Моему другу Андрею
Когда я только-только пошел в школу, состоялся чемпионат мира по футболу. Мой папа, который по словам бабушки был «когда не выпьет, нормальным человеком», вырезал расписание игр из специально купленной газеты "Советский Спорт" и, в который раз объяснял мне и маме, что это небывалое явление, поскольку правительство впервые разрешило так широко освещать это соревнование: наши, лучшие в мире спортсмены, должны были добиться политически важных побед. Мы все готовились смотреть исторические матчи по телевизору.
Перепетии игр не отложились в моей памяти, а маленькие одинаковые силуетики на черно-белом экране никак не хотели наполниться величием только от того, что имена им давались с назойливым восторгом: «Это Эйсебио так ударил. Видал?» – «Не-а…» – «А вот, смотри, он, Бобби Чарльтон!" -- "Мама, где?" -- "Да, вот же. С лысиной. Как твой папа".
Однако, в результате этой спортивной лихорадки у меня появился настольный футбол. Зеленое металлическое поле было равномерно покрыто углублениями. В центре каждого углубления стояла фигурка футболиста на пружинке так, что металлический шарик-мяч всегда скатывался к его, футболиста, ногам. Затем фигурка отклонялась пальцем в сторону и отпускалась со звуком, похожим на зубную боль: бемз-з-з! Игрок выпрямлялся, ударял по шарику и шарик лихо летел к другому игроку, или в ворота, или "в аут". Частенько по воскресениям, мы с папой играли вдвоем. Подозреваю, что ему было интересно не менее, чем мне.
"Да, нелегко приходится нашей сборной в таких сложных погодных условиях," -- подражая комментатору говорил он после моего промаха: "На половине же соперника погода значительно лучше. Посмотрим, чем ответит сборная Англии". Он прицеливался левым крайним нападения и отпускал его. Бэмз-з-з! Шарик рикошетом от защитника влетал в мои ворота. «Да…», --сочувственно говорил он: «Сейчас в сборной Советского Союза, по ходу матча, произойдет замена... тренера».
Иногда, после третьей или четвертой партии, похожей на смесь шахмат и игры на музыкальном инструменте шамана, мама говорила: "Ну, может быть, хватит? От этого "бэмкания" у меня уже просто голова болит."
Прошло время, я перешел в следующий класс, стал ходить во двор играть в футбол и слова "пенальти", "офсайт" и "корнер" приобрели реальный смысл. Мой новый дворовой друг Серега уже побывал на Центральном стадионе со своим папой. Серега рассказывал, что там были настоящие футболисты, очень, очень много людей и всем можно было кричать. "Жалко, только, что наши проиграли", говорил он сплевывыя под ноги. " И ты тоже кричал?" -- с завистью спросил я, потому что и в школе, и дома, и во дворе нам, детям, кричать всегда запрещалось: "Не-а.. Я не кричал. Батя кричал..." -- "И что же он кричал?" – не отступал я. Серега ответил неохотно, опять сплюнув: "Да, кричал… «суки...! суки...!»".
Я же, со своим папой виделся редко. Родители, к тому моменту, развелись и однажды, среди каких-то узлов, косо стоящего пружинного матраса и бесконечных связок книг, папа, с грустным лицом, уехал в кузове открытого грузовика в "общую квартиру". С тех пор, футбол, как семейное развлечение, для меня закончился.
Я рос, шесть дней в неделю ходил в школу, до темна гулял с друзьями во дворе, познакомился с девчонками из соседнего дома, иногда дрался. А в настольный футбол больше не играл. Он пылился на антресоли рядом с ящиком елочных игрушек. И я не играл не потому, что не умел соревноваться сам с собой, поочередно сражаясь за две команды.
Просто, я знал, что мне будет грустно, когда фигурка футболиста станет бессмысленно вибрировать со звуком, похожим на зубную боль, в пустоте воскресения.