Материал написан для журнала 5 лет назад. Но поскольку проблемы, затронутые в нём, остаются актуальными и по сей день, считаю возможным разместить его на этом сайте.
КОНГРЕСС ФИННО-УГРОВ В ХАНТЫ-МАНСИЙСКЕ
Ян Каплинский
«Цезарь, ты можешь взять у нас землю,
в которой живем, но землю, в которую ляжем,
у нас отнять невозможно…»
Ханты-Мансийск принимал именитых гостей. Можно добавить, в очередной раз. К политикам, знаменитым спортсменам, представителям бизнеса здесь уже привыкли, в сентябре 2004, с 20 по 23, в Югре работали представители интеллектуальной элиты: писатели, переводчики, исследователи литературы и фольклора. Здесь проходил 8 конгресс финно-угорских писателей.
С самого начала, пожалуй, следует сказать, что ассоциация финно-угорских писателей – явление уникальное. В мире больше нет писательских организаций, объединенных по этническому признаку: ни у славянских писателей, ни у тюркских, ни у романо-германских. А финно-угорские писатели сочли необходимым объединиться, провели уже восьмой конгресс. Причем их встречи привлекают внимание исследователей литературы и критиков почти со всех концов света. Вот и на прошедшем в Ханты-Мансийске конгрессе кроме делегаций из финно-угорских республик присутствовали литературоведы и писатели из Франции, США, Великобритании, Румынии, Словении, ведущие литературоведы и критики России. Участники и гости конгресса съехались из финно-угорских стран и республик России: из Венгрии (самая многочисленная делегация), Финляндии, Карелии, Эстонии, Мари-Эл, Коми, Удмуртии, Мордовии, Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого округов.
Европейский комиссар по правам человека Арвао Хульвио Роглес, оказавшийся в Ханты-Мансийске в это же время, счел своим долгом приветствовать участников Конгресса:
-Моей работой является защита культуры, то есть защита языка, как основного способа передачи культуры и всех демографических ценностей. В РФ я начинаю работу с общения с вами, носителями языка, выразителями культуры, с представителями демократии. Само по себе это явление для меня важно. Наверное, это символичное начало.
Об истории создания ассоциации поведал ее президент, эстонский писатель Арво Валтон (Валликиви):
-Формально финно-угорская ассоциация писателей существует с 1993 года, а по содержанию, по существу – с 1989 года, когда состоялась первая встреча писателей. В первый раз собирали нас марийцы, мы поплакались на груди друг у друга, рассказали о своих проблемах. Потом – в Финляндии, в Венгрии, в Эстонии и дальше в Коми, в Мордовии, в Удмуртии. Нам есть о чем поговорить, мы переводим друг друга, знакомимся лично. Наши языки так удалились, что надо снова знакомиться. Есть очень близкие культуры как финские, эстонские и карельские, мы друг друга более менее понимаем, но не сумеем общаться с коми или с венграми без переводчика или без русского языка. Но много родственного все же ощущается. Много коренных одинаковых слов. Даже в образе мышления ощущается родство.
Многих из писателей и литературоведов, приехавших в Ханты-Мансийск, можно назвать знаменитыми. Вот, например Петер Домокош – писатель, доктор филологических наук из Будапешта, Иштван Ковач – венгерский поэт; Арво Валтон, получивший широкое признание в мире и как кинематографист, и как поэт еще в советское время; Анита Конкка, писательница, общественный деятель из Финляндии; Момадей Н.Скотт, индейский прозаик, профессор Университета штата Аризона в США…
Благодаря созданию ассоциации финно-угорские писатели довольно часто встречаются. Как отмечали участники конгресса, во время первых встреч в гораздо большей степени говорили о политике, чем о литературе: в конце восьмидесятых, начале девяностых годов, о чем бы ни заходил разговор, он неизменно скатывался на вопросы политического устройства государств, поиска достойного места в обществе для небольших по количеству народов. На открытии конгресса Арво Валтон напомнил участникам о большой роли, которую сыграл в деле объединения финно-угров покойный ныне писатель Николай Рыбаков, бывший председатель союза писателей Мари-Эл и политический деятель – в своей республике он был первым заместителем премьер-министра. Наверное, литература из-за его ухода в политику потеряла немало, но по его инициативе, при его поддержке была создана ассоциация финно-угорских писателей, и с благодарностью к его огромным заслугам писатели почтили память Рыбакова. На нынешней встрече гораздо большее внимание уделялось процессам, происходящим внутри самой литературы, ее качеству, связи современной литературы с фольклором своих народов.
Причины пристального внимания к финно-угорской культуре со стороны литературоведов других языковых групп, возможно, в какой-то мере объясняет Ева Тулуз, доктор филологических наук, она более десяти лет работает в Эстонии, является частой гостьей во всех финно-угорских республиках и в ХМАО. Во время перерыва между заседаниями я спросила, как получилось, что она, дочь португальца и итальянки, гражданка Франции, увлеклась финно-угорским миром.
-Причем очень увлеклась. – уточнила Ева. - Здесь представлены очень разные типы культур. Есть центрально-европейская – венгры, есть скандинавская - финны, есть, как мы говорим, народы природы - коренные народы Севера, есть сельскохозяйственные культуры – народы Поволжья. Это дает возможность почувствовать разнообразие, богатство мира.
Я эти народы не распределяю вертикально в иерархической лестнице, для меня все полноценны, все самоценны, интересны. Я не пользуюсь словом цивилизация, оно придумано колонизаторами для оправдания своей захватнической политики. Помню это слово по Португалии, когда там говорили о народах Африки. Мол, мы – носители цивилизации, а они – нет. Чужая культура для европейца, для власти казалась нецивилизованной. У меня осталось отторжение понятий «цивилизованные народы и нецивилизованные народы».
СПОРЫ ВОКРУГ ЭПОСА И ЯЗЫКА
Сквозная тема многих докладов, прозвучавших на конгрессе - «Фольклор и эпос финно-угорских народов». Профессора Кари Салламаа из Финляндии, Армас Мишин из Карелии, Петер Домокош из Венгрии, Евдокия Ромбандеева из Ханты-Мансийска, Василий Ванюшев из Удмуртии, Василий Крылов из Мари-Эл размышляли над тем, насколько современен фольклор, востребован ли эпос в индустриальном урбанизированном обществе? Начинал разговор Кари Салламаа:
-Город двух народов на перекрестке двух великих рек, Обь и Иртыш является хорошим местом для нашего разговора. Является ли фольклор до сих пор живым видом народного устного творчества или нет? Может ли в современных условиях родиться новый эпос?
Эпос предполагает удаленность от центров. Гомер жил не в Афинах, а на берегах Малой Азии, кельтские барды пели в Шотландии и Ирландии. Лённрот создал «Калевалу» из материалов свирской земли и других отдаленных мест в маленьком городке на севере Каями, но не в Хельсинки. Мифическая песенная земля находится всегда в отдалении. Сегодня песенные земли находятся также на периферии: в Индии, в Африке, за Уралом, в среде тюркских народов. Для тех народов, у которых нет эпосов, их надо писать, для этого есть социальный заказ.
Вновь и вновь докладчики возвращались к истории создания Элиосом Лённротом в 19 веке эпоса «Калевала». Собрав и объединив в единое целое песни финского и карельского народов, обработав их, он создал героическую поэму. Издание «Калевалы» сразу же вызвало множество откликов как восторженных, так и негодующих. Лённрота обвиняли в самонадеянном искажении народных текстов, в отступлении от традиций фольклора. Время все расставило на свои места, и по прошествии полутора столетий уже ясно, что звание «Гомера 19 столетия» у Лённрота никто не способен отнять.
Мишин Армас рассказал, что в Карелии вышли 5 лённротовских вариантов «Калевалы» с переводами на карельский и русский языки:
-Пять авторских вариантов эпоса дают возможность утверждать, что Лённрот был величайшим поэтом своего времени. Из фольклора он сумел создать нечто, известное под названием «Калевала» И лишь потом финские фольклористы, вдохновленные им, бросились собирать то, что осталось. А осталось 34 тома народных песен карелов и финнов, более 1 миллиона 270 тысяч строк. Интересно отношение народных сказителей: когда читали им «Калевалу», они с чем-то соглашались, с чем-то нет, давали другие варианты песен. «Калевала» не только пробудила фольклористов искать песни так называемой «калевальской» метрики, но и повлияла на народную поэзию, о чем свидетельствуют многие песни, напечатанные в сборниках народной поэзии. В них начинали звучать мотивы, которых раньше в народной поэзии не было, мотивы, навеянные творением Э. Лённрота.
Петер Домокош, размышляя о смысле литературного творчества, бросил фразу, которая могла бы стать девизом состоявшегося литературного форума:
-Мы должны дать народу эпос, тогда можно сказать – мы дали народу всё. В моем восприятии эпос как жанр – это независимое от эпохи самое классическое, самое торжественное, самое универсальное литературное произведение, объединяющее в одно целое Небо, Землю, людей, потусторонний мир и действительность, войну и мир, любовь и ненависть, труд и отдых; это своеобразная энциклопедия данного народа.
Домокош говорил о том, что современные Гомеры должны собирать воедино старые части фольклора и вместе или поодиночке создавать эпос. Перечисляя создателей эпоса, Домокош вспомнил о работе в Сибири венгра Регули в 1843 году, который привез в венгерскую академию наук записи восхитивших его народных песен манси. Вспомнил о переводах Кейкеша (я не уверена, что эта фамилия написана верно! - Е.Х.) с манси на венгерский язык, которые звучат как фрагменты эпоса. Но, похоже, что два варианта мансийского эпоса «Янгал-Маа», написанные между 1915-1927 годами Михаилом Плотниковым, а затем в тридцатые годы Сергеем Клычковым, венгерскому писателю незнакомы. Жаль, что из-за споров литературоведов о том, чей вариант «Янгал-Маа» лучше, его путь к читателю оказывается гораздо более сложным, чем у «Калевалы».
А может быть, действует предубеждение, выраженное Армасом Мишиным: «Упорядоченная целостность, будь то эпос, драма или что-нибудь другое должны быть записаны на своем родном языке, только тогда они становятся эпосом». Пожалуй, можно говорить, что на конгрессе разгорелся спор между сторонниками перевода фольклора и создания эпоса на русском языке и теми, кто считает, что эпосом можно именовать только произведение, записанное на родном языке. Например, литературоведы из Удмуртии и из Мари-Эл с благодарностью вспоминали русских этнографов-подвижников Худякова и Спиридонова, которые в первой половине 20 века на основе народных песен создали красивые поэтические сказания о героях удмуртах и марийцах.
Ванюшев Василий, поэт, профессор УдГУ:
- У нас тоже есть свой Лённрот с нашим эпосом: Худяков, сын русского купца. Он до революции учился в Казанском университете, там увлекся этнографией народов Поволжья. Ему в 1936 г. присвоена степень доктор наук, а в декабре 1936 г. он расстрелян.
Худяков ничего не придумывал, а записывал то, что было сказано в удмуртских сказаниях, в песнях. Но выстроил один сквозной сюжет, дал некоторым событиям свою интерпретацию. В его эпосе говорится о том, как боги создавали мир, как учили людей. То были золотые времена. Но из-за того, что люди забыли советы богов, золотой век закончился. Для утешения в горькой земной доле боги дали людям гусли. Боги дали удмуртам знание пусши, то есть знаков, которыми они могли записывать знания в огромные берестяные книги. О берестяных книгах также говорится в удмуртском фольклоре. Что касается священной книги, то в нее удмурты записывали все.
В главе «Священная книга» наступает кульминация. Здесь говорится, что у удмуртов было два пути: с оружием в руках бороться за свою независимость или принять учение, бога, которого им предложили враги. Старший жрец на собрании старейшин предложил пойти на хитрость: согласиться с требованием врагов, внешне принять их богов, но только внешне! Книгу, в которой хранилась память, история народа, сожгли при большом скоплении только для того, чтобы она не досталась врагу. Тексты ее должны были заучить наизусть двенадцать самых умных молодых мужчин, каждый из которых должен был устно передать этот текст следующим двенадцати носителям знаний и так далее. Но оказалось, если народ хотя бы внешне, для виду притворился перед врагом побежденным, то он не мог сохранить себя. В такой ситуации сохранить свое лицо народу не удалось, память и знания оказались утерянными.
Сейчас предпринимаются попытки перевести на удмуртский язык созданный Худяковым эпос, то есть вернуть его народу.
Но точку зрения марийских и удмуртских фольклористов не разделяет Арво Валтон:
-Малочисленные народы, даже имея хорошую литературу, имеют мало шансов быть замеченными в мире. Но если у этих народов есть свои эпосы, то их замечают. Поэтому значение эпоса большое. В русской традиции эпосом называют почти всякое эпическое сказание, а в европейском понимании эпосом называют кое-что другое. Это все-таки авторское произведение. Не всегда мы знаем автора, но там чувствуется единый авторский стиль. Это сознательно собранный на основе фольклора материал. Всегда есть история народа, дух народа, особая философия, стиль, философия языковая, свой ряд образов, свое мышление, психология народа-носителя эпоса в художественных образах.
По моему глубокому убеждению, эпос народа может быть записан только на своем родном языке, и при всем уважении к экспериментам Худякова и Спиридонова, я не могу считать работу Худякова удмуртским эпосом или работу Спиридонова марийским эпосом. Это не эпос. И марийцам, и удмуртам свой эпос надо еще написать. Для этого нужен особый большой талант, нужна большая смелость, вера в себя, знания всей народной культуры и мирового опыта, самоотречение в какой-то степени, так как поэт должен забыть о создании своих произведений, а посвятить себя эпосу. Написание эпоса – это миссия, которую не каждый способен взять на себя.
Неожиданно Арво Валтона поддержала Маргарита Анисимкова (Нижневартовск)
- Я понимаю, что к фольклору надо относиться не только осторожно, но и трепетно. Очень много идет повторов, много выдумки. У нас в Югре много записано, но серьезных исследований пока еще нет, как нет и исследователей, кроме Евдокии Ромбандеевой. Я иногда даже стыжусь того, что в молодости занималась собиранием фольклора не столь бережно, как бы следовало. Я собирала сказания лозьвенских манси (40 лет назад, тогда мансийской литературы еще не было). Пожалуй, сравнительно несерьезно относилась к услышанному. Может быть, то, что я записала, могло быть и совсем утеряно, может быть, кто-то бы записал по-другому. Сейчас я считаю, что это должен был делать представитель народа, который на генетическом уровне понимает каждое слово сказания. Все-таки я русский человек, через меня эти слова проходят по-другому, поскольку выросла на Урале, на меня оказал большое влияние Бажов.
Следует отметить, что в некоторых докладах ощущалось огромное желание национальных писателей быть независимыми от русской культуры, от русского языка. Виктор Шибанов, доцент УдГУ, жаловался коллегам: «…все мы малочисленные народы со всеми вытекающими их этого понятия последствиями; у всех у нас один общий сосед – Русь, и это не может не сказываться на образе жизни и миропонимании, …все мы - самые неуважаемые народы в России…» Вряд ли данную точку зрения можно считать объективной, но она существует.
Проблема двуязычия для финно-угорских писателей, живущих в России, стоит довольно остро. Многие вепсы, карелы, народы Поволжья, Сибири разговаривают на своих родных языках, но не пишут и не читают на них. И поэтому писателю, пишущему на родном языке, трудно найти читателей. Писателям предлагалось выходить в народ, издавать не только книги, но и газеты, журналы на родных языках, встречаться со школьниками, везде пропагандировать родные языки.
Однако молодые представители финской делегации подошли к проблеме языков малых народов по-другому. Поэт Аки Салмела (Финляндия) заявил: «Я знаю, что весь мир не будет учить финский для того, чтобы прочесть мои стихи, ведь весь мир не выучил финский даже для того, чтобы прочесть «Калевалу», но я хочу, чтобы меня знали в мире, поэтому пишу свои стихи на английском языке». Литературная молодежь Финляндии, Эстонии интересуется фольклором, но ничего плохого не видит в том, чтобы писать по-английски. Молодые докладчики из Англии и Финляндии пошли дальше: рассуждали о возможности создания новых языков, ссылаясь на Толкина и его эпический роман «Властелин колец». Создание романа не было целью Толкина, профессора нескольких университетов, это была часть очень грандиозного лингвистического проекта, который он задумал для создания собственных новых языков. А получилось, что он придумал целый мир, полную географию, историю, расы, религии. И в романе проявилась связь с финно-угорским миром. Один из языков «черный язык Мордора» был полностью придуманным, синдалион - эльфийский основан на кельтских языках, а вот квениа, любимый язык автора – основан на карельском языке.
Финские литераторы, как можно было понять из докладов, в эпосе ищут ответы на вопросы, для россиян не самые актуальные. «Нам бы ваши проблемы!» - читалось на лицах российских литераторов, когда они слушали доклады зарубежных коллег. Анита Конкка, писательница из Финляндии, исследовала образы женщин в «Калевале», искала хорошо прописанный образ сильной женщины, отвечающей за свою судьбу, но кроме матери главного героя, таких не обнаружила. В антологии фольклористов-феминистов (оказывается, в Финляндии есть даже такая антология!), отмечены лишь две сильные женщины «Калевалы». Анита, а потом и аспирантка из Тарту Эхин Кристина с обидой отмечают, что в финском фольклоре и в эпосе они не обнаружили женщин, достойных подражания.
«…В эпосе, созданном мужчинами, существуют лишь «плохие женщины», то есть своенравные, коварные, сильные, и «хорошие женщины» - кроткие, послушные мужу, трудолюбивые. У женщины в «Калевале» нет собственной воли, нет эротических чувств, нет своего «я» - это традиция. Женщины в «Калевале» - это образы, созданные в сознании мужчин, оцениваемые мужчинами…»
Сравнивая финский фольклор с мансийским, Конкка пришла к заключению, что песни манси дают образ другой женщины, более самостоятельной. В качестве материала взята диссертация финской фольклористки-феминистки Сени Тимоны «Я, пространство, чувство». Женщины манси называют свои песни песнями судьбы, ингермаландские женщины не имели даже своего названия песен. Отношения мужчины и женщины в песнях манси-женщины – это главное. Отец и брат могут продать женщину мужчине, но с того момента начинается ее собственное влияние на свою судьбу. Если мужчина не нравится, женщина убежит в отцовский дом, может потом вернуться, может уйти к другому мужчине.
Кари Салламаа профессор университета г. Оулу, хотя и является представителем сильного пола, но феминистские взгляды на эпос в какой-то мере поддержал. В докладе «Матери героев в эпосе» он сделал вывод, что современный эпос может продолжаться тем, что на место мужских героев можно поставить материнских героинь. Пример Финляндии, где премьер-министром стала женщина, говорит о том, что эпические рассказы о материнских героинях могут быть популярны. То есть женщины-богини должны заменить героев войны, демонических демиургов. У эрзя и мокша имеются 4 хозяйки земли и пшеницы, которые как раз и являются таковыми героинями, у ханты и манси имеются очень красивые блестящие песни о хозяйках.
Предложение финских и молодых эстонских фольклористов о создании женского эпоса было слегка неожиданным и вызывало скептические улыбки, особенно у российских мужчин. Но возможно, их планы будут осуществлены в будущем не столь далеком, так как исследователи отмечают, что в литературу повсеместно приходят и агрессивные, и очаровательные женщины, имеющие свой стиль, своё направление. Елена Азыркина, литературовед из Мордовии дала оценку этому процессу:
-Любая женщина финно-угорского народа по жизненному укладу была поэтессой, хранительницей фольклорных традиций, носительницей художественного поэтического творчества. Поэтому сейчас, когда мы стали оглядываться, искать свои истоки, корни, наблюдается большой интерес к поэзии именно среди женщин. Рационально мыслящие люди связывают это с нынешней экономической и политической обстановкой в России, когда мужчины обращаются к материальным благам. Поэтическая ниша оказалась незаполненной, и туда пришли женщины. Женщине ближе язычество, эпичность, балладность. Эпические традиции прослеживаются в творчестве многих и молодых, и зрелых поэтесс Мордовии. Очевидно, дело не только в образовании, а в зашифрованной на генетическом уровне памяти своего народа, в художественной генетике.
Что значит фольклор для современного человека, для современного писателя, по-разному, с двух сторон объяснили Евдокия Ромбандеева, профессор НИИ Угроведения (г.Ханты-Мансийск) и народный писатель Удмуртии Вячеслав Ар-Серги.
Евдокия Ромбандеева:
-В фольклоре, эпосе – присутствуют наши предки, бывшие реальные доисторические личности, одухотворенные потомками за их добрые дела. Кем они были, чем занимались, весь опыт, все знания народа сохраняет его эпос. Героический эпос раскрывает не только истории битв, но и отвечает на вопросы, как одевались, какими орудиями труда, лова и каким оружием пользовались. Он служит достоверным доисторическим источником, в тексте обязательно указывается точное местонахождение бывшего владения предка народа. На местах, указанных в мансийском эпосе, проводятся раскопки, и данные эпоса подтверждаются. Можно таким образом установить вековую давность того или иного события, найти точное место.
Вячеслав Ар-Серги, народный писатель Удмуртии
-Фольклор - это некая божница, на которую я молюсь, прежде чем приступить к работе над своими произведениями, это как чистилище.
В фольклоре удмуртского народа существует такой странный персонаж - сонный дух Палэсмурт, что переводится как половина человека. Он бывает злым, завистлив. У него одна нога, одна рука, один глаз, но нос с двумя ноздрями. Мне этот персонаж показался симпатичным. Это в чем-то копия самого человека, нас с вами. Разве наша жизнь иногда не похожа на жизнь этого человека-половины? Она может не сложиться именно из-за того, что мы в нужное время не нашли своей половинки, того человека, с кем мы будем делить дни и ночи. И мне очень близок Палэсмурт своей неистребимой страстью, с которой он ищет другую свою половину. Это половина человека, продуваемая всеми ветрами, прополаскиваемая ливнями, что-то вроде вечного странника, вечного жида, (может быть, Каин в удмуртском изображении) Он обречен нигде не останавливаться, не может посмотреть на себя. Нам в какой-то мере нужно брать с него пример: не останавливаться, искать, искать, искать. Вот этот образ вошел в мои произведения последних лет. Итогом стал венок сонетов с магистралом, опубликованный в нашем журнале.
НАХОДКА ДРЕВНЕГО ЭПОСА КОМИ
Почти сенсацией для участников пленарного заседания в секции фольклора стало сообщение Артеева Артура, журналиста и фольклориста из г.Сыктывкара о его находке:
- В древности у народа коми существовал еще не найденный полностью и неизученный эпос «Горькая правда» - Курыд Збыль. В г.Уфе я познакомился с Моисеевой Лидией Австуфьевной, которая рассказала, что эпос хранился в их семье, возможно, на протяжении многих веков, она узнала о нём в 1947 г. от бабушки. Книга была спрятана в хорошо просмоленном туесе. О книге кто-то знал, и были попытки ограбить дом, как-то незнакомый человек приходил и требовал отдать книгу. Перед смертью Анна Петровна Мезенцева попросила внучку достать туес из-под печки, распечатать его. Лиде пришлось колотить тяжелым топором по туесу, чтобы сбить смолу, которой он был запечатан. Огромная берестяная книга, заполнявшая почти весь туес, по словам Моисеевой, размером была примерно полметра на полметра, очень тяжелая. Знаки в книге были больше похожи на рисунки, чем на буквы. Бабушка попросила внучку всё переписать, и под её диктовку около полугода переписывала девочка тексты в ученические тетради. Бабушка весной 1948 года умерла, о книге Лидия не вспоминала. Тетради сберегла мать Лидии, а книга пропала бесследно. Но записи в тетрадях сохранились плохо. В послевоенные годы в деревне даже огрызок карандаша был большой редкостью, поэтому писала Лида самодельными чернилами, которые выцвели от времени. Легко можно разобрать только те тексты, что написаны карандашом.
В найденных частях эпоса говорится о том, что на Биармию напали враги, горячая кровь залила землю. Девушка Манса попала в плен, все воины, старики, дети были убиты, даже беременную женщину скинули со скалы. Оставили в живых только тех, кого можно было продать в рабство. Манса неожиданно услыхала голос бога Нума: «Слышишь ли шум морских волн? Это море из слез твоего народа». Но Манса может спастись, если уйдет вместе с мужчиной по имени Арий на север, где они возродят Биармию, и в новом месте зажгут очаг Нума. Хотя Арий из чужого племени, но объединившись, они могут дать начало новым семи народам, которые понесут в будущее язык Мансы и Ария. Трижды земля за это время была покрыта мраком, много рек, лесов, морей они пересекли, пока пришли к месту, где поставили новый город. Но и сюда пришли враги, окружили с двух сторон. И три народа, потомки Мансы и Ария ушли дальше на северо-восток, спасая учение их бога. Автор предсказывает, что после падения города эти три народа разойдутся в разные стороны и перестанут почитать Нума. Исчезнет его учение, забудут его люди, и кровью покроется земля. Народ кым полностью сгинет, вены и югро буду разделены между собой, и враг полностью захватит землю Биармии, убивая потомков Мансы и Ария, сжигая их дома и пашни. Никто из народа югро не вернется на пепелища. Там поселятся иноплеменники и скажут, что это их земля, их красивые места.
В другом сохранившемся отрывке эпоса говорится о человеке из народа вено и югро. Жил он хорошо, пока не взял в жены женщину из чужого народа. Тогда он потерял разум и силу, даже имя свое стал забывать, даже язык утратил. Поэтому ушел он от родных на реку Обь, вернулись там к нему и сила, и разум. Но враги погнались за ним, сражались они огненными силками, убили враги Урта.
В еще одном сохранившемся отрывке говорится о том, что люди мельчают, становятся равными мышам. И рассказывается о человеке-мыши, который в своей лодчонке плывет мимо елового леса, мимо высокого холма. Солнце ласково смеется, ветер теребит его волосы. Но и здесь остается тревога. Лес подстерегает: «Свой язык не забудь, свою землю не разрушай, цветы-ягоды не топчи, лицо свое не меняй, кровь свою с чужой не смешивай».
Фрагменты Курыд-Збыль (Горькой правды) поражают не только приключениями, но и большим эзотерическим пластом текста, который мог быть книгой жизни народа. Вот только некоторые из наставлений Нума: «Возьмешься целовать – сумей любить, возьмешься любить – сумей оставить детей разумными; если начнешь что-то делать, доводи до конца; если птицу и зверя убьешь до того, как они потомство оставят, то твоим потомкам голодать придется». Но главное, нельзя народу утрачивать свое лицо. Погибель Биармии придет только тогда, когда кровь свою он смешает с кровью врага, забудет учение Нума, свой язык.
Кто автор этого эпоса, неизвестно, как неизвестно и в какое время он был написан. По большинству признаков лингвисты считают, что Курыд-Збыль - действительно древний текст, написанный не позднее 16 века, когда были тесны контакты коми с ханты и манси. Книги, подобные этой, существовали у других родственных народов. Возможно, на чердаке какого-нибудь старого дома пылится еще один экземпляр старой берестяной книги с незнакомыми буквами.
КАНДИДАТ НА НОБЕЛЕВСКУЮ ПРЕМИЮ
Конечно же, на конгрессе обсуждали не только фольклор, но и современную финно-угорскую литературу. Американские литературоведы Сьюзан Скаберри-Гарсия и Эндрю Вигет каждый по-своему разбирали творчество финно-угорских писателей, особо выделяя и восхищаясь произведениями Еремея Айпина. Была отмечена перекличка, внутренняя схожесть героев из произведений Айпина с образами, создаваемыми индейскими писателями. Профессор МГУ Александр Ващенко также нашел совпадение тонкой этнопоэтики в романах Еремея Айпина и произведениях присутствовавшего на конгрессе индейского писателя Н.Скотта Момадея.
Литературный критик Вячеслав Огрызко, подробно разбирал литературный процесс у народов Севера, останавливался на отдельных произведениях:
-Давайте перечитаем рассказ Пантелеймона Евлина «Два охотника», ведь там не только столкновение прежде и теперь, а столкновение двух цивилизаций. Одно – воплощает в себя мансийский охотник, другое - русский. Предубеждение мансийского охотника против русского заставляет его размышлять. В том рассказе во многом предопределены конфликты, которые мы наблюдаем сегодня, и в чем-то тогда были нащупаны художественные решения. В повести Ювана Шесталова «Синий ветер каслания» герой возвращается из Ленинграда и заново открывает для себя свою родину, заново познает. В нем борется два качества: языческое и советское восприятие. Противоречие заложено в повести, и Юван пытается соединить два мировосприятия, не отвергая ни то, ни другое. Нельзя сравнивать по восприятию европейца и северянина. Они по-разному видят мир, и обе цивилизации самоценны
И Еремей Айпин поначалу пытался найти компромисс между потомственным таежником и нефтяниками. В его первой повести был открытый финал, потому что и сам автор не знал ответа. И потому явлением в литературе не только народов севера, а всей России стал роман Айпина «Звезда утренней зари». Автор уловил и очень художественно передал одну черту, фактически показал, что жизнь таежника замкнута в треугольник: с одной стороны - буровая, с другой – труба, с третьей – железная дорога. И это жизненное пространство все время сужается. А что делать? Как сохранить гармонию жизни?
Не случайно в последнее время писатели обращаются к истории: они не уходят от современных проблем, а пытаются понять истоки нашей драмы. Около 10 лет назад замечательную повесть написала Татьяна Молданова «В гнездышке одиноком». Два года назад появился роман Еремея Айпина «Божья матерь в кровавых снегах». С точки зрения художественной – прекрасное произведение, но с точки зрения исторической, с антирусской трактовкой романа – не могу согласиться. Писатель уверяет нас, что казымские события надо расценивать, как национально-освободительное движение ханты, но если это так, то почему это движение не поддержали ни шурышинские ханты, ни сургутские, ни носители других диалектов. Но все-таки хорошо, что присутствует интересная точка зрения, и роман заставляет спорить. В наше время, когда художественная литература не очень востребована, это уже немало.
Сегодняшний расцвет хантыйской литературы, пожалуй, можно объяснить тем, что ситуация для народа зашла настолько глубоко в тупик, что неизвестно, выживет или не выживет этот этнос. И последней попыткой докричаться до всего человечества остается эмоциональная художественная литература. И вся эта литература – это литература боли и отчаяния.
О расцвете хантыйской литературы говорили и французские исследователи, в частности профессор Анн-Виктуар Шаррен:
- Завершение советской эпохи в России ознаменовалось неслыханным ураганом свободы, который поднял скрытые в глубине память и боль, я сказала бы, подземных лет. В свое время бывшая идеология требовала все забыть, в реальности ни отдельные личности, ни целые народы не забыли своего прошлого, ибо целостность жизненность процесса зиждется только на справедливости, которую ждут и требуют в независимости от срока давности события. В хантыйской литературе тем, кто сохранил память, является Е.Д.Айпин. Каждый этнос способен пойти на любые жертвы ради какой-то важной цели, так же как и найти в своем лоне лучших представителей народа, героев. Это фундамент, суть, корни народа. Таковые, на мой взгляд, Шаламов у русских, Айтматов у казахов, Шесталов у манси, Айпин – у ханты. Следует сказать о внутренней встрече Айпина со своим народом. Глубинный источник его таланта и мышления основывается на коллективной памяти народа. Именно в силу этого в произведениях Айпина «Звезда утренней зари» присутствует сожаление об исчезнувшей древности, об утерянном величии народа, об угасающем языке, об утрате мира, где ханты жили по законам тайги, сожаление о прошлом самой России, о ее великой истории. Эти темы встречаются во всех произведениях Айпина. До совершенства символа доведены детали, эти символы возвращают нас к начальной азбуке человеческого сознания, как мы теперь говорим – к мифу. Миф по своей структуре является вместилищем запредельных небесных событий и персонажей, но прежде всего выполняет функцию первичной материи восприятия и понимания, включая в себя всю сумму познаний о мире. Каждый человек живет по законам мифа и определяет свое земное существование. Миф формулирует законы этики, морали, духовной и социальной организации людей, также выстраивает строгие барьеры между действительной эстетикой и красотой и околокультурным восприятием мира. В советские годы бала строгая и беспощадная борьба с мифом, уничтожение интеллигенции народов – естественного носителя мифов, уничтожение средств воспроизведения мифов в ритуале труда , в проведении праздников. Это объяснялось лишь неспособностью идеологии государства честно конкурировать с мифом.
Литература становится литературой с большой буквы только тогда, когда писатель приближается к мифу. В этом процессе можно проследить два взаимосвязанных творческих постулата: отражение и выражение действительности. Это значит следующее. Суть писательского акта определяется в возможности автора войти в духовный контакт с реальностью, вычленяя из нее кардинальные элементы, способные сублимировать эту реальность. Группа этих элементов, построенная определенным поэтическим образом, зеркально вбирает в себя описываемый его мир. Создавая свою уникальную словесную архитектуру, писатель ничего не придумывает и ничего не изобретает, ибо любое изобретение по своей сути является технологически поверхностным актом. Писатель творит, а это значит, что он находится в тисках высочайшей дисциплины, при исполнении своего акта творчества. Писатель не является свободным реализатором своих идей, самоуправно играя в своих произведениях героями и текстами, нет. Настоящий творческий процесс обуславливается неизбежности строгого подчиненного положения писателя перед его творением, ибо любое отклонение от целенаправленной оси приводит к немедленной потере контроля над как будто исчезающим произведением, превращая его в штампы, в ненастоящую литературу. Литература, отвечающая вышеприведенным критериям, становится универсальной, теряя свое качество отражающей и превращаясь в выражающую литературу. Мое любимое произведение - «Божья Матерь в кровавых снегах». Это меня потрясло, оно войдет в мировую литературу навсегда. Когда Айпин пишет, он передает такие универсальные чувства, что его надо считать не только национальным писателем, а всемирным, так как передает суть Человека с большой буквы. Очень важно, что он национальный писатель, потому что он передает всю суть своего народа, в конце концов писатель – это только звено, голос всего народа.
После заседания, когда уже были произнесены эти доклады, я спросила у Еремея Даниловича, а как он себя чувствует, когда обсуждаются его произведения, правильно ли, на его взгляд, литературоведы трактуют его позицию. Писатель, слегка смутившись, ответил:
-Да сложно сказать. Я просто писал о нашей жизни, а критики увидели какие-то великие цели. В литературой ведь часто так происходит, что автор говорит об одном, а читатели видят свое, каждый чувствует и воспринимает по-своему.
А потом было еще заседание, на котором принято решение от имени ассоциации финно-угорских писателей выдвинуть Еремея Айпина на соискание Нобелевской премии в области литературы.
Остается только вздохнуть о том, что не находится литературоведов ни во Франции, ни в США, ни в какой другой стране (возможно - и в России), которые бы могли выдвинуть на соискание Нобелевской премии кого-то из русских писателей. Ни за Астафьева, ни за Распутина, ни за кого из их последователей некому замолвить доброе слово.
.