Людка, дочь такой симпатичной женщины, как Магда, сама броской внешностью не обладала, во всяком случае, в подростковом возрасте, но очень хорошо выходила на фотографиях. Люська, рассматривая новый Людкин снимок, сказала, что она фотогигиенична. Галя не знала значения этого слова, но соседка объяснила – это когда получаются на карточке лучше, чем в жизни. И действительно со снимка смотрело знакомое лицо, но намного красивее настоящего образа. Особенно Галю прельщали губы – они без помады блестели неестественно, но необычайно соблазнительно. И девочка поинтересовалась: «Люд, а почему у тебя так губы блестят?». «А это мне фотограф сказал, чтобы я их хорошо облизала». Надо же просто облизала, и как красиво вышло!
И вдруг один начинающий любитель предложил снять детей. На «фото-сессию», что была устроена непосредственно у забора, тут же была приглашена Лёлька. Галя как старшая стала со своей подружкой посредине. Темнокожую, кудрявую и красивенькую Аньку, в облике, которой угадывались греческие гены, Галя поставила рядом с собой – родня всё-таки, а Оньку притулила рядышком с Лелькой. «Сейчас, как будут фотографировать, не забудь облизать губы, чтобы блестели на фотокарточке!» - предупредила она подругу. На малышей глянула и промолчала – им ещё рано блеск на губах наводить.
Наивность деревенских деток обезоруживает: они не понимали разницу между профессиональной фотографией из знаменитого ателье «Оригинал», и простецким ширпотребом дилетанта. Дети выстроились и замерли, фотограф-самоучка прицелился. «Облизывай!», как выстрел прозвучал Галькин приказ и на снимке мы видим нелепо скривленные детские губки – Лелька не успела покрыть вергуны слюной, как птичка вылетела!
Есть такое хорошее выражение – друг ситный. Смотрим в словаре пояснение: шутливо-непринуждённое обращение к приятелю. Выражение связывают с выпечкой ситного, из просеянной через сито муки, хлеба, который ели за обедом, ужином и подавали к чаю. Есть такой хлеб, считалось удовольствием, поэтому и ситный друг изначально – человек, при общении с которым испытываешь удовольствие. Не воспользоваться этим словосочетанием Галина П. не смогла, уж больно точно оно определяло её отношение к девочке, живущей через дорогу. Именно Лёлька и являлась тем ситным другом детства, что наминал с тобой кусок хлеба не за чаем, правда, а на лавочке. Выслушивал про все твои неприятности и помогал в беде.
Как-то летним утром мать сообщила дочке печальную весть: «Кот Васька умер сегодня». «А где он?» спрашивает Галя. «А вон, под забором в палисаднике, похороните его с Лёлей». За котом девочка не плачет, но чего бы ты не лишался, терять всегда жалко. Тем более, что Васька часто был вместо живой куклы. Галька отлавливала и пеленала бедное животное, прикладывала недовольную зажмуренную морду к детской груди, представляя, что кормит ребёнка. И ещё не понятно, зачем кошачья мучительница обрезала Ваське усы. Она позвала подружку, и дети тяпкой вырыли ямку тут же у забора и похоронили котика. Две палочки сложенные крестиком связали тряпочкой и воткнули в землю, и покоятся Васькины косточки там по сей день.
За всё годы учёбы школьные смены у подружек менялись и не раз. Если Лёлька училась после обеда, Галя дежурила у окна, чтобы не пропустить её возвращение из школы, она барабанила по стеклу, и когда девочка оглядывалась, нетерпеливо прыгала у подоконника – быстрей, Лёлька, быстрей сюда!
А когда та уехала одним летом в пионерлагерь, то томлению Галькиному не было названия, как она скучала и ждала меньшую подружку, знает она одна. Галька привезла запретные стихи про озеро Байкал, и Лёлька не порожняком вернулась из лагеря. Она выучила блатную песню про Ляльку. «У Ляльки очи чернее чёрной ночи, она красива и коварна зла!». Галька слушала новый «шедевр» вынутый из далёких нэповских времён и как-то имя Лялька не воспринимала, чем и поделилась с подружкой. И тут порядочная, благопристойного нрава Ольга Будякова призналась, что в песне поётся про «Лёльку». Но, испугавшись, что та же Галка истолкует всё не верно, пока добиралась из пионерлагеря, решила заменить имя героини. Оценив скромность пионерки, старшая подруга дала команду: петь, как положено! В душе, понятное дело, пожалев, что песня всё ж таки о Лёльке, а не о Галке.
Когда Бабуня приезжала с Надиной дочкой летом в совхоз, то с маленькой и хорошенькой девочкой подружки нянчились с превеликим удовольствием. Зная прекрасно имя ребёнка, и многократно слыша, как она его произносит, девчата, тем не менее, часто спрашивали: «Скажи, как тебя звать?». «Галотька!» отвечала ангельским голоском двоюродная Лёлькина сестричка. Это ни с чем не сравнимое «Галотька!» как-то непривычно ласкало слух грубоватых деревенских детей. Галя вновь склонится к нежному личику и спросит: «Как тебя звать?» и неразумное дитя повторит: «Галотька!»
Когда Галотька говорила: «Вава!» и показывала пальчик, няньки наперебой дули на него и целовали «ваву». Но между собой решили, что лично своих детей вместо нелепого слова «вава» будут учить нормальному – «ранка».
Был такой случай из ушедшего детства: нагрянули цыгане всем табором на кормосовхоз. Разбившись на две кучи, одни шли и стучали в каждую калитку по Лёлькиной стороне, другие будили всех собак с Галиной стороны. Это было как раз то лето, когда Васька Будяков уже появился на свет, и сей факт, завистнице Гальке не давал спокойно спать – тоже дитя охота!
Молодая цыганка несла на руках голенького и чумазенького младенца, и малышня попросила подержать ребёнка. Цыганёнок коричневого цвета передавался из рук в руки, каждая девочка горела желанием прижать к себе живую игрушку и вообразить себя взрослой тётей. Галя с голопузым дитём помчалась к мамке: «Мам, смотри какой хорошенький цыганёнок! Давай его возьмём себе!». «Хорошо, возьмём!» брякнула Мари Трофимовна и продолжила делать свои дела. «Лёлька, мамка согласилась, мы заберём этого ребёнка!» с ликованием сообщила, без царя в голове, Галька.
Цыганки, напросив милостыни, зашумели и засобирались к своим подводам. Мать забрала у девочки своего сына, Галя забеспокоилась: чо ж мамка не идёт дитя брать, они же уйдут сейчас! И не теряя ни минуты, кинулась в хату: «Мам, цыгане уходят, иди, забирай цыганчонка!». «Да ты что ненормальная, кто тебе отдаст своего ребёнка?!» заорала мать на недогадливую дочь. Пять минут назад мать говорила совершенно противоположное – можно, теперь вдруг стало нельзя? До слез расстроенная, она провожала толпу цветастых юбок, так и не разобравшись, почему это цыганчат, и не возьмёшь насовсем?
Родившийся в 1963 году Павлик, сын старшего брата, в какой-то мере заполнил пустующую нишу – малыша, что всю жизнь не хватало Гале. Но родной племянник жил в селе Витязево, видела его тётя и игралась с ним считанные разы.
Летом 65 года приехала невестка с сыном к свекрови почти на месяц, и вот тут уже Галька отвела душу. К Лёльке приехала Галотька, к Гале Павлик, девчонки договорились одеть детей понарядней и пойти с ними в клуб! Павлику не прицепишь бантик, как девочке, и против заморской принцессы из Керчи, он смотрелся достаточно скромно, ну, как и полагается мужчине. И тут, когда няни, держа своих малышей за ручки, направились по дороге к центру, полуторагодовалый Павлик замирает на месте и описывает единственный приличный костюмчик!
Первое желание было вытрясти из него душу, паразит маленький, в чём теперь Галя его поведёт в люди?! Дать бы по мозгам! Пришлось переодеть сцикуна в рядовые шортики, и интерес к прогулке пропал: Галотька вон идёт, как маленькая фея, а он ни дать, ни взять, колхозник!