Кукушка птица чёртова

 
 Сказка.


    Светает. День новый, кому дверь в жизнь откроет, за кем затворит. Поди, знай!
   Ворочается бабка Аксинья, не спится, старое вспоминается. Полвека ей. Сколько этих дней было? А, что хорошего с того? Вдвоём с дедом жизнь мыкали.
  Оба были сироты. Потянулись, прибились друг к другу.  Им пожить бы молодым, да поласкаться. А судьбы их:  его - в солдаты, а её на поля барские.
   Пришёл с войны её суженный – калекой. Рубленный весь, кожа заплатами нашита. Она же, мешками неподъёмными живот себе сорвала. Не рожать ей,  не баба она – так.
   
  А потом, убогие, всё жизнь жилы тянули, но так ничего и не нажили.  Впереди им что? Старость, хвори, немощность. Хозяйства никакого, хлеба ни крошки. Зимой с голоду помрут, а там два холмика на краю погоста. Осыпавшиеся могилки. Поваленные кресты. И будто не было их на свете.
 
 Дед на лавке заворочался, застонал во сне. Встала Аксинья, поправила кожушок на деде.  Стоит, огорошена посерёд избы, то на деда спящего смотрит, то на хозяйство их убогое и что делать не знает  – силов нет никаких. Сколько ещё маяться?
  - Эх, - думает, - раз Богу не нужны, так хоть бы чёрт забрал.
  Вдруг за печкой шипение, возня, сначала мордочка с рожками, потом и сам чёрт выскочил:
  - Ах, о чём это Вы?
У бабки Аксиньи рот раскрылся, глаза захлопнулись. Ноги подкосились, повалилась на спину. Чертяга вертляв, с воздуха трон золотой выхватил, подставил ей под бока, упала на него бабка. Подушечками  атласными обкладывает её для мягкости, в ухо шепчет:
  - Можем поторговаться.
Пока она к нему голову поворачивает, он уже к другому уху пристроился:
  - На любых Ваших условиях!
Она его глазами поймать пытается, а он уже перед её лицом в чашечку белую, напиток горячий наливает:
  - Вот, советую испробовать кофею.
С того кофею по избе запах пошёл, у Аксиньи голова закружилась.
Чёрт ей под нос чашечку суёт:
  - Не извольте беспокоиться – лучшие сорта.
Бабушка глоток сделала, как на десять лет помолодела, лицо, шея зардели, с глаз пелена спала. Ещё глоток сделала, силы, жизни прибавилось. Чёрт - красавец, морда хитрющая, глаза смеющиеся:
  - Душечка! Любое Ваше желание!
На одном месте бестия устоять не может, юлой кружит:
  - А ну, как завтра обезножите? Ведь никто не прейдет – никому не нужны! Заживо гнить начнете, слепыми по полу ползать будете, в углы тыкаться.  Крысы, живых вас грызть станут.
 К уху прильнул, шепчет, пяточком мокрым тычет:
  - А  сторгуемся, я вам пять лет безбедной жизни обещаю!
Бесёнок галантен, на одно колено встал, голову, спину согнул в поклоне, одну руку к груди приложил, вторую с бумагой протянул. На бумаге письмена, огнём горят.
Дед на лавке зашевелился, застонал, слеза скатилась по старческой  щеке.
  - Эх, что он видел, одну нищету, да побои. Пусть хоть пяток лет поживёт. Будь, что будет! – решила Аксинья.
И только коснулась её рука договора, как вспыхнуло на бумаге перекрестье. Тут же трон с под неё пропал. Пала бабка, спину ушибленную потирает. А чёрт на золотом троне напротив её в воздухе покачивается. На глаза стекляшки натянул, ещё раз договор осмотрел:
  - Ну, что? Засим закончим! Дадено будет тебе, бабка Аксинья, птица, что всё знает. С этой птицы вы в злате, серебре купаться будете. А по прошествии пяти лет, явиться тебе с птицей, к чёртовому омуту у брошенной водяной мельнице.
  С тем и исчез, как и не было, оставил только в воздухе лёгкий запах кофею.
    
  А бабка Аксинья постояла какое-то время, задумавшись, потом плюнула в то место, где чёрт пропал, да по хозяйству занялась.  Печь затопила, поставила чугунок с водой. На конюшню пошла. Там курочка Пеструшка, нет-нет да снесёт яичко -  им с дедом на столе праздник. Она в конюшню входить, а оттуда птица тёмная, прямо над головой. Напугала старуху. Пеструшка встревожена, на гнезде умаститься не может, квохчет недовольно. Бабка одной рукой птицу гладит, успокаивает, второй яйцо в гнезде шарит. Нашла, рассматривает, больно маленькое оно какое-то, в крапинках всё. Видать, стара, стала Пеструшка.  Обратно в избу, а там уже вода в чугунке бурлит. Бабка яичко в чугунок, дед встанет, как раз сварится. Пока по избе помела, дед поднялся.
  На стол накрыла - одно яичко вкрутую. Сели с дедом смотрят на него, а с него и кушать нечего. Вдруг яичко покатилось. Поймали они его, на центр стола положили. Полежало, полежало яичко и опять покатилось. Они его имать, да где там, больно вёрткое, меж рук проскочило и прямо на пол. Разлетелась скорлупа, смотрят птенчик сидит, глазки бусинки, пёрышки слипшиеся – мокрые.
   Дед его на стол усадил. Тот клювик раскрыл – есть просит. Давай они с бабкой на окошке мух ловить, сколько не носят, он всё ест. Уж, когда всех мух по избе переловили, видимо наелся. Глазки у него слиплись, стал набок заваливаться. Ак, чтоб удобней было ему, тут же на столе, из тряпок гнёздышко сделали.
  Сидят, бабка с дедом разглядывают птенца. Что за птица, ни курица, ни петух. Вкрутую варена да не уварена. Чудеса!
  Только сейчас стала догадываться бабка Аксинья про чёртову проделку, да деду не говорит.
 
  На следующий день, птенчик большенький стал. Посадил дед его на плечо, сам на крыльцо вышел, сидит на солнце греется. Птенец только клювом у уха щёлк, щёлк – слепня, овода ловит. Дед на солнце полудённое:
   - Уж, поди, дён семь, как дождя не было.
А птенец на плече:
  - Ку-ку, ку-ку, ку-ку.
Старый кричит бабки в избу:
  - Слышь, Аксинья, птенец-то наш, кукушонком оказался. Только глуп больно, я ему семь дён дождя не было. А он мне три дня кукует.
Бабушка Аксинья на крыльцо вышла:
  - Это ты у меня дедушка запамятовал, три дня дождя и не было.
Дед спорить:
  - Да откуда ему знать? Его тогда и на свете не было.
  - А эта птица видимо всё знает!
Дед  снова ершится:
  - Сколь дён дождя не будет?
А кукушонок один раз:
  - Ку-ку.
Старый не верит:
  - Ты глянь, глянь – небо чистое, солнце жарит.
Спать легли, ночью гроза разразилась.

  Уверовал дед в чудесную птицу. Через неё они с бабкой много чего знать стали.
 
  Родители конями всю округу перетоптали, скачут ошалелые, сутки напролёт: детишки по грибы пошли да заплутали. А дед с завалинки:
  - Вы в Заболотье поищите. Там они горемычные.
Деду почёт и уважение, ну и подарок небольшой.
Или идёт старостиха, на плече коромысло, вёдра полные. Идёт степенно – не расплескать. А дед с завалинки:
  - Здравствуй бабашка Марфа!
Она ему:
  - Да какая я тебе бабушка? До бабушки мне ещё далеко!
  - Да как не бабушка? Если твоя Маринка второй месяц двойней пузата.
Марфа от удивления аж присела, глаза выпучила, ладошкой рот прикрыла,  коромысло в сторону, юбки подобрала и бегом в дом. Из дома визг, девичий плачь. Староста полуодетый с топором через дорогу в дом к кузнецу… А через неделю сваты, а там свадебка. Мимо деда проходят, глазами в землю:
  - Спасибо старый, что вовремя упредил. От греха отвёл.
А дед:
  - Всё чинно, покуда живота не видно.

     С того и пошла молва по округе о деде с бабкой и их всёзнающей птице. Какая зима будет? Где коровёнку искать? Где зверь в лесу стоит, а в каком омуте рыба сбилась? Всё к деду за советом, и ни разу не обманул. Народ всё одарить норовит, от этого у них с бабкой в доме прибыток.
    А тут как-то царская карета подъехала. Слуги вышли, просят деда с птицей к царю проехать. Мол, вопрос государственной важности. Дед согласен. Доехали. Сам царь встречает, в зал тронный провожает, по дороге дело сказывает:
  - Сватается к нашей доченьки, царевне Софьи, принц заграничный. И сказывает: в приданное отдаёт всё своё богатство – пять сундуков золота. А мы Царь сомневаемся. Есть ли у него такое богатство? Пусть твоя птица скажет.
В зал вошли, принц сидит с ним царевна за ручку, вениками обмахиваётся. Дед кукушонка в клетки на стол поставил:
  - Скажи птица, сколько сундуков с золотом у принца.
Кукушка:
  - Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку.
Царь:
  - А, я правильно ему не верил, всего четыре с половиной сундука! Твой жених плут!
Тут вскочил принц:
  - Да, я может, ошибся, а у вас-то самих сколько золота?
  - А у нас всё верно, все пять сундуков, - отвечает царь.
  - Нет, пусть скажет птица, - настаивает принц.
  - Пусть скажет, - царь снисходительно машет рукой.
Кукушка в клетке:
  - Ку-ку, ку-ку.
  - Как два сундука? Где остальное? Где казначей? Обокрали!
Принц горд:
  - Вы сами обманщик! Помолвки – нет.
Софья в слёзы, принц в карету, царь за сердце. Дед у птицы про казначея – далеко убёг. Старый клетку с птицей взял, стражники за ним. По дворцу едут, он у кукушонка спрашивает.
  - Где спрятанное золото? – тот  молчит.
  - Может во дворце? –  опять молчит.
  - Может в зимнем саду? – молчит.
  - Может в летнем саду?
  - Ку-ку.
  - В углу у стены?
  - Под берёзой?
  - Под земляничной грядкой?
  - Ку-ку
  - Вот там и копайте.
Отрыли, всё золото на месте. Скорей вдогонку за принцем. Быть свадьбе! Деду с птицей подарков навалили, на трёх телегах везти.

     С того случая и по всем заморским землям, разошлась молва о птице - кукушки. Дед с бабкой давно нужду забыли. Здоровье поправилось, от простого мужика до царя у всех в почёте.  Живут,  радуются, дом – хоромы. В хлеву скотина. Амбар зерном забит. В кладовой штуки материи, куски кожи дорогой.
    Сами всё в делах да заботах. Этому покажи, тому подскажи. То царь деда с птицей зовёт на военный совет. То царевна Софья кличет бабку Аксинью с кукушонком  о принце своём любимом посудачить. За делами бежит время незаметно.

    Как-то под утро слышит бабка Аксинья сквозь сон потрескивание какое-то. Глаза открыла, а перед ней договор с чёртом заключённый. На нём письмена угольями красными горят. С жару потрескивают, нет-нет пламенем пыхнут. Пора – поняла бабка. Вылезла тихонько из-под одеяла, что б деда не разбудить и по полу, строганному к клетке с птицей. А та уже не спит, за ней наблюдает. Посадила Аксинья птицу себе на плечо, на деда последний раз глянула и из избы.
   Простоволосая, босоногая, в рубашке ночной, сперва  полем шла, потом лесом по тропинке. Вот ноги в тумане скрыло, значит, омут недалеко. Скрип водяного колеса слышно, вода льётся. Вышла прямо на плотинку, перед ней гладь омута, посерёд воды, чёрт на золотом троне восседает, в руках договор держит:
  - Ну, что бабка пришла? Вышло твое время! Пора!
  - Вон на бережку, веревочка с петелькой, на другом конце камешек привязан. Ты петельку на шею, камешек в руки, и ко мне, ко мне, - чёрт руками зовёт.
  Аксинья так и сделала, накинула верёвку на шею, камень в руки взяла, к воде пошла, глаза закрыты. По щиколотки зашла, по колено, подол ночной рубашки как белый лист на воде. Чёрт руками машет, зовёт:
  - Иди, иди.
Аксинья глаза открыла:
  - А скажи-ка, чёрт, можно ли считать договор действительным, если там неправда.
  - Где неправда? - Чёрт к бабке на троне подлетел. Договор ей тычет, - Где неправда, в каком месте?
У бабки руки камнем заняты, пришлось опять на берег выходить. Камень отпустила, висит он на верёвке, шею тянет. Пришлось петельку снимать. А лукавый всё договор суёт:
  - В чём неправда?
Аксинья пальцем тычет:
  - Да где про птичку сказано, что всё знает.
  - Как неправда?  Так и есть, эта птица всё знает!
  - Доказуй! Сколько звёзд на небе она знает? А если знает, то пусть сочтёт. А ты за ней запишешь. Мнится мне обман это.
Чёрт горяч:
  - До единой звезды знает,  все звёзды запишу!
  - От писанного не отречешься! Гореть тебе потом в гиене огненной!
  Подумал:
  - На чём же записывать?
Бабка Аксинья говорит:
  - Ты сломай веточку и по воде пиши. Веткой воду не испишешь.
  - И то верно, -  чёрт согласился.
Сел на бережок, Аксинья рядышком на берёзке пристроила кукушку:
  - Ну, кукушка, сколько звёзд на небе?
Кукушка:
  - Ку.
Чёрт раз веткой по воде.
  -  Ку.
Чёрт снова чёрточку ставит на воде. Так и пошло, кукушка кукует, чёрт воду рисует. Устанет кукушка куковать, чёрт морду задерёт, смотрит на неё – ждёт.
  Бабка Аксинья стоять устала, да и озябла с утреннего тумана.
  - Я уж дома подожду, пока вы сосчитаете. Да, не просчитайся, а то договор не действителен!
Чёрт только рукой махнул, мол, не до тебя.
 
  Пришла баба Аксинья домой, а там дедка уж места не находит. Ни бабки, ни птицы. Что случилось?
  Пришлось Аксиньи повиниться перед дедом. И про чёрта и про птицу. Дед шибко и не ругался:
  - Ну, что родная, хоть пожили пять лет. А к чёрту уж вместе пойдём, одну тебя не брошу.
  - Не торопись, дедушко. Звёзд тьма, им их честь не перечесть. Я ещё по первости спросила у кукушки, сколько нам жить – выходило до ста лет.
Дед ус лихо подкрутил:
  - А не накуковала ли она тебе, что ни будь о детках наших?
Бабка глаза потупила:
  - Как знать. Как знать.

   Бывало, кто и попадёт на малозаметную лесную тропинку. Приведёт она его к старой мельнице. Там на берегу пруда, пень замшелый стоит. Около него берёза. Кто бывал, рассказывают, на той берёзе кукушка постоянно кукует. А пень по воде ветвью толстой шлёп, шлёп.