Девушка в очках

Нина Щелкан
      Она осталась одна.
      Конечно, если принять во внимание то, что она рано осиротела, много скиталась по дальним родственникам и никогда не знала семейных радостей, то мало что изменилось в ее судьбе. Но ей было страшно.
      Она осталась одна. Бабушка и тетушка, с которыми она жила последние десять лет,  умерли. Первая любовь – на фронте. Лучший друг – в эвакуации. Вокруг – голод, холод…Блокада…  Вокруг Ленинград.
      Все это свалилось на ее плечи в 28 лет. Это, и еще ответственность.
      Девчонки из бухгалтерии, куда она устроилась работать еще до войны, часто подсмеивались над Нинкой, эдакой провинциальной сироткой. Да и что здесь удивительного? Живет за городом, скромняжка,  нарядами не блещет, кавалерами не избалована. Пытались зазвать ее в кино или на танцы, а у нее электричка. Да бабушка с тетушкой престарелые волнуются. Да еще со зрением у нее беда. Носит толстенные очки в роговой оправе, из-за которых просто не видно ее лица. Одно только и есть богатство – коса. Да не просто коса, а косища, толщиной с руку, длиной ниже пояса, цвета красной бронзы. Сама в чем душа держится, а коса загляденье.
      Так и жила Нинка последние годы. На работу, с работы. На работе вечные отчеты, балансы, дебет, кредит…Дома больная бабушка, вечно недовольная тетка, собака да две кошки…Так и жила бы… А тут война.
      Сначала бежала от фашистов из Гатчины в Ленинград, бросив все добро. Потом не выдержав вида голодного боксера, самолично вела его на смерть к ветеринару. Затем  ушли бабушка и тетя. Одной служащей карточки не хватило на троих, а на иждивенцев ей на работе карточки не дали, так как у них были более близкие родственники. А те не поделились… А теперь… В армию ушел главный бухгалтер и ее назначили на его место.
      Вот они одиночество и ответственность. Рука об руку. И поделиться то не с кем. Девчонки, которые не эвакуировались, теперь не смеются, а смотрят в рот. Все усталые, голодные. А работы навалилось непочатый край. Шуточное ли дело, снабжать ленинградский фронт галантерейными продуктами. Да-да, не смейтесь. Солдатам, между прочим, и помыться надо, и постирать. А одеколон вообще на вес золото. Они же на фронте те же мужики.

      Как-то, в их бухгалтерию зашел новый военпред. И ростом он был не высок, и на лицо не красив, да и в возрасте. Явно за 40. Только одного взгляда хватило Нинке, чтобы понять – это он.  Павел Сергеевич тоже сразу выделил «девушку в очках». Так и сказал: «Девушка в очках, не могли бы вы …» А она могла. Могла все при виде этого мужчины, и на Марс лететь и баланс свести. Вот так и свела жизнь скромную бухгалтершу и бравого военного. Правда, на фронт он теперь только в командировки ездил, по состоянию здоровья, но от работы не отлынивал, а от любви тем более.
      В то короткое время, что он был в городе, жили у нее, в маленькой комнатушке на Фонтанке. Кипятили воду на буржуйке в старом-престаром чайнике, слушали радио, читали немногие, не сожженные книжки, и самозабвенно любили друг друга. . Целовать… Как же он умел целовать свою девушку в очках! В эти моменты Нинка забывала обо всем: о войне, о блокаде, о работе и об одиночестве.

      Вдвоем было уже намного легче.
      А потом их стало трое. Сначала Нинка даже не поверила, что такое может быть. Блокада, холод, голод, бомбежки, обстрелы, тысячи смертей. А в ней зарождается новая жизнь. Такая робкая и смелая, слабая и сильная. Громадная ответственность легла на ее хрупкие плечи. Ей казалось, что внутри нее спрятано не просто ее будущее, а будущее всего блокадного Ленинграда, будущее всего человечества. Что сохранить эту новую жизнь, здесь и сейчас, равносильно сохранению жизни и свободы всего народа. И Нинка испугалась. Хватит ли у нее сил? Сможет ли она, измученная, изголодавшаяся женщина, выносить  и родить. Сможет ли дать своему малышу все, что так необходимо. Не просто жизнь, а еще и свет, мир, счастье, здоровье. А главное – хлеба.
      И пошла Нинка к врачу. Тысячи вопросов несла она в своей голове. Тысячи сомнений роились в ее душе. И страх. Страх за ту жизнь, что зародилась в ней в такое нелегкое время. Страх, что не вынести ей такой ответственности.
      Пошла и вернулась. Уверенная, что все сможет, все переживет. Тем более, что не одна она несла эту ношу. Рядом был он, любимый, долгожданный, единственный. Да и доктор сказал:
      - Главное, верь, девка, что все хорошо будет. И все так и будет
      Так и вышло. Рожала правда тяжело – сил не было. А кричала громко – откуда только взялись эти силы. Родилась девчонка, назвали Верой, Веркой. Две недели отсидела с девчуркой, а потом: ребенок в ясли, она на работу. Так было положено в 1943 году в блокадном Ленинграде.
      Теперь, она больше не была одинокой. У нее была большая, крепкая семья: Верка, Павел и… письма.