Ракеты константинова

Борис Рябухин

Русский генерал-лейтенант Константин Иванович Констан¬тинов (1817 — 1871) стоял у колыбели российского ракетною флота. Замечательный ученый-артиллерист с мировым именем, он, вслед за создателем первых русских ракет — генералом А. Д. Засядко, заложил основы отечественного ракетостроения и создал первые ракетные войска на суше и на море. Его элект¬робаллистическая установка и ракетный маятник позволили ему дать начало ракетной баллистике и стать предтечей выда¬ющегося создателя трудов по теории ракет и космической тех¬ники К. Э. Циалковского. Разработанные К. И. Константино¬вым маши-ны, станки, приборы и технология поточного изго¬товления ракет воплотились в крупнейшее в России и Европе автоматизированное производство ракет у побережья Черного и Азов¬ского морей — в г. Ни-колаеве. Он был не только создателем, но и летописцем ракет, составив первый полный курс ракетной артиллерии международного значения. Его ракетный станок залпового удара стал прообразом легендарных русских «катюш». За заслуги в зарождении отечественной космонавтики именем Константинова назван кратер на оборотной стороне Луны, а его работы открывают музей на космодроме Байконур.
Константинов обладал талантом первооткрывателя широко¬го диапазона. Он создал первый в мире хроноскоп, первые сис¬темы дистанционного управления и обратной связи, намного опередив свое время.
Как истинный гражданин Отечества, Константинов думал о совершенствовании российской жизни. Он разработал ориги¬нальную продовольственную программу России, для реализа¬ции которой составил основы Общества домашней экономии.
Его заслуги оценены высшими наградами России и многих ведущих стран мира.
Но, несмотря на такую значимость и былое признание, ма¬ло кто знает об этом замечательном герое нашего Отечества.

В обороне Севастополя

В первых числах февраля 1855 года противник атаковал пе¬редовые рубежи обороны Севастополя ракетами Конгрева. Пос¬ле захода солнца в утомившемся от дневных боев городе на¬ступила такая тишина, что были слышны порывы ветра, летя¬щего от бастиона, на котором недавно героически погиб при бомбардировке руководитель обороны с суши вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов. Вдруг из траншей, раски-нувшихся за этим бастионом, посыпались вражеские ракеты в расположение эскадры под командованием вице-адмирала Павла Степановича Нахимова. Словно мстя русскому флото¬водцу за то, что он разгромил турецкий флот в Синопском сра¬жении 1853 года, враги решили взять реванш при обороне Се¬вастополя.
— Засекайте расположение ракетных станков, — приказал Нахимов, шаря биноклем по вражеским траншеям. — Восполь¬зовались ветром в нашу сторону, — заключил он с досадой.
— Разрешите доложить, ваше превосходительство, — под¬бежал к вице-адмиралу один из его адъютантов.
—   Докладывайте.
— Засекли три ракетных станка противника. Один нацелен на  четвер-тый и пятый  бастионы.   Другой   — на  Екатеринин¬скую пристань. А третий — на корабль, расположенный на по¬зиции — поперек рейда.
— Кто это? — Нахимов вскинул бинокль в сторону рейда.
— «Великий князь Константин», ваше превосходительство.
Вскоре вестовой принес донесение с этого корабля.
— Ракета, пробив на шканцах палубную доску, около грот-люка, раздробила люк в опер-доске и остановилась на падубе у карлингса в мидель-деке, — доложил вестовой.
— Ну, это горе не беда.
— Да она, ваше превосходительство, потухла еще до па¬дения на палубу, — улыбнулся в ответ вестовой.
Но уже другой офицер, с Екатерининской пристани, док¬ладывал Нахимову:
— Ракета-дура скользнула по штевню парохода «Одесса», отшвартованного в этом месте, и упала в воду.
— Ну и что? — спросил вице-адмирал умолкнувшего мич¬мана.
— Только пшик издала: «Пш-ши-ик!»    
И все на командном пункте расхохотались.    
Но ракетные удары продолжались несколько дней — раз¬рывы ракет вызвали пожары и человеческие жертвы.
«Донося о сем Вашей светлости, — писал вице-адмирал Нахимов в донесении № 8 от 16 февраля 1855 года генерал-адъ¬ютанту князю Меншикову, — имею честь присовокупить, что ракеты, бросаемые неприятелем, преимущественно разрывные, с сильным зажигательным составом; а дальность полета про¬стирается до двух тысяч сажен».
Это донесение сослужило важную службу для Константи¬нова — он стал получать срочные большие заказы на изготов¬ление и поставку отечественных ракет для Восточной кампании. До этого чиновники военного ведомства вставляли палки в колеса всюду, где только могли, мешая внедрению ракет. Центральная администрация почти совершенно теряла свое доверие к ракетам, хотя запросы на них от начальников войск во время войны увеличивались беспрерывно.
Получив донесение вице-адмирала Нахимова, князь Алек¬сандр Сергеевич Меншиков, главнокомандующий в Крыму, за¬просил Петербург о высылке в Севастополь как можно больше русских ракет. Свое требование он объяснял тем, что из-за не¬достатка артиллерийских орудий прибрежные батареи  могут быть снабжены ракетами. По требованию Меншикова в Крым было отправлено из Петербургского ракетного заведения на срочных подводах 600 двухдюймовых ракет, изготовленных для отправки на Кавказ. С этим обозом были посланы гвардии конной артиллерии поручик Щербаков, фейерверщик и четверо рядовых, знакомых с ракетами. Но вскоре по прибытии в Крым поручик Щербаков был контужен и вынужден оставить Сева¬стополь.
Защитники Севастополя в то время не умели обращаться е ракетами, и в батареях требовался хорошо обученный спе¬циалист. Нужно было срочно принимать меры.
В Севастополе поступали с ракетами кто во что горазд.
— Голь на выдумки хитра, — говорил один доморощенный изобретатель, подмигивая товарищам, когда бросал связку сигнальных ракет с привязанным к ним колпаком с порохо¬вым зарядом.
— Ох, уж эта пословица — голь на выдумки хитра! Сколь¬ко бед она причинила нашим самородкам. Но разве можно хва¬литься своим невежеством! — сокрушался Константинов, уз¬нав о таком варварском использовании своих ракет.
Несмотря на ходатайства Константинова, чиновники воен¬ного ведомства не позаботились послать в Севастополь людей, знающих ракетное дело. И вот результат: когда боевые ракеты прибыли в Крым, из-за отсутствия специалистов, умеющих с ними обращаться, эти ракеты в основном осели на складах, где и пролежали до конца осады Севастополя.
Начальник артиллерии 5-го отделения оборонительной ли¬ши Севастополя поручик Н. Вроченский с горечью доклады¬вал Константинову в Петербург: «Неповоротливость военного ведомства заставляет употреблять ракеты давнего изготовле¬ния, а партия новых ракет пришла поздно и, вероятно, посту¬пила на хранение в артиллерийские склады, чтобы пролежать там в забвении более или менее долгое время и затем, придя в негодность, служить доводами неблагонадежности и непра¬вильности их дей-ствия...»
Константинов получал из Крыма подробные сведения о действиях ракет в Севастополе. Посылал их в Петербург морской артиллерийский под-полковник Пестич, заведовавший во время всей осады Севастополя материальной частью мор¬ской артиллерии. Тот самый Пестич, который предотвратил пожар, причиненный залетевшей неприятельской ракетой в главный пороховой погреб, где находилось до 2000 пудов по¬роха. Вот был бы взрыв, так взрыв! За этот героический поступок  подполковник Пестич был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени.
Константинов обратился к Пестичу с просьбой доставить сведения об употреблении неприятелем боевых ракет во время осады Севастополя, получил от него письмо. Пестич, в частно¬сти, сообщал Константинову: «...Считаю непременным долгом предупредить Ваше превосходительство, что, может быть, те сведения, которые Вы от меня ожидаете, далеко будут непол¬ны для того, чтобы сделать заключение об этом новом ору¬жии: это потому, что все мои записки, как о боевых ракетах, так и об остальных неприятельских снарядах, погибли при взрыве Графской пристани от неприятельской ракеты, и пото¬му, рассчитывая на одну только память, прошу у Вашего пре¬восходительства извинения, если сведения мои не так будут полны или если изложение их будет не в том систематиче¬ском порядке, как было оно на самом деле».
Сделав далее краткий обзор устройства неприятельских ра¬кет и расположения их батарей, Пестич прокомментировал тот вред, который они причинили Севастополю в продолжение всей его осады.
Донесения Пестича и все подробности о различных боевых средствах дали возможность Константинову сделать выводы относительно наплевательского отношения руководства, как оте¬чественного, так и противника, к боевым ракетам.
Во время двух первых периодов обороны двухдюймовые ракеты, имевшиеся в Севастополе, могли оказать огромные ус¬луги в контрапрошной войне* и при вылазках, подобных осу¬ществленным у Камчатского люнета, а через месяц — у клад¬бища, от которых зависел дальнейший ход всей обороны. Если бы в Севастополе были организованы ракетные команды, счи¬тал Константинов, не

было бы необходимости жертвовать та¬ким дорогим оружием, как полевая артиллерия.
О доставке ракет в Севастополь знало только 3-е отделе¬ние оборонительной линии. Но там действовали ракетами до¬вольно «странно», подвергая неумелостью своей большой опас¬ности весь третий бастион.
В начале августа 1855 года Пестич обратился к началь¬нику штаба Севастопольского гарнизона князю А. И. Васильчикову:
— Ваше сиятельство, разрешите на случай штурма уси¬лить нашу оборону перед исходящим углом третьего бастиона.
— Каким образом, подполковник? — заинтересовался князь, предложив Пестичу сесть в удобное кресло перед сво¬им огромным, как артиллерийский полигон, столом.
— Предлагаю, ваше сиятельство, поставить ракетные стан¬ки в окнах третьего этажа новой казармы.
— Смежная казарма с морским госпиталем? — уточнил князь.
— Так точно, ваше сиятельство.
— Ну что же, попробуйте, — повел неопределенно бро¬вью тучный на-чальник штаба. Чувствовалось, что он не верит в ракеты.
Получив хоть такое разрешение, Пестич забрал из гарни¬зона все ракеты и станки и сам сопроводил груженый обоз к казарме.
Он поднялся на третий этаж, приказал младшим командирам очистить помещения, выходящие окнами в сторону неприятеля. И подошел к среднему окну.
От здания казармы до холма, на котором расположился наш третий бастион, было сажен триста. А дальше, за холмом, англичане вели траншейные работы, как раз напротив располагавшейся на нашем бастионе батареи капитана 1-го ранга Будищева. Рядом с ним — такая же огромная батарея Никонова. Чуть дальше — гарнизон с пороховыми складами. Все это Пестич знал и без обзора. «Да, незадача, — подумал он, —  ракеты придется запускать через холм, над головами наших солдат».
И все же Пестич решился испробовать пускать ракеты по неприятелю с верхнего этажа казармы. Определил угол возвышения — в 20 градусов. При первом выстреле ракета перелетела засеку и упала в переднюю траншею не-приятеля. Английские солдаты побросали саперные лопатки и кинулись от ракеты в разные стороны по ходам отрытой уже тран¬шеи.
—   Что,   не  нравится?   —     крикнул  злорадно   Пестич.   — Принимай ракеты и станки, — обратился он к стоявшему ря¬дом  с  ним командиру  —   лейтенанту  Беклешову.   —   Поддай им жару! — кивнул он в сторону всполошившихся англичан.
Ракеты  полетели  над  головами солдат  нашего  гарнизона, всполошившегося не менее неприятеля.  Артиллеристы батарей Будищева и  Никонова  со страхом смотрели на казарму, из окон которой производилось прицельное метание ракет.
— Сдурели! — крикнул один из солдат.
— А вдруг какая ракета возьмет да упадет на пороховой склад? — всполошился Будищев.
— Господи, спаси от своих, а от врагов мы и сами отобьемся! — перекрестился старый артиллерист с Георгием на кителе.
А во вражеской траншее поднялась настоящая паника. Солдаты бегали, спотыкаясь о раненых и убитых, все горело и чадило. Крики тонули в грохо-те взрывов...
Только через несколько часов ракетного удара англичане пришли в себя — и тогда уже открыли по морской казарме усиленную бомбардировку. Теперь неприятельские снаряды, в вою очередь, полетели через головы нашего гарнизона.
 — Что же мы стоим, братцы? — спохватились на третьем бастионе.
И батареи Будищева и Никонова повели ответный огонь по неприятель-ским траншеям. Завязался жаркий бой. В конце концов англичане  бросили траншейные работы и  стали  отводить свои войска.
Однако и зачинщику боя досталось крепко. Госпиталь пришлось срочно эвакуировать. А здание несчастной казармы было изрядно разрушено.
Получив известие от Пестича об этом случае, Константи¬нов счел такое применение ракет неоправданно рискованным и безграмотным.
Узнал Константинов и об упущенных возможностях ракет неприятеля.   
Французы, например, имели ракеты как в сухопутной восточной армии, так и на эскадрах Черноморского флота. Для флота, в частности, сформирована была ракетная команда из сорока артиллеристов, под командованием капитана Сарду. Раке¬ты 95-миллиметрового калибра, вооруженные 12-фунтовой гра¬натой, отпускала для этой команды Тулонская пиротехническая школа. Не укрылись от цепкого взгляда Константинова сведе¬ния о том, что дальность французских ракет достигала 8 верст.
— Флот наш должен был быть сожжен этими ракетами, как в Севастополе, так и в Кронштадте, — докладывал Констан¬тинов в 1855 году руководству. — Удивительно, что в нача¬ле нынешнего летнего времени результатов этих еще не дос¬тигнуто.

Секреты морских трофеев
По повелению его императорского высочества генерал-фельд-цейхмейстера из Севастополя в Петербург были доставлены гильза француз-ской боевой ракеты с обломком хвоста и кол¬пак зажигательной ракеты. Гильза попала на площадь меж¬ду Дворянским собранием Севастополя и Екатерининской при¬станью. Колпак — в кузнечную мастерскую Севастопольского арсенала. Сверх этих трофеев прислана была полка зажига¬тельной ракеты с невыгоревшим составом. Эта ракета была вы¬пущена из английской траншеи. При падении она зарылась в песчаный грунт за батареей № 4 на северной стороне Севасто¬поля.
Были доставлены и останки английских ракет из Одессы. При бомбардировке города англичане использовали ракеты для зажигания судов в Пушечной гавани и против самого города.
По этим останкам  Константинову удалось довольно точно восстановить конструкции неприятельских ракет.
Английские ракеты калибром 3 дюйма, длиной гильзы 23,8 дюйма и хвостовой трубкой диаметром 1,37 дюйма были воо¬ружены цилиндрострельчатым зарядом весом более 6 фунтов.
Константинову было известно, что англичане применяли в Черном и Балтийском морях ракеты 6-, 12- и 24-фунтовые, воо¬руженные продолговатыми цилиндрострельчатыми разрывными снарядами. Но была одна загадка: большая часть этих снаря¬дов, достигая наших бастионов, не взрывалась. Отчасти он объяснял это тем, что в иных разрывных гранатах отсутство¬вал разрывной заряд. Но почему?
Исследуя доставленные в Петербург останки английских ракет, Константинов с удивлением обнаружил, что гранаты, оставшиеся целыми, были снабжены деревянной трубкой, на¬битой составом, и ввинченной в очко гранаты до соприкоснове¬ния c глухим составом ракеты. Эти трубки, вроде, исполнили свое назначение, то есть состав в них выгорел. Оставалось уга-дать, какова причина отсутствия в некоторых ракетах разрыв¬ного заряда.
— Что это, забывчивость, обман или замешательство при пуске ракет? — рассуждал Константинов.
— Может быть, это ракеты для потешной стрельбы? — предположил в шутку капитан Свечников. — Только их пус¬кают без разрывного заряда.
— Война   —   не   потеха,   —   вздохнул   Константинов.   — Смущает меня еще ящик с салом, который обнаружен на английском разбитом корабле.
— А при чем здесь сало? — удивился Свечников.
Вдруг с очередной оказией прислали в Петербургское ракетное заведение пакет с английской печатной таблицей. Из сопроводительного донесения Константинов узнал, что табли¬цы эти найдены в кителе английского мичмана Стори, убитого в июне 1855 года под Транзундом и прибитого волной к берегу.
— Вот и ключ к разгадке секрета английских ракет, — вос¬кликнул Константинов тоном удачливого сыщика, вглядевшись в таблицу. — Погибнув, офицер может невольно выдать государственную тайну.
— Показания с того света, — мрачно пошутил Свечников, с интересом склонившись над чуть подмоченными и высушен¬ными листками, потом недо-уменно перевел взгляд на своего командира: — В чем же секрет, ваше превосходительство, разъясните, будьте милостивы.
— Дело в том… — сказал Константинов, жестом пригла¬сив Свечникова к стенду с останками английских ракет, — де¬ло в том, что разрывной заряд нужно вводить через отвер¬стие, сделанное в верхней стрельчатой части, а потом закрыть медным винтом.
— Но это же опасно! — понял Свечников.
— Вот именно, — кивнул Константинов. — И в этом - не¬совершенство английских ракет. Ведь опасно сверлить стальным сверлом трубку или глухой состав снаряженной ракеты, держа ее в руках.
— Помните, у нас в ракетном заведении взорвалась граната, когда при-соединяли ее к ракете?
— Да, один убит, шесть ранены, — мрачно сказал Кон¬стантинов.
— А-а, — догадался Свечников. — Значит, вот почему многие англий-ские ракеты не взрываются. Солдаты боятся закладывать в их снаряды разрывной заряд. И лупят холостыми.
— Совершенно верно, капитан.
— Ваше превосходительство, а как же все-таки вам помогла английская таблица разгадать этот секрет?
— В таблице даны наставления для употребления ракет. В частности,  указано, какую порцию разрывного заряда нужно выложить в 3-, 6-, 12- и 24-фунтовые ракеты, — ответил Кон¬стантинов и перевел для Свечникова с английского несколько строк из таблиц.
— А ящик сала оказался ни при чем, — решил Свечников.
— Наоборот. Он-то и навел меня на разрешение задачи. Сало необходимо для смазывания отверстия в снаряде после того, как в него насыпали смесь. Смазка уменьшает по воз¬можности опасность взрыва при завинчивании медного винта в снаряд.
Но мало разгадать задачу, важно сделать ее уроком для себя. И Константинов ввел в ракетном заведении английскую систему, однако, с существенной поправкой. Гранаты теперь ос¬тавались пустыми во время их присоединения к ракетам. Чтобы не повторился недавний несчастный случай с взрывом гранаты при ее присоединении к ракете. Но когда граната уже присажена, то в нее вводят разрывной заряд в самом ракет¬ном заведении, где можно соблюдать меры предосторожности, а не на поле боя, как у англичан.
Восстановил Константинов по трофейным обломкам и французские ракеты.
— Если предположить, — пояснял Константинов Свечникову, — что движущий ракетный состав должен составлять 20 фунтов, то при падении, после его выгорания, французская ра¬кета будет весить 30 фунтов. Длина всей ракеты с хвостом — примерно 7 футов 8 дюймов.
— Эти показатели согласуются с данными из французских журналов о ракетах дальнего бросания, испытанных в Туло¬не и Меце, — кивнул Свечни-ков.
— Ну что же, приступим и мы к испытаниям, — предло¬жил генерал Дядин, одобрив изготовленную в Петербургском ракетном заведении ракету, подобную французскому трофею. — Несколько ракет трофейных образцов испытаем сперва на Волковом поле, а потом — в Ревеле.
Так Константинов, после неоднократно подаваемых до это¬го рапортов с просьбой командировать его в оборонявшийся Севастополь, получил задание испытать ракеты в военной об¬становке в Ревеле, Наконец-то он примет непосредственное участие в военных действиях!
В августе 1855 года Константинов прибыл в Ревель во главе специального ракетного отряда для действия против английского и французского флотов. Ревель (нынешний Тал¬линн) имел крепостные укрепления, построенные еще в XIV— XVI веках. Но ж в XIX веке они оставались неприступными. Ракетному отряду Константинова удалось поджечь ракетами несколько судов неприятельской эскадры. Испытания на прак¬тике ракет французского образца и русских ракет были до то¬го успешными, что по возвращении из командировки Констан¬тинов немедленно получил для Петербургского ракетного за¬ведения дополнительные средства. Ему предписывалось в свя¬зи с этим усилить изготовление зажигательных ракет 4-дюй¬мового калибра. Этими ракетами приказано было снабдить все главные прибрежные укрепления Балтийского моря. Правда,  приказ этот начал исполняться уже тогда, когда по Па¬рижскому трактату о перемирии, заключенному 18 марта 1856 года между Россией, Францией, Великобри-танией, Турцией, Сардинией, Австрией и Пруссией, Крымская война была завер¬шена, а Черное море было объявлено нейтральным.

Стоит ли игра свеч?
Начальник штаба артиллерии Южной армии, генерал-лей¬тенант Н. А. Крыжановский вместе с делегацией русского ко¬мандования посетил лагерь союзников на Федюкинских горах.
— Вы успешно применяли Конгревовы ракеты дальнего бросания, — сказал между прочим Николай Андреевич гене¬ралу Солеллю.
— О, да, да! — улыбнулся лукаво генерал, подмигнув офи¬церам своего штаба. Те тоже закивали в знак согласия, но по¬чему-то отводили глаза в сторону.
— Я не так выразился?  — почувствовал подвох Крыжановский.
— Вы точно выразились, господин генерал, — успокоил его Солелль. — Просто мы не придаем ракетам такого значения, как вы думаете. Нам их доставили в больших количествах из Франции. Надо же их было израсходовать.
— Но игра не стоила свеч, — поддержал своего генерала полковник французской артиллерии. — Большая часть ракет назначалась для обстрела северного укрепления вашей оборо¬ны, господин генерал, — обратился полковник непосредствен¬но к Крыжановскому. — Но, по сведениям нашей разведки, бросаемые почти ежедневно ракеты не принесли вам особого ущерба. Не так ли? Одною ракетой контузило офицера и двух писарей управления генерал-квартирмейстера армии. Другою — убита женщина, переправлявшаяся на южную сторону. Ранены два-три солдата.
— Действительно, игра не стоила свеч, — холодно сказал генерал-лейтенант Крыжановский. — Я вижу, вы хорошо ос¬ведомлены о наших поте-рях, господин полковник.
— Думаю, вы не меньше — о наших, — сделал ему комп¬лимент французский офицер.
Однако игра стоила свеч. От неприятельских ракет в Се¬вастополе про-изошел, например, мощный взрыв сухопутного артиллерийского склада, где взлетело на воздух несколько тысяч бомб и гранат, ценимых тогда на вес золота. Чудом предотвращен был взрыв Николаевского порохового погреба и всей батареи с ее жителями, что могло тоже стоить дорого.
Развивая эту мысль в работах позднего периода, Констан¬тинов ссылался на другое мнение того же генерал-адъютанта Крыжановского. Возможность удалить ракетными ударами даль¬него полета кавалерию союзных войск из Евпатории позволила присоединить большую часть сильного евпаторийского отряда к действующей под Севастополем русской армии.
— Как очевидец, — говорил Крыжановский, — не могу умолчать о той пользе, которую могли бы принести двухдюймо¬вые боевые ракеты, имевшиеся в самом Севастополе в числе 600, но окончившие свое поприще тем, что достались в руки французов в состоянии совершенного сбережения.
Несмотря ни на что, во время Крымской войны ракетное дело приобрело в России особую значимость. Константинову, хотя и с великими затратами сил и энергии, все же удалось превратить Петербургское ракетное заведение из примитивной мастерской в завод массового поточного производства.
В 1855 году «за отлично-усердную и ревностную службу» Константинов был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени.
Получая высокую награду из рук генерал-фельдцейхмейстера, Константинов сказал несколько слов о самом главном сво¬ем деле:
— Для успешного развития ракетного оружия, какой бы то ни было системы, необходимы отличные ракетные технические заведения и специальный род войск для употребления ракет, хорошо знакомый с их боевыми свойствами и имеющий организацию, сообразную с назначением этого рода оружия. Посвятив себя ракетному оружию, мы будем счастливы, если наши труды будут содействовать в чем-нибудь распространению у нас верных об этом оружии понятий и принесут какую-нибудь пользу при приведении его в устройство в наших сухопутных и морских силах.

Радости  и муки изобретательства
В октябре 1840-года в качестве помощника к генерал-лейте¬нанту Р. А. Винспиеру был командирован молодой офицер, вы¬пускник Михайловского артиллерийского училища Константин Иванович Константинов. Командировка была рассчитана на четыре года, и Константинов пробыл за границей до июня 1844 года. Цель командировки — сбор полезных сведений, относя¬щихся к артиллерии. Константинову предстояло ознакомиться за рубежом с состоянием современной артиллерийской техники, побывать на многих военных заводах, в арсеналах. И ко¬нечно, продолжать свое образование.
В 1842 году генерал-лейтенант Винспиер из Парижа напра¬вил Константинова в Лондон. Помимо служебного задания, памятуя увлечение Константинова электромагнетизмом, гене¬рал дал ему рекомендательное письмо к про¬фессору Казанского университета И. М. Симонову.
В библиотеке училища Константинов, будучи еще каде¬том, прочитал увлекательный отчет Симонова об участии в 1819—1821 годах в кругосветном путешествии на шлюпе «Восток» вместе со знаменитыми путешественниками Ф. Ф. Бел¬линсгаузеном и М. П. Лазаревым. Став членом-корреспондентом Академии наук и членом многих заграничных научных об-ществ, Симонов занялся исследованием земного магнетизма. Ис¬следуя магнитный потенциал Земли, он опередил в результа¬тах своих изысканий выдающегося ученого К. Ф. Гаусса.
Приехав в Лондон, Константинов нашел Симонова в рос¬кошном отеле. Пробежав глазами рекомендательное письмо от генерала Винспиера и бросив острый взгляд на розовощекого усатого офицера, профессор спокойно, как будто продолжал давнишний разговор со знакомым и равным ему по чину и учености человеком, сказал:
— Вижу, речь идет о выдающемся вашем открытии, Кон¬стантин Иванович. Значит, славы России прибудет. Думаю, электромагнитный хроноскоп может помочь вам построить Чарлз Уитстон. Он искусный строитель электромагнитных ап¬паратов, принимающий заказы за сносную плату.
Господин Чарлз Уитстон занимался физикой и имел в заведении мастерскую точных приборов. Сам их изготовливал и проводил важные физические исследования по акустике, свету и электричеству. Занимался и электрической телеграфией.
На одном из званых обедов профессор Симонов представил Константи-нова господину Уитстону. И тот рассказал ему о су¬ти нужного ему прибора.
— Назовем его электромагнитным хроноскопом, — оживил¬ся господин Уитстон и, боясь возражений, быстро добавил: — И на основании принадле-жащих мне начал я согласен принять у вас заказ на приготовление этого электромагнитного прибора.
Константинов так  был обрадован согласием  ученого,  что даже  не  обратил  внимание  на  смысл  фразы  «на  основании принадлежащих  мне  начал».
Желание Константинова заключалось в том, чтобы прибор служил для измерения времени полета выстреленного снаряда от начала вылета из дула до удара о предмет. А технические условия он обязался представить Уитстону в ближайшую на¬меченную ими встречу. Из разговора было ясно, что такого прибора еще никто не заказывал. Так Уитстон взялся делать первый в мире электромагнитный хроноскоп.
После возвращения в Париж, уже в конце 1842 года, Константинов получил посланный Уитстоном из Англии долго¬жданный прибор. Однако стрелка хроноскопа, приводимая в движение опускающейся свободно гирей, вращалась в постоян¬но ускоряющемся темпе, от начала опыта до его прекращения. И значит, не было никакой возможности этим прибором хотя бы приблизительно обнаружить закон падения тяжелых тел в воздухе, тем более производить с его помощью какие бы то ни было баллистические исследования.
Наконец, Константинову удалось создать проект хрономет¬рического устройства для своего прибора. И в 1844 году, по¬лучив разрешение генерала Винспиера, он заказал, на сей раз в Париже, новую модель электрического хроноскопа для опре¬деления скорости артиллерийских снарядов. В Париже - потому, что в приборе был использован часовой маятник, а самым ис¬кусным часовым мастером считался в то время француз Бреге (раньше говорили— Брегет) — внук знаменитого А. Л. Бреге, в честь которого названы брегетом плоские карманные часы с боем.
— В задуманном мной приборе, — объяснял Константи¬нов изобретателю, — число целых ходов маятника определяется стрелкой, связанной с этим маятником...
— Посредством якорного спуска, — подхватил мысль смет¬ливый Бреге.
— Так точно, месье.
— Но остаются еще дробные ходы маятника...
— Это и является особенно хлопотным, но не менее важ¬ным, — продолжал Константинов, оглядывая салон, напичкан¬ный всевозможными часами на столах и по стенам. — Дроб¬ные части хода, надеюсь, можно будет определить по градуи¬рованной дуге, вдоль которой происходят колебания маятника.
— Просто, как все талантливое, — удовлетворился ответом Людовик Бреге. — Я готов принять ваш заказ. Пожалуйте, чертеж.
Когда заказ был готов, выяснилось, при проверке в Пари¬же, что прибор оказался весьма верным в показаниях до це¬лых секунд. В дробных же частях точность его была не более 1/10 секунды. Этого, конечно, явно недостаточно. Опять тре¬бовалась кропотливая работа над совершенствованием замыс¬ла. Ошибка Людовика Бреге была в том, что он отнесся к при¬бору, как к часам, искусником которых он слыл, а не как к хроноскопу, который еще вызревал в технических умах девят¬надцатого века.
И снова, в мае 1844 года, Константинов заказывает новый вариант прибора в мастерской Бреге. И опять конструкция не удовлетворила  Константинова. Поспешил.   И кончилась  зару¬бежная   командировка.
1 июня 1844 года Константинов возвращается в Петербург, захватив с собой еще несовершенное свое детище. При пере¬возке прибора, по недосмотру обслуги, многие части электро¬хроноскопа пришли в полную негодность. Уцелела в основном лишь хронометрическая часть.
Константинов не знал отдыха ни днем, ни ночью, не выле¬зал из мастер-ской после службы, и в течение нескольких ме¬сяцев сделал сам, по существу, новый электробаллистический прибор. Вернее, это была целая система приборов и устройств, вполне, на его взгляд, пригодная к эксплуатации.
Так как на создание прибора Константинову выделялись го-сударственные деньги, то испытанием заинтересовалось пра¬вительство. Его императорское высочество генерал-фельдцейхмейстер (а в то время этот пост занимал великий князь Ми¬хаил — брат царя) «изволил приказать электробаллистический прибор штабс-капитана Константинова подвергнуть рассмотре¬нию и испытанию в Артиллерийском отделении Военного уче¬ного комитета. Причем предписывалось, чтобы для эксперти¬зы были приглашены господа академики М. В. Остроградский, А. Я. Купфер и Б. С. Якоби. Испытания были намечены до начала зимы на Волковом поле в Петербурге.
Из-за скудости средств на подготовку первые опыты, про¬веденные 26 августа 1844 года, с электромагнитным хроно¬скопом оказались неудачными. Башня для прикрытия прибо¬ра от первого же пушечного выстрела скривилась, как в Пизе. Присутствующим на испытаниях господам академикам нужно было достаточно сильно поверить в саму идею константиновского прибора, чтобы до конца опытов не покинуть молодо¬го автора-изобретателя.
Наконец, башню выпрямили. Испытания 23 сентября были удачными, к великой радости изобретателя и всех участников опытов. Якоби и Остроградский горячо поздравили Константи¬нова с победой.
— Вы, я вижу, даже не понимаете, что это выдающееся, вы слышите? — выдающееся достижение науки и техники, — возбужденно тряс пухлую руку сдержанного на вид, а на са¬мом деле сжатого, как пружина, штабс-капитана Константино¬ва академик Якоби.
Академик Купфер докладывал начальнику Главного штаба генерал-фельдцейхмейстерства о том, что новый метод изме¬рения времени, предложенный штабс-капитаном Константино¬вым, «превосходит по своей точности все, что можно себе пред¬ставить в настоящее время».
Прибор Константинова был принят отечественной артилле¬рией. Артиллерийский отдел, совершенно согласившийся с зак¬лючением господ инспекторов, присовокуплял, со своей сторо¬ны, что устройство электробаллистического прибора штабс-ка¬питана Константинова «обещает пролить новый свет на сущест¬веннейшую часть артиллерийской теории и вместе с тем ока¬жет важнейшую услугу в области наблюдательных наук вооб¬ще. Этот прибор делает честь русской артиллерии и заслужи¬вает особого поощрения». И оно последовало. За полезное изобретение электробаллистического прибора для измерения скорости полета снарядов и за отличную усердную службу штабс-капитан Константинов всемилостивейше пожалован орденом Святого Владимира 4-й степени и двумя тысячами рублями се¬ребром единовременно.
«Я был щедро награжден», — признался Константинов в своей статье. Но большая награда заключалась в том, что ве¬дущей частью этого прибора был первый в мире хроноскоп, который, по свидетельству академика Якоби, производил из¬мерения времени полета снаряда с погрешностью, не превыша¬ющей в окончательных результатах 1/1000 секунды. А систе¬ма приборов позволяла автоматически регистрировать весьма малые промежутки времени с точностью до 0, 00006 секунды. Такого еще не знали в мире.
А потом начались страсти по выяснению первенства в соз¬дании хроно-скопа.
Считалось, что до 1848 года только трое ученых занима¬лись применением гальванизма к решению задач по созданию хроноскопов. Первый — известный английский физик Чарлз Уитстон, второй — знаменитый французский механик Людовик Бреге и, наконец, третий — наш соотечественник артиллерист Константин Константинов. Однако Константинова его зарубеж¬ные коллеги решили оттеснить от хроноскопа. Он был возму¬щен и полон решимости вступиться за свои права. Но рус¬скому офицеру связывали руки обязанности военной службы.
Лишь в 1848 году, воспользовавшись своей командиров¬кой в Париж, Константинов решил попытаться восстановить приоритет в создании электрохроноскопа. Борясь за себя, в данном случае он отстаивал и приоритет русской науки. Под¬держать Константинова в этом деле взялся видный француз¬ский физик и химик Анри Виктор Реньо.
«По свежим воспоминаниям, — писал Константинов, — при посредстве члена Парижской Академии наук Реньо, который следил за моими занятиями в доме Брегета, составлен был акт, в котором определялось то, что мне при этом принадле¬жит вполне, и то, что приходится на долю Брегета. Акт этот составлен за подписью самого г. Л. Брегета и г. академика Реньо, первого секретаря нашего посольства и нашего париж¬ского вице-консула Иванова, равно как и за моей подписью».
Итак, дело с претензиями Бреге было улажено. Сложнее было убедить господина Уитстона.
В Англии поляк Станислав Валентинович Шелиот, кото¬рый в свое время под руководством М. М. Сперанского участ¬вовал в составлении свода законов Российской империи, рья¬но взялся помогать Константинову, когда узнал суть его де¬ла, а главное, имя виновника. И на это были важные причины.
— Господин Чарлз Уитстон отлично знает коммерческую сторону дела, — говорил Шелиот Константинову, когда они ехали в экипаже в мастерскую английского изобретателя. — Он своевременно и заявление подаст, и полити-ческую статью тис¬нет в журнале, и публичную лекцию прочтет. Патентами, про¬цессами, умением получать поддержку прессы, покровитель¬ством влия-тельных людей господин Уитстон укрепил за со¬бой первенство весьма во многих изысканиях и открытиях сво¬их заказчиков.
— И что же, никто не оспаривал у него своего первенст¬ва? — совсем упал духом Константинов.
— В 1837 году господин Уитстон получил патент на усо-вершенствование электромагнитного телеграфа, изобретенного в 1832 году бароном Павлом Львовичем Шиллингом. И прис¬воил его изобретению название «телеграфа Уитстона».
— Да это же грабеж средь бела дня! — опешил Константинов.
Прибыли к Уитстону.  Выдающийся русский астроном Василий Яковлевич Струве, строитель и первый директор Пул¬ковской обсерватории, спросил хозяина:
— Вам действительно запомнились чертежи господина Константинова,  которые  показывал вам  месье   Брегет в присутствии  академика Анри  Ре-ньо?
— Ну, это было показано мельком, господин Струве,  — хитро   улыбнулся  Уитстон.   —   Повторяю,   господа,   —   обратился он умоляюще к присутствующим на встрече, — уже    в 1840 году у меня был свой электрический хронограф.    
— Что же вы о том тогда же не заявили? — задал резонный вопрос  вы-дающийся английский  астроном,  физик  и ме¬ханик, директор Гринвичской обсерватории Джордж Бидделл Эри. — В то время как об электромагнитном хронографе господина Константинова в исполнении  месье  Бреге  можно  су-дить по опубликованным описаниям,  чертежи и описание вашего прибора, господин Уитстон, еще нигде не представлены. Не похоже на вас.
Карта Унтстона была бита.  С извинениями ему пришлось согласиться  с  изложением правды  о создании  электрохроно¬скопа. Был составлен акт за подписью Константинова, Уитстона и Шелиота. Этот акт был засвидетельствован в русском генеральном   консульстве   в   Лондоне.
Ну и что же, правда восторжествовала? Увы, нет. Акты ос¬тались в архивах, а «мемуары» претендентов в журналах ник¬то не опротестовал. И уже в другом, 1849 году в «Трактате об электрическом телеграфе» математик и физик француз Франсуа Муаньо подчеркивал значительную роль Бреге как конструктора первого электрохроноскопа. А член-корреспондент Парижской Академии наук Жан Катрафаж в статье «Академия наук я ее работы» предположил, что Уитстон все же первым измерил время с точностью до 0,001 секунды.
Известный французский изобретатель Анри Навье в 1848 году построил свой первый хронограф на принципе прибора Константинова в исполнении Бреге. На том принципе, от кото¬рого Константинов когда-то отказался. И создателем хроноско¬па стали уже считать Навье.
Терпение Константинова было на пределе. И он обратился за поддержкой к академику Э. X. Ленцу.
Ссылаясь на два акта, которые Константинову удалось подписать в Па-риже с Бреге и в Лондоне с Уитстоном, Э. X. Ленц в своей статье показал, что в электробаллистическом приборе изобретено Константиновым, и что им заимствовано от других.
«Прибор, доставленный в Санкт-Петербург из Парижа, —  писал Ленц, — принадлежит по идее и общему плану полков¬нику Константинову.  Выполнение же подробностей    является заслугой как самого Константинова, так и господина Бреге. Но, что вполне и безусловно принадлежит Константинову, так это вспомогательный прибор. Так что полковник Константинов с полным правом может считать электробаллистический прибор, в таком виде, в котором он у него хранится, своим духовным имуществом».
Но и заступничество Ленца не помогло утвердиться прав¬де об электрическом приборе в научном мире.

Дорогой открытий
В марте 1849 года полковник Константинов был назначен командиром Санкт-Петербургского ракетного заведения, а спу¬стя два месяца — также и начальником Охтинского порохового завода. Вместе с тем он не порывал и с Пиротехнической школой, где состоял надзирателем и преподавал пороходелание и рисование. Таким образом, по примеру русского артил-лериста А. Д. Засядко и австрийского ученого Аугустина, в одних руках Константинов сконцентрировал почти все области ракетного дела в России.
Самым, пожалуй, важным примером программы коронации Александра II в Москве помимо, конечно, самого акта коро¬нации, был изобретенный главным распорядителем фейерверка Константиновым спектакль стрельбы из пушек. Своеобразный концерт для пушек с оркестром. Сводный хор и оркестр — всего около 3000 человек — должны были исполнять государ¬ственный гимн. Руководить таким большим хором и оркест¬ром было очень сложно. Пригласили композитора и дирижера Алексея Федоровича Львова (автора музыки Государственного гимна на слова Василия Жуковского). На репетициях свод¬ного хора выяснилось, что ударных инструментов не слышно. И Константинов предложил заменить звуки барабанов в орке¬стре пушечными выстрелами. Сам взялся построить прибор — что-то вроде клавикордов — в своем ракетном заведении. Их вмонтировали в дирижерский пульт и электрическими прово¬дами соединили с боевой батареей. Причем батарея была рас¬положена на берегу реки Си-нички, на расстоянии более кило¬метра от дирижерского пульта перед оркест-ром, разместив¬шимся на площадке напротив Лефортовского дворца.
Композитору Константинов не преминул сообщить, понизив толос:
— Подобные клавикорды, Алексей Федорович, могут применяться в некоторых случаях для последовательного взрывания боевых мин.
— Скажите, пожалуйста! — невольно отстранился от грозного пульта дирижер.
— Так что вы испытываете сейчас и отечественную воен¬ную технику, — козырнул Константинов, оставив Львова в некотором смятении.
И вот мощный хор запел «Боже, царя храни!» — и взлетели от шквала голосов все птицы с колоколен Немецкой слободы. Но их крики потонули в торжественном пении, грохоте пушек, отбивающих такт гимна.
Эффект аккомпанемента, который ни разу не сбился и поспевал вовремя за мелодией, был потрясающим. Вот уж воистину, опроверглось изречение «Когда грохочут пушки, музы молчат»!
Своим остроумно задуманным и прекрасно технически выполненным изоб¬ретением Константинов открыл новую страницу в техническом дистанционном управлении различными процессами.
Все свои нововведения в пиротехнике Константинову удалось масштабно продемонстрировать именно на этом празднике. Это был прак-тический курс Константинова по пиротехнике, преподнесенный с большим триумфом. Не случайно многие предметы несколь¬ких фейерверков во время коронации впоследствии были выполнены в уменьшенном виде, и эти макеты, в том числе и прибор для концерта пушек с оркестром, были выставлены в музее Санкт-Петербургской артиллерийской лаборатории.

30 июля 1852 года на Виннер-Нейштадтский полигон при¬была делегация военных специалистов из России, в составе ко¬торой был и Константинов.
— Время, когда я в прошлом году был прикреплен к шта¬бу генерал-фельдцейхмейстера его императорского высочества великого князя Михаила Николаевича, не прошло для меня да¬ром, — рассказывал Константинов барону Аугустину. — За¬думал я создать электробаллистический маятник для опреде¬ления движущей силы ракет.
Выслушав беглое описание задумки русского изобретателя, барон Аугустин ответил на доверие доверием и повез гос¬тя в личном экипаже в свою лабораторию, располо¬женную рядом с Вулвичским испытательным полигоном, ко¬торый они только утром оставили после испытаний ракет.
— Вы хотите начать с того, чем бы мне следовало кончить, — сказал после долгой паузы барон Аугустин, с доброй за¬вистью глядя на Константинова. — Ваше крупное творческое достижение дает в руки буду-щему исследователю ценнейший инструмент, с помощью которого проектирование и изготовле¬ние ракет становится на научную основу. Ваш баллистиче¬ский маятник будет самый верный, которым только обладает наука при измерении.
Из 84 выпущенных ракет на полигоне только 55 попали в цель. Константинов не мог не заметить при обсуждении ре¬зультатов стрельбы, что действенность прицельных ракет у австрийцев меньше действенности прицельной стрельбы рус¬ских 6-фунтовых пушек.
Однако, обсуждая с Аугустином перспективы применения австрийских ракет, Константинов сказал:
— Видно, господин барон, что вы близко знакомы с тру¬дами Конгрева и Шумахера, но превзошли их.
— Не скрою, я изучал их ракеты на месте, — откликнулся Аугустин. — И пытался усовершенствовать. — Помолчав, ба¬рон решил сделать взаимно комплимент Константинову, сказав:
— А я, признаться, еще больше утвердился в том, что вы один из круп-нейших авторитетов в ракетном деле. — Чем в нема¬лой степени смутил моло-дого русского полковника.
Обмен достижениями в военном деле между Австрией и Россией, кото-рому, в частности, содействовала и команди¬ровка Константинова с делегацией русских военспецов, был весьма плодотворным, за что австрийский император наградил Константинова орденом Железной короны 2-й степени.

Прапорщик Иогансен с двумя фейерверками, восемью рядо¬выми и ден-щиком 15 марта 1853 года на одиннадцати почтовых тройках отправились из Санкт-Петербургского ракетного заведения в Оренбург. За участие во взятии Ак-мечети прапор¬щик был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом и получил «не в зачет» (сверх положенного) годовой оклад жалования.
(Кстати, именно недалеко от Ак-мечети, нынешней Кзыл-Орды, в наше время расположен ракетодром Байконур, музей которого открывают экспозиции А. Д. Засядко и К. И. Кон¬стантинова).
Успех ракет Константинова в этой кампании в какой-то степени переме-нил безразличное отношение к ним в России. По желанию графа В. А. Перовского, 2-дюймовые ракеты еже¬годно стали посылать в его Оренбургский корпус для практи¬ческих занятий и в запас, на случай военных действий. Ракеты же, оставленные в форте Перовском, из числа привезенных пра¬порщиком Иогансеном, были также успешно применены гене¬ралом Огаревым при отражении атака кокандцев в 1853 году.
Столь же успешно ракеты Константинова «воевали», по свидетельствам князя М. С. Воронцова, князя М. Д. Горчако¬ва, генерала Н. Н. Муравьева и других военачальников, в Силистре, Кюрюк-Даре и Бабадаге в 1854 году, в Крымскую вой¬ну. Благодаря плодотворной деятельности Константинова рус¬ская артиллерия получила более совершенные боевые ракеты. Не только военные потребности, но и успех ракет Константи¬нова стали причиной увеличения производства этого вида ору¬жия в России.
Константинов ходатайствовал перед военным руководством о формировании гвардейского ракетного дивизиона. Он пред¬лагал дислоцировать этот дивизион в одном из пунктов, нахо¬дящимся на сети западных железных дорог. Когда-то ракетный дивизион был расформирован по указу царя. И от него остави¬ли только ракетную батарею на Кавказе, сформированную Санкт-Петербургским ракетным заведением, командовал батареей как раз прапорщик Иогансен.
«В наших войсках необходимо иметь полевые ракетные ба¬тареи в каждом корпусе... Нам будут необходимы ракеты в составе осадной артиллерии, для обороны крепостей... Для обороны наших морских берегов будут необходимы разрыв¬ные и зажигательные ракеты. Во флоте, вероятно, со време¬нем потребуются ракеты...» — неустанно твердил Константи¬нов в своих статьях и рапортах.
Такая программа, скромная из-за небрежения правительст¬ва к ракетам, в те годы еще казалась завышенной и вызывала усмешку военспецов, считающих Константинова неисправимым прожектером.
Это  небрежение  объяснялось  и  тем,  что  начиналась  эра нарезного  оружия.
Ученый артиллерист Константинов загорелся идеей создать прибор для проверки внутренней пустоты продолговатых сна¬рядов орудий 4- и 8-фунтового калибра. Модель этого прибора по собственным чертежам он просил изготовить одного из сво¬их сотрудников — мастера Петербургского ракетного заведе¬ния Копытова. Вместе с ним они приспособили его и для изме¬рения толщины стенок снаряда в его цилиндрической части. Но только через несколько лет Константинов, занятый все время совершенствованием ракетного заведения, смог наконец дора¬ботать свой оригинальный регистрирующий динамометр, да¬ющий полную картину измерения давления пороховых газов в стволе нарезного орудия.
В журнале Артиллерийского комитета, дав пространный анализ этого прибора, Константинов сообщал: «Этот прибор предназначен не только для определения наибольшего давле¬ния газов, но также для установления закона, по которому из¬меняется давление газов во время движения снаряда в орудии».
Артиллерийский комитет предложил Константинову про¬должить опыты на Волковом поле. Испытания прошли успеш¬но. Но изобретение Константинова положили под сукно. И этот уникальный прибор был вторично «изобретен» Депре и Себергом спустя десять лет.

Курс Константинова
В начале 1860 года его императорское высочество генерал-фельдцейхмейстер поручил Константинову прочитать цикл лекций о боевых ракетах артиллерийским офицерам, находящимся в Санкт-Петербурге.
Не без трепета генерал-майор Константинов вошел в аудиторию Михайловской Артиллерийской академии (бывшего учи¬лища, которое он окончил).
Константинов поравнялся с первым рядом офицеров. Теп¬лые рукопожатия профессора химии и физики Нечаева, профессора практической механики Мельникова, профессора бал¬листики Анкудовича, генерала артиллерии Весселя...
— Я уже знаю наизусть ваш фундаментальный труд о боевых ракетах, — обнял его Вессель, — Рад, очень рад, Кон¬стантин Иванович, что вы продолжаете мой курс по артилле¬рии. Ваши нынешние чтения должны оправдать ваш  проект устройства нового, более совершенного ракетного заведения в России.  Насколько я  осведомлен, оно основано   большей частью   на началах ваших личных предложений и изобретений.
— Будем стараться, дорогой Егор Христофорович, — ответил  польщенный   Константинов.
— Представляете, человек изобрел целый завод! — с гор¬достью за ученика сказал своим коллегам Вессель. И добавил: — Значимость этих лекций так высока, что нас почтил своим присутствием его императорское высочество великий князь Михаил   Николаевич.
— Нас часто спрашивают, в чем заключается секрет приготовления боевых ракет? — говорил Константинов ровным голосом на французском языке с кафедры академической аудитории. — Чаще всего задают этот вопрос для того, чтобы только утвердиться в преобладающей идее, что весь секрет заклю¬чается в движущем ракетном составе. Как переубедить чело-века? В противовес   этому,   вообще   распространенному  мне¬нию,  надобно  сказать,  что  секрет приготовления  боевых ракет... —  Константинов сделал паузу, глянув в широкое окно на Выборгскую сторону. И эта пауза давала каждому возмож¬ность предположить свой секрет изготовления ракет.  Откаш¬лявшись и выпив воды, Константинов продолжал: — Секрет - прежде всего в обладании способом фабрикации, производящим идентичные результаты. Несмотря на конструкторские недос¬татки, боевые ракеты имеют большую будущность и при внед¬рении нарезной артиллерии. Поэтому необходимо продолжать работу по усовершенствованию процесса их фабри-кации...
Цикл лекций Константинова стал выдающимся событием военной науки,  направленным  против  некоторых  артиллерийских предрассудков того времени.  Вскоре Константинов за этот курс был удостоен Большой Михайловской премии с выплатой около 1500 рублей.
Комиссия по присуждению премии записала в своем постановлении: «Генерал-майору Константинову за труды его по усовершенствованию ракетного делопроизводства введением новых способов и приборов в нашем ракетном заведении,   за исследование  свойств боевых ракет  тщательно  произведенными им опытами и распространением полезных сведений по ракет¬ному делу несколькими сочинениями, из которых особенно об¬ращает на себя внимание статья о боевых ракетах, помещен¬ная во второй части курсов артиллерии генерал-лейтенанта Весселя, в которой предмет сей разобран полно, систематически и на основании собственных изысканий генерал-майора Констан¬тинова, статья    о боевых ракетах в курсе генерал-лейтенанта Весселя бесспорно составляет столь полный и отчетливый трак¬тат о ракетах, которого до сих пор не существовало ни на рус¬ском, ни на иностранном языках».
А 11 мая 1860 года новый начальник штаба генерал-адъ¬ютант А. А. Баранцов, тоже воспитанник Михайловского артиллерийского училища, сообщил Константинову:
— Его императорское величество государь император со¬изволил разрешить публикацию ваших лекций «О боевых ра¬кетах» на французском языке.
— Я счастлив еще и потому, что считаю открытую публикацию своих лекций на иностранном языке самым удобным путем для обмена научными и техническими идеями между учеными всех стран, — признался Константинов. — Надеюсь, что публикация лекций вызовет по возможности больше суждений в печати для проверки наших убеждений в отношении перспек¬тивности боевых ракет.
И надежды Константинова оправдались. Лекции «О бое¬вых ракетах», опубликованные с превосходным атласом чер¬тежей в Париже, вызвали восторженные отзывы во многих зарубежных изданиях. Сочинение Константинова было удостоено подробного разбора в Санкт-Петербургской академии наук. Так, Константинов стал общепризнанным авторитетом в области ракетного дела. Его курс лекций в последствии был пе¬реведен на все европейские языки.
Но главное, Константинов своим успехом сумел защитить свои ракеты. Ему удалось восстановить ракетное подразделе¬ние в армии. С этого времени настала новая эпоха для ракет в России. Были, при поддержке генерал-фельдцейхмейстера, введены ракеты и в вооруженные силы русского флота.

В апреле 1869 года Технический комитет Главного артил¬лерийского управления уведомил Константинова о том, что произведенные на Охтинском пороховом заводе в 1865 и 1866 годах опыты над его порохом с примесями стеариновой кислоты и графита «не вполне разъяснили их влияние на каче¬ство пороха, но тем не менее указали на многие примерные свойства пороха с подобными примесями».
Константинов знал, что изготовление опытных партий пороха по его рецептам производилось на Охтинском заводе под общим руководством поручика прусской службы Рейхардта. Поэтому предупреждал артиллерийское начальство, что о сахорном и стеариновом порохе станет известно повсюду за гра¬ницей прежде, нежели в России успеют окончить опыты по новому пороху. Как бы не упустить приоритет! «При невозмож-ности исключительного материального обладания нашей артиллерией моими открытиями, — писал в рапорте Константинов, — взятием на него (порох) мною привилегии за границей уп¬рочится, по крайней мере, за нашей артиллерией честь первен¬ства в этом деле».
Новый пакет из Главного артиллерийского управления был о решении по ракетному станку Константинова: «...Доставлен¬ные Вами чертежи ракетного станка для спуска двухдюймовых ракет и принадлежностей к этому станку, то есть квадрант и пальник, утверждены с присвоением им названия системы 1868 |года».
— Слава тебе, Господи! — перекрестился Константинов на образ Спасителя в переднем углу его кабинета. Чем сильнее болезни брали верх, тем более он становился верующим в Бога. — Ракетный мой станок через двадцать лет наконец-то принят на вооружение в русской армии.
Именно этот станок залпового удара стал прототипом для русских «ка-тюш» в годы Великой Отечественной войны...
К решению любой задачи Константинов подходил с науч¬ных позиций. У него было системное представление о предмете совей деятельности. Он стремился изучить те физические явления, ко¬торые лежат в основе исследуемого вопроса. Особенность его научного метода в том, что он сам создавал приборы и сам разрабатывал способы измерения. Иногда эти приборы являлись или включали в себя открытия (такие, как хроноскоп Константинова). Он сам конструировал машины и станки, разра¬батывал технологию и техническую оснастку производства. И везде — изобретал оригинальное, даже когда брался за усо¬вершенствование прибора или механизма не своей конструк¬ции. И, наконец, открывал закон или «начало» для фундамен¬тальных исследований.
Так, определив при помощи своего ра¬кетного баллистического маятника закон изменения движущей силы ракеты во времени, Константинов установил влияние формы и конструкции ракеты на ее баллистические свойства. Этим самым он заложил научные основы расчета и проекти-рования ракет. Ракеты конструкции Константинова были луч¬шими в мире. Его четырехдюймовые ракеты имели дальность полета более 4 километров, тогда как ракеты других конст¬рукций в разных странах не могли преодолеть и одного кило¬метра. Введя сухую набивку ракетного состава, Константинов сделал полет ракет более устойчивым...
А вот как пришел Константинов к многоступенчатым раке¬там, ставшим впоследствии основой отечественной ракетной техники.

Двухпустотные ракеты
Фрегат «Александр Невский» потерпел крушение всего в 150 саженях от берега. Обидно погибать, когда до земли по¬дать рукой. С палубы неумолимо погружающегося в воду фре¬гата матросы запустили спасательный змей, пытаясь с его по¬мощью бросить на берег линь с кошкой. Но ветер сменил на¬правление — и змей, не долетев до берега, ушел в сторону штормового моря.
Сигнал бедствия на змее все равно заметили, к счастью, на проходящем неподалеку от гибнущего русского фрегата дат¬ском барке. Датчане пустили с борта своего барка спасатель¬ную ракету, которая попала на палубу фрегата. С помощью страховочного линя вся команда русских моряков была спасена.
— Если бы у нас была такая спасательная ракета, — сказал, ступив на берег младший офицер затонувшего несча¬стного фрегата, — мы бы без труда бросили линь на берег.
— Нужно на всех наших военных судах иметь спасатель¬ные ракеты, — поддержал его командир и, вспомнив о спасшем их сигнале, добавил: — И один или даже несколько спасатель¬ных змеев.
Сейчас это уже история спасательной техники на море, а во второй половине XJX века на спасательные ракеты был большой спрос. Особенно широкое применение они получили в Англии. Для спасения жизни при крушении в море было соз¬дано Королевское национальное учреждение спасательных ло¬док. В течение десяти лет таким образом было спасено около тысячи моря¬ков.
На берегах Дании было 35 спасательных станций. Фран¬ция тоже начала создавать подобные спасательные службы. Очередь дошла и до России.
На побережье Балтийского моря Россия учредила для на¬чала четыре спасательных станции: на Гогланде, на Фальзанде, при Доменеснеском плавучем маяке и на Свальферорте. Для этих станций купили в Англии четыре спасательные лод¬ки с комплектом принадлежностей для оказания помощи чле¬нам команд терпящих крушение судов. В число принадлеж-ностей входили 24 ракеты для бросания спасательных линей и ракетный станок с ударным замком и скорострельными трубками.
Однако англичане не приложили к комплектам ни одного пояснительного документа для применения их в деле.
— Догадывайтесь, мол, сами, — хмыкнул Константинов.— Что  ж,  разберемся  и  сами.
Шесть ракет с ракетным станком и линями по распоря¬жению Морского ведомства были доставлены ему в Санкт-Пе¬тербургское ракетное заведение. Приказ был — не только ра¬зобраться, как ими пользоваться, но также исследовать и по возможности наладить изготовление подобных ракет.
Константинов со своими помощниками провел испытания. Оказалось, что английские спасательные ракеты, пущенные под утлом 45 градусов, летят на расстояние не более 125 сажень.
— Этого мало, — сказал Константинов, когда изготовлен¬ные по английскому образцу ракеты удалось бросить на 155 сажен. — Надо найти способ, чтобы увеличить это расстоя¬ние, хотя бы раза в полтора. Да, боюсь, не успеем. Надо пере¬бираться в Николаев.
Но  он  успел.
Однажды пришел на работу особенно взволнованный.
— Чтобы ракета доставила трос и якорь на значительное расстояние, измеряемое сотнями метров, — сказал полковни¬ку В. В. Нечаеву, который был уже утвержден вместо Кон¬стантинова командиром Петербургского ракетного заведения,— она должна вначале двигаться медленно, затем ее движущая сила должна возрастать и действовать возможно долее.
— Но как это сделать? — настороженно спросил Нечаев.
— Ох, Виктор Васильевич, пока не знаю, — с азартом свер¬кая карими глазами, проговорил Константинов. — Не ко вре¬мени уезжаю в Николаев, не ко времени….. — И, помолчав, добавил: — Самые условия задачи привели меня к интересной идее.
— Неужто открытие! — воскликнул влюбленный в своего учителя Нечаев, всегда ожидающий от него чего-то значитель¬ного.
—  Похоже, это новое начало в конструкции ракет, мило¬стивый государь, — задыхаясь от чувств, признался Констан¬тинов, протягивая своему единомышленнику чертеж.
— А вы говорите, что не знаете, ваше превосходительст¬во! — Нечаев надел очки и стал разглядывать этот чертеж.
— Видите, Виктор Васильевич, — показывал Константинов длинным ногтем правого мизинца, — это начало заключа¬ется в особом расположении внутренней пустоты в ракете. В спасательной ракете, по моему мнению, нужно сделать не одну, а две пустоты. Понимаете, не одну, а две?
— Не понимаю, — отрицательно мотнул головой Нечаев. — Почему две? — Он повернул голову к склоненному к нему возбуждённому лицу Константинова. Но тот вперил жаркий взгляд в листок.
— В этом все и дело. Первая пустота подобна во всем пустоте в обычной ракете. Вторую же пустоту нужно расположить в глухом составе...
Начались опыты. Все не ладилось.  Фейрверкеры нервничали. Констан-тинов был, как огонь, - не притронься. Но были уверены, что Константинов сделал выдающееся открытие. Никто в этом человеке никогда не сомневался.      
— Генерал зря возиться не будет, — говорил мастер Копытов, закручивая самокрутку с самосадом в курилке.      
— Это точно, — кивнул сидящий напротив Писарев.
— А ты, рыжий, все знаешь! — погладил свой короткий боб¬рик   Кусургашев...
—  Получилось! — вбежал Гаркавенко, с взлетевшими от радости бровями. — Наш генерал победил!
— Уже не наш, — огрызнулся Копытов, но выскочил из курилки первым. За ним подались другие солдаты и потянулись по аллее за Гаркавенко к зданию конторы.    
— Что получилось-то? — спросил Копытов.
— Нагнись, чтобы не увидели, — махнул рукой Гаркавен¬ко у открытого окна.
Фейерверкеры присели, прислонившись к стене конторы под окном и стали вслушиваться в долетающий до них разго¬вор.
— ...Действие этих двух пустот заключается в том, — спокойно и твердо говорил Константинов, — что после сгора¬ния состава около первой пустоты ракета получает свежую движущую силу за счет загорания состава около второй пус¬тоты. — В комнате воцарилось молчание.
— Жалко, что он уезжает от нас, — зашептал Кусургашев.
— Считай, уже уехал, — тихо поправил его мастер. — Не¬чаев принял дела. — И, помолчав, добавил: — Я тоже по¬дамся за ним в Николаев. Такую махину задумал поднять — не надорвался бы, помочь ему надо.
— Тише вы! — махнул Писарев, как только в комнате возобновился разговор.
— А в обычной ракете горит лишь одно поперечное сече¬ние глухого состава, — послышался голос Нечаева. — И не доставляет никакой ощутимой движущей силы ракете.
— Что мы и видели на опыте, — сказал Константинов.
— Все же вы, ваше превосходительство, дельный создали баллистиче-ский маятник, цены ему нет! — похвалился, как соб¬ственным изобретением, Нечаев. — Как бы без него мы опре¬делили движущую силу ракет от начала до конца горения сме¬си?
— Да уж придумали бы что-нибудь, — почти мурлыча от удовольствия, сказал Константинов. — Что-нибудь бы поинте¬реснее, а, Виктор Васильевич? — Помолчав, он опять вернул¬ся к главной теме разговора: — Эта двухпустотная ракета, по¬жалуй, самое главное мое изобретение будет после электробал¬листического прибора.
— Итак, благодаря тому, что в новой конструкции раке¬ты, — методично отчеканивал слова Нечаев, — сначала горит пороховой реактивный состав первой половины ракеты и толь¬ко после его сгорания воспламеняется вторая половина, вели¬чина действующей на ракету реактивной силы уменьшается, но зато время ее действия увеличивается. Из-за чего траекто¬рия полета ракеты становится более пологой, дальность поле-та увеличивается, а ускорение уменьшается.
— Все это позволяет применять спасательный трос ме¬нее прочный, но более легкий и длинный, — подхватил горячо Константинов. — Теперь даль-ность метания веревок при ра¬кетах с двумя пустотами, при том же калибре, что и англий¬ские спасательные ракеты, и при лине одного и того же веса, у нас оказалась почти в полтора раза более. Чего мы и добива¬лись, господин полковник. Кроме того, мы можем ракетой с двумя пустотами бросать линь, представляющий несравненно менее сопротивления разрыву.
— А потому, — добавил Нечаев, — и значительно тоньше и легче, нежели при ракетах с одной пустотой.
— Вы знаете, Виктор Васильевич, — после паузы, мечта¬тельно сказал Константинов, — я думаю, что эти двухпустотные ракеты могут быть приме-нимы не только для спасатель¬ных целей. В них — начала для устройства ракет дальнего метания.
— Все. Генерал, слава Богу, успешно выполнил задание Морского ведомства, — шепнул Писареву фейерверкер Кусургашев.
— Главное, открытие сделал, — с вытаращенными зеле¬ными глазами глухо пробасил рыжий Писарев. — Да еще ка¬кое! Создал двухпустотные ракеты. Ты хоть понял, что это та¬кое. Это тебе не фокус!
Отечественные спасательные ракеты с двумя пустотами и со всеми их принадлежностями стали выпускать в Санкт-Петербургском ракетном заведении. Первую их партию направили на спасательные станции Балтийского моря.
Мог ли тогда предположить Константинов о создании в России в двадцатом веке таких ракет «дальнего метания», как межконтинентальные ракеты? Вряд ли.
Константинов скромно мечтал продолжить исследования с двухпустот-ными ракетами. Намечал испытать, как при деиствин их с берега, в нисходя-щем состоянии полета от ракет от¬деляется хвост и служит поплавком, удерживая конец линя. Хвост этот предполагалось снабдить фальшфайером, который бы обозначал место плавающего поплавка днем с помощью ды¬ма, а ночью — светом. Оставаясь верным пиротехнике, Кон¬стантинов намеревался для действия с берега снабдить двух¬пустотные ракеты звездками, которые рассыпались бы в нисхо¬дящем состоянии полета и указывали в ночное время место падения ракеты.
Но и эти изыскания пришлось отложить до тех пор, пока не будет завершено строительство нового Николаевского ракет¬ного заведения.
В своей брошюре «Применение боевых ракет для сигналь¬ных змеев» Константинов рассказал в общих чертах о новой конструкции двухпустотных спасательных ракет. И брошюру эту он не случайно написал и издал на французском языке. А для того, чтобы сделать «гласным свой труд на общую поль¬зу» как у нас в России, так и за границей, в надежде, что его ракеты послужат улучшению способов спасения погибающих при кораблекрушениях.
Мировая общественность по достоинству оценила гуманный шаг русского генерала Константинова, его новый пример (после  лекций на французском языке «О боевых ракетах») рассекречивания тайн на пользу в научно-технических изысканиях уче¬ных  разных  стран.
Конечно, как офицер, Константинов сделал этот шаг не самовольно. С разрешения господина военного министра Д. А. Милютина Главное артилле-рийское управление объявило Кон¬стантинову дозволение — взять на двухпустотные ракеты при¬вилегии, как в России, так и за границей, и извлекать из них выгоды по его собственному усмотрению.
Вручая Константинову документ о привилегиях,  Милютин сказал:
— Это лучшее разрешение задачи спасательных ракет, пред-ставляющих начало, в особенности выгодное для устройства ра¬кет дальнего полета, для ракет, спускаемых ползунами по местности и для фугасных ракет для действия по трубам контр¬минных систем.
— Разрешение это весьма дорого, ваше высокопревосхо¬дительство, — ответил военному министру Константинов. — Оно не только утверждает за мной права на изобретение, но и заключает в себе похвалу, которую считаю  неоценною наградою за мои слабые труды.
— Поздравляю вас, — улыбался военный министр, пожи¬мая ему руку. — Вот видите, как все славно получилось. А вы все корите нас, будто мы не признаем ваши ракеты...

Ракетная столица у моря
«Неужели здесь быть нашей ракетной столице?» — поду¬мал Константинов. Он посмотрел на другой берег Ингула, под¬нял руку к глазам, прикрываясь ладонью от слепящего сияния огромного небесного пространства. Едва ли в Южной России, на побережьях Черного и Азовского морей, найдется для этой цели другой город, который мог бы соперничать с городом Николаевом. Это тебе не сырой Петербург. Для успешных испы-таний ракет самый раз вот такая сухость воздуха, хотя, ко¬нечно, и духота, и зной — не из приятных. И это, несмотря на то, что почти весь город окаймлен широчайшей рекой Бутом. Знойной своей атмосферой город обязан котловине, в которой он расположен. И  большая часть его пригорода состоит из песчаной степи.
Город этот был еще молодой, основанный в 1784 году на левом берегу Бугского лимана, как центр южного судострое¬ния России. До недавнего времени он был исключительно воен¬ным портом. И эта его особенность — тоже важна для строи¬тельства здесь ракетного заведения и артиллерийского полиго¬на. А то, что в 1862 году открыт здесь коммерческий порт, как нельзя кстати для доставки сюда водным путем из Франции машин, заказанных Константиновым у фирмы госпо¬дина Фарко для Николаевского ракетного заведения.
Представленный еще 27 марта 1862 года на высочайшее рассмотрение проект ракетного заведения после доработки на¬конец-то был утвержден. Этот проект имел большое значение в истории отечественного и мирового машиностроения. Удалось шагнуть далеко вперед как в области технологии, так и в орга¬низации производства. Уровень предложенной Константиновым механизации и автоматизации был гораздо выше, чем на рекон-струированном Петербургском ракетном заведении, которое когда-то считалось образцовым не только в России, но и за границей. Теперь его предлагалось упразднить и перевести его личный состав и машины в город Николаев. Сумма правитель¬ственного заказа превышала 184 тысячи рублей. Строитель¬ство нового заведения предполагалось завершить к сентябрю 1867 года.
Но в декабре Константинов был неожиданно вызван к во¬енному министру генерал-адъютанту Д. А. Милютину. .
— Я вызвал вас, генерал-майор, чтобы уточнить необхо¬димость для государства ракетного дела, — сразу определил тему разговора новый министр. — Не скрою от вас, что пода¬вал записку его императорскому высочеству генерал-фельдцейхмейстеру о том, что считаю сомнительным продолжать устрой¬ство ракетного заведения на юге России. Константин Иванович, вы сами видите, -  перешел на более доверительный тон Милютин, известный своим либеральным настроем в проведении демократических реформ императора Александра II, — быстрое усовершенствование ново¬го нарезного оружия сделало большие успехи в нашей армии. И вы тоже к этому руку приложили, не правда ли?
— Не лишайте Россию перспективного оружия, ваше сия¬тельство, — встал с кресла Константинов и так больше и не садился на протяжении всей беседы. — Я верю в будущность ракет, — сразу заявил он позицию, приготовившись к натиску, и сделал обходный маневр: — Я знаю, ваше сиятельство, что вы из пансиона Московского университета поступили фейерверкером в гвардейскую артиллерию. И можете поэтому судить со знанием дела о возможностях ракет. Нарезное оружие, без спору, прекрасно в одних важных операциях, ракетное — в других...
— Мы ценим, генерал-майор, ваши заслуги пиротехника— равных вам нет, — перешел опять на официальный тон Милю¬тин. — Но знаем и то, что ракеты хороши только в потешных и спасительных делах. Так к ним относятся и в армии. Крым¬ская война убедительно показала несостоятельность боевых ракет. И не только ваших, но и зарубежных. И потом, по на¬шим сведениям, Австрия уже решила уничтожить свои ракеты и перейти на нарезную артиллерию.
— Кстати, о зарубежных, — парировал Константинов. — Смею вам на-помнить, что испанское правительство полностью переняло все машины и фабрикацию нашего Николаевского за¬ведения. А что касается Австрии...
— Из уважения к вам, — перебил Милютин, — все же прошу вас, гене-рал-майор, представить мне в письменном виде конкретные сведения и соображения в отношении пользы упот¬ребления боевых ракет и необходимости введения их в нашей ар¬мии.
30 октября 1862 года авторитетная комиссия во главе с генерал-фельдцейхмейстером, а также члены Артиллерийского комитета и почти все артиллерийские генералы, бывшие тогда в Санкт-Петербурге, пожаловали на испытание боевых ракет Петербургского ракетного заведения. На Волковом поле реше¬но было испытать ракеты Константинова со всеми последними его усовершенствованиями. На этих испытаниях были выпуще¬ны 10 прицельных ракет двухдюймового калибра, системы 1862 года. А для сравнения с ними выпущено 10 прицельных ракет такого же калибра и с такими же снарядами, но с сухим сос¬тавом.
— Только одна ракета отклонилась от цели более ширины щита, — подытожил генерал-адъютант Э. И. Тотлебен.
— Как видите, господа, — сказал Константинов, — сухая глина с одной шестою частью гарпиуса, смоченного скипидаром при набивке, поверх каждой спрессованной посыпки, составля¬ет более удачный способ заткнутия ракетных гильз с глухого конца.
— Ну что же, будем изготовлять ракеты с мокрым соста¬вом, — сказал великий князь Михаил Николаевич. — Генерал-майор, я выражаю вам свое удовольствие за осуществленные успехи в ракетном делопроизводстве в последнее время.
И все же на заседании особой комиссии Константинову бы¬ло не до за-служенной радости за успех.
Генерал-адъютант  Н.   А.  Крыжановский  привел  конкретный пример необходимости использования ракет в Крымской войне.
— Евпатория во время минувшей войны, — рассказал он, — была наполнена турками, татарами и преимущественно ка¬валерией их союзников, которые хранили по всем дворам ог¬ромные запасы сена. Скопление в Евпатории строений и запа¬сов, господа, было превосходной целью для действия боевыми ракетами. Необходимость этих средств поражения сильно ощу¬щалась нашими войсками, находящимися в четырех верстах от Евпатории. Но у нас тогда не было на складах этих ракет. По моему предложению, главнокомандующий Крымской армией приказал приготовить некоторое количество боевых ракет в Симферополе. Но там не было ни средств, ни опыта их фабри¬кации. И мы потеряли, господа, возможность с выгодою упот¬ребить в дело ракеты под Евпаторией.
Но комиссия не встретила этот рассказ с одобрением. По¬няв это, Крыжановский перешел на спокойный тон:
— Впрочем, полагаю, что нет достаточных данных, пока¬зывающих ус-пешное употребление боевых ракет в полевых сражениях. Но убежден — и пример с Евпаторией это пока¬зывает, — что бывают случаи, когда ракеты совершенно не¬обходимы.
«Заюлил», — с горечью подумал Константинов. Все на¬дежды у него были теперь на генерал-адъютанта Тотлебена, который после осады Севастополя был вызван в город Нико¬лаев для приведения его в оборонительное положение. Объяс¬нительная записка Тотлебена по укреплению Николаева — од¬на из самых ценных его научных работ — открыла новую эру в фортификационном искусстве. Ученый отступил от традиций, царивших в те времена даже во Франции, несмотря на ее опыты наполеоновских войн. Форты, по Тотлебену, — глав¬ные опорные пункты борьбы, если умело распределить все ви¬ды оружия и определить роль каждого из них. Он-то знает во¬енные возможности города Николаева, выбранного Константи¬новым для ракетного заведения и крупнейшего артиллерийско¬го полигона при нем.
Помнил Константинов и встречу с Тотлебеном в Кронш¬тадте; инженер участвовал там в усилении кронштадтских ук¬реплений, а ракетчик был направлен туда в 1856 году наблю¬дать за опытом по применению боевых зажигательных ракет в морском деле. Там два генерала сошлись накоротке. И вот их дороги пересеклись вновь.
— Думаю, комиссия согласится со мной в том, что ракеты удобно ис-пользовать как зажигательные средства, — сказал Тотлебен. — Выгодно они отличаются и тем, что не оставля¬ют, подобно орудиям, груза, требующего после военных дейст¬вий защиты от неприятеля. — Оглядев кивающих членов ко¬миссии, Э. И. Тотлебен продолжал: — Притом при¬менение ракет нисколько не зависит от местности. Я тоже, как и генерал-адъютант Крыжановский, намерен указать на один из случаев в прошедшей войне, когда ракеты могли принести су¬щественную пользу. После того, как в деле 13 октября 1855 го¬да генерал Липранди взял передовые турецкие редуты, прик¬рывающие доступ к Балаклаве, войска наши заняли позицию при деревне Комары. Оттуда можно было подойти на расстоя¬ние двух верст от города и расположиться на значительной вы¬соте, оканчивающейся обрывом к стороне неприятеля. С этой-то местности, — повысил голос Тотлебен, спугнув тихие разго¬воры в конце длинного стола, — можно было навесною стрель¬бою большими зажигательными снарядами, то бишь боевыми ракетами, сжечь огромные продовольственные запасы англий¬ской армии в Балаклаве и удалить весь флот, сосредоточенный на тесном пространстве бухты.
Позже Тотлебен приписал к своему выступлению: «Можно было сжечь флот, который при распространении пожара не успел бы выйти из тесной бухты».
— Тогда было предложено, — продолжал директор Инже¬нерного департамента Тотлебен, — поставить на упомянутой местности трехпудовые мортиры для бомбардирования города и бухты. Но доставить тяжелое орудие со станком и большими снарядами по горной местности, по крутым возвышенностям, при весьма дурных горных дорогах оказалось невозможным.— Тотлебен указал костлявым длинным пальцем на Константино¬ва: — А вот ракеты в этом случае могли бы оказать неоцени¬мую услугу, но их не было в Севастополе.
— Их везли, — подал реплику Константинов.
— Везли, да не довезли, — недовольно отвернулся от него сидящий ря-дом Баранцов и заключил: — На основании прак¬тики и уже приведенных доводов, господа, можно, видимо, прийти к заключению, что в осадной и крепостной войне и во¬обще как в наступательной, так и в оборонной военной об¬становке польза от боевых ракет несомненна.
— И прибавлю к этому, — сказал Тотлебен, — что введе¬ние их для обороны рвов в постоянных, и особенно во времен¬ных,  укреплениях представляет значительные выгоды в инже¬нерно-артиллерийском отношении.
Слово попросил граф С. П. Сумароков. У Константинова екнуло под ложечкой.
— Думаю, все члены комиссии единогласно признают поль¬зу боевых ракет, как все же вспомогательного средства, но необходимого при нынешнем развитии артиллерийского искус¬ства, — сказал Сумароков. — Удобны и выгодны они для дей¬ствия по внутреннему пространству городов и укреплений. Но... — поднял граф свои густые брови — и Константинов замер.
— Оправданно ли при нынешних финансовых затруднениях та¬кую кучу денег затрачивать на эти, я подчеркиваю, вспомога¬тельные военные средства?
Константинов ждал, конечно, этого выпада. И попросил сло¬ва.
— Мы не можем, — сказал он, — производить в доста¬точном количестве и при таких мизерных затратах ракеты, да¬же если уважаемая комиссия сочтет их только вспомогатель¬ными боевыми средствами. Хотя я вижу большую будущность ракет как самостоятельного оружия, оружия особого и гроз¬ного. И поэтому настаиваю на устройстве нового ракетного заведения, потому что прежнее, существующее в Санкт-Петер¬бурге, находится, по нынешнему мировому уровню ракетной техники, в неудовлетворительном состоянии из-за такого про¬хладного у нас отношения к боевым ракетам. Прошу обратить внимание уважаемую комиссию на высокий уровень развития ракетного производства в иностранных государствах. Если даже принять на веру сомнительные слухи о якобы упразднении австрийских ракет, то совершенно достоверно, что во Фран¬ции имеются в готовности значительные механические средст¬ва для фабрикации ракет по мере их необходимости. В Англия ракеты производятся в значительном количестве частною про¬мышленностью. А Испания устраивает у себя новое ракетное производство по опыту нашего Николаевского ракетного заве¬дения. Что же, господа, мы в своих усовершенствованиях в этом деле старались только для чужого государства?
— Мы уже вложили, господа, — подал голос до сих пор молчавший генерал от артиллерии А. В. Дядин, — огромные средства в Николаевское ракетное заведение: на проект, на изготовление машин, на покупку земель и прочее. Значит, ос¬талась меньшая часть затрат. А в бою любое оружие может оказаться решающим, в чем убедили нас хотя бы объявленные случаи из Крымской войны.
Сторонники Константинова после выступления А. В. Дя¬дина ободрились и высказали свои, не менее убедительные доводы в защиту нового ракетного заведения. В заседании ко¬миссии произошел перелом.
— Надо признать, господа, необходимым и наше ракетное производство поставить на уровень с этим делом в иностран¬ных государствах, — подвел черту товарищ генерал-фельдцейхмейстера А. А. Баранцов. — Как видим, почти все члены ко¬миссии пришли к убеждению в необходимости учреждения у нас нового ракетного заведения, в котором можно было бы при¬готовлять ракеты со всеми новейшими в них усовершенство¬ваниями, в которых мы воочию убедились в недавних испыта-ниях боевых ракет системы 1862 года на полигоне Волкова поля. Причем, думаю, нельзя ограничиваться только двух¬дюймовыми ракетами, а приготовлять и боевые ракеты самых больших калибров как наиболее полезные в осадной и крепо¬стной войне.
Это была победа! Константинов ликовал: ведь дальнейше¬му применению отечественных боевых ракет положено теперь твердое основание — крупнейшее производство в Николаеве. Было решено одновременно с оснащением артиллерийских под¬разделений новейшими нарезными орудиями в русской ар¬мии оставить, пусть пока в небольших количествах на воору¬жении и ракетные батареи. А в военное время сами обстоя¬тельства могут заставить увеличить число таких батарей.
После доклада о совещании специальной комиссии госуда¬рю императору его величество Александр II изволил 24 но¬ября 1862 года разрешить учредить новое ракетное заведе¬ние в городе Николаеве. Утвердил проект на устройство всех зданий этого заведения и повелел необходимые суммы отпустить по частям в течение четырех лет. Строительство ракет¬ного заведения, прерванное на целый год, опять продлилось.
«Надолго ли?» — переживал за свое любимое детище гене¬рал Констан-тинов. И был прав.
Инженерный департамент нашел недостатки в строительном отношении в проектах и сметах. Больной Константинов пос¬пешил в Петербург.
— Мы настаиваем, — сообщил ему ставший в это время товарищем генерал-инспектора по инженерной части Тотлебен, — чтобы постройки эти были сделаны более капитально.
— Но исправления повлекут за собой увеличение смет по инженерному делу, ваше превосходительство, — почувствовал подвох Константинов. — Мы же опять затянем дело строи¬тельства на долгие времена. Ведь уже три года лежат без упот¬ребления в Николаеве ценнейшие машины и оборудование из Парижа, за которое заплатили более 153 тысяч рублей. И не¬известно, когда мы употребим их в дело. А заказанные испанским пра-вительством по образцу этих машины, вы знаете, уже находятся в полном ходу в Севилье.
— Знаю, знаю, — вздохнул Тотлебен и отвел глаза в сто¬рону.
— Нельзя ли усовершенствовать ракетное заведение после его строительства или хотя бы в процессе работ, Эдуард Ива¬нович?
— Честно говоря, Константин Иванович, — посочувство¬вал ракетчику Тотлебен, — дело в том, что, как вы знаете, с этого года у нас вводятся в употребление нарезные пушки. И правительство решило отказаться от дальнейшего применения боевых ракет в широких масштабах. Поэтому не торопится и со строительством Николаевского ракетного заведения. — И, помолчав, посоветовал: — Попробуйте обратиться за помощью к Александру Алексеевичу Баранцову. В связи с назначением его императорского высочества генерал-фельдцейхмейстера ве¬ликого князя Михаила Николаевича наместником Кавказским Баранцов вступил недавно в самостоятельное управление все¬ми частями артиллерийского ведомства. Он намерен, по слу¬хам, ввести коренные преобразования и усовершенствования в русской артиллерии и перевооружить прочие рода войск. Пом¬нится, он поддерживал вас на заседании комиссии по Никола¬евскому ракетному заведению...
— Силы уже не те, вот и затирают влиятельного когда-то генерала, — пожаловался вернувшийся в Николаев ракетчик своему приятелю, редактору «Николаевского вестника» Юрковскому.
— Полноте, ваше превосходительство, — поспешил успо¬коить его Юр-ковский. — И статьи, и книги ваши выходят в Петербурге, и за строительством Николаевского ракетного за¬ведения вся Европа следит с уважением. Никуда не денемся, построим. Вы же перенесли к нам, в Николаев, центр евро¬пейского ракетостроения! Понимаете ли вы это, ваше превос¬ходительство? Без лести вам скажу. А вы говорите — затира¬ют вас. Где вы — там и столица ракетная.

Конструктор будущего
В Каминном зале Адмиралтейства шло очередное заседание Николаев-ского отделения Русского технического общества.
О научных достоинствах Константинова рассказал полков¬ник Нечаев. И слушая его, генерал видел свою жизнь как бы со стороны, отстраненно, и видел себя не только ракетчиком.
Общественная деятельность и служба отнимали у Констан¬тинова не меньше сил и таланта, чем изыскательская работа. Творческое начало стимулировало его обязанности, служебные и общественные, сделав его уважаемым и известным специа¬листом и государственным человеком.
В январе 1849 года Константинов был назначен членом комиссии для освидетельствования и приема машин  вновь воз¬водимого в Петербурге Арсенала. В сентябре того же года был включен в состав особой комиссии для испытания и вве¬дения в России системы электрического освещения, предложенной французским химиком Аршро. В июне следующего го¬да — назначен членом комиссии по устройству электромаг¬нитных телеграфов по ведомству Главного управления путей сообщения и публичных зданий. В этот комитет он попал по¬тому, что в конце 1850 года соорудил свой буквенный электро¬магнитный телеграфный аппарат для усовершенствования элект¬робаллистической установки. В июне 1851 года Константинов был назначен старшим членом Комитета для надзора за ра¬ботами по исправлению Сергиевского собора со стороны инс¬пектора артиллерии. Это был собор всей русской артиллерии. Комиссии, комиссии… — не пустая ли это трата времени? Нет, не пустая. Взять хотя бы работу в морском ученом комитете.
В 1787 году американец Бюшнель построил подводную лод¬ку, которую пытались создать, но безуспешно, еще в XVI веке. Как только Бюшнелю удалось ходить под водой, он дерзко предложил американскому посланнику в Париже Джефферсону истребить с помощью подводных лодок весь английский флот. Но первой подводной лодкой так трудно было управлять, что уничтожение английского флота не состоялось.
Думали о подводном плавании и в России. В 1834 году построил и испытал на деле свою подводную лодку генерал-адъютант Шильдер. Ввиду секретности подробности о его изысканиях опубликованы не были, а потом затерялись. Изве¬стно стало лишь то, что лодка Шильдера после ее испыта¬ния оставлена без всякого применения. Это знакомое для нас по¬ложение вещей.
В 1854 году морской ученый комитет поручил Константи¬нову рассмот-реть проект подводной лодки механика Н. С. для действия против флотов. Константинов тактично не стал упо¬минать в печати имя изобретателя, потому что ничего лестного не мог рассказать об этом проекте.
Н. С. представил проект придуманной им подводной лодки, выполненной из железа, на 60 человек экипажа. В записке к проекту изобретатель пояснил, что пока представил только общую идею его изобретения, без изображения многих подроб¬ностей устройства машины и внутреннего расположения судна.
Изучив, как человек системный, историю зарождения и развития подводного плава¬ния, Константинов приступил к анализу инспектируемого про¬екта Н. С.
Итак, перед ним встали три основных предмета изобретения: собственно судно, новый двигатель и вооружение подводной лодки.
Но большее разочарование эксперта вызывал проект ново¬го двигателя.
— Ваша лодка должна приводиться в движение винтом, обращающимся посредством воздуходействующей машины? — начал разговор с изобретателем Константинов.
 — Так точно, ваше превосходительство, — кивнул изобретатель и, потерев лицо рукой сверху вниз, добавил: — Я чув¬ствую ваше сомнение, ваше превосходительство. Но, поверьте, мой двигатель может заменить все паровые силы.
— По сути дела это слегка измененная машина Эриксона, — выставил Константинов главный козырь самоуверенному нервному изобретателю. — Вы, видимо, знаете духовую машину Эриксона?
— Видел, — опустил воровато белесые глаза Н. С.
Константинов знал, что Эриксонова машина имела в свое время большой успех. Было много восторгов публики и хва¬лебных печатных отзывов, когда в Санкт-Петербурге ее пуб¬лично показывали в действии. Но мыльный пузырь быстро лоп¬нул. Американский журнал «Express» известил, что хозяева судна «Erixon» отказались дальше испытывать системы «теплотварных машин» и решили переоборудовать свое судно в обык-новенный пароход, установив на нем два котла.
— Вам, наверное, известно, милостивый государь, — доб-рожелательным тоном сказал Константинов, — что судно «Эриксон», снабженное этой машиной и предназначенное для совершения плавания из Америки в Англию, после несколь¬ких неудачных рейсов и самых упорных изысканий изобрета¬теля, снабжено ныне обычной паровой машиной?
— Нет, не известно, — искренне признался изобретатель, но то, что позаимствовал конструкцию Эриксоновой машины, отрицать не стал.
—  Недостатки машины Эриксона происходят от ее основных начал,   —  пытался объяснить Константинов.  —  Поэтому никакие улучшения помочь здесь не могут.
— Позвольте с вами не согласиться, ваше превосходитель¬ство! — ожи-вился сразу изобретатель. — Я полагаю, что мое  приспособление к этой машине питательного воздушного насо¬са изобретенной мной системы находится в надлежащей со¬размерности. Поэтому разрешается вопрос устройства двига¬теля для подводных лодок.
Как ни витиевато изъяснялся Н. С., инспектор готов был к спору с ним. Константинов знал, что насосы системы, предла¬гаемой изобретателем подводной лодки, появились еще до него в разных исполнениях, в особенности с тех пор, когда начались попытки создать вращающиеся воздушные насосы, подобные вращающимся паровым машинам. Описание таких насосов мож¬но было встретить во всех популярных справочных технических изданиях.
— Вы меня извините, милостивый государь, — сдержанно сказал Кон-стантинов, — но предложение такого насоса можно объяснить только желанием устроить что-нибудь отличающее¬ся внешней формой от давно существующего, хотя бы при этом и возникли неудобства, как у вас.
Заключение Константинова было однозначным: «По изло¬женным выше обстоятельствам изменения, сделанные Н. С. в Эриксоновой машине, не могут улучшить оной достаточно для того, чтобы сделать возможным применение ее к делу».
Третий важный предмет проекта — особые артиллерийские орудия. Подводная лодка Н. С. вооружена 15 пушками разно¬го калибра, заряжающимися с казенной части. Артиллерийские орудия — это уже специальность Константинова. И поэ¬тому он сразу увидел, что предложенный способ для заряжа¬ния орудий с казенной части, закрытие канала с этой же час¬ти винтом во всю ширину канала — дело совершенно невоз¬можное.
— А вы, ваше превосходительство, посмотрите вниматель¬нее,— пытался защищаться изобретатель, — у меня же осо¬бая нарезка у винта. — Правая бровь на заостренном лице бе¬лобрысого немолодого уже человека задергалась в нервном ти¬ке.
Константинов отвел глаза и объяснил:
— Подобного рода винт, какой бы ни была форма его на¬резки, после первого же выстрела невозможно будет вывинтить. Вы попробуйте, милостивый государь, соразмерить силу поро¬ховых газов и известные явления в орудии, заряженном с ка¬зенной части.
— Ну и что?
— Вам известно, наверное, об орудиях, заряжаемых с ка¬зенной части, например, в системе Ковали или в системе Воредорфа? — невозмутимо сказал Константинов.
— Известно, — неуверенно ответил изобретатель, и его конопатое лицо предательски покраснело.
Константинов опять отвел глаза — ему всегда неудобно было смотреть в лицо собеседника, который его обманывает.
«Способ, который изобретатель полагает возможным утвер¬дить предлагаемыми им орудиями, в тонком железном борте подводного судна, — сообщил эксперт морскому ученому коми¬тету, — показывает, что изобретатель не представляет себе величины действия отдачи на орудие при выстреле, которое при подводном орудии было бы тем более, что снаряд подвер¬гается непосредственному значительному давлению столба при-касающейся к нему воды».
Несмотря на то, что Константинов раздраконил проект под¬водной лодки, изобретатель все больше проникался к нему уважением. Компетентность и такт эксперта помогали разо¬браться в своих нахватанных обрывочных знаниях.
— Ваши изобретения все откуда-то позаимствованы, мило¬стивый госу-дарь, — улыбнулся примирительно Константинов. — А надо искать свое. И если уж отталкиваться от чужого до¬стижения, то непременно вкладывать опять свое усовершенст¬вование. Вы же добавляете и чужое, и устаревшее к тому же. Это касается и предложенных вами снарядов.
— Ну, допустим, ваше превосходительство, ими нельзя поль¬зоваться для подводных орудий, — продолжал отстаивать каж¬дую пядь своего проекта изобретатель. — Но из обычных-то орудий ими же можно стрелять. А я их сделал необычными...
— Нельзя, увы, нельзя, — покачал головой уставший пре¬пираться Константинов. — Предложенная вами ударная сис¬тема и способ направления снарядов испытывались. И вы, ми¬лостивый государь, знаете, что испытывались во Франции и в других артиллериях. И признаны уже давно не выполняющи¬ми своего назначения.
—  Разве?   —   удивился  изобретатель.
— Знаете, что вам мешает? — спросил неожиданно Кон¬стантинов.
—  Что?   
— Вы читаете научную периодику от случая к случаю, не-систематически. Вот прочитали, к примеру, про французскую ударную систему — запомнили или даже записали. А что по¬том было по этому вопросу сообщено в печати — прошло ми¬мо вас. Я прав?
— Как вы догадались? — покосился на эксперта покрас¬невший опять до корней волос разоблаченный изобретатель.
— По вашим трудам, — показал Константинов на проект, разложенный на столе в одной из комнат морского ученого комитета.
— А что вы можете сказать, ваше превосходительство, о снаряжении предложенных мною разрывных снарядов? — про¬должал все же упорствовать побежденный.
— То же самое, — горько усмехнулся Константинов. — Ваше предложение не заслуживает никакого внимания,
— Почему? — обиделся на резкость изобретатель.
— Потому что при разрыве жидкость, помещенная в сна¬ряд, будет раз-дроблена, разлетится пылью, и если она горю¬чая, то пыль эта сгорит мгновенно, еще до цели.
— Итак, все основные начала в проекте военной подводной лодки были уже употреблены в дело при предшествующих изысканиях по сему предмету и нигде еще не увенчались достаточным успехом, — докладывал эксперт Константинов на заседании морского ученого комитета. — По этим обстоя-тельст¬вам не представляется никакой вероятности на успех осущест¬вления предлагаемого подводного судна. Если раньше даже опыты по созданию подводных лодок могли вызвать опасения противника, как в случае с Фильтоном, то сейчас и на такую пользу нельзя рассчитывать, — с улыбкой продолжал Константинов. — Предложение нашего изобретателя, основанное на опытах недостаточных или несбыточных по своей несообразности, не заслуживают никакого внимания, и потому не представляется достаточного повода для доставления со стороны казны каких бы то ни было средств для проведения в испол¬нение рассмотренных здесь предложений.
Морской ученый комитет разделил тогда это мнение эксперта Констан-тинова и вынес решение: «Принять к сведению проект Н. С. и представить подлинный журнал по сему предмету на благоусмотрение Его Императорского Высочества, уп¬равляющего морским министерством». Его высочество изволило согласиться с заключением.

Но самую заметную роль играл Константинов, конечно, в Главном артиллерийском управлении, где работал с выдающимися учеными-артиллеристами — П. Л. Чебышевым, Н. В. Майевским, А. В. Гадолиным. ГАУ осуществляло руководство проектированием и изготовлением нарезного оружия. Эти работы широко велись в России одновременно с изысканиями по созданию нарезных орудий в западноевропейских странах. Константинов был непременным членом трех комиссий: пороховой, лабораторной и ракетной частей и по снабжению парков боевыми припасами; по материальной части и вооружению кре¬постей; по машинной части. Много поручений пришлось выполнять ему как члену этого управления, делать экспертизы в са¬мых разнообразных областях военной науки, участвовать во многих важных для вооруженных сил России интересных работax. Одна из них — его участие в создании известной у нас до сих пор винтовки образца 1866-года.
Константинов родился изобретателем, в своем труде «Га¬зовые машины» он предлагал изучать историю изобретений, как делал это сам. Важно оглянуться назад и проследить путь от вида действующего и практически полезного изобретения до появления первых идей, послуживших точкой исхода. Это помогает на частном примере увидеть последовательность раз¬вития, которому подчинены труды человека и вследствие кото¬рого всякое новое изобретение составляет одну из нитей пос-ледовательно приобретаемых знаний и опыта, начало которых теряется в мраке глубокой давности.
Константинов придерживался взгляда Т. Эдисона, который как-то при-знался, что, желая что-нибудь изобрести, начинал с изучения всего, что было сделано по данному вопросу за прошлое время.
Так и работу над винтовкой Константинов начал исподволь. Еще в 1855 году в майском номере «Морского сборника» он опубликовал монографию «Последовательные усовершенствова¬ния ручного огнестрельного оружия, со времени его введения в европейских войсках и поныне». Для полноты предмета иссле¬дования он дал обзор развития конструкций ручного огне¬стрельного оружия со времени его изобретения, особенно пе¬хотного оружия, которое считал наиглавнейшим.
И вот на выставке в Париже, в 1867 году демонстрируется русская шести линейная разнозарядная винтовка образца 1866 года, в конструировании которой Константинов участвовал в содружестве с генералами А. В. Дядиным и Л. Г. Резвым. Причем переде¬лать ее в разнозарядную помогли тульские оружейники под руководством мастера Нормана. Образец винтовки наделал мно¬го шума на международной выставке. Выдающийся русский оружейник В. Бестужев-Рюмин, встретив Константинова на этой выставке, поздравил его с успехом:
— Мы, русские, так привыкли находить наши заводы от¬сталыми, произведения их плохими и преклоняться перед ра¬ботами иностранных мастеров, что, вероятно, очень многие у нас крайне удивятся впечатлению, произведенному образцом русской винтовки на иностранцев и на экспертную комиссию. Но мы с вами можем сказать, что работа наших заводов уди¬вила всех, понимающих дело, не видавших ничего подобного на иностранных казенных заводах.

На заседании Николаевского отделения Русского техниче¬ского общества новый его председатель Константинов выступил с опубликованной в нескольких номерах газеты «Николаевский вестник» статьей об Обществе домашней экономии. Это его предвидение будущего общепита потрясло присутствующих. Вот уж, действительно, артиллерист пушки заменил на масло. По проекту Константинова, в Обществе домашней экономии долж¬ны принимать участие тысячи его членов с их семействами, чтобы дети ознакомились с лучшим устройством домашнего быта.
— Необходимо, чтобы высшие слои общества осознали в этом потреб-ность, — убеждал Константинов, — чтобы вырабо¬тали средства пропаганды и личным примером благотворно влияли на низшие слой народных масс. Этот общественный институт в России должен заботиться не только о лучшем разрешении задачи продовольствия, но и лучшем домашнем устрой-стве в гигиеническом, профилактическом, лечебном, комфорт¬ном и экономическом отношениях.
Константинов предусмотрел всевозможные способы хране¬ния продуктов, оснащение кухни по последнему слову науки и техники, создание лаборатории для строгой проверки качест¬ва продуктов и музей веществ, из которых состоит человек и какие он потребляет. Предложил создать специальные школы для обучения будущих поваров, хлебопеков и кондитеров.
— Пусть проводятся публичные чтения о народной и лич¬ной гигиене, народном продовольствии, химической техноло¬гии, различных земледельческих промыслах, — продолжал Кон¬стантинов. — Обществу этому должно быть присвоено право выдавать различного рода поощрения за использование улуч¬шения в домашней экономии и народном продовольствии, a также право контроля за постановкой этой работы в ресторанах и отелях.
И заключил свое выступление надеждой, что его статья возбудит интерес к такого рода начинаниям:
- Это общество будущего, но думать надо о нем уже сейчас.

В закатных лучах
Шел январь 1871 года. Тяжело больной Константинов уже почти не вставал с постели. Он лежал в своем шлафроке, от¬кинувшись на подушку после очередного приступа астматиче¬ского кашля, тяжело и хрипло дышал, каждый вздох — со стоном. Ждали домашнего доктора, который обычно прихо¬дил вечером.
— Сил больше нет... Почитайте мне, что там творится... в живом мире, — попросил Константинов верного своего друга Юрковского. — Не хочется так сразу вдруг отрываться от света.
— Я вам, ваше превосходительство, захватил гранки оче¬редного «Николаевского вестника», — наклонился к нему   со светлым   лицом   Юрковский.
— Как вы добры...
— Информация о севастопольской тризне, празднуемой ежегодно.
— Уже в шестнадцатый раз... после окончания Крымской кампании, — вздохнул Константинов. — Годы летят...
— Так вот-с, — надел Юрковский очки и стал читать: «Ав¬густейший севастополец Великий Князь Николай Николаевич старший, деливший с защитниками боевые тревоги, труды и опасности великих незабываемых дней, изволили осчастливить братский кружок своим присутствием.:.» — Юрковсиий пробежал глазами «по диагонали» часть гранки, пояснив: — Обыч¬ные тосты — это неинтересно. Вот — и продолжил чтение: — «Была отправлена телеграмма на Кавказ Его Императорскому Высочеству Великому Князю Михаилу Николаевичу следую¬щего содержания. «Я и 89 севастопольцев, собравшихся на: обед, пьём  за здоровье Вашего Высочества, севастопольцев, находящихся на Кавказе, и всех храбрых кавказцев. Николай». —  Юрковский снял очки, добавив: — И потом провозгласили тост за храбрых защитников Севастополя. В том числе, наверное, и за вас, Ваше превосходительство... Ваше превосходительство?
Но хозяин молчал: он впал в беспамятство.
Юрковский решил не беспокоить и не звать сестру — за последние дни такое с ним случалось по нескольку раз.
Да, эти годы в Николаеве были омрачены для Константинова тя¬желым недугом, неблагоприятными условиями жизни, в кото¬рые он был поставлен высшим артиллерийским начальством.
Размышляя об этом, Юрковский, стал переписывать в свой блокнот статьи из послужного списка Константинова, который тот, после долгой оттяжки, все же специально приготовил к сегодняшней встрече, но просил домой не уносить, переписать только здесь, в кабинете. Как обычно, переписывая, Юрковский шепотом прочитывал текст. В редакции «Николаевского вестни¬ка» шутили над этой привычкой редактора: «Пишет вслух».
— «1849 год — произведен в полковники с зачислением по полевой ар-тиллерии и награжден орденом Святой Анны 2-й сте¬пени...»
— «Август 1852 года — награжден знаком отличия бес¬порочной службы за XV лет...»
— «Сентябрь 1854 года — за сведения, собранные в Авст¬рии о боевых ракетах, пожалован подарком по чину и объяв¬лено Высочайшее благоволение за постоянные и полезные тру¬ды...»
— «Август 1858 года — награжден знаком отличия беспо¬рочной службы за XX лет...»
— «Сентябрь 1859 года — назначен состоять при штабе генерал-фельдцейхмейстера...»
— «Апрель 1862 года — за отлично-усердную службу наг¬ражден орденом Святой Анны I степени...»
— «Апрель 1864 года — произведен в генерал-лейтенанты за отличие по службе...»
— «Январь 1866 года — во внимание к полезным трудам по званию члена морского ученого комитета, Всемилостивейше награжден арендою в 2000 рублей на 12 лет...»
Юрковский глянул на притихшего Константинова. Тот продолжал лежать с закрытыми глазами, лицо сильно осуну¬лось, широкие скулы проступали неестественно резко.
«На двенадцать лет, — с горечью подумал Юрковский, — а сколько он получал эту аренду — пять лет?»
Вздохнув, он опять стал записывать в блокнот из послуж¬ного списка Константинова, шепча:
— «3 февраля 1870 года — приказом по артиллерии объ¬явлено о присуждении Михайловской премии за ракетный ста¬нок для двухдюймовых ракет с принадлежностью для пеших и конных команд...»
А Константинов, оказывается, слышал шепот Юрковского сквозь сла-бость забытья. И чудилось ему, как идут вдоль Ингулского бульвара в Нико-лаеве знакомые и незнакомые люди и несут на руках перед собой красные ат-ласные подушечки с орденами. Вот его однокашники — юные кадеты, вот рыжий фейерверкер Писарев и чернобровый солдат Гаркавенко, вот белобрысый изобретатель подводной лодки Н. С., хмурый мастер Копытов, с тонкими усиками капитан ракетной бригады Иогансен... И кто-то еще, кого не так просто вспомнить за столько-то прошедших лет. Все они молча, с потупленными глазами медленно идут по бульвару, стараясь не глядеть на Константинова, но, чувствуется, видят, как он старается рас¬смотреть выражение их лица...
Юрковский продолжал шептать и словно называл своим торжественным шепотом особ, которые тоже несут подушечки с наградами.
— «Август 1859 года — король Нидерландский пожаловал Командорский крест ордена Льва Нидерландского — за услу¬ги, оказанные Голландской артиллерии и за сообщение сведе¬ний по устройству ракетного заведения в Дельфте...»
«Неужели это сам король Нидерландский несет подушечку с Командорским Крестом!» —удивляется Константинов.
— «Ноябрь 1859 года — Испанская королева пожаловала испанским орденом Изабеллы Католической...»
Константинов узнал ее, королеву Изабеллу, которая, гово¬рят, сумела свести на нет все завоевания Испанской буржуаз¬ной революции 1854—1856 годов. И никакие восстания не помешали ей это сделать. Когда в 1860 году новое испанское правительство во главе с ее ставленником О'Доннелем сделало заказ фирме «Фарко» на поставку оборудования для ракетного завода в Севилье, то оно поставило фирме условие — изго¬товить это оборудование по чертежам русского генерала Кон¬стантинова. В Севилье уже построена эта фабрика боевых ра¬кет с машинами его системы. А в Николаеве дело строительст¬ва застопорилось. «Кто же его доведет до конца?» — подумал Константинов с горечью.
А за Изабеллой, по заклинанию Юрковского, уже прибли¬жался с атласной подушечкой король Вюртембергский.
— «Апрель 1864 года — король Вюртембергский пожало¬вал Большой крест ордена Фридриха, за поднесение записок и чертежей по изготовлению боевых ракет...»
— «Декабрь 1864 года император Франции пожаловал Командорский крест ордена Почетного легиона»,
— Благодарю вас, ваше сиятельство, — прошептал Кон¬стантинов пересохшими пергаментными губами.
Крест на красной подушечке французского императора вспыхнул белым пламенем и стал расти-расти, до неба, и вы¬ше, так, что у Константинова перехватило дух смотреть на этот белый столб огня на фиолетовом закате. И он закрыл гла¬за. Теперь уже навсегда….
В том же номере «Николаевского вестника», с гранками ко¬торого Кон-стантинов успел познакомиться, Юрковский поместил некролог. В нем говорилось: «В ночь на 12 января теку¬щего года скончался в Николаеве, на 53-м году от рождения, генерал-лейтенант полевой артиллерии, Константин Иванович Константинов...»

1978 год