взорваться, кому вмазаться, а кому пока и обождать...
ГЛЕБ: Это точно...
ШУРАВИ: Знаешь... Я однажды попробовал заниматься сексом под водой...
ГЛЕБ: С аквалангом?
ШУРАВИ: Да нет. С девушкой!
Глеб и Шурави смеются. Из-под воды один за другим начинают подниматься дайверы - это разнополые пенсионеры говорящие по-немецки. Шурави помогает им подниматься, разоблачаться от аквалангов. Немцы чего-то бормочут на своём языке, восторгаются. Глеб продолжает наблюдать за бунгало.
ГЛЕБ: Зерр гутт, Вольдемар, зерр гутт...
Наблюдает.

Город. Солнце клонится к закату. Олеся и Артём катаются на лошадях на красивом горном плато.
ОЛЕСЯ: Тём, а Тём... А почему ты не хочешь водить мотоцикл? Я бы тебя обнимала на скорости...
АРТЁМ: Мне и самому охота.
ОЛЕСЯ: Вот ты хитрый какой...
АРТЁМ: Думаешь, я боюсь?
ОЛЕСЯ: Со мной не может случиться ничего страшного. Никогда.
АРТЁМ: Точно?
ОЛЕСЯ: Абсолютно. К счастью.
Катаются дальше.

Крым. Исторические места. Лимузин шейха. Шофёр-татарин в машине читает газету. Равиль и шейх с двумя телохранителями стоят у развалин какой-то древней крепости. Шейх что-то спрашивает Равиля по-арабски.
РАВИЛЬ: Херсонес.
Добавляет что-то по-арабски. Шейх многозначительно кивает головой, обводит всё вокруг руками. Подходит шофёр-татарин. Заинтересованно наблюдает.
ШОФЁР: Если есть города-герои - значит, есть и города-предатели...
Шейх переспрашивает его. Равиль переводит по-арабски, усмехаясь. Шейх сурово неодобрительно смотрит на него и сурово грозит пальцем.

Город. Глеб идёт по улицам. Проходит мимо книжного магазина. Смотрит название улицы, номер дома - “Бескрайняя, 13”.
ГЛЕБ: Это были глаза пастора...
Смотрит на витрину магазина. Видит новинки - книгу Василия Лесного с портретом Усамы бин Ладена на обложке, “Сердце талиба 4”.
ГЛЕБ: Усама, будь он не Ладен... И автор знакомый...
Присматривается к цене - 33 гривны.
ГЛЕБ: И стоит недорого... Зайду, пожалуй.
Хочет зайти в магазин - но дверь закрыта, висит табличка “Учёт”.
ГЛЕБ: Ну, не судьба, Вась, прости. В другой раз...
Ещё раз дёргает ручку, уходит, идёт дальше по улице.

Вася и Алёна гуляют по лесу. Выходят на скалистый обрыв над морем, садятся, смотрят на идущее к закату солнце.
ВАСЯ: Лен, ты помнишь, как мы тут были?
АЛЁНА: Да. Семнадцать с половиной лет назад.
ВАСЯ: Ого. Ну и скорость.
АЛЁНА: Это всего лишь восприятие. А моё восприятие - это ты. И наша дочка. Но если ты, как обычно запьёшь в эти дни - равновесие нарушится.
ВАСЯ: Ты о чём?
АЛЁНА: А я, между прочим, прекрасно помню, как ты придумал ей это имя.
ВАСЯ: Да хватит уже... Ты вообще потом меня бросила и сбежала в Москву - так подло поступила, что я ничего не знал столько времени...
АЛЁНА: Всё ты прекрасно знал. И в эти дни на тебя тоже всегда находит. Очищение. Но я всегда с тобой, так что ничего не бойся.
ВАСЯ: Всё-таки я уже взрослый. Какое там ещё “находит”? Алён, ты что - издеваешься? Кто кого боится?
АЛЁНА: Прости. Это я так.
ВАСЯ: Ну ты даёшь, в самом деле. Я конечно, великий писатель - но не до такой же степени...
Алёна обнимает Васю.
АЛЁНА: Прости. Я просто говорю. Вербализую знаки.
ВАСЯ: У тебя что - какие-то предчувствия?
АЛЁНА: Никаких. Как обычно. Смотри лучше, до чего красиво...
ВАСЯ: Не говори... До чего?
Супруги  смотрят на море и солнце.

Городская набережная. Суператтракцион в стиле тренировки для космонавтов. Два кресла рядом, к которым пристёгивают парочку желающих, одевают шлем с наушниками для переговоров и крутят кресла вокруг постоянной и переменной оси одновременно.
Артём и Олеся подъезжают к аттракциону на мотоцикле - за рулём Олеся. Слезают. Артём берёт Олесю за руку и они подходят к аттракциону. Парень-управляющий узнаёт его, радушно встречает, жмёт руку, пропускает вне очереди. Артём что-то шепчет ему на ухо. Тот, усмехнувшись, кивает головой. Олеся и Артём усаживаются, парень-управляющий их пристёгивает, подаёт шлемы.
ОЛЕСЯ: А шлемофоны-то зачем? 
ГЛЕБ: Чтоб лучше слышать.
  Надевают шлемофоны. Парень-управляющий включает музычку - это электронная композиция, знакомая Олесе. Олеся удивлённо поворачивает голову к Артёму - и тут их начинает безумно крутить и болтать. В наушниках треск, Олеся изредка визжит, Артём хохочет, переговариваются, перекрикивая шум в голове, на фоне музыки, звучащей в наушниках.
ОЛЕСЯ: Тём, это же твоя!
АРТЁМ: Я тебе её дарю!
ОЛЕСЯ: Спасибо! Завтра мне шестнадцать лет! Это много или мало?
АРТЁМ: Смотря для чего!
ОЛЕСЯ: А ты кого-нибудь любил в таком возрасте?
АРТЁМ: Как тебя - не любил. Никогда.
ОЛЕСЯ: А ты не врёшь?
АРТЁМ: А хули мне врать?
ОЛЕСЯ: Вот как ты в любви признаёшься?
АРТЁМ: А как? Расти большой не будь лапшой!
ОЛЕСЯ: Очень остроумно! Слушай, когда они остановят-то? Чёрт - вот хорошо, что я толком не позавтракала...
С аттракциона они слезают и уходят пошатываясь. Олеся икает, смеётся. Парень-управляющий передаёт Артёму маленький сиди-диск.
ОЛЕСЯ: А это что? Ой, как мне круто...
АРТЁМ: Понимаешь, я им всё и придумал. Была тут простая крутилка, ни уму ни сердцу. А я придумал шлемофоны, музычку, аппаратуру помог собрать для записи. Десять долларов всего - а память какая? Будут влюблённые умирать, послушают - и вспомнят, как были крутыми.
ОЛЕСЯ: Полезно, наверное. Окупается?
АРТЁМ: Не то слово.
Прогуливаются по набережной.

Шейх с двумя телохранителями и Равиль смотрят на водопад Учан-Суу. Рядом переминается с ноги на ногу  шофёр-татарин - посматривает на часы, словно его время уже кончилось. Шейх погружён в раздумья. Равиль спрашивает знаками шофёра-татарина, заметив его волнение - не поторопить ли шейха? Тот - ни в коем случае. Шейх, не обращая внимания на их возню, изрекает что-то по-арабски.
ШОФЕР: Что он сказал?
РАВИЛЬ: Нет конца потоку крови неверных.
ШОФЕР: А-а-а... Ну, пусть сразу тогда за три часа доплатит.
Равиль говорит что-то шейху - тот недружелюбно смотрит на шофёра, говорит что-то неприятное по-арабски,  делает суровый знак “ поехали”. Все усаживаются в машину и едут.

Чечня. Лес на склоне гор. Ночь. Спецназовец Глеб склонился над трупом какого-то человека в штатском. Глеб аккуратно его осматривает, но старается не трогать. Труп лежит лицом вниз, из его спины торчит осиновый кол.
ГЛЕБ: А это ещё что за юный натуралист?
В этот момент неподалёку гремит выстрел и слышен кабаний визг.  Глеб вздрагивает. Слышно ещё несколько одиночных выстрелов.

Глеб просыпается встревоженный на берегу моря. За его спиной стенка с надписью “FREELOOK”. Смотрит на часы.
ГЛЕБ: Да... Надо было идти в “Лимпопо” вместе с Шурави.
Глеб закуривает, смотрит в море.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ГЛЕБА: У меня всё время такое чувство, что за мной постоянно следят. До уровня психосоматики. Желание обезопасить себя от случайных снайперов - естественное право человека, подтверждённое всеми необходимыми международными конвенциями. Но Алёне это с самого начала не нравилось. Или мне сейчас так только кажется? Алёна... Ты вообще-то существуешь на самом деле? Знаешь, скольких людей я убил? Практически - немного. Рад ли я этому факту? Не знаю, не знаю...
Глеб поворачивает голову - ему кажется, что кто-то идёт. Прислушивается. Проверяет, на месте ли пистолет.
ГЛЕБ: Если я разговаривал вслух - мне крышка... В метафизическом смысле...
Прислушивается - вдалеке гудит сигнал автомобиля. Ложится, закрывает глаза.

Бунгало. Кабинет Васи. Вася хмуро беззвучно смотрит на экране домашнего кинотеатра  “Цельнометаллическую оболочку” , тоже про войну во вьетнамских джунглях, слушает диктофон.
ГОЛОС ВАСИ ИЗ ДИКТОФОНА: Ну, и что я тебе должен объяснять, в конце концов, Салман Рушди ты мой недобитый? Что выпить мне охота? Нажраться? Что достало меня - впаривать всяким кретинам эту бесконечную балладу о талибе да хрен знает зачем кровь свою проливать? Что фронт борьбы добра со злом пролегает через каждое сердце, включая мозг? Но чаще всего, лейтенант, мы же сами и закрываем себе двери. Выбираем чечевичный сухпаёк евроконгресса. Или огонь джихада - что одно и то же...
Вася выключает диктофон, задумывается. Достаёт из тайничка фляжку виски, отпивает глоточек, заедает яблоком.
ВАСЯ: А теперь я тебя прикончу, гнида, за то, что ты так и не выполнил задания...
Смотрит себе фильм дальше. 

Крым, ночь. Бунгало. Олеся сидит на крыше, смотрит на звёздную дорожку на поверхности моря. К ней через окно вылезает Алёна.
АЛЁНА: Ты чего не спишь?
ОЛЕСЯ: А, это ты...
АЛЁНА: Нет. Это Карлсон вернулся.
ОЛЕСЯ: Полнолуние - вот и не спится.
АЛЁНА: Я в курсе. Уже сегодня. Поздравляю.
ОЛЕСЯ: Мам, но ты же сама говорила - буддистов в этом вопросе если что и волнует, то лишь день зачатия. Да и то не особенно.
АЛЁНА: Ну... У всех свои-свои параметры.
ОЛЕСЯ: Вот и я думаю… С чем меня вообще поздравлять? Ничего я не понимаю. Учусь кое-как. Живу сексуальной жизнью с седьмого класса...
АЛЁНА: Лесь. Это же здорово. Здесь у нас раннее развитие. И предельное нестарение.
ОЛЕСЯ: А ты замечала, что здесь почти никто не видит ни моря, ни солнца, ни гор? Ни воздуха, ни пирамид где-то там закопанных?
АЛЁНА: Это всегда так.
ОЛЕСЯ: Как люди живут, а, мам? Туда-сюда болтаются только. А я так не хочу.
АЛЁНА: Мне мама всегда говорила - дура, что в Москву поехала. Надо было тут и быть. Ладно. Давай, влезай в дом - а то свалишься ещё.
ОЛЕСЯ: Да не свалюсь... С какой стати?
АЛЁНА: Полезли, чаю попьём. Что-то мы давно с тобой не устраивали для папы чайных церемоний...
ОЛЕСЯ: Вася творит, ему не до нас. Смотри лучше, какой Млечный путь!
АЛЁНА: Я уже видела... У тебя завтра никаких экзаменов-то нет?
ОЛЕСЯ: Мам, ты чего? Экзамены закончились давным-давно.
АЛЁНА: Что же ты не рассказала, какие у тебя отметки?
ОЛЕСЯ: Ну... Я уже и сама не помню...
Мать и дочь влезают с крыши через окно обратно в дом.

Равиль в молодёжном рейверовском прикиде и тёмных очках  идёт со своим рюкзачком по ночному парку в сторону мерцающих огоньков и ритмичного техно-уханья дискотеки “Лимпопо”.
Артём сидит на дискотеке за столиком, пьёт коктейль. Девушки строят ему глазки. К нему подходит Шурави. Они пожимают друг другу руки.
ШУРАВИ: Привет, Тёмыч? Запариться есть чего?
АРТЁМ: Я не при делах. Вон, у лысого спроси.
Шурави уходит.
Равиль подходит к дискотеке. Покупает билет, проходит. Охранники ставят ему на руку фосфоресцентную печать - чтобы мог выходить и беспрепятственно входить всю ночь. Равиль ходит, осматривается, находит глазами Артёма. походит к Артёму.
  РАВИЛЬ: Привет. У меня к тебе разговор.
АРТЁМ: Ошибка. Я больше не торгую.
РАВИЛЬ: Речь идёт о деньгах.
АРТЁМ: Так... А о чём ещё идёт речь?
РАВИЛЬ: Больше ни о чём. Я говорю - где, ты делаешь как надо, после делим и разбегаемся. Сто тысяч пополам.
АРТЁМ: Баксов?
РАВИЛЬ: Евро.
АРТЁМ: Ну, хорошо. Садись. Извини. Сразу не признал.
Равиль садится за столик к Артёму. Две проходящие мимо девушки подруливают к ним.
ДЕВУШКА: К вам можно?
АРТЁМ: К нам можно?
РАВИЛЬ: Не в этой жизни.
Обиженно пожав плечами, девушки уходят.
РАВИЛЬ: Музыку сочиняешь?
АРТЁМ: О чём ты, старик?
РАВИЛЬ: Всё нормально. Я за тобой давно наблюдаю.
АРТЁМ: Спасибо не за что.
РАВИЛЬ: Меня хотят в медресе отправить. На тот берег. Я сдуру в школе арабский выучил - так за таких как я родителям стипендию платят.
АРТЁМ: Исламисты?
РАВИЛЬ: Меня это не интересует. Я по любому в Москву уеду.
АРТЁМ: И что там делать будешь?
РАВИЛЬ: Сейчас тем, кто арабский знает - везде неплохо.
АРТЁМ: Так что же ты своим то не объяснил такой ништяк?
РАВИЛЬ: Я талантливый. Умею с людьми сходиться.
АРТЁМ: Благородный, что ли?
РАВИЛЬ: Типа того... В общем, я знаю, кто, где и когда понесёт в чемодане много денег. Совсем один.
АРТЁМ: Наркомафия? А нас с тобой за это дело - не того?
РАВИЛЬ: Курьер коммерческий, вот и всё.
АРТЁМ: Курьер-мурьер... Да я в жизни людей не грабил. А ты сам - чего?
РАВИЛЬ: У меня алиби должно быть. Я толмачём тружусь, на переговорах. Ты мотоцикл водишь?
АРТЁМ: Нет пока.
РАВИЛЬ: Может, у тебя есть кто на мотоцикле? Пообещай ему денег, я из своих тоже добавлю - проедешь мимо, вырвешь сумку из рук.
АРТЁМ: Так сумка или чемодан?
РАВИЛЬ: Я пока не знаю.
АРТЁМ: А стрелять он не начнёт?
РАВИЛЬ: Не из чего. Я гарантирую...
АРТЁМ: Как знать, как знать... А ты уверен, что я не подведу?
РАВИЛЬ: Значит, давай набухиваться и разбираться.
Выпивают, не чокаясь.

Бунгало. Спальня. Алёна спит в кровати одна. В комнату аккуратно. Стараясь не шуметь, проникает пьяный Вася. С трудом раздевается и залезает под одеяло.
ВАСЯ: Я жив... Приём, приём...
Засыпает.

Чечня. Ночь, лес. Спецназовец Глеб выходит на поляну и видит свежеубитую кабаниху - у неё вырезано сердце. Он садится рядом на корточках. Трогает её соски - бежит молоко. Трогает кровь - нюхает пальцы. Достаёт карту местности - делает на ней какую-то пометку. Светит маленьким карманным фонариком, сверяется с компасом.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ГЛЕБА: Мы окончательно расстались девять лет назад. Оказалось, Вася почти все те годы крутился где-то совсем уж рядом, и когда моя психика стала сдавать - ему досталась лучшая женщина всех мировых побережий. Ложь всего лишь тень правды, в ней можно комфортно жить... Но это всё изначально не имело никаких шансов. Я воевал, а ей хотелось безопасности. Вася умный. Но у него нет Леськи. А у меня - что? Супер-эго бунтует, и смерть моя развлекается.
Глеб прислушивается к шорохам вокруг. Появляются первые лучи солнца. Он смотрит на часы - потом на мёртвое тело кабанихи. Поправляет рацию на спине - решает вернуться куда-то, пойти обратно с поляны - в ту сторону, откуда пришёл.

Крым. Берег моря. Бунгало. Восход солнца. Вася просыпается в кровати один. Смотрит на часы. Закуривает, хмуро раздумывает о чём-то.

Море, тот же восход солнца. Глеб в одних плавках и в цепочке с солдатским медальоном лениво плавает на морском велосипеде далеко в море. Курит косяк с анашой, пепел стряхивает в пустую пачку из-под сигарет.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ГЛЕБА:  Молодец Шурави. По идее, чем дальше, тем больше я должен распустить нервные окончания. Алёна тоже так говорит. Нет, но как бы я мог с ней жить, если бы не пошёл на войну? Соврал бы сам себе - вот и получилась бы ненароком петля пространства. При чём здесь сексуальная любовь? И как мы тогда так мирно все разошлись, всё втроём между собой порешили - казалось, даже Леська детсадовка, и та понимала всё, и поняла. Как так? И сейчас все по-прежнему счастливы. Чудо? Для всех. А я - что? Меня нет...
Докуривает, не выбрасывает бычок в море - аккуратно убирает в пачку из под сигарет, куда стряхивал пепел.
Рядом с велосипедом Глеба выныривает черноморский пацанёнок в маске и с крабами в руках. Сдвигает маску на лоб.
ПАЦАНЁНОК: Дядь, крабы живые не нужны?
ГЛЕБ: Что ты, старичок?  Я ем только трупы.
Глеб делает пионерский знак и одновременно целует солдатский медальон, болтающийся у него на цепочке на шее.
ГЛЕБ: Но пасаран. Ты Шурави случайно не видел?
Пацанёнок, переложив крабов в одну руку и покрутив пальцем другой у виска, одевает маску и уплывает.
ГЛЕБ: Пора на базу.
Крутит педали, плывёт в сторону берега.

Кухня. Алёна готовит праздничный, причудливой формы торт со свечками. За её спиной в окно заглядывает лицо Глеба. Алёна его не видит - расставляет свечки. Глеб, держа свёрток с подарком дочери в зубах, ползёт вверх на крышу дома.

Комната Олеси. Лучи солнца падают на её лицо. Она просыпается. Открывает глаза - в комнате смешно расположился Глеб. В руках у него свёрток, перевязанный красной ленточкой.
ОЛЕСЯ: Папка?!
ГЛЕБ: А кто ж ещё?
  Дочь и отец обнимаются.
ОЛЕСЯ: Папулька... А я так и думала, что ты опять в дом проберёшься, как обычно.
ГЛЕБ: Окно было открыто. Как мы с мамой и договаривались.
ОЛЕСЯ: А она мне ничего не сказала!
ГЛЕБ: Ты же дочь разведчика. Ну, как вы тут?
ОЛЕСЯ: Лучше всех.
ГЛЕБ: Догадываюсь. Как дядя Вася?
ОЛЕСЯ: Мама говорит - если бы ты его по войне консультировал, он давно получил бы нобелевскую премию по литературе. Но и так вроде пока ничего.
ГЛЕБ: Я его в свое время проконсультировал, как смог. Дальше он уже сам пусть разбирается.
ОЛЕСЯ: Надолго ты к нам?
ГЛЕБ: На три дня всего... Леська, вот ты как выросла, честное слово...
ОЛЕСЯ: Заметно?
ГЛЕБ: Парень есть?
ОЛЕСЯ: Да... И я вас обязательно познакомлю...
Отец и дочь смотрят друг на друга счастливыми глазами.

Вася в ванной комнате чистит зубы, бреется и всякое такое. Смотрит на своё лицо хмурым взглядом. В ванную входит Алёна.
АЛЁНА: Ну как? Ты уже поздравил?
ВАСЯ: Слушай, да с чем таким особенным мне поздравлять собственную дочь? С тем, что она живёт, и не знает, кто её настоящий отец? Мало того - думает так о том, кто вовсе ей не отец. Тот же, кто...
АЛЁНА: Тише, тише, тише. Ты что - вчера пил? Накануне переговоров?
ВАСЯ: Слушай, у меня принимают работу. Меня хотят купить. А я не хочу. Что я могу подарить моей дочери в такой ситуации?
АЛЁНА: Ну, вот. У тебя самое обычное похмелье. Может случиться запой. А как же праздничный ужин? Олеся приведёт к нам своего бой-френда, знакомиться.
ВАСЯ: Да? Очень интересно...
Алёна целует Васю, выходит из ванной.

Алёна на кухне накрывает праздничный стол на троих.

Вася подходит к комнате Олеси. Стучит.
ВАСЯ: Олесенька? Ты проснулась?
ГОЛОС ОЛЕСИ: Вася? Это ты?
В комнате Олеси Глеб молниеносно прячется под кровать, маскируясь там вместе со свёртком-подарком.
Вася открывает дверь. Подходит к Олесе. Целует её. Кладёт на кровать пачку евро.
ВАСЯ: Доченька, с днём рождения. Вот. Хватит гонять на мотоцикле, покупай себе машину. Школу ты, вроде, закончила...
ОЛЕСЯ: Васенька... Спасибо. Это так мило...
ВАСЯ: Извини - завтракать с вами не буду, убегаю на переговоры.
ОЛЕСЯ: О будущем планеты?
ВАСЯ: Что-то типа того...
Вася выходит из комнаты. Глеб вылезает из под кровати.
ОЛЕСЯ: Ну, папочка. А что ты мне подарил?
ГЛЕБ: Смотри сама. Вещь крутая.
ОЛЕСЯ: Трофейная?
Олеся разворачивает свёрток.

Крым. Берег моря. Стена с надписью “FREELOOK”. Неподалёку от них у берега качается на волнах морской велосипед. Равиль и Артём  сидят,  наблюдая восход солнца. Артём не слегка перепивши, с бутылкой алкоголя в руке. Тайник в кирпичной стене открыт и пуст.
АРТЁМ: Кто ж её рассекретил, мою хорошую? Вот гады...
РАВИЛЬ: Это к удаче.
АРТЁМ: Я знаю. Ты верь мне. На такое способна только дружба... Если Лэсси согласится меня прокатить мимо твоего наркокурьера с ветерком...
Вдалеке звонят колокола церкви.
АРТЁМ (поёт): Я ни разу за морем не был...
РАВИЛЬ: Сделали бы тебе обрезание в семь лет... Ладно. Молодец, что согласился.
Парни пожимают друг другу руки. Равиль достаёт из рюкзака свой цивильный костюм, переодевается. Уходит.

Бунгало на берегу моря. На веранде завтракают Алёна и Глеб. К ним выходит Олеся. На ней супер-военная куртка бундесверовского фасона с прикольными значками и эмблемой в виде кабана.
ОЛЕСЯ: Ну как я вам?
АЛЁНА: Отпад. Она что - взаправду трофейная?
ГЛЕБ: В Москве купил, на Горбушке.
ОЛЕСЯ: А почему кабан?
АЛЁНА: Кабан охраняет лес. Кто за ним погонится - вряд ли когда-нибудь вернётся в свой личный разум. Кабан живёт только в сумерках и на рассвете, всё остальное время он недоступен нашему миру.
ОЛЕСЯ: Круто...
ГЛЕБ: Фантастика. Ладно, нечего тут наворачивать. Специально для вас - это была настолько секретная операция, что подготовили отдельный отряд бурятских снайперов. У них прицельность в генах - Алён, ты же знаешь эти фокусы.
АЛЁНА: Обычный верный взгляд. Объект, субъект и действие неделимы - суть любой медитативной техники. В том числе стрельбы.
ГЛЕБ: Возможно.
ОЛЕСЯ: А вождение мотоцикла?
ГЛЕБ: Естественно. Короче, под видом уйгурских сепаратистов, используя эту форму, буряты должны были накрошить не одну чёртову дюжину афроалжирцев. И афротунисцев.
ОЛЕСЯ: Ужас какой...
ГЛЕБ: Точно. Однако форма для спецоперации так и не понадобилась - как только буряты прибыли на базу, пришла добрая весть, будто все наёмники-негры замёрзли в горах.
АЛЁНА: О, господи... Пусть они попадут в Чистую страну. Давно это случилось?
ГЛЕБ: С полгода как...
АЛЁНА: Жаль...
ГЛЕБ: Не попадут?
АЛЁНА: Навряд ли...
ОЛЕСЯ: Пап. Спасибо тебе большое.
Подходит к отцу, целует его. Алёна встаёт подавать торт. Зажигает свечи. Олеся их задувает.
ГЛЕБ: Алён, ты никогда не объясняла - что означает этот обычай?
АЛЁНА: А я никогда и не задумывалась.
ОЛЕСЯ: Мам, а что означает такая форма торта?
АЛЁНА: Моё настроение.
ОЛЕСЯ: Надо немедленно попробовать.
АЛЁНА: В момент, когда я тебя рожала...
ГЛЕБ: О. Те дни я очень хорошо помню.
АЛЁНА: Конечно. Какой-нибудь Сумгаит?
ГЛЕБ: Ленка, ну и память у тебя... избирательно злобная.
АЛЁНА: Просто без неприязни к тому, что не нравится.
Все пробуют торт. Алёна разливает чай.
АЛЁНА: Зелёный. Ты его ещё не разлюбил?
ГЛЕБ: Мне хватает непостоянства по более серьёзным моментам...
ОЛЕСЯ: Какой тортик... Как во сне.
АЛЁНА: Всё подобно сну. Хотя сны бывают разные.
ГЛЕБ: Одного не могу понять - как ты каждый год умудряешься делать, чтобы мы с Васильком не пересекались?
АЛЁНА: Само получается. Спасибо, что не мешаешь мне в этом.
ГЛЕБ: Да ладно... Думаешь, я всё ещё могу его замочить?
ОЛЕСЯ: Папа! Что за дурацкие реплики?
ГЛЕБ: Извини, дочка. Мама абсолютно права. О чём нам с ним говорить?
ОЛЕСЯ: Ну... У вас могло бы быть много общих для обсуждения вопросов. Не знаю, только зачем их вообще обсуждать...
АЛЁНА: Дочка. В отличие от тебя, папа знает, что говорит. У нас у всех - Олеся, кроме тебя, разумеется - у всех у нас один синдром. Мало ли кто кого чуть не убил?
ГЛЕБ: Да что вы всё о работе?
АЛЁНА: А о чём же нам? О вакууме? Если дорога вверх и дорога вниз одна и та же. Бог есть день ночи, зима лета, мир войны, голод насыщения. Кто это?
ГЛЕБ: Нет, Леська. Ты врубаешься?
ОЛЕСЯ: Да, папочка. Нам с тобой нашу маму никогда не понять.
АЛЁНА: Вам даже Гераклита не понять. Не то, что меня.
Продолжают завтракать.

Крым. Город. Вася идёт в сторону гостиницы с шейхом.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ВАСИ: Как будто я не знаю, что они не прекращали своих отношений? Какая разница - есть физические проявления этого или нет? Мне то что? Всё что мне надо - у меня есть. Пишу, потому что тщеславен и болен графоманией, регулярно занимаюсь сексом, потому что много лет обожаю свою любимую женщину, легко зарабатываю деньги всяким бредом, потому что везёт. Ну и что? В чём тут подстава? У Хатуева Салмана есть два брата наркомана. Салман плачет и ревёт...
Проходит мимо книжного магазина. Смотрит на витрину с выставленными новинками - в том числе своей книжкой.
ВАСЯ: Эх, Василий Васильич... Хорошо ещё, что тебя в лицо никто не знает. И по фамилии настоящей...
Идёт дальше.

Город. Равиль быстрым шагом проходит мимо христианского прихода. Из церкви выходят православные. Все смотрят, как где-то там, в небо поднимается весело разукрашенный воздушный шар, катающий туристов над городом. Нищие грозят нехристям, маша клюками.

Город. Артём подходит к своему дому. Стоит незнакомый джип. Видит, как из его квартиры двое крепких ребят с внешностью скинхедов выносят аудиоаппаратуру, компьютер, видеокамеру.
АРТЁМ: Эй? Что за интифада?
Скинхеды не обращают на него никакого внимания. Грузят всё в машину.
АРТЁМ: Так, так... Это не Павлушина ли тарантайка?
Из дома выходит Павел - стрёмного вида музыкальный продюсер, больше похожий на бандита. На лице у него следы недавних побоев. Замечает Артёма.
ПАВЕЛ: А... Явился, всё-таки?
АРТЁМ: А я что - прятался?
Павел ничего не говорит - молча показывает своим ребятам, несущим монитор компьютера,  на Артёма. Те аккуратно ставят монитор на капот машины, направляются к Артёму.
АРТЁМ: Эй, постойте-ка. Павлик? Ну, перепил я - с кем не бывает. Зато я для тебя ведь реальное шоу мастырю, ты чего?
Один из амбалов пытается ударить Артёма, но он ловко уворачивается.
АРТЁМ: Я думал - в Киев отправим, а? Или сразу в Москву?
Уворачивается ещё раз, крутится вокруг машины.
АРТЁМ: Паш, а терменвокс-то мой был... Куда ж я теперь без терменвокса?
Неожиданно мастерскими ударами Павел сваливает одного за другим обоих скинхедов. Направляется к Павлу.
ПАВЕЛ: Эй... Тём. Тёма, Тём. Всё. Пацан. Давай говорить, ладно. Обидок нет.
Артём приближается к отступающему от него Павлу, делает резкие непонятные взмахи руками у его лица. Корчит страшные рожи.
ПАВЕЛ: Тём, ну ты чего? Ты трезвый вообще?
АРТЁМ: Вот такая она, брат...
Резким ударом вышибает из Павлика дух - тот теряет сознание, валится с ног. Артём дует на кулак.
АРТЁМ: Славяно-горицкая борьба.
Вынимает аппаратуру из машины, хочет нести в дом. Потом, подумав, укладывает всё обратно в машину. Берёт монитор - тоже засовывает в машину. Бибикает. Один из скинхедов приходит в себя. Артём подходит к тому - тот прикрывается рукой. Другой достаёт кошелёк, протягивает Артёму.
АРТЁМ: Ты чего? Это же шоу-бизнес.
Уходит в свой дом, хлопает дверью.

Крым. Чёрное море. Солнце в зените. На балконе шикарного отеля за шикарным столом русский писатель Вася и арабский шейх  ведут переговоры через переводчика по имени Равиль. Вася задумчиво смотрит вдаль. Равиль держит перед лицом листок бумаги и в красках рассказывает по-арабски содержание листка и будущего фильма. Шейх кивает головой, неодобрительно хмурится и иногда грозит пальцем каким-то невидимым шайтанам.
ВАСЯ: Равиль. Ты, давай, не особо краски сгущай. Это же первый вариант. Приблизительный.
Равиль говорит шейху что-то по-арабски. Шейх понимающе кивает, улыбается, складывает руки на сердце, потом воздевает их к небу, долго говорит что-то по-арабски, то презрительно маша рукой за море то в одну то в другую сторону, то делая одобрительные жесты в сторону гор. Наконец замолкает.
РАВИЛЬ: Он говорит - кинематограф его народа обречён на бессмертие. Такое можно изобразить только кровью.
ВАСЯ: Ну, ты загинаешь... Полегче. Скажи ему, что это всё, конечно, очень лестно...
Равиль переводит. Шейх кивает, делает жесты - мол, не стоит даже обсуждать, и опять начинает говорить.
РАВИЛЬ: Однако есть какие-то моменты... Он цитирует из Корана, я не всё понимаю...
Шейх что-то добавляет, воздев палец к небу.
ВАСЯ: А что ему не нравится-то?
Равиль переводит. Шейх начинает загинать пальцы, объясняет.
РАВИЛЬ: Во-первых - сама материя, из которой соткана фабула. Шахид не может так умирать. Архетип мифологической смерти абсолютно американизирован. И якобы их народу это не близко.
Какое-то время Вася думает.
ВАСЯ: Так-так-так... Ну, это фигня. Переделаю. Слушай, но ты хоть спроси у него - а ему понравилось с таким поворотом? Не слишком смело?
Равиль переводит. Шейх понимающе кивает головой, объясняет.
РАВИЛЬ: Во-вторых, он говорит - надо решительно отказаться от стереотипов и уверенности, будто кино изобрели американцы. Это не так.
ВАСЯ: А что? Я согласен. Они его просто узурпировали. Вот и всё.
Равиль переводит. Шейх смотрит на Васю серьёзно и что-то говорит.
РАВИЛЬ: Он говорит - автор несёт ответственность за каждую букву.
ВАСЯ: Само собой... Кого вы учите, уважаемый?
Равиль переводит. Шейх говорит что-то суровое и поэтичное.
РАВИЛЬ: Он говорит - его интересует дамасская сталь, а не золотой телец.
ВАСЯ: Что?! Ну, хорошо. Меня тоже вся эта фигня не сильно интересует. Десять штук я отработал, так ему и скажи. Хотите, чтобы ещё что-нибудь написал? Гоните бабки. У меня вообще у дочки день рождения. Я же предупреждал! Я думал - с чемоданом уйду. А тут бюрократия сплошная! Переводи, переводи дословно. Пусть знает. Мне, отцу, в такой день - и вдруг мозг, извиняюсь... Ладно, это не переводи. Это он и так, похоже сам понял...
Равиль очень дипломатично и аккуратно переводит слова Васи. Шейх кивает головой - ему тоже очень неудобно. Потом воздевает палец, одетый в дорогое кольцо с бриллиантом, в небо и говорит длинную фразу.
РАВИЛЬ: Он говорит, что просит его извинить. Он недостаточно знал законы этой страны. В конце концов, бумага - всего лишь бумага. Он мог бы выписать чек немедленно, но было бы лучше, если вы придёте завтра в полдень за наличными. Сюда к нему.
ВАСЯ: Не вопрос. Спроси - что конкретно требуется от фильма? У меня теперь тоже азарт - раз я с первого раза не попал...
Равиль переводит. Шейх миролюбиво улыбается, снимает с пальца кольцо с бриллиантом, протягивает Васе.
РАВИЛЬ: Он говорит - это вашей дочери на шестнадцать лет с его искренними поздравлениями и нижайшей просьбой извинить его нерасторопность.
ВАСЯ: Да ладно... Понятно всё. Спасибо. Ей очень понравится. Вон сколько каратов...
Вася пожимает шейху руку, убирает перстень в карман.
ВАСЯ: А насчёт кино-то что? Чтоб мне ещё лишний раз то не то не сочинять? В смысле, чтоб опять не получилось, как не для народа, испорченный телефон?
Равиль переводит. Шейх говорит.
РАВИЛЬ: Он говорит - подумайте до завтра с искренним сердцем, что бы вы сами хотели сказать миру.
ВАСЯ: Что ж. Ладно. Хотя при таком подходе бумага рискует остаться девственно чистой...
Равиль переводит. Шейх смеётся, потом встаёт. Встаёт и Вася. Шейх обнимает Васю, наконец отпускает. Вася пожимает руку переводчику Равилю.
РАВИЛЬ: Подождите. Памятный снимочек. Вам без разницы, а мне для портфолио.
Равиль объясняет шейху по-арабски, тот миролюбиво кивает. Равиль ставит их с Васей у перил балкона, на фоне моря. Достаёт “Полароид”, устанавливает на стол. Отбегает, садится на корточки перед стоящими в обнимку шейхом и Васей. В последний момент шейх неуловимым движением руки успевает прикрыть лицо бедуинским платком. Снимок сделан. Шейх смеётся, ещё раз жмёт Васе руку. Равиль держит в руках снимок - смотрит, как он проявляется. Достаёт ручку. Говорит что-то шейху по-арабски. Тот кивает.
РАВИЛЬ: Теперь распишитесь.
Шейх поставил полумесяц, Вася крестик.
ВАСЯ: Ну что, друзья мои. Может, отметим это дело?
Равиль переводит шейху. Тот улыбается, но виновато разводит руками.
РАВИЛЬ: Говорит - непьющий.
ВАСЯ: Ну, большой рахмат! До завтра.
Вася уходит. Шейх смотрит на море, читает по-арабски какие-то великие рубаи. Равиль прячет фотографию в карман.

Артём в своей комнате укладывает вещи в дорожную сумку. По комнате разбросаны компакты. Артём собирает кое-что в сумку, остальное оставляет. Берёт гитару, бренчит на ней, ставит аккуратно в угол. Смотрит в окно - внизу подъезжают несколько крутых бандитских машин.
АРТЁМ: Вот он - промоушен...
Артём выходит из квартиры, идёт на чердак, вылезает на крышу, выбрасывает ключи, уходит через другой подъезд - видит, как перед его подъездом разнообразные боевики решают, кто кому теперь сколько должен денег. Артём видит, как Павлик в сердцах разбивает видеокамеру.
АРТЁМ: Всё. С концами. Проект заморожен.
Уходит незамеченным.

Вася идёт по улицам города.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ВАСИ: У Хатуева Салмана есть два брата - наркомана... Салман плачет и ревёт...
Вася подходит к ларьку с разливным пивом, берёт кружку. Выпивает.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ВАСИ: Есть два брата наркомана у Хатуева Салмана... Салман плачет и ревёт...
Внезапно Вася видит Шурави, который бухает тут же.
ВАСЯ: Шурави?!
Шурави оборачивается.
ШУРАВИ: Василь Василич? Киберпанк всея Руси?
ВАСЯ: Постоянным клиентам скидка!
Они радостно идут навстречу друг другу, обнимаются.
ШУРАВИ: Мы, Вась, прям с тобой как будто воевали вместе, а потом сто лет не виделись.
ВАСЯ: Ну.
ШУРАВИ: Что новенького наваял?
ВАСЯ: Не ходишь сам по книжным - вот и не приставай. Что люди покупают - то и работаем.
ШУРАВИ: Ладно, ладно. Не обижайся. Бываю я и в книжных. Мне говорил кто-то твой псевдоним - да я позабыл.
ВАСЯ: Да и хрен с ним. Ну что - так и будем здесь стоять?
ШУРАВИ: А есть какие-то предложения?
Вася хитро усмехается.
ШУРАВИ: Но учти - я пленных не беру.
ВАСЯ: Мне тоже за державу обидно.
Оба, смеясь, направляются куда-то.

Крым. Горы. Глеб и Олеся едут на новеньком мотоцикле. Олеся за рулём.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС ОЛЕСИ: Если мы возьмём и получим сердце другого человека, то повлияет ли это на наше Я? Мы естественно думаем, что это Я получило новое сердце, а не то, что сердце было вживлено в Я как таковое. Или предположим, что мы имеем мозг одного человека, имплантированный в череп другого. Будет выглядеть странным, если одни действия определяются тем Я, которое есть сейчас, другие же вдруг принадлежат Я того человека, у которого этот мозг был изъят. Или сердце?
Мотоцикл едет дальше, выезжает из-за гор и они видят море.

Город. С моря слышен гудок теплохода. Алёна  идёт по улице, заходит в книжный магазин. Ходит между стеллажами с книжками. Подходит к отделу “Фантастика, приключения”. Полки с книжками её мужа. На обложках - портрет Усамы бин Ладена. Василий Лесной. ”Сердце талиба”. Бин Ладен изображён на всех, только чалма у него разных цветов - белая, зелёная, красная и чёрная, у каждого номера серии своя.
Алёна продолжает ходить между стеллажей. Берёт в руки какой-то цветастый комикс, про войну с террористами - “Вечера на базе близ Тора-Бора”. На картинках - белые спецназовцы жестоко и с переменным успехом сражаются с бородатыми воинами Аллаха. Рушатся небоскрёбы. Взрываются горы и пустынные ландшафты. Война повсюду. На одной из картинок мы видим со спины спецназовца, склонившегося в лесу над трупом с колом в спине.
Алёне кажется, что картинка живая. Она в неё углубляется взглядом. Явно это Глеб, он склонился над трупом и вот-вот его перевернёт. Алёна резко выходит из оцепенения и захлопывает комикс. Ставит его на место. Выходит из магазина.

Шурави и Вася бухают в чайхане. Услужливые девушки в паранджах подносят им кальян. Шурави ведёт переговоры с татарином - которого привёл сидящий тут же татарин-шофёр.
ШУРАВИ: А хочешь, я тебе свою яхту продам? У меня её двенадцать немцев арендуют... С аквалангами...
ТАТАРИН: А если она утонет?
ШУРАВИ: Ну ты чудак-человек...
Шурави и Вася переглядываются, выпивают по водочке, курят кальян.
ВАСЯ: Господа аксакалы! Белый человек хочет уехать к чёрту на кулички, подальше от третьей мировой войны! Что, так трудно проникнуться и помочь?
ШУРАВИ: Может, прям на яхте и махнуть?
ВАСЯ: Куда?
ШУРАВИ: В Новую Зеландию можно. Там хоббиты варят вересковый мёд. Сенкевич по телеку показывал.
ВАСЯ (поёт): Вспомним, товарищ, как мы шли в ночи!
ШУРАВИ (подхватывает): Как в арык слетались злые басмачи!
Вася и Шурави смеются вместе со всеми. Бухают дальше, покуривая кальян с друзьями-татарами.

Дискотека “Лимпопо”.  Два стриптизных шеста - на них кружатся пышногрудые танцовщицы. Много отдыхающих. Глеб и Олеся сидят за столиком, пьют коктейли.
ГЛЕБ: Только не забывай предохраняться. Рожать лучше всё-таки слегка попозже. Когда твоя психика окончательно сформируется.
ОЛЕСЯ: Само собой, ага. Блин, а я то даже и не задумывалась - хочет он детей или не хочет?
ГЛЕБ: Сколько лет твоему Тёме?
ОЛЕСЯ: Двадцать два с половиной.
ГЛЕБ: Отлично. Профессия?
ОЛЕСЯ: Сочиняет музыку. Иногда песенки записывает. Не очень популярные, честно сказать. Но он и не может быть популярным.
ГЛЕБ: Уже хорошо.
Отец и дочь улыбаются друг другу, чокаются коктейлями, выпивают. Оживлённо входит немаленькая компания отдыхающих российских десантников - в тренировочных штанах, шлёпанцах, тельняшках и беретах. Они навеселе, но с жёнами и детьми. Проходят, усаживаются, начинают пить водку.

Улицы города. Шофёр-татарин везёт одного бухого и обкуренного Васю. Тот прихлёбывает виски.
ВАСЯ: Да что они понимают? Более всего кинематографу соответствует вообще китайский язык, пойми. Слово в классическом китайском - не абстрактный знак, соответствующий чётко очерченному понятию, а некий звуковой символ, способный вызвать в сознании нерасчленённый комплекс красочных картин и эмоций. Как в кино! Представляешь?
ШОФЕР: Я тебе тоже случай расскажу. Брат мой на свадьбе перегулял немного, и поехал я его заменять. Дали мне чёрный, чёрный лимузин... Приезжаю к гостинице. Весь день вожу этого артиста по историческим местам. А он?
ВАСЯ: Когда наконец простому честному человеку достанется всё, чего он заслуживает? Ответь мне, старик?
ШОФЕР: Вот и я его так спросил.
ВАСЯ: Когда Е-Буш свистнет, что ли?
Машина едет дальше. Вася делает мощный глоток виски, закуривает сигарету и погружается в себя.

Кабинет Васи. Алёна стоит с диктофоном в руках и слушает голос Васи.
ГОЛОС ВАСИ ИЗ ДИКТОФОНА: Итак, если вы слушаете это моё завещание - значит, меня уже нет среди живых. Почему воин, идущий на битву, не может рассказать своей возлюбленной, что увидел сон, как он гибнет? Потому что уйти далеко означает вернуться. Потому что если он расскажет ей и не пойдёт на битву - будет мнительным трусом и вообще ненадёжным переносчиком ДНК. А если пойдёт и погибнет - тогда возлюбленная получит психическую травму, несовместимую... впрочем, если только это конкретная, судьбоносная женщина...
Слышно, как на улице подъезжает машина. Начинает сигналить. Алёна выключает диктофон. Выходит из комнаты.

“Лимпопо”. Десантники вокруг веселятся как следует. Под неодобрительными взглядами жён заигрывают с молодыми крымчанками. Жёны злятся, шлёпают бесящихся детей. За столиком сидят Олеся и Артём.
ОЛЕСЯ: Тема. Милый. Я так рада, что папа приехал.
АРТЁМ: Представляю. Он у тебя сильный мужик, судя по всему.
ОЛЕСЯ: Сильный? Ха. Да он вообще не человек.
АРТЁМ: Ты мне уже это говорила.
На танцплощадке возник какой-то конфликт между несколькими татарскими парнями и десантниками. Конфликтующие, жестикулируя, ругаются.
АРТЁМ: По ходу, махач будет.
ОЛЕСЯ: Ни хрена. Здесь ведь мой папа. При нём насилия не случается.
АРТЁМ: Ну, так это же не всегда - плохо. Смотря из-за чего...
Подходит Глеб, ставит выпивку на стол.
ГЛЕБ: Видали? Скоро будет что-то интересное...
Садится, разливает.
ГЛЕБ: Ну, что вам пожелать в такой день? Тому, кто подчиняется течению жизни, следуя естественным процессам неба и земли, нетрудно управлять всем миром.
Все чокаются, выпивают. Олеся обнимает Артёма. Два десантника под восхищённые визги девиц, раздевшись по пояс, лазают на скорость по двум стриптизным шестам.

Берег моря. Бунгало. Таксист-шофёр помогает Алёне выгружать окончательно разомлевшего Васю из машины и затаскивать его в дом.
ВАСЯ (распевает): Эх, да, на курган, да на курган-мурган! Прилетал три птичка! Эх, да один - хорька, а другой-то - суслик, ну а третий – эх, да третий зайка земляной!
АЛЁНА: Вы его смелей, не стесняйтесь.
Затаскивают тело в дом. Оттуда продолжает доносится пение. Потом шофер и Алёна выходят на улицу.
АЛЁНА: Спасибо. Сколько я вам должна?
ШОФЕР: Э, такой человек! Вот, мне отдал, боялся потерять...
Достаёт из кармана перстень, отдаёт Алёне. Алёна смотрит на перстень.
АЛЁНА: Ничего себе...
ШОФЕР: Ну, я поехал. Дочку поздравляйте. От всех нас.
АЛЁНА: Удачи...
Уходит. Алёна возвращается в дом.

В глубине парка ухает технорейв дискотеки “Лимпопо”. Шурави сидит на скамеечке с бутылкой выпивки в руках. 
ШУРАВИ (напевает): Вспомним, товарищ, мы Афганистан. Зарево пожарищ, крики мусульман...
Прислушивается, замечает, что играет музыка.
ШУРАВИ: О. Музычка. На дискотечку, что ли? Течку диско. Там женщины. Буду в центре вселенной... Кстати - а где Глеб?
Сидит задумавшись, попивает алкоголь.

“Лимпопо”. Глеб, Олеся и Артём продолжают сидеть. На заднем плане десантники проводят время всё так же активно. Многие их жёны покидают дискотеку вместе с детьми, происходят семейные разборки - однако в большинстве своём толпа танцующих отдыхающих не обращает на это никакого внимания. Некоторые десантники уже вовсю ухаживают за молодыми крымчанками.
Глеб закуривает сигарету.
ГЛЕБ: Артём. Скажи. А почему ты решил пока не знакомиться с Олесиными родителями?
АРТЁМ: Я? Решил? Дезинформация. Разве я не хочу? Просто не удавалось как-то. Работал всё...
ГЛЕБ: О-кей. Но сегодня они тебя ждут. Ты в курсе?
ОЛЕСЯ: Он в курсе, в курсе.
ГЛЕБ: Ну и хорошо. С этим решили.
ОЛЕСЯ: А что - надо ещё что-то решать?
ГЛЕБ: Мне кажется - надо. Я прав?
АРТЁМ: Насчёт чего?
ОЛЕСЯ: Вы о чём?
ГЛЕБ: Да? О чём это мы? Это связано с нарушением действующего законодательства. Я угадал?
АРТЁМ: Ого. А как это вы?
ГЛЕБ: Тёма, давай на ты. Понимаешь, в экстремальных условиях развивается интуиция. Думаю, у тебя эта функция тоже развита. По крайней мере, женщины знают, кого выбирают...
ОЛЕСЯ: Ну, папа...
ГЛЕБ: Дочь моя, секунду. Я всегда считал музыку инструментом наркотической альтернативы. Ты, Артём, конечно, думал с точностью до наоборот - но это и есть мой ответ на твой вопрос. Итак... Кого ограбить собрался? Наркомафию?
АРТЁМ: То есть - я, по вашему... по твоему... считаю наркотики инструментом музыкальной альтернативы?
ГЛЕБ: Да или нет?
АРТЁМ: Да. А что такого? Я же не виноват, что моего друга хотят насильно в медресе отправить?
ОЛЕСЯ: Что ещё за друг?
Артём достаёт из кармана фотографию и кладёт перед Глебом.

Шурави сидит на скамейке в парке. Допивает алкоголь. Выбрасывает бутылку. Встаёт - и видит приближающихся к нему агрессивно настроенных татар. изгнанных десантниками из дискотеки “Лимпопо”. Шурави быстро отступает, начинает быстро идти по аллее. Заворачивает в темноту - налетает на троих людей. Это Павлик, скинхеды, избитые Артёмом и ещё несколько белых боевиков.
ПАВЕЛ: Кто здесь?!
Шурави хватают, но он отталкивает всех и бежит. Откуда ни возьмись на людей Павлика налетают татары, начинается драка. Дикий мат звучит с обеих сторон.

Берег моря. Бунгало. Спальня. Вася и Алёна лежат в кровати.
ВАСЯ: Алён... А ты правда меня любишь? Как человека? Или это бесконечная чечня-ялта-тантра?
АЛЁНА: Классно... Как это у тебя получается?
ВАСЯ: Как я ещё жив, непонятно...
АЛЁНА: Это от яда... Вась, а ты - правда меня любишь? Именно меня? А не то, что ты там напридумывал?
ВАСЯ: Тебя - правда. А так - я всё люблю. Даже Глеба. Пусть он об этом и не знает... Ты хоть ему скажи. Я ж знаю, что вы встречаетесь. Раз в год, иногда чаще...
АЛЁНА: Я знаю, что ты знаешь.
ВАСЯ: И я знаю, что он отец Олеси. А вовсе не я...
АЛЁНА: Ну уж нет.
Какое-то время они лежат молча.
ВАСЯ: Тебе хорошо со мной?
АЛЁНА: Так вообще ни у кого не бывает. За редким исключением. Я уверена.
ВАСЯ: А у тебя с Глебом?
АЛЁНА: Он обычный пёс войны... Добрый, башковитый. Везучий. Потому что не жилец от рождения.
ВАСЯ: Ну да. Рассказывай.
АЛЁНА: Вась. Если бы не он - была бы я такая?
ВАСЯ: А если бы не я?
АЛЁНА: Ну да. Я так и говорю. А ты - если бы не он?
ВАСЯ: Ну... А Олеся и я и ты, и все мы?
АЛЁНА: А он?
ВАСЯ: Если бы не ты? А потом я? И ты и я вместе - и навсегда?
АЛЁНА: Вот именно. Если не мы - то кто мы?
ВАСЯ: Точно. Так и буду писать сценарий. Арабы разберутся.
АЛЁНА: Пиши его справа налево.
Целует его, выключает ночник.
ГОЛОС АЛЁНЫ: Спокойной ночи.
ГОЛОС ВАСИ: Хотелось бы... Спи любимая.
Наступает тишина. Слышно, как где-то в парке грохочет дискотека.

Дискотека “Лимпопо”. Десантники продолжают развлекаться. Спорят из-за девушек, смеются, разбивают себе бутылки об головы. Жёны пытаются утаскивать их домой. Артём, Олеся и Глеб сидят за столиком. Смеются, передают друг другу фотографию. Наконец Глеб отдаёт фотографию Артёму.
ГЛЕБ: Ну так что, договорились? Предоставим это дело профессионалам?
ОЛЕСЯ: А вы уверены, что Васе потом ещё раз заплатят?
ГЛЕБ: Ничего. Нефтедолларов хватит.
АРТЁМ: А точно получится сделать так, чтобы на Ахмеда никто не подумал?
ГЛЕБ: Риск, конечно, есть...
В этот момент в дискотеке появляется толпа взбудораженных татар - и начинается драка с десантниками. Глебу, Олесе и Артёму приходится с трудом пробираться к выходу. Глеб даёт Олесе и Артёму возможность минуя неприятности сесть на новый мотоцикл и уехать.
ОЛЕСЯ: Папочка, а ты?
ГЛЕБ: А у меня ещё дела. Не волнуйся. До завтра.
Незаметно передаёт Артёму пакет с травой. Мотоцикл отъезжает. Артём рассматривает пакет.
АРТЁМ: Да это же мой, по ходу...
Прячет пакет в штаны. Олеся набирает скорость - они едут по городу.

Ночь. Бунгало. Свет нигде не горит. Алёна выходит на улицу. Уходит в сторону моря.
С другой стороны от дома слышно, как тарахтит подъезжающий мотоцикл. Это Олеся и Артём.
АРТЁМ: Может, поздновато уже?
ОЛЕСЯ: Не знаю. Вот мы заболтались... Папа работает, мама медитирует...
  АРТЁМ: Может, завтра познакомимся?
ОЛЕСЯ: Пойдём. Гангстер... И ты думал - я тебе сразу помогу? На мотоцикле? Который мне дядя Вася подарил?
АРТЁМ: А что такого?
Ставят мотоцикл, пробираются в дом, свет не включают.

Вася спит в спальне в кровати один. Видно, что ему снится беспокойный сон.

Чечня. Ночь. Горный лес. Спецназовец Глеб  крадётся по чаще как прежде. Избегает растяжек, боевых столкновений, использует инфракрасную оптику.
Находит кабанёнка, совсем маленького, молочного - он грустно смотрит, спрятался в небольшой берлоге среди сучьев кустарника. Одинокий, уставший от жизни не на шутку.
ГЛЕБ: Блин... Ну на хрена? Они же вас не едят? Разве что сердце вырежут и на порог подбрасывают. Кому надо... А твоим папке с мамкой - зачем это надо?
Берёт кабанёнка на руки.
ГЛЕБ: Ну, буду я тебя носить с собой. Кормить буду первое время корешками разными - пережёвывать их, с водичкой ключевой замешивать в кашицу, вкусную такую... Но затем на базе в Ханкале тебя откормят и сожрут боевые товарищи... Надо тебе это? С другой стороны - ты тогда людей научишься любить... А если я до Ханкалы из-за тебя подставлюсь и сгину? И опять же погибнут из-за последствий такой неудачной контрразведки мои боевые товарищи? И дочка моя меня не увидит?
Глеб гладит кабанёнка. Тот жмурит глаза.
ГЛЕБ: Извини, брат... Я тоже так не могу... Вот засада...
Глеб достаёт нож.
ГЛЕБ: Больно не будет. Клянусь.
Кабанёнок на его руках молчит и сопит - похоже, что успокоился и уснул, измученный. Глеб аккуратно кладёт его обратно, камуфлирует травой.
ГЛЕБ: Вот и славненько... Вдруг ты сам не проснёшься? Или сожрёт тебя кто другой - молочком ты пахнешь как следует... Ну, здоровеньки булы. Дикое сало... Свидимся ещё...
Уходит дальше в лес.

Крым. Ночь. Берег моря. Бунгало. Комната Васи - он в спальне в кровати один. Улыбается во сне. Слышно, как за стеной занимаются сексом молодые.

Комната Олеси. Олеся с Артёмом лежат, отдыхают.
АРТЁМ: Да... Это просто фантастика... У тебя ещё такой вид из окна...
ОЛЕСЯ: Ты тоже в темноте видишь?
АРТЁМ: Стараюсь... Можно курить?
ОЛЕСЯ: Лучше вылезай на крышу. Там и звёзды заодно...
АРТЁМ: А ты?
ОЛЕСЯ: Я же не курю.
АРТЁМ: Знаешь, что. Я тоже уже бросил. Почти...
Обнимаются, целуются.

Ночь. Дикий берег моря - камни, вокруг ни одной живой души. Около большого костра сидит Равиль. Рядом с ним портативный радиоприёмник. Слушает какую-то далёкую радиопередачу на незнакомом языке. Ключевые слова - “Курдистан” и “Оджалан”. Потом красивый женский голос поёт грустную курдскую песню - мотив её на удивление совпадает с той, что пел пьяный Вася.

Ночь. Море. Скалистый обрыв, на нём сидят Глеб и Алёна.
  ГЛЕБ: Алён... Ну ты чего? Я же ни на чём не настаиваю. Я с Леськой повидался - и порядок. Ты могла вообще не приходить.
АЛЁНА: Это было бы просто невежливо. Всё-таки я тебя знаю почти половину своей жизни... Скоро будет ровно...
Глеб молчит какое-то время. Закуривает сигарету.
ГЛЕБ: Да... Но если будет ровно, то потом...
АЛЁНА: Да. И этот день очень скоро. Я считала.
ГЛЕБ: Ну и что?
АЛЁНА: Следующего раза может и не быть.
ГЛЕБ: Почему?
АЛЁНА: Чисто арифметически.
ГЛЕБ: Спасибо, что предупредила... Алёна. Я тебя люблю. Но... Я не могу.
АЛЁНА: Неужели это так сложно? Ведь никто не против?
ГЛЕБ: А я? В этом то всё и дело.
АЛЁНА: Другого раза точно не будет.
ГЛЕБ: Откуда ты знаешь? Главное - не подставляться.
АЛЁНА: Что ж, Глеб... Дело твоё.
ГЛЕБ: Не переоценивай себя. Надорвёшься. Разве ты смогла бы жить с таким сердцем, если бы не любовь?
АЛЁНА: С чего ты взял, что я живу?
Сидят молча, обняв друг друга.

Бунгало. Комната Олеси. Олеся и Артём спят в кровати, нежно обняв друг друга.
Спальня. Вася спит с очень хмурым лицом. Дёргается.

Чечня. Лес на склоне гор. Рассвет. Спецназовец Глеб склонился над трупом всё того же неизвестного в штатском. Глеб аккуратно его осматривает. Труп лежит лицом вниз, из его спины торчит осиновый кол. Кисть правой руки отсутствует - лишь обгрызенная диким зверем окровавленная культяпка. Глеб осматривает труп ещё и ещё раз - убеждается, что тот не заминирован. Наконец решается и переворачивает.
У трупа лицо Васи. Этот Вася открывает глаза и смотрит на Глеба. В тот же момент звучит мощный взрыв.

Крым. Берег моря. Бунгало. Красивый рассвет. На крыше сидит Артём и курит.
В спальне Вася просыпается от собственного ужасного крика.
Артём на крыше услышав крик от неожиданности совершает неверный поворот туловищем и, потеряв равновесие,  летит с крыши вверх тормашками.
На кухне Алёна готовит завтрак - слышит крик, вздрагивает, бежит к Васе, видит, как Артём пролетает за окном, меняет маршрут, выбегает из дома. Подбегает к Артёму, убеждается, что он жив, только разломал куст красивых цветов.
АЛЁНА: Артём? Очень приятно.
АРТЁМ: Здравствуйте, Алёна... Алёна...
АЛЁНА: Можно без отчества. Жив? Ну, я побежала - а то там с нашим папой какой-то удар... Сейчас к тебе Олесю пришлю.
Олеся уже смотрит на них с крыши.
ОЛЕСЯ: Тёмочка, ты жив? Я сейчас, милый, потерпи...
Алёна уходит в дом. Олеся тоже залезает в дом. Артём ощупывает себя, пытаясь определить характер полученных увечий. Судя по гримасам - у него  болит абсолютно всё, что он ни ощупывает руками.
АРТЁМ: Штаны мои захвати!
Морщится от боли, в то же время ему смешно.

В море на морском велосипеде  просыпается Шурави - как будто тоже услышал Васин крик. Голова его перевязана, в руках бутылка виски, акваланг болтается на борту - неудачное движение ногой, и он булькает и тонет. Шурави недовольно морщится, смотрит вокруг - ищет взглядом яхту.
ШУРАВИ: Вот чёрт. Да где ж она?
Смотрит в сторону Турции.
ШУРАВИ: А. Вон. Алые паруса...
Крутит педали, разворачивает велосипед, гребёт в сторону яхты. Напевает.
ШУРАВИ (поёт): Мне кажется порою, что солдаты - с кровавых не пришедшие полей - не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в бешеных зверей...
Уплывает вдаль.

Бунгало. Подъезжает карета скорой помощи.
Комната Олеси. Олеся ухаживает за Артёмом.
Спальня. Вася лежит в кровати. Рядом Алёна. Врачи ставят Васе капельницу.
ВРАЧ: Что я могу сказать? Кофе надо было пить поменьше. Всё равно он весь поддельный. Ну-с, кто у нас тут ещё?
ВАСЯ: Спасибо. А кто у нас ещё?
АЛЁНА: Наш зять.
ВАСЯ: А что с ним?
АЛЁНА: Упал с крыши и чуть не убился, когда услышал, как кричит его тесть.
Уводит врачей из комнаты.

Глеб плавает далеко в море, встречает рассвет. Видит дельфинов, хочет их догнать - не получается.
ГЛЕБ: Ничего! Вот понавешают на вас гранат и натравят на подлодки.
Поворачивает к берегу. Плывёт дальше, проплывает мимо яхты Шурави. Тот на палубе, смотрит на него. Машет ему рукой.
ШУРАВИ: Ты когда вернёшься?
ГЛЕБ: Или на тот год - или уже никогда!
Плывёт дальше к берегу.

Равиль с шейхом играют в нарды. Два телохранителя стоят на входе. Рядом с шейхом стоит красивый ларец небольшого размера, украшенный драгоценными камнями. Равиль трясёт свой стаканчик, кидает кубики. Шейх смотрит что выпало - воздевает руки к небу. Равиль смотрит на часы.

Глеб сидит на дереве в камуфляжной форме  и с биноклем. Наблюдает за балконом, на котором Равиль и шейх играют в нарды. Рассматривает телохранителей. Подбирает дерево, по которому можно было бы проникнуть в гостиницу, находит открытое окно. Потом начинает готовиться - проверяет лёгкое альпинистское снаряжение, чёрную маску-шапочку ниндзя, какие-то баллончики с нервно-паралитическим газом.
ГЛЕБ: А я и сам нэ бачу - хто ж воны такэ? Мабуть - вражины?
Продолжает подготовку.

Бунгало. Спальня. Вася лежит под капельницей. Рядом Алёна.
ВАСЯ: Ну, как там дела?
АЛЁНА: Леся говорит - слегка прикусил язык, когда ударился коленкой о подбородок.
ВАСЯ: Ого... Язык - это святое...
АЛЁНА: Что тебе хоть снилось-то?
ВАСЯ: Помню я, что ли? Ужасы какие-то, как всегда.
АЛЁНА: Если не помнишь - значит, и вправду что-то страшное.
ВАСЯ: Да? Метко, метко...
Вынимает иголку капельницы из руки. Встаёт с кровати.
АЛЁНА: Ты что? Куда помчался?
ВАСЯ: Да заинтриговали вы меня. Кто там у Олеськи? Надо пойти хоть, познакомиться. Неудобно. Зять в гостях...
АЛЁНА: Оденься хоть нормально.
ВАСЯ: Да ладно. Я по-семейному...
Выходит. Алёна вдруг вспоминает, достаёт кольцо шейха.
АЛЁНА: Вась, подожди. Ты кое-что забыл...
Вася удивлённо смотрит на кольцо.
ВАСЯ: Кто его тебе подарил?
АЛЁНА: Шофёр-татарин.
Улыбаются друг другу.

Гостиница. Глеб полностью готовый к операции осторожно лезет по дереву - с него вылезает на какой-то карниз гостиницы. Тихо и аккуратно проникает внутрь здания.

Алёна разливает на кухне чай в четыре чашки, ставит на поднос сухофрукты и всякие сладости, идёт к двери в Олесину комнату. Стучит, заходит. Там один Артём, лежит на кровати, царапины на лице замазаны зелёнкой. Обе руки забинтованы.
АРТЁМ: Простите, я не в лучшем виде.
АЛЁНА: Ты один? А где же...
АРТЁМ: Дядя Вася попросил Олесю свозить его на переговоры.
АЛЁНА: А... Ну ладно. Будешь чай?
АРТЁМ: Спасибо.
Алёна садится рядом с Артёмом.
АЛЁНА: Артём. Я знаю, что ты куришь марихуану...
АРТЁМ: Ну...
Дует на горячий чай, смешно держа кружку перебинтованными руками-культяпками.
АЛЁНА: Она у тебя есть? Сейчас, с собой?
Артём смотрит на неё, смущённо потупившись.
АРТЁМ: А как же... Это же обезболивающее...
АЛЁНА: Может, покурим?
АРТЁМ: Запросто... Только мне Леся много не разрешает.
АЛЁНА: Действительно - зачем же много?
Артём допивает чай, ставит кружку и смотрит на свои руки.
АРТЁМ: Вот только...
АЛЁНА: Это ничего. Я помогу.
Артём достаёт пакет с травой.
АЛЁНА: Ну-ка... Знакомый пакетик... Вы что - и с этим моим психом уже познакомились?
Артём и Алёна смеются.

Город. Олеся и Вася едут на мотоцикле. Мотоцикл останавливается - якобы ломается.
ВАСЯ: Ну, чего там? Не обкатал ещё, что ли?
Олеся копается в мотоцикле.
ОЛЕСЯ: Что ещё за фигня? Никогда такого не было...
ВАСЯ: Ладно, Олесь. Я дальше пешком дойду. Тут недалеко.
ОЛЕСЯ: Что?! Ты мне слово дал! И маме. Пешком - ни шагу.
ВАСЯ: Лесенька, ну мне же неудобно опаздывать.
ОЛЕСЯ: Ты им нужен? Значит, подождут!
Продолжает копаться в мотоцикле.

Гостиница. Балкон. Телохранители шейха вырублены. Равиль тоже валяется без сознания. Шейх сидит, уронив голову на доску для нард. Ларца нет как нет.

Глеб слезает с дерева у гостиницы и незаметно уходит, пряча захваченный ларец. Слышит тарахтенье подъезжающего мотоцикла. Наблюдает, как Олеся и Вася подъезжают, Вася слезает с мотоцикла и идёт внутрь.

Вася идёт по коридору гостиницы. Подходит к нужной двери. Долго звонит в звонок. Наконец замечает, что дверь открыта. Заходит.
Балкон. Вася стоит в оцепенении - смотрит на картину спящего царства.
Шейх стонет. Один из телохранителей приходит в себя, трёт голову, потом пытается встать, подойти к шейху, помочь ему. Замечает Васю, ругается по-арабски.
ВАСЯ: Вы, конечно, извините за опоздание...
Подходит к Равилю. Садится рядом с ним на корточки. Тот приходит в себя.
ВАСЯ: Здрасьте... Дружище, это что за моссад? Никто не ранен?
Равиль смотрит на него, пытается узнать, но опять теряет сознание.

Олеся с мотоциклом ждёт Васю. Слышит вой сирены - подъезжают сразу несколько полицейских машин, из них выскакивает группа захвата. На Олесю не обращают никакого внимания, забегают в гостиницу. Вася выглядывает с балкона.
ВАСЯ: Дочка?
ОЛЕСЯ: Да, пап. Ты как там?
ВАСЯ: Лучше всех. Ты, знаешь - езжай, я тут пока останусь.
ОЛЕСЯ: Ты чего такой подавленный? Пап, с тобой всё в порядке?
ВАСЯ: Со мной - пока да. Непонятно, что с моим гонораром...
ОЛЕСЯ: Да плюнь ты на него! Тебе вредно волноваться. А менты случайно - не к вам?
ВАСЯ: К нам, к нам. Всё, езжай домой. Скажи маме, пусть не волнуется. тут работодателя ограбили, а я буду понятой.
ОЛЕСЯ: Ладно! Держись только без фокусов.
Олеся заводит мотоцикл, уезжает.
На балконе совсем без сил Равиль пытается подняться, посмотреть на улицу.
Ему помогает Вася. Пришедший в себя телохранитель пытается ударить Васю - но тут врываются полицейские.

Бунгало. Кабинет Васи. Алёна и Артём сидят в кабинете, смотрят на экране домашнего кинотеатра “Балладу о солдате” - смотрят без звука, слушают электронную музыку по супер стерео системе.
АРТЁМ: Композиция называется “Курган-мурган”.
АЛЁНА: Да? А что это значит? Где-то я уже слышала...
АРТЁМ: Сам придумал.
Продолжают смотреть кино. Через какое-то время Артём видит, что Алёна заснула. Тихо крадучись выходит из комнаты, заботливо сделав музыку совсем тихо.

Город. Набережная. Суператтракцион в стиле тренировки для космонавтов. Рядом стоит мотоцикл Олеси. В шлемофонах крутятся в креслах Глеб - он уже в штатском - и Олеся. Мы не слышим, что звучит у них в наушниках и о чём они переговариваются. Аттракцион останавливаются. Олеся уже гораздо уверенней выходит после крутилки - а Глеб с непривычки слегка пошатывается. Олеся прощается с парнем-управляющим. Тот протягивает ей мини-сиди.
ПАРЕНЬ: Держи. Подарок фирмы.
ОЛЕСЯ: Ты это записал?! Вот спасибо.
ГЛЕБ: Чего-то меня укачало с непривычки... Спасибо, дружище. Слушай, а сколько два таких шлема стоят?
ПАРЕНЬ: Договоримся, если надо.
Глеб и Олеся уходят.

Крым. Солнце садится. Город. Административное здание полиции. Подъезжает крутой «мерседес» с тонированными стёклами. Из него выходят сотрудники секретных служб в тёмных очках. Из здания полицейские выводят закованных в наручники шейха и обоих его телохранителей. Передают их с рук на руки. Арестованных усаживают в крутой мерседес и увозят.
Из здания выходят Равиль и Вася.
ВАСЯ: Ну что ж... Бывай. Заходи на огонёк, поболтаем.
РАВИЛЬ: Обязательно. Очень приятно было познакомиться...
ВАСЯ: Слушай, а почему ты сразу не сказал, что ты... этот - в смысле с нашей стороны... А эти что - вообще по другим делам?
РАВИЛЬ: Я? Кто?
ВАСЯ: Да не ты. Я так понял, что это они - крымское крыло “Аль-Каиды”. Угадал?
РАВИЛЬ: О чём вы? Меня через турфирму наняли.
ВАСЯ: Ну, понятное дело... ладно. Жду в гости! 
Пишет Равилю на бумаге свой адрес и телефон. Жмут друг другу руки, прощаются. 

Крым. Вечереет. Вася идёт домой по лесной тропинке. Вдруг слышит голос Глеба.
ГОЛОС ГЛЕБА: Вася! Не бойся! Стой. Кто идёт?
ВАСЯ: Глеб?!
ГОЛОС ГЛЕБА: Я специально спрятался. Чтобы ты от страха не умер.
ВАСЯ: Спасибо. Я понял. Выходи, давай, на свет божий.
Глеб спрыгивает сверху. Посмотрев другу на друга, они наконец жмут друг другу руки. Потом обнимаются, хлопают друг друга по спине.
ВАСЯ: Приехал, папашка?
ГЛЕБ: Приехал, братишка.
ВАСЯ: Молодец. Надолго?
ГЛЕБ: Часа три ещё осталось. До отхода поезда.
ВАСЯ: Ну, что там у вас нового? Сколько народу в год гибнет?
ГЛЕБ: Военная тайна. Раз на раз не приходится.
ВАСЯ: Понятно. Это я так.
ГЛЕБ: Ты бы мне хоть книжек своих подарил. А то дичаем в окопах.
ВАСЯ: Не снижай боеготовности личного состава...
ГЛЕБ: У тебя там есть, над чем подумать? Тогда и вправду - лучше не надо. А-то как воевать будем? Кстати - я ведь тебе подарок привёз...
Глеб достаёт из-за пояса пистолет, протягивает Васе.
ВАСЯ: Это мне?
ГЛЕБ: Да. Времена сейчас неспокойные. Бери, если что - девчонок защитишь.
ВАСЯ: Что так мрачно? У нас тут курорт пока ещё... Но вообще - спасибо... Оружие я люблю. Хотя и не владею.
ГЛЕБ: Ну, значит, время пришло.
ВАСЯ: А вдруг я буду пьяный и застрелюсь нечаянно? В предынфарктное сердце?
ГЛЕБ: Вась. Поверь моему опыту – такие как ты выживают даже после ядерной зимы.
ВАСЯ: Что есть - то есть.
Смеются. Вася прячет пистолет.

Берег моря. Солнце садится. Кирпичная стена - былая надпись “FREELOOK” замалёвана вражескими ругательными граффити. Артём, с трудом работая перебинтованными руками, отдаёт  Равилю деньги, которые достаёт в ларце из своего тайника в стене. Лицо Артёма по-прежнему размалёвано зелёнкой. Равиль теперь не в костюме переводчика, а в рейверовском прикиде, с неизменным рюкзаком, куда он и прячет свои пятьдесят тысяч евро.
РАВИЛЬ: Спасибо.
АРТЁМ: О чём ты? Это Лесиному папе спасибо. Обоим...
РАВИЛЬ: Чем больше - тем лучше.
АРТЁМ: Ну... Это смотря каких... Слушай, а ларчик я с твоего позволения пока здесь приспособлю. Он всё равно палёный.
РАВИЛЬ: Шейх тоже теперь палёный.
АРТЁМ: А нам-то что? Ты же, как я понял, всё равно пока не уезжаешь никуда? Вот и будем вместе пользоваться.
Артём берёт ларчик и прячет его в свой тайник за кирпичом. Рассматривает граффити.
АРТЁМ: Слушай, ты не знаешь - кто повадился здесь самовыражаться? Одно было, теперь другое.
РАВИЛЬ: Татары какие-нибудь.
АРТЁМ: Наверно. Или скинхеды.
РАВИЛЬ: Знаешь анекдот? В Корее заходит кореец в христианскую церковь, слушает типа экклезиастову проповедь, а потом и говорит. Нет, мол, неправильно. Меня дедушка как учил? Есть время разбрасывать камни, время собирать камни, и время не трогать камни.
АРТЁМ: Хитрый какой, дедушка Ленин! 
Улыбается.

Крым. Горная дорога. Солнце садится. Глеб и Олеся едут на мотоцикле в шлемофонах из аттракциона. У Олеси на поясе висит сиди-плейер, проводки от него ведут к шлемофонам. Мы не слышим, что слышат Глеб и Олеся в наушниках. Олеся газует - у неё на пальце мы видим красивый перстень от шейха.
ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС АЛЁНЫ: Вы можете посмеяться над предположением, что сейчас вы спите. Вы можете подумать - если вы заснули и видите сны, то все люди перестанут с вами общаться. Когда вы проснётесь, они скажут вам о том, что вы спали - и поэтому невозможно спутать сон с явью. Однако нет никакого существенного довода против того, почему вам не может сниться, будто бы люди разбудили вас и сказали, что вы проснулись.
ЗТМ

Из ЗТМ

Крым. Берег моря. Солнце почти село. Бунгало. Комната Алёны в восточном стиле - на стенах тханки, на полках статуэтки. Алёна медитирует обнажённой - сидит на специальной подушке в позе лотос. У неё молодое красивое тело.

Чечня. Лес. Горы. Солнце садится. Из чащи на поляну выходит семейство кабанов - кабан, кабаниха и много маленьких кабанят.
Из кустов за ними наблюдает Глеб. Ломает ветку - кабанье семейство бросается наутёк.
Глеб разворачивает свою рацию, вытягивает антенну, надевает наушники, настраивается на нужную частоту.
ГЛЕБ: Приём, приём... Аллах акбар. У Хатуева Салмана есть два брата наркомана - одного зовут Вахит, у другого не стоит.
Горы в ночи начинают дрожать. Слышатся далёкие взрывы.

К О Н Е Ц.