I
На пологом косогоре вдоль реки вытянулось село Алексеевка. Не имея понятия об архитектурной застройке, жители возводили избы там, где заблагорассудится. Некоторые дома располагались на отшибе, и в распутицу до них добирались на тракторе. Глубокий овраг разделял село на две части. По весне он заполнялся талыми водами, к середине лета пересыхал и напоминал гниющий шрам. Недалеко от него по самые окна врос в землю неказистый дом Лукерьи Бобылевой. Будучи женщиной в соку, она никак не могла устроить свою судьбу: выходить замуж за вечно пьяного смуглолицего тракториста Пафнутьева желания не возникало, а других, не обремененных брачными узами мужиков в округе не водилось, если не считать одноглазого придурковатого пастуха. Клеился он к ней, но безрезультатно. Да и чего, собственно, ожидал колхозный ковбой? Его стеклянный глаз видел только ту половину жизни, где наливали и давали в долг. Другое око не видело вовсе. К тому же пастух был неопрятен, и от него тянуло запущенностью.
— Ты не гляди, что я такой непрезентабельный, — хорохорился он. — Так грядку вспашу, мало не покажется!
Он сжимал в кармане мятых брюк кулак, наивно полагая, что Бобылева примет его за мужское достоинство. Кулачок был не ахти какой и вызывал у Лукерьи ехидный смех.
— Шел бы куда подальше, рукоблудник!
Однажды возле села остановился табор. Расставив кибитки по кругу, кочевой народ по ночам жег костры, а утром отправлял своих женщин на сомнительные заработки в близлежащие деревни. Шумная ватага чумазых ребятишек дни напролет шныряла по огородам и сельским закоулкам, наполняя до того спокойную жизнь гамом, суматохой и небезосновательной тревогой. С приездом цыган у селян начались проблемы: стали пропадать домашняя птица и урожай с огородов. Но это все оказалось ерундой в сравнении с таинственным исчезновением коровы агронома. Куда она подевалась, пастух ответить не мог и списал все на проделки залетных лиходеев. От потери рогатой кормилицы агроном озверел, прибежал к механизаторам и произнес короткую, пламенную речь:
— Сегодня у меня корову увели, завтра уведут у вас. А потом эти сволочи до наших баб доберутся!
Прикинув, что к чему, мужики устроили тракторную атаку на непрошеных гостей. Крики и пыль клубами поднимались к небу. Сминая гусеницами хлипкие, не приспособленные к боевым действиям кибитки, колхозники махом разворотили временное поселение, а его обитателей загнали в лес.
Узнав о пропаже буренки, Лукерья насторожилась. От греха подальше она перед сном сунула под подушку топор: мало ли какой напасти можно ожидать от сброда, напоминающего стаю ворон. Лукерью разбудил тихий стук в окно. «Мотылек бьется между рамами», — спросонья подумала она. Но с улицы послышались стоны. Лукерья приоткрыла дверь.
— Кто здесь? — крикнула она, сжимая топор.
К порогу, пошатываясь, подошел цыган в разодранной рубахе.
— Хозяюшка, помоги, ради бога! — процедил он сквозь зубы.
Лукерья впустила бедолагу в избу. Цыган оказался совсем не страшным, скорее наоборот — вызывал сочувствие. Женщина достала склянку с йодом и принялась обрабатывать ссадины. Кучерявый брюнет ойкал, закусывал губы. Будто не справившись с болью, он обнял хозяйку за талию и уткнулся головой в живот. Бобылева обмякла, прижала его к себе.
Утром соблазненная доярка не обнаружила ни цыгана, ни кошелька, оставленного на комоде. Вскоре Лукерья осознала всю прелесть своего незавидного положения. Надо было что-то делать. Боясь огласки, к сельскому фельдшеру она идти не решилась и пошла на хитрость: подпоив Пафнутьева, затащила его в кровать. От такого подарка тракторист отказаться не мог.
Надо отдать должное, Пафнутьев оказался достойным человеком: сыграл свадьбу и завязал глотку. В положенный срок Лукерья родила сынишку с огромными глазищами и волосенками вороного цвета. Чадо нарекли Никитой.
II
Окруженный теплом и лаской мальчишка рос, не испытывая ни в чем нужды. Вместе со сверстниками гонял по пыльной дороге мяч и лазил за яблоками в чужие сады, бегал на рыбалку и ходил в лес по ягоды. Чахлый с рождения, он избегал уличных драк и всякой работы по хозяйству. Кроме всего в его характере жила скрытность, приправленная изрядной долей лукавства. За ним стали замечать склонность к воровству. Все чаще односельчане жаловались на черномазого пафнутьевского отпрыска. «Весь в папашу пошел!» — думала Лукерья, скрывая от мужа страшную тайну.
За окнами скучала ночь. Изредка тишину нарушала ленивая перекличка собак. Алексеевка похрапывала, пускала слюни на подушку и смотрела сны. Не спал лишь тракторист Пафнутьев. Его терзали мысли: «Люди давно поднялись в небо и обшарили дно океана, но ни один человек не смог проползти как червь под землей. Я буду первым! — мечтал он. — Может, доберусь до центра земли, установлю там флаг Родины и присоединю подземные территории к России!» Фантазия тракториста не имела предела.
С утра он начал колдовать во дворе с железными бочками. Первым делом Пафнутьев сварил их между собой. Работа над подземоходом заняла целый месяц. В голове агрегата располагался двигатель от мотоцикла. К нему присоединялся редуктор с буром, позаимствованный у нефтяников. Две бочки были приспособлены под кабину. Последняя, четвертая, служила баком для горючего. Всю конструкцию спиралью опоясывала вращающаяся вместе с буром зубчатая лента из стали. Со стороны агрегат походил на огромное сверло, непонятно для чего воткнутое между грядок.
При скоплении ротозеев Пафнутьев с женой забрались внутрь подземохода.
— Сынок, — крикнул он из кабины, — мы с мамкой до овражка прокатимся. Встречай нас там!
Взревел мотор. Спираль вокруг корпуса пришла в движение. Любопытные зрители в страхе отпрянули. Агрегат медленно уходил под землю и вскоре совсем скрылся из виду.
— Вот, пацаны, скоро папка метро построит. Будем, как в Москве жить. — Никита свысока посмотрел на обалдевших сверстников.
Доносящийся из глубины гул наглядно подтверждал его слова. Больше чету Пафнутьевых не видали. Наверное, сбился компас, и землепроходцы заблудились в недрах планеты. Никита горевал недолго. Отсутствие родительского контроля подарило сироте полную свободу действий. Из-за хилого здоровья в армию его не взяли. Никита продал дом и перебрался в город.
III
Облепив ветки засохшего карагача, по утрам на всю округу горланило воронье. Шумные перебранки мешали спать, вытаскивали Никиту из кровати. Он подходил к окну и бросал в открытую форточку петарду. Пернатые ведьмы улетали, но просыпались жильцы дома. Проклиная соседа, они начинали готовиться к трудовому дню. Пафнутьев же забирался под одеяло и спокойно досматривал сны. Сколько бы это безобразие продолжалось — неизвестно, но произошло событие, перевернувшее все с ног на голову. Как-то ночью Никите стало не хватать воздуха. Будто заткнули ему глотку поролоном, зажали ноздри прищепкой и щедро окропили с головы до ног.
Причину внезапного удушья объяснить без медицинского вмешательства сложно. Может, сердце сбилось с ритма, может, приступ астмы приключился, а может, что-то другое.
Никита сбросил прилипшее к телу одеяло и кое-как поднялся с кровати. Он протянул к форточке руку, перед глазами все закружилось, ноги ослабли. Никита схватился за штору и упал, оторвав гардину; при падении ударился головой о чугунную гармошку батареи. Когда очнулся, он, ничего не понимая, потрогал шишку на лбу и нырнул в кровать.
Утро началось необычно. Вместо раздражающего карканья, Никита услышал беседу двух ворон. К своему удивлению, он понимал, о чем идет речь!
— Вчера в мусорном баке нашла порванную золотую цепочку! Представляешь, как люди зажрались?! — хвасталась одна.
— Что есть, то есть! — ответила другая. — Я тут на пляж моталась. Сперла у одного ротозея наручные часы с камушками на циферблате. Бросила их в загашник, пусть лежат. Потом обменяю на что-нибудь дельное.
Никита подкрался к окну. Напрягая зрение, он хотел запомнить болтушек. Но вороны ничем не отличались от своих сородичей. Вцепившись в сук, они продолжали делиться новостями.
— На днях старая Прасковья со столика уличного кафе умыкнула кошелек. Прямо из-под носа хозяина. Мужик разорался, бросился ее ловить, да куда там. А в кошельке валюты на год беспечной жизни! Закинула она бумажник в гнездо, да только что с ним делать, не знает. Что для нас деньги — фантики, бумажки цветные.
— А где старуха проживает-то? Она, как с нашего тополя перелетела, так я ее больше и не встречала!
— Неподалеку! Вон, видишь березку? Там три гнезда, одно ее.
Благодаря птичьей болтовне, Никита нашел решение финансовых проблем. Он запомнил березу, на которую указала ворона, оделся и выскочил из дома.
Народ стекался к автобусным остановкам. Не обращая ни на кого внимания, Никита полез на дерево. Из гнезда с хриплым карканьем вылетела полусонная птица. С соседней березы она наблюдала за странным человеком. Никита ничего не нашел в ее гнезде и полез выше. Ствол становился тоньше, и возможность сорваться реальнее. Ожидающие автобуса граждане с интересом наблюдали за чудаком. Кто-то предлагал вызвать неотложку и отправить человека-обезьяну куда следует. Никита же тем временем добрался до нужного гнезда. Помимо кошелька он нашел в нем массивное золотое кольцо, старательно запрятанное в куче хлама. Ободранный, но счастливый, он слез с березы. Пересчитав дома изъятую наличность, Никита мысленно поблагодарил батарею, о которую шарахнулся лбом.
С того дня он просыпался раньше обычного, открывал балконную дверь и вслушивался разговоры пернатых жуликов. Грабеж, за который не дают тюремный срок, позволил ему жить на широкую ногу. Вороны неоднократно нападали на него. Но что они могли противопоставить человеку? Так, поклевали, поцарапали слегка.
Дни напролет Никита выуживал ценную информацию. Чем ближе он знакомился с миром птиц, тем сильнее отдалялся от людей. Он считал себя царем ворон, если не сказать — богом. Как-то Пафнутьев вскарабкался на высокий старый тополь. На нем было столько гнезд, что работы предстояло на полдня. Тщательно изучая содержимое гнезд, Никита потрошил птичьи запасы. Озлобленные его нахальством вороны бросились в атаку. С остервенением налетая на грабителя, они впивались когтями в его лицо. Ошарашенный Никита вместо того, чтобы спускаться, лез все выше и выше. Сук треснул, и Пафнутьев рухнул на землю. Боль в спине выдавила из его глотки хрип, похожий на карканье.
Он осторожно перевернулся на живот. Тотчас из кустов выскочила кошка. Никита хотел отогнать паршивку, но вместо этого подпрыгнул на тонких лапках с черными коготками, взмахнул крыльями и взмыл в воздух. Стая ворон погналась за ним, узнав досаждавшего им человека. Однако старая Прасковья ласково взяла горемыку под крыло: вероятно, вспомнила что-то личное. Никита сделал круг над местом реинкарнации и вместе с покровительницей полетел по своим делам.