Луч солнца робко заглянул в комнату, словно проверял: пустят ли непрошенного гостя?
Он скользнул по портьере, столику, на котором стояла хрустальная ваза с букетом белых роз, на лепестках еще дрожали капельки росы, луч дотронулся до них, и капли засияли, заблестели, словно алмазы. Затем луч пробежался по паркету, заглянул во все углы, осветил их и, наконец, добрался до хозяйки комнаты, восемнадцатилетней девушки, которая безмятежно спала на кровати, укрытая легким шелковым одеялом.
Девушка была очень хороша собой! Она напоминала бутон розы – такая же белая, нежная, чистая и прекрасная! Легкий румянец на щеках, красиво очерченные губы, изящно изогнутые ресницы, длинные светло-русые волосы, которые беспорядочно разбросались по подушке, блестели и переливались, освещенные неярким утренним светом. Вся она источала покой и негу. Девушка улыбалась во сне, сон ее был легким, как утренний ветерок. Луч коснулся лица, закрытых век… и девушка проснулась.
Она открыла глаза и опять улыбнулась. Глаза ее были необыкновенно хороши: светло-голубые, словно вода в лесном озере, большие и по-детски чистые и ясные.
«Господи! Как хорошо! – подумала Софья, - как хорошо, что опять наступило утро! Оно такое прекрасное, светлое! Как красиво поют птицы за окном! Как весело светит солнце! Как хорошо жить! Я увижу сейчас маменьку, папеньку, сестру Вареньку… Мы будем гулять в саду, читать книги, музицировать, петь… Как хорошо вчера пела Варенька! Выразительно и задушевно!
На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит... »
Софья сбросила одеяло, встала с кровати и направилась к иконе, которая висела в углу комнаты. Она опустилась на колени и перекрестилась:
- Господи! Спасибо, что Ты послал спокойный сон и доброе утро, спасибо Тебе за все!
Она поцеловала икону и повернулась к столику, на котором стояла ваза с букетом роз. Софья увидела букет и восторженно воскликнула:
- Ах, какая прелесть! Какие чудесные розы! «Как нежно изогнуты лепестки, как трогательно закрыты бутоны, готовые вот-вот раскрыться. А запах! Какой чудный запах! Какой тонкий и нежный!»
Софья склонилась над розами и вдохнула их свежий аромат. Лепестки нежно дотронулись до ее лица, они были чуть влажными, бархатистыми и необыкновенно нежными, словно легкая шелковая ткань едва коснулась ее лица.
- Ай, да нянюшка! Знает, что я так люблю белые розы! Каждое утро она приносит свежие цветы… Добрая моя, хорошая нянюшка!
Девушка закружилась по комнате, раскинув руки в стороны, словно летящая птица.
Приоткрылась дверь, и в комнату заглянула старая няня, проверяя, не проснулась ли ее подопечная.
- Нянюшка, нянюшка! Доброе утро! Какое чудесное утро, неправда ли? Спасибо тебе, родная, за цветы! Они прелестные!
Девушка обнимала свою старенькую няню, а та смущенно склоняла голову, и было видно, что в уголках ее глаз блестят слезинки и ей очень приятна эта искренняя ласка и внимание девушки. Ведь она вынянчила и ее мать, и ее, птичку весеннюю!
- Ну, и слава Богу, угодила тебе, душа моя. Нужно умыться, Софьюшка, я принесу свежей водицы.
Няня ушла за водой, а Софья направилась к туалетному столику, взяла расческу и стала расчесывать роскошные волосы, рассматривая свое изображение в зеркале, улыбаясь – отражение ей нравилось! До чего же ярко блестели и светились глаза, волнами падали локоны, розовым фарфором светился румянец на щеках. «Маменька говорит, что нужно провести расческой сто раз по волосам, чтобы они были густыми и крепкими. Ах, если бы я могла стать такой же красивой как маменька!»
За окном пели птицы, среди всех голосов выделялся соловей, который старательно и громко выводил прекрасную мелодию. Сад просыпался, наполнялся различными голосами. Утро было, действительно, прекрасным. Среди ветвей деревьев играл легкий и теплый ветерок, стоял июнь месяц. Цвели липы, акации, жасмин. Сад был наполнен не только звуками, но и разными запахами цветущих деревьев и цветов. Сад был большой, в нем росло много фруктовых деревьев – яблони, черешни, вишни, сливы, груши. С ними мирно уживались дикие деревья – березы, липы, вербы, ивы, акации, каштаны и тополя. За деревьями и кустами заботливо ухаживали. Сад был великолепен! В нем можно найти разные уголки – веранды, увитые розами, плюющем и виноградом, здесь можно посидеть с книгой, помечтать; есть уголки густо заросшие, похожие на кусочки леса; есть поляны с множеством диких цветов и строгие ухоженные клумбы. Сад был любимым местом гуляний. Особой гордостью семьи были розовые кусты. Роз было много, разных оттенков и цветов – красные, бардовые, черные, белые, розовые, желтые. По утрам, когда роса покрывала все цветы, сад источал особое, неповторимое благоухание.
Вернулась нянюшка, неся в руках кувшин с чистой колодезной водой. Софья умылась, освежилась, почувствовала прилив сил, затем тщательно оделась, собрала волосы в узел и отправилась в столовую на завтрак.
Стол был уже сервирован. На белоснежной скатерти стояли фарфоровые тарелки, блюдца и чашки, рядом аккуратно разложены серебряные приборы. На тарелках и чашках рука художника искусно нарисовала прекрасные розы с золотыми завитками. В центре стола возвышался большой расписной самовар; были приготовлены вишневое и яблочное варенье, мед, масло, творог, сметана, свежая выпечка – пышные булочки с изюмом, маком и корицей. На отдельном блюде лежала тонко нарезанная розовая ветчина. По краям стояли две вазы с нежно-розовыми цветами, которые были, пожалуй, главным украшением стола.
Семья начала собираться к завтраку. Сначала в комнату вошла маменька – Ольга Николаевна, красивая женщина средних лет, с гордой осанкой и красивыми, бархатными глазами. Ее волосы были собраны в красивую высокую прическу, все движения были плавными и грациозными. Она поцеловала Софью в лоб, улыбнулась ей мягкой улыбкой и села рядом с дочерью.
Затем поспешным шагом в комнату вошел папенька – Илья Петрович, проверяя время на золотых часах, которые висели на изящной цепочке – он торопился, ему скоро ехать на службу. Илья Петрович был адвокатом и пользовался заслуженной любовью у народа, так как был удивительно добрым и честным человеком и искренне сопереживал бедным людям. Внешне он держался всегда строго и сдержанно, но душа у него была добрая. Ни для кого не было секретом, что Илья Петрович отдавал великую толику своего жалования детским домам и приютам, недавно построил больницу для одиноких стариков и сейчас строит церковь в селе, в котором у них расположена летняя дача. Илья Петрович учтиво поклонился, улыбнулся и сел за стол.
Последней в комнату влетела сестра Варенька, живая, подвижная девушка лет двадцати. Варенька влетела как ветер, всех поцеловала, всем успела прошептать на ушко что-то очень приятное и важное, в одно мгновение подняла всем настроение, все заулыбались.
После завтрака Илья Петрович ушел на службу, Ольга Николаевна отправилась в свою комнату, чтобы засесть за бухгалтерские книги и расчеты, а девушки отправились гулять в сад. После прогулки их ожидали занятия по истории, географии, латыни, словесности и живописи. Девушки занимались увлеченно, обе были страстными и впечатлительными натурами, поэтому все новое для них было интересным и занимательным.
Не смотря на обилие дел и занятий, время текло спокойно и размеренно, так же спокойно чувствовали себя все обитатели дома, спокойно тикали старинные часы в гостиной, спокойно шелестели листья за окном, пели птицы. Каждый звук, каждое движение было наполнено смыслом, содержанием, значимостью. На душе у Софьи было спокойно и хорошо. Ничто не мешало думать, мечтать, созерцать, наблюдать за происходящим, видеть малейшие изменения в природе, погоде, настроении окружающих людей. Это и было счастье – тихое, домашнее, надежное и проверенное временем.
Вечером к ним в гости приехал папин друг с сыном, молодым человеком лет двадцати, которого звали Николаем. Это был высокий юноша с густыми темными волосами и внимательными, умными глазами. Он робко улыбался, от смущения все время поправлял очки. Коленька хорошо разбирался в литературе, сочинял стихи, неплохо писал акварелью пейзажи, интересовался философией, психологией, изучал иностранные языки и мечтал стать дипломатом.
Пока взрослые пили чай и разговаривали на серьезные темы – рассуждали о роли интеллигенции, политической ситуации в мире, о возможных переменах в стране, молодежь отправилась гулять в сад. Они тоже много говорили, но их разговоры были легкими, наполненными мечтой и радостью, ведь юность всегда смотрит вперед и надеется на самое лучшее. В жизни столько всего интересного! После прогулки все отправились в библиотеку, посмотреть книги, которые прислали Илье Петровичу из Германии.
Нянюшка закончила варить вишневое варенье. Она всегда варила варенье на улице, в саду, в большом медном тазу, помешивая деревянной ложкой. Няня говорила, что варенье вбирает в себя все запахи сада, всю сладость цветущих деревьев и цветов. И, правда, варенье у Варвары Никитичны было всегда превосходное!
Опускался вечер, сад затихал, готовясь к спокойной и теплой ночи. Птицы перестали шуметь. Лишь один соловей продолжал петь свои вечерние серенады, посвящая своей любимой.
Гости уехали. Все разошлись, пора было готовиться ко сну. Софья вошла в свою комнату, подошла к букету роз, который царственно стоял на столе. Букет источал тот же тонкий, волнующий аромат. «Какие прекрасные цветы! – подумала Софья, - какой чудесный день я прожила. И Коленька очень славный! Он так застенчиво краснел, когда Варенька обращалась к нему с вопросом! Он к ней неравнодушен! Славный юноша.»
Софья расчесала свои волосы, надела свежую ночную рубашку, которая пахла ночными фиалками, и легла в кровать. Сон сразу же сомкнул ее веки и, засыпая, она подумала: «Господи, я забыла на ночь помолиться… завтра… обязательно…» И девушка погрузилась в сон.
Сон ее был тревожным. Софье очутилась в беспроглядной темноте, внезапно ее подхватил вихрь и понес по какому-то длинному, темному тоннелю или трубе. Скорость движения все возрастала. Начала кружиться голова. Софья летела и летела по этому бесконечному тоннелю. Вдруг ее полет прекратился, она остановилась, пришла немного в себя. Постепенно темнота начала рассеиваться, словно в чашку с кофе начали лить молоко и, перемешиваясь, оно стало вытеснять темный цвет и скоро покрыло всю поверхность. Темнота отступила, рассеялась, перед глазами поплыли какие-то разноцветные волны. Софья глянула на себя – на ней было надето ее любимое розовое платье, волосы уложены в опрятную прическу, украшением служила белая роза. На шее висела нитка жемчуга, серебряный крестик и образок – икона Божьей Матери. Эту иконку ей подарила мама в день ее совершеннолетия. Софье потребовалось несколько секунд, чтобы оценить свой внешний вид – все в порядке и вполне достойно. И тут ее внимание переключилось на действие, которое разворачивалось перед ее глазами.
Софья стояла в огромном полутемном зале, в котором она увидела много девушек и юношей. Они танцевали, вернее, изгибались и вертели телами, словно змеи, танцующие свой брачный танец. Девушки были почти раздеты, потому что те кусочки ткани, которые прикрывали бедра и грудь, нельзя был назвать одеждой. На многих были надеты бюстгальтеры, расшитые какими-то стеклянными бусами, блестками, бахромой. На некоторых девушках были коротенькие юбочки или брюки из синей ткани. Софья удивилась – девушки в брюках, в мужской одежде!
Все они были ярко и вызывающе накрашены – черно-синие тени, яркие румяна, красная губная помада, у многих - черные ногти, черная одежда. Кое-кто демонстрировал татуировку – извивающиеся драконы, тигры, волки, черепа, цветы или какие-то символы, иногда татуировка покрывала практически все тело. Порой одеяние было просто угрожающим: огромное количество металлических цепей, булавок, замков, крючков и колец, прикрепленных на черную, блестящую одежду. Украшения были вставлены в уши, носы, губы. Почти у всех девушек – короткие волосы, некоторые были острижены как парни или имели совершенно лысую голову. Как на маскараде цветные волосы: красные, синие, оранжевые, желтые, черные. Редко попадались красивые длинные волосы, но и они не были убраны в прическу, а были нескромно распущены. Глаза закрыты темными очками, сигареты во рту. Курят почти все, в зале стоит плотная, густая пелена дыма. Трудно дышать! Кто-то стоит у стойки и пьет из высоких бокалов, все громко и неестественно смеются. Но возникает ощущение, что каждый сам по себе. Отрешенные пустые взгляды. Толпа колышется, извивается. Некоторые девушки в экстазе срывают с себя бюстгальтеры, обнажая грудь, размахивают ими, словно флагами. Парни не обращают внимания, они продолжают танцевать, поглощенные своими мыслями, находясь в каком-то трансе, им неинтересно, примелькалось, хочется более сильных ощущений. Несколько нагих девушек танцуют змеиный танец на возвышенности у металлических шестов. Они извиваются вокруг них, то опускаются вниз, то поднимаются вверх, их движения плавные и очень откровенные. Никто не краснеет от стыда, никто не спешит укрыть эту наготу.
Над всей этой толпой царствует музыка. Она гремит, заглушает, однообразная и монотонная, словно скрипят жернова или точат старую пилу. Музыка бьет по ушам, оглушает, нагоняет какую-то непонятную тревогу, вводит в состояние безразличия и транса. Здесь нет музыкантов, ни оркестра с дирижером, музыка несется из каких-то огромных ящиков, растекается по углам, заполняет все пространство. Командовал всей этой музыкой парень в темных очках, с нелепым хохолком на голове, с полуобнаженным торсом.
- Зажигай, ребята! Забудем все проблемы и печали! Сегодня мы все вместе! Нам на все наплевать! Мир принадлежит нам! Гей-гей! Дикие танцы! Дикие страсти! Мы свободны! Любите друг друга!
Музыка гремела, клокотала рваными тактами, взрывалась и вибрировала. В ней не было мелодии, был лишь ритм и удары, словно учащенный пульс крови. В полутемном зале мигали разноцветные огни, ярко светили лампы и прожекторы, разбрасывая по залу такие же рваные, острые, цветные стрелы. Свет слепил и раздражал глаза, резко менялся, мерцал и вспыхивал с новой силой, мигал, и в этом свете так же неожиданно исчезали и появлялись лица и фигуры танцующих, каждый раз меняя свою форму и очертания.
Софья почувствовала, что ей становится плохо, она с трудом понимает происходящее.
В это время к ней подошли две молодые девушки лет пятнадцати. Они держали сигареты в руках и громко смеялись. На них были надеты маленькие клетчатые юбочки и короткие кофточки, которые были вызывающе расстегнуты.
- Смотри, какая чувиха! О, прикол! Ниче се. Ты где такой прикид отхватила? – обратилась одна из девушек к Софье. Софья смотрела на девушек широко раскрытыми глазами и ничего не понимала.
- Простите, можно воды? – жалобно и тихо произнесла она.
- Ну, ты даешь! Сказала – воды. Жорик, тут чувиха клевая! – обратилась девушка к кому-то в темноту, - Неси колес и «шприц», будем девочку угощать!
В это же мгновение из темноты вынырнул высокий сутулый парень без рубашки, в синих узких брюках, капли пота стекали по его разгоряченному телу. Он был хорош собой, только взгляд был мутный и пустой.
- Ой, Жорик! Ты супер! – девушки полезли целоваться без всякого стеснения, и после выполнения ритуальных откровенных поцелуев, они все повернулись к Софье.
- Класс! Это же сколько на тебе трепья, девочка? – вымолвил с придыханием Жорик, было видно, что Софья произвела должное впечатление на парня, - Слушай, плачу сто баксов – идешь на сцену и постепенно все с себя снимаешь. Постепе-е-е-е-н-н-о, понимаешь! Нужно зажечь публику! Наши пацаны просто кипеть будут, пока ты последнюю тряпку скинешь. У тебя лифчик тоже розовый? Согласна, детка?
У Софьи помутнело в голове, стало совсем плохо. Она воспринимала слова сквозь какую-то вязкую пелену, плохо понимала, что происходит вокруг нее. Голова кружилась, все поплыло перед глазами…
- Пить… - прошептала Софья и почувствовала, как она падает на пол…
Вадим был заядлым посетителем всех ночных баров и дискотек. Он ни дня не мог прожить без этой музыки, толпы и кайфа, который получал ночью. Каждый день он с нетерпением ждал вечера, когда можно пойти к своим друзьям, окунуться в атмосферу праздника, где звучит музыка, где можно танцевать до утра, где много чудесных девчонок, простых и доступных. И сегодня он пришел в ночной клуб, его сердце учащенно бьется в предвкушении сумасшедшего праздника.
Когда Вадим вошел в зал, он ничего не увидел из-за густой пелены дыма. Громко звучала музыка в такт пульсирующей молодой крови, все вокруг волновало, разжигало, заводило, заставляло радоваться и двигаться в едином ритме, словно это было одно огромное, пульсирующее сердце. Ты становишься частью этого целого, и каждый человек из толпы становится твоей частью.
Вадим шагнул в толпу, растворился в ней, стал невидимым, неразличимым, таким как все. Вокруг танцевало и колыхалось море тел и, кажется, ничто не могло остановить этот танец.
Вадим начал танцевать, как вдруг он заметил невдалеке ДЕВУШКУ.
Казалось, от нее исходит какой-то розовый свет, словно бело-розовый прекрасный цветок вырос среди пожухлой, грязной травы. Она отличалась от всех окружающих. У нее было необыкновенно чистое, светлое лицо, на котором не было ни грамма косметики, ни гримас, ни ужимок, никакой фальши и игры. Бездонные, огромные голубые глаза смотрели немного испуганно и удивленно, притягивали как магнитом, завораживали и волновали. Одета она было более чем странно – в длинном старинном розовом платье. Как попала сюда эта девушка? Она была словно из другого мира. И вдруг Вадим увидел, скорее, почувствовал сердцем, что девушке плохо, она теряет сознание и медленно опускается на пол. Он бросился к ней…
Софья почувствовала, что ее подхватили чьи-то нежные и сильные руки. Это был Вадим, который подоспел вовремя. Он успел подхватить ее на руки, аккуратно положил на пол, подстелив под голову свою рубашку. Ее лицо было бледным, губы что-то неслышно шептали.
- Кто-нибудь принесите воды! – крикнул Вадим отчаянно в темноту.
Софья смотрела на Вадима своими огромными голубыми глазами, не мигая. Они были ясные и чистые как у ребенка. Вадим замер, очарованный. Он не видел больше никого вокруг, ничего не слышал, перед ним были только эти бездонные, умопомрачительные глаза, голубые, как майское небо, они завораживали, смотрели с какой-то печалью, как будто спрашивали, недоумевали, страдали и взывали… И в глазах блестели слезки, словно редчайшей чистоты алмазы.
Софья теряла сознание и в последнее мгновение, она сорвала с шеи образок и протянула его Вадиму…
И наступила темнота.
Сознание медленно возвращалось к Софье. Она лежала с закрытыми глазами, уставшая, разбитая, обессиленная, все тело ныло и болело. Постепенно сознание возвращалось, голова становилась ясной, Софья пришла в себя и открыла глаза.
Она лежала в своей уютной комнате, на своей мягкой кровати, укрытая легким розовым покрывалом, на котором были вытканы большие белые розы, на ней была надета кружевная белая сорочка из тончайшего шелка.
Было раннее утро, за окном разливался золотисто-розовый свет. Ветерок нежно шевелил светлые шторы, из сада доносилось пение соловья – он старательно выводил мелодию, очаровывая всех вокруг.
На столе стояла хрустальная ваза, а в ней букет свежих роз. Капельки росы дрожали на тонких розовых лепестках, готовые каждую секунду сорваться вниз. Спокойно тикали старинные часы, все было полно неги, спокойствия и благодати. Все замерло в предвкушении нового дня, который обещал быть добрым и прекрасным, все было наполнено этой радостью и светом.
- Маменька, маменька! – закричала Софья.
Ольга Николаевна услышала крик дочери, ее спальня находилась рядом, и тут же, как заботливая птица, она впорхнула в комнату дочери.
- Что, моя милая? Что случилось, голубушка моя?
- Маменька, мне приснился ужасный сон! – Софья заплакала и уткнулась в грудь матери, как делала это в детстве, желая спрятаться от обид, ожидая поддержки и защиты.
Ольга Николаевна погладила нежно по голове дочери и ласково сказала:
- Все хорошо, не бойся, ведь это только сон!
Успокоившись от нежных слов матери, Софья начала рассказывать, что она видела во сне. Она подробно описывала всех героев, их странное поведение, странную обстановку.
- Мама, девушки почти раздетые, целуются, не стесняясь, громко разговаривают, громко смеются, ругаются… Почему так, маменька?
- Доченька, думаю, Господь сподобил тебя души грешные увидеть. Мы должны помолиться за них.
- Маменька, но я заметила, что у многих был крестик на груди!
- Самое печальное, что человек внешне может выглядеть вполне благообразно, носить крестик, креститься, а душа уже вся изъедена, почернела, и нет там Бога. Человек слаб, беззащитен. Помолимся за них, Софьюшка.
- Маменька, скажите, может такое произойти на самом деле?
- Что ты, девочка моя! Разве кто-то из твоих друзей ведет себя подобным образом? Такого не может быть. Господь не допустит, коль мы сами от Него не отвернемся.
В окно было слышно, как вдали загудели, запели малиновым звоном колокола…
На душе стало спокойно и светло.
Вадим подошел к окну. На город опустились сумерки. Шел тихий дождь, совсем незаметно, неслышно, словно кто-то шепотом напевал колыбельную песню. Небо плакало и не стеснялось своих слез. Опадали листья, огни светофоров и фонарей отражались в мокром асфальте, он светился необыкновенным светом, казался волшебным, как и вся улица, и тишина за окном, и осень, танцующая свой прощальный вальс. Прохожих почти не было. Вадиму показалось, что эта большая сцена театра - расставлены фантастические декорации, сейчас выйдут актеры и начнут играть спектакль, осталось подождать всего несколько мгновений! Он увидел влюбленных, спешащих под одним зонтом, они прижимались, улыбались, было видно, что им очень хорошо вдвоем под этим осенним дождем, они благодарны ему за то, что могут быть так близко друг к другу…
Вадим разжал ладонь, там лежал старинный образок, икона, которую оставила ему на память незнакомка. На иконе была изображена Божья Матерь с мудрыми и печальными глазами.
Сегодня ему совершенно не хотелось идти в ночной клуб.
Вадим надел плащ, вышел из дома и пошел по пустынной улице. В его душе зарождались какие-то новые чувства. Он был полон светлой печали и грусти, хотелось плакать вместе с дождем, но в то же время, в душе расцветала какая-то неизъяснимая радость, которая постепенно заполняла его, вытесняла грусть, несла успокоение и гармонию.
Вадим вспомнил бездонные голубые глаза той удивительной девушки… Вдруг из какого-то окна зазвучала мелодия из «Шербургских зонтиков». Когда-то давно он слышал эту мелодию, но сейчас она зазвучала по-новому, в унисон с его сердцем. Вадим шел по улице и не замечал дождя, который омывал его, струйками бежал по лицу.
Вдруг он увидел высокий белый Храм с золотыми куполами, он часто проходил мимо него. Вадим остановился и вошел в Храм. Вечерняя служба закончилась, никого не было, лишь несколько свечей догорали у алтаря. Стоял полумрак. Среди многих неясных ликов, окутанных полумглой, он увидел икону Божьей Матери, которая светилась в темноте, притягивая его взгляд, словно звала к себе. Эта икона была точь-в-точь похожа на икону, изображенную на медальоне, который оставила ему прекрасная незнакомка. Девушка исчезла, словно Золушка в сказке, пока он ходил за водой.
Вадим приблизился к иконе. Божья Матерь смотрела на него печальными, теплыми глазами, так смотрела на него мама в детстве, в ее глазах было столько нежности, доброты и любви! И в то же время какой-то потаенной боли, словно она забрала его боль себе… Вадиму до слез стало жаль и Ее, и себя, и всех-всех людей на свете… Слезы хлынули из его глаз…
Лик светился в темноте, излучал необыкновенное сияние. На Вадима смотрело живое лицо с живыми глазами, из которых вдруг медленно скатились две большие слезы…
- Прости, Господи! – прошептал Вадим и впервые в жизни, неумело, перекрестился.