8. САПОГИ.
Долгое время Евгений Петрович был единственной мужской единицей из всех, кто работал с ним в одной комнате. Остальные, как Вы поняли, были женщины.
Одна довольно пожилая, довоенных годов выпуска, Земфира Антоновна, занимала должность заведующего сектором. Ко второй, ровеснице Евгения Петровича, почему–то всегда обращались по имени и фамилии - Нина Кузьмичёва. Третьей к ним подсадили Олечку Пулькину. Один мужик и три бабы – вполне гармоничное соотношение полов, крушение которого началось с неожиданного увольнения Олечки.
Перед этим штат Отдела экономики пополнился новым сотрудником. Им оказался к тому времени уже снискавший широкую известность в Ленинграде, да и в Союзе в целом, автор – исполнитель, можно сказать, бард Миша Бемольский. По базовой специальности он был инженер – экономист, занимался вопросами инженерной подготовки территории под строительство, что и забросило его в наши Палестины. В свой первый рабочий день Миша пришёл в институт с зачехлённой гитарой через плечо, как солдат с собственной винтовкой. Сразу рабочего места ему не нашлось. Поэтому его посадили в конференц-зале, визави Степану Степановичу, секретарю Научного совета.
Степан Степанович, я напомню, соблюдал диету. Ел строго по расписанию, еду разогревал тут же, на журнальном столике, превращая конференц- зал в камбуз.
Бард- экономист не выдерживал пытки кулинарными ароматами Степана Степановича и после обеда на работу не возвращался, возбуждая пересуды сослуживцев. Тогда- то Оленька Пулькина и уволилась. Мишу быстренько посадили за её стол. Он сразу сделался любимчиком своей непосредственной начальницы Земфиры Антоновны, сочинял стихи в её честь и декламировал их в сопровождении гитары. Гитарой Миша владел виртуозно, голосом обладал приятным, несмотря на пристрастие к курению.
Артистическая натура Бемольского сказывалась и в его производственной деятельности.. Помню, как на одном из Советов он выставил полный ряд подрамников, испещрённых трёхэтажными формулами. Скользя перед ними порхающей походкой конферансье, Миша ублажал слух присутствующих изысканными голосовыми модуляциями. Очарованы были все, кроме стойкого скептика Витюши Мозинова, специалистом по сходной с Мишей теме. По окончанию Совета Витюша назвал Мишино выступление трёпом словесности, обогатив институтский фольклор ещё одной крылатой фразой.
Стол миниатюрной Оленьки, не вполне подходил для Миши с его солидной комплекцией и потребностями гитариста. Поэтому, задерживаясь на работе, он обыкновенно пересаживался за стол Нины Кузьмичёвой. За ним он чувствовал себя свободно, ничто не мешало его творческим занятиям. В эти послерабочие часы он придумывал слова и мелодии своих песен. Смолил одну сигарету за другой. В творческом экстазе Миша курил особенно отчаянно, прямо в комнате, плюя на всю строгость Правил противопожарной безопасности. Окурки Миша бросал в урну для бумаг. По окончанию творческого процесса, он, заметая следы курения, комнату проветривал, окурки вытряхивал из урны, чтобы выбросить их в другом месте
Нина Кузьмичёва и так то относилась к Бемольскому неравнодушно. Называла его бездельником и пижоном. Ревновала к Земфире, приводила ему в пример Евгения Петровича. Миша отшучивался: Да что вы, Нина Юрьевна! Хотите, я вам посвящу одну из своих песен? В ответ Нина ядовито фыркала. Земфира Антоновна тут же вставала на защиту своего любимца: Нина, надо же понимать, Михаил Борисович – гений! Евгений Петрович многозначительно крякал. Атмосфера в их комнате потихоньку накалялась.
Взрыв произошёл в с наступлением тёплых апрельских дней.
Кузьмичёва отхватила в обувном на Савушкина нарядные туфли. Сначала похвасталась ими на работе, в них же решила поехать домой. Зимние сапоги с высокими утеплёнными голенищами она оставила стоять под своим рабочим столом.
Миша по своему обыкновению сев за стол Кузьмичёвой, творил, курил, бросал окурки. Собравшись домой, он, как всегда проветрил комнату, подобрал окурки, запер дверь и, сдав ключ на вахте, вышел на улицу. Холодный, талый, такой весенний и такой питерский воздух привёл его в безмятежное состояние духа. Не желая спускаться в духоту метро, он решил пройтись немного пешочком. Шагалось легко. Большая Невка чернела промоинами. Вдоль набережных зажглись жёлтые вечерние огни. В голове замаячили контуры очередной мелодии.
Утром наша комендантша миловидная татарочка Фаина Рахимовна, войдя в здание, почувствовала характерный запах гари. Он шёл со второго этажа из комнаты экономистов. Фаина сбегала вниз за ключом и открыла комнату. Пахло из под стола Кузьмичёвой. Тлела внутренность одного из нининых сапог. Фаина схватила его и загасила на лестнице под краном. Она не стала бежать с ним к начальству, докладывать о ЧП, как это непременно сделали какие- нибудь Клеопатра Петровна, или Марья Ивановна, окажись они на её месте. Фаина просто отнесла сапог обратно и стала ждать Кузьмичёву.
Тем временем в комнату, как всегда ровно в 9, вошёл Евгений Петрович. Уловив в воздухе привкус гари, он распахнул окно, надел нарукавники и уселся за свои бухгалтерские счёты. Спустя минут двадцать сюда ворвалась Кузьмичёва, уже проинформированная Фаиной о случившемся. Не ответив Евгению Петровичу на приветствие, она бросилась к своим сапогам.
-Нет, вы только посмотрите, что он сделал с моими сапогами!- Запричитала она с колёсным визгом в голосе. Её рыдающий крик не стал гласом вопиющего в пустыне. В комнате столпились любопытные.
-Вот, полюбуйтесь, что сделал этот гений с моии сапогами!- Повторила Нина, на этот раз с нервной хрипотцой в голосе. - Смотрите, смотрите! Можете даже понюхать!
Горелый сапог опасно замелькал перед нашими лицами..
-Ниночка, что с Вами? Что случилось? Почему в комнате такой запах?- Раздался голос пришедшей с часовым опозданием Земфиры Антоновны. – Зачем же так кричать?
-А что бы Вы сделали на моём месте? – Воинственно отпарировала Кузьмичёва.- Надо же было додуматься бросить горящий окурок мне в сапог! Я только один сезон в этих сапогах отходила. Что мне их теперь, прикажете выбросить!? Да я в суд на него подам! Я Жеребчикову докладную на него напишу!
-Это Вы о ком, Ниночка? – спросила, ещё не до конца врубившаяся в ситуацию Земфира.
- На кого!! Да на Бемольского Вашего, на кого же ещё! Он втихаря садится за мой стол, курит, думая, что мы об этом не знаем, раскидывает свои окурки, куда попало. И вот результат, видите, бросил окурок мне в сапог и спалил его. Вся подкладка выгорела, верх голенища обгорел, швы разошлись, тут дырка и вот здесь ещё! Видите!
В это время в дверях показался Бемольский
-Ми-иша!- Страдающим голосом обратилась к нему Земфира Антоновна: Ми-иша! Зачем вы сожгли сапог Нины Юрьевны? Вы что, курили в кабинете?
Зрители стали оживлённо расходиться.
-Вот что, Михаил Борисович,- С фельдфебельской твёрдостью сказала Кузьмичёва.- Покупайте мне новые сапоги! Полюбуйтесь на Вашу работу!
Миша попытался отделаться глубочайшими извинениями. Нина настаивала на своём. Миша стал бить на жалость:
-У меня семья, дети, я алименты плачу, на какие шиши я куплю Вам сапоги? Номер не прошёл. Нина стояла на своём: или новые сапоги, или деньги. Деньги лучше.
Миша решил сменить пластинку.
-Послушайте, сапоги ведь уже не новые, вы их наверно года четыре как носили!
-Какие четыре? Одну зиму! Только набойки новые поставила и всё!
-Да Вы поймите, Нина Юрьевна, зима только закончилась, концертное время ещё не наступила и потом, с какой стати я должен оплачивать стоимость всей пары? Сгорел ведь один сапог, а не два!
Нина оторопела, растерялась.
-Хо-хо!- залилась она ядовитым смехом: Хо-хо! Как это один? Вы что же хотите мне вернуть деньги за один сапог? Вы слышите, Евгений Петрович, что он предлагает!?
Евгений Петрович понял, что от участия в конфликте ему не отвертеться. Он распрямил спину, оторвался от столбиков с цифрами и шумно развернулся в сторону Кузьмичёвой, стоявшей с сапогом на перевес.
-Вы слышали, Евгений Петрович, он хочет оплатить мне стоимость лишь одного сапога!7
- Ну, вообще-то это уж как вы договоритесь – Евгений Петрович попытался уйти от прямого ответа.
- То есть, как это договоримся? Вы что же, предлагаете мне взять у него деньги и бегать по магазинам искать, не продадут ли мне где- нибудь один сапог?
Уж такого от Вас, Евгений Петрович, я никак не ожидала. Впрочем, если хотите знать, это Вы во всём виноваты!
Евгений Петрович опешил: Как это, я виноват?
- А вот так! – Пристально глядя на него сказала Нина. – Кто в нашей комнате отвечает за противопожарную безопасность? Вы!
Нина перевела дух и с железом в голосе продолжила:
- Вы отлично знали, что Михаил Борисович курит в комнате и не принимали к нему никаких мер. Вам давно следовало написать на него докладную Жеребчикову, тогда бы не произошло того, что случилось, и сапоги мои остались бы целыми.
Евгений Петрович растерянно смотрел на Кузьмичёву. Такого разворота дела он никак не ожидал. Вместо миротворца, ему грозило стать главным обвиняемым по делу о спалённом сапоге. Но Евгений Петрович оказался тёртым калачом, такого голыми руками не возьмёшь. Не зря он уже четыре месяца проработал по линии Народного контроля.
Вы знаете, Нина Юрьевна, товарищ Бемольский при мне ни разу не курил, и повода писать на него докладную у меня не было..
-Как не было повода!? Все знают, что он остаётся после работы у нас в комнате, сочиняет свои песенки и непрерывно курит. Я об этом знала, а Вы, выходит, нет!
-Как я мог знать об этом, если ни от кого, и от Вас, Нина Юрьевна, тоже, никаких заявлений по поводу курения товарища Бемольского мне не поступало?
Какие заявления? – Возмутилась Нина – Считайте, вот моё заявление! Кузьмичёва поднесла свой горелый сапог к самому носу Евгения Петровича.
- Это другое дело, -Сказал он.- Это уже сигнал. По нему я теперь могу принять меры.
Евгений Петрович подошёл к слегка прибалдевшему Бемольскому и категорически предупредил его:
- Я вынужден сказать Вам, Михаил Борисович, что на Вас поступил сигнал, о Вашем курении во вверенном мне помещении. Как ответственный за противопожарную безопасность я требую, чтобы Вы курили только в предусмотренных для этого местах!
Выполнив свою миссию, Евгений Петрович с самым удовлетворённым видом вышел из комнаты, откуда ещё долгое время слышался возмущённый голос Кузьмичёвой, воркование Земфиры Антоновны и протестное бу-бу-бу Миши Бемольского.
15. 10. 2009.