На окраине чрезвычайно распространена была манера в разговорах называть соседей не по именам или фамилиям, а «по –уличному», молодежь зовет это «кликухами». До сих пор не знаю, кто тот неведомый остряк, кто навсегда припечатал прозвища почтенным гражданам. Необъятных габаритов водителя самосвала величали Маз, молодую супругу дорожного мастера, занявшую место его состарившейся подруги, нарекли презрительно Щеколдой.
Когда на экраны вышел фильм "Неуловимые мстители, героиню моего рассказа стали звать «Белокурая Жози». Она торговала газетами и книгами в киоске на вокзале и жила недалеко от нас. К моим родителям питала искреннюю симпатию, чувствуя в них родственные души заядлых книгочеев. Мама покупала книжные новинки, часто по её рекомендации. Она прочитывала залпом все, поступающее к ней. Для меня припрятывала «Советский экран»», бывший в ту пору в большом дефиците. Потом пошли приложения к журналу «Огонек». Мои ровесники помнят трепет, с которым открывались иллюстрированные тома А. Куприна, В.Вересаева, А.Грина. А Пушкина. Список можно продолжать бесконечно.
В отрочестве я ждала маму с работы с внутренним нетерпением. Что окажется в сумке в этот раз, журнал или книга. К Жози я относилась с величайшей симпатией. Она знала авторов, чьих книг на полках библиотек не было. Я открыла для себя их волшебный мир в третьем классе. Мама когда-то оборвала меня, студентку, услышав, что я назвала её Жози. «Как ты можешь повторять глупости. Она образованная и не очень счастливая женщина. В войну потеряла мужа и двух маленьких детей, заболевших и скончавшихся на её руках. До войны преподавала в школе, после пережитого не смогла переступить порог класса. Ты видишь, она не сломалась, живет достойно, трогательно заботится о матери и заслуживает большего уважения»! Мама могла быть жесткой.
Но в душе эта своеобразная женщина оставалась для меня Жози. Не экранный образ великой актрисы, блистательно исполнившей эпизодическую роль, заставлял меня называть её так. Я считала, что изящное французское имя необыкновенно ей подходит. В возрасте, который остряки нарекли постбальзаковским, она красила перекисью и нещадно завивала химией длинные, до плеч распущенные локоны, ярко румянила щеки, носила полупрозрачные крепдешиновые платья и босоножки с белыми носками. Ах, какие у неё были соломенные шляпки летом и фетровые осенью Украшенные цветами, лентами, они так шли её всегда кокетливо склоненной к плечу голове. В руках - неизменный ридикюль и торчащая из него книжка. Слово ридикюль Жози произносила с непередаваемым французским прононсом, растягивая и грассируя.
Она оставалась женщиной в той скудной и суровой послевоенной жизни. Соседи над ней посмеивались. Она была другой. Не сидела по вечерам на лавочке, не останавливалась посудачить у водопроводной колонки. Много читала, пренебрегала грядками, и это тоже осуждалось. В толпе, привыкшей жить «как все», выделяться было нельзя, затопчут. Эту простую житейскую истину поняла позднее. Потом она перешла в киоск ближе к дому. Старенькая мама требовала присмотра.
Когда её не стало, в Жози что-то надломилось. Те же локоны, нарумяненные щеки и с трудом сдерживаемое раздражение. Я частенько останавливалась у киоска, мы подолгу говорили о книгах. Радовалась, как ребенок, каким-то сладостям из моего служебного буфета, протягивала за ними руку в перчатке с обрезанными концами. Пальцы были черными от газетной краски и денег, но с маникюром. Потом она замолкала, провожала взглядом какую-нибудь старушку и возмущенно восклицала: «Вы только посмотрите, она ведь старше мамы, а до сих пор жива»! Покупателям порой нещадно доставалось. Одна из таких старушек купила шариковую ручку за 35 копеек и попыталась на картонке расписать стержень. Жози напряглась, лицо её побагровело, она высунула из окна киоска голову и громко закричала: «Если я не профессор, то профессорские вещи не покупаю. И никогда ими не пользуюсь»! Старушку будто сквозняком сдуло. Я тихонько обошла киоск стороной, боясь продолжения.
Было грустно наблюдать перемены в хорошо знакомом человеке. Жози ненадолго пережила свою мать, но работала почти до последних дней. Вспоминаю эту странноватую женщину с теплым чувством благодарности. В скромных праздниках детства особое место занимали книги, которые она давала мне читать. И не только это. Я очень рано поняла, что принимать людей нужно такими, какие они есть. По-настоящему ценить то особенное, что отличает их от других, не оглядываясь на мнение большинства. Иногда это нелегко. Идти против течения тоже непросто, но стоит этого.