Окские недели - часть 1

Строков Михаил
   Это мой первый опыт крупной формы. Был я тогда вдвое младше, нежели нынче, так что не судите строго! Мои фотографии журавлей в качестве иллюстраций к третьей части повести (правда, весьма любительские) можно посмотреть здесь: http://www.mistrokov.narod.ru/08-ON-3.html . Посвящается всем, кто не равнодушен к живой природе.

               
                ОДИН ВЕЧЕР ИЗ ЖИЗНИ
                ОДНОГО МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА


            1. История  с  географией  и  предысторией

      Наконец этот жеребёнок на колёсах, этот прыткий грязно-рыжий автобусик после почти двух часов перетряхивания костей на ухабах пыльной полевой дороги угомонился, чихнул на прощание мотором и затих, уткнувшись с разворота горячим носом в забор из кустарника, чтобы на рассвете двинуться обратно в Спасск-Рязанский, куда ходил отсюда раз в день. Худосочный паренёк лет двадцати оказался единственным пассажиром, добравшимся до конечного пункта маршрута. Остальные – в основном женщины с кошёлками, ездившие в райцентр за продуктами – постепенно покидали автобус, пока он проезжал придорожные сёла: Гавриловское, Селезенево, Жолобову слободу, Городец, Ужалье, Новый Киструс, Деревенское, Воскресеновку, Ижевское, Городковичи, Лакаш, Добрянку и Папушево.
      Когда автобус прибыл, пассажир зашевелился, завозился и принялся неуклюже вставать с места, вылезая из-за спинки переднего сиденья и на ходу подцепляя свои многочисленные вещи: пакеты, сетки, мешки, рюкзак и спортивную сумку на ремне, - по четыре предмета в каждую руку.
      – Эк ты навьючился! – бросил ему из открытой кабины шофёр с копной волос, похожий на певца Джо Дассена. – Ладно, не суетись, я уж никуда не спешу.
      Ноги юноши затекли и остекленели – не столько, может быть, от долгого и неудобного сидения в тесном кожаном кресле, сколько от накатившей робости. И потому так неловко и мешкотно соскользнул он со ступенек «пазика» на землю, добирался до которой из родного Ленинграда почти двое суток.
      Над головой его зависли своды сосновых лап. Они словно оберегали и успокаивали его. За стволами проглядывались строения поселка Брыкин Бор - цели путешествия.
      До сей поры Миша ни разу не бывал в заповедных краях, и сейчас его по молодости обуял романтический подъём, жажда к бережению природы. Он благоговейно старался – заповедник всё же! – не слишком мять нежную весеннюю травку, осторожно ступая по ней.
      Списавшись ещё зимой со здешним руководством, он получил «добро» на временную работу. Двадцать лет, как известно – возраст порывов к свободе и собственному выбору. И вот Миша очутился там, куда занёс его такой порыв. Тот порыв, что отбросил в одночасье всё, что он имел на сегодняшний день: относительно сытую городскую жизнь в уютной квартирке с родителями, непыльную и творческую музыкально-воспитательскую работу, привычное окружение родных и друзей. А также и любимые занятия: слушание грампластинок всё свободное время (в основном классику и старинную музыку, но иногда интересы его склонялись к джазу или авторской песне) и постоянные культпоходы в концертные залы; всенощные бдения за печатанием тысяч снимков (в фотолабораторию периодически превращалась ванная комната); велосипедные летом и лыжные зимой прогулки за город; бесконечные разговоры с сестрой обо всём на свете, и вообще множество тех маленьких, но милых домашних радостей, что и составляют беззаботную жизнь нашей юности. Ту жизнь, которую не хочется менять, и с которой очень трудно вот так круто порвать. Для этого надо иметь некий очень сильный стимул.
      Но Миша перечеркнул это всё, такое родное и знакомое, ради неведомого. И втайне гордился своим деянием! А как же: в наивном порыве молодости он решил посвятить себя отныне благородной борьбе за сохранение природных сокровищ, за спасение редких видов животных и птиц.
      Это было, по сути, побегом из дому. И потому как ему было всё равно куда податься, лишь бы испробовать себя в новом для него деле охраны природы, он раздобыл солидную книгу под названием «Заповедники нашей Родины» и, не слишком дотошно полистав её, узнал много сведений о заповедниках и заказниках всех уголков страны, об истории их возникновения и направлениях деятельности. Из полутора сотен заповедников он выбрал Окский. Без особых на то причин. Мишу разве что привлекло его местоположение, не столь уж отдалённое от столичных краёв - не Чукотка, однако, а Рязанская область, есенинские места, воспетые Паустовским в книге «Мещерская сторона». Далее: заповеднику уже полвека, а значит, он достаточно обжитой, всё же не в палатке жить придётся. И наконец, Мише знакомо было имя его директора – Святослава Георгиевича Приклонского, написавшего множество трудов по заповедному делу и живому миру средней полосы России. Миша читал его работы о птицах и хищных зверях.
      Книги о природе он поглощал в те времена целыми книжными полками, раздобывая всё новые издания на естественнонаучную тему. Постоянно мотался в «Маяковку» – Центральную городскую публичную библиотеку на Фонтанке, – просиживая в читальном зале все выходные. Не пропускал и телепередач по природоведческой тематике. А уж цикл «В мире животных», выходящий еженедельно по субботам, в течение пары последних лет Миша не только смотрел с повторами по 1-й, а затем по 2-й общесоюзным программам, но ещё и записывал с «телека» на старенький магнитофон, чтобы затем снова и снова слушать голоса таких знаменитых ученых и путешественников, как Жак Кусто, Джералд Даррелл, Тур Хейердал, Питер Скотт и Бернгард Гржимек, узнавать новые рассказы об их странствиях.
      Он, выросший на Бахе и Шопене, на Глинке и Рахманинове, не очень-то любил эстрадной музыки. Но первые же звуки знаменитой мелодии оркестра Поля Мориа, служившие заставкой для каждого очередного выпуска, вызывали в нём бурную радость: вот сейчас начнётся нечто незабываемое, интереснейшее, сейчас он погрузится в волшебный мир живой природы!



2. Научный профессор нам всё растолкует


      Любимцем его, как и миллионов телезрителей, был Николай Дроздов, популярный ведущий этих передач, после незабываемого Александра Згуриди, в течение вот уже двадцати лет. Этот уникальный человек, помимо своего знаменитого обаяния, привлекал Мишу ещё и тем, что пытался в жизни многое испробовать на себе. Он поднимался на Эльбрус, плавал на острова Тихого океана, почти год прожил в Австралии на стажировке, объехав различные её районы. Его редчайшую, посвящённую австралийскому периоду книгу под названием «Полёт бумеранга» Миша тоже сумел раздобыть и зачитывался ею.
      Известный всей стране, «Ник-Ник» Дроздов во многом оставался загадочной личностью. Хотя с детства было решено, что будущая профессия его будет посвящена природе (ещё учась в школе, он подрабатывал табунщиком на конном заводе), но мало кому известно, что, не будь он натуралистом и телеведущим, он мог бы стать великолепным портным. Потому что был ещё и мастером 7-го разряда по пошиву верхней мужской одежды, отработав два года на швейной фабрике. К тому же он и теперь играет на гитаре, имеет замечательный голос и слух (в одном из выпуском передачи «Вокруг смеха» он спел арию из оперы Верди), а потому мог стать и певцом. Плюс к тому – ездит на лыжах и верхом, занимается моржеванием и йогой, знает много иностранных языков. И между прочим, великий богослов митрополит Филарет (в миру Василий Дроздов) - его двоюродный прапрадед.
      Мечтая увидеть своего кумира живьём, Миша даже проник на Всесоюзную орнитологическую конференцию, что проходила в Зоологическом институте. Прослушал немало докладов орнитологов, съехавшихся со всей страны, хотя и мало что понимал в сухих научных формулировках.
      Из мишиных земляков-ленинградцев читали сообщения кандидаты, доктора и профессора биологических наук Владимир Михайлович Лоскот, Вадим Германович Высоцкий, Людмила Вениаминовна Фирсова, Виктор Рафаэльевич Дольник, Владимир Михайлович Храбрый. В их докладах говорилось о популяциях и адаптациях птиц, о способах их общения и размножения, о методах изучения и управления их поведением.
      Выступали на конференции и такие зоологические светила, как Юрий Болеславович Пукинский, Роальд Леонидович Потапов, Орест Александрович Скарлато. Доклад под названием «Оптимизация взаимоотношений человека с птицами» прочёл Валерий Дмитриевич Ильичёв, автор учебника по орнитологии. Из москвичей присутствовал и Феликс Янович Дзержинский, преподаватель кафедры зоологии позвоночных в МГУ. В отличие от своего грозного деда, «железного Феликса», он оказался симпатичным дядечкой, постоянно ходившим в круглой вязаной шапочке и даже читавшим в ней доклад «Об адаптациях челюстного аппарата в семействе ибисовых» . Название доклада Высоцкого, тощего, с острой бородкой, Миша тоже запомнил в точности, хотя почти ни одно слово из него ни о чём ему не говорило: «Дисперсия и филопатрия мухоловки-пеструшки на Куршской косе» . Малопонятным был и сам доклад, как и большинство других, пестревший узкоспециальной терминологией.
      Зато великолепно и общедоступно выступал Владимир Михайлович Галушин, автор книги «Хищные птицы» , стоявшей у Миши на книжной полке наряду с другими орнитологическими изданиями, – ревностный их защитник, одним из первых среди учёных обративший внимание общества на охрану пернатых хищников, до тех пор считавшихся просто «вредными» и подлежащими уничтожению. Блестящий оратор, в своём сообщении «Экология и охрана хищных птиц» он убедительно ратовал за всевозможную помощь орнитологам и иным зоологам, за содействие им со стороны властей в борьбе с браконьерами, с нарушениями законов – как официальных, так и нравственных.
      С нетерпением ожидал Миша появления в зале Николая Дроздова, который должен был делать сообщение на тему «Сравнительная орнитогеография аридных районов мира» . Ждали его появления и все присутствующие. Но «Ник-Ник» так и не приехал. Поговаривали, что ему помешали дела семейные.
      Очень жаль – приходилось довольствоваться лицезрением его на экране.


3. Обмен эпистолами

      Но если в телепередачах встречались сюжеты об Окском заповеднике, то их на правах старинного друга его директора всегда озвучивал другой ведущий, журналист Василий Песков. Он говорил о Святославе Приклонском как о «человеке многих научных интересов», «хранителе заповедника, знающим в нём едва ли не каждый кустик». Едучи работать сюда, Миша с замиранием сердца думал теперь о встрече с этим интересным учёным, не слишком-то и надеясь, что оно состоится. А уж если посчастливится им познакомиться, то показать бы себя подостойнее, не с худшей стороны, думал Миша.
      Хотя чего уж там фантазировать, – тут же одёргивал он себя, – может, и не доведётся им повстречаться за весь период его работы в заповеднике, коли отправят его сразу куда-нибудь на кордон! Слишком широка пропасть, отделяющая простого начинающего лаборанта от самого директора одного из старейших в нашей стране заповедников. Может статься, будет Миша всё это время пребывать вдали от всех, где-нибудь на полевых работах.
      Что такое «работа в поле», он представлял себе довольно смутно. О возможности этого «поля» написал ему в ответном письме из заповедника некто Маркин, «мэнээс».
      В самом начале года Миша послал в Окский заповедник короткое и по-детски наивное письмо:

                «Здравствуйте!
                Мне бы очень хотелось поработать у вас
                кем-нибудь в свой отпуск, то есть начало летнего
                сезона. Хотя бы лаборантом. Есть ли такая воз-
                можность?
                С уважением, М.Строков»

      Пока Миша писал это прошение, он почти не надеялся на ответ, и уж тем более на согласие. Послав его, он уже начал жалеть, что не отправил подобные письма сразу в несколько заповедников - авось, где-нибудь и «обломилось» бы.
      Каково же было его радостное изумление, когда в один из дней середины февраля он получил обстоятельное, отпечатанное на машинке послание, да ещё с описанием дороги в заповедник!
      Обычно письма вынимали из почтового ящика родители, у них же был и ключ от него. И только по счастливой случайности, пробегая как-то мимо, Миша заметил белеющий через дырочки ящика конверт с буквами «ОГЗ» на прямоугольном штампе в месте обратного адреса. «Окский государственный заповедник»!
      После нескольких попыток, изрядно попыхтев, Миша подцепил ножницами и выудил его. Иначе родители замучили бы его расспросами. А догадавшись, что он ищет работу вдали от дома, ни за что не отпустили бы его за порог. Миша был для них совершенным ребёнком, ни к чему не приспособленным в жизни. И в этом они были недалеки от истины.
      Итак, получив письмо, он заперся в ванной, поспешно вспорол конверт и прочёл:

      «Уважаемый тов. М. Строков!
     В этом полевом сезоне у заповедника есть возможность принять Вас на должность лаборанта научного отдела. Для нас желательно, чтобы Вы приступили к исполнению обязанностей с середины апреля.
      Работать будете в основном в поле, но не исключена вероятность использования Вас на хозработах. Апрель и май будете задействованы, скорее всего, в поисках гнёзд серых журавлей. Тематика дальнейших работ будет определяться обстоятельствами.
      Так как в апреле и мае будете действовать под моим руководством, то считаю необходимым предупредить Вас об экипировке, заповедником не выдаваемой: болотные сапоги и прочая полевая одежда, компас, желательно жидкостный. Если имеете права на управление моторной лодкой, мотоциклом, автомашиной – обязательно прихватите с собой.
      Жить будете в общежитии на центральной усадьбе заповедника и на кордонах.
      Вообще-то до окончательного приезда для устройства на должность желательно, если есть возможность, приехать для знакомства с условиями быта и работы.
      На всякий случай дорога к нам:
                из Москвы лучше выехать в 7 часов утра электричкой до Рязани;
                из Рязани с Торгового городка автобусом до г. Спасска;
                из Спасска ходит один раз в сутки автобус к нам, то есть в Брыкин Бор. Надо успеть на этот автобус, он отходит в 15.10.

     По поручению администрации
     младший научный сотрудник
     Окского заповедника Ю.Маркин

     И ниже - от руки:

      P.S.   Кстати, заработная плата лаборанта - 90 рублей в месяц. Во время полевых работ дополнительная доплата».

      М-м-да-а-а… Какой уж там автомобиль, какой мотоцикл, какая моторная лодка! Мишиным излюбленным и единственно доступным транспортом, кроме общественного, всегда был велосипед. Со всякими же самодвижущимися приспособлениями за все свои невеликие годы он практически не имел дела. Разве что на чешских аттракционах с электрическими автомобильчиками в Парке Культуры и отдыха.
      Зато хождение по болотам в поисках журавлиных гнёзд – это ведь так романтично! Именно этого ему не хватало в жизни!
      Придётся потратиться, незаметно скопив денежку, на эту самую экипировку - то есть компас, болотники и что там ещё такое… А то в июне прошлого года он попробовал как-то пройти за ночь от Малуксы до Назии, то есть между двумя расходящимися от Мги ветками пригородной железной дороги Ленинградской области, не подумав о страшных Синявинских болотах, что расположены на этой территории - да и завяз в них почти безнадёжно. Всю белую ночь, заблудившись без компаса, пропрыгал по кочкам в своих кедах, вспугивая ночевавших в кустах лосей, и лишь к полудню еле выбрался к станции Жарок, весь вымокший под моросящим дождём и полуживой от холода и усталости. А ему-то казалось прежде, что он уже бывалый лесной человек! Это было ему хорошим уроком.
      Что же касается зарплаты, то сейчас Миша, как молодой специалист, получал 84 рубля в месяц - и ничего, жил (правда, большая часть денег за ненадобностью отдавалась родителям). Так что если этот самый Маркин хотел его испугать, то напрасно.
      Словом, ответ из заповедника воодушевил его, и он бодренько ответил на другой же день, что согласен на все условия и готов прибыть в 20-х числах апреля, как только появится возможность вырваться.
      В дошкольном учреждении, где работал он музыкальным руководителем, он договорился пока о двух месяцах отпуска, которые и собирался использовать на заповедник.
      И вот 24 апреля 1986 года Миша отчаянно распахнул новую главу жизни, тронувшись в свой первый далёкий путь.


4. "Столичная штучка"

      Молодая бородатая троица беседовала невдалеке на пригорке. И чего это в заповедниках все мужчины с растительностью на лице? – подумалось Мише, который не ведал ещё, что через два месяца сам будет выглядеть так же, обзаведясь первой в своей жизни бородой.
      Пройдя метров с пятьдесят, он остановился в нерешительности, а затем круто повернул и подошёл к ним:
      – Извините, мне нужен Маркин. Не подскажете, как найти?
      – Юрка? – тут же отозвался один из молодых людей, с рыжей окладистой бородой.
      – Если «Ю» - это «Юрий», то да, - церемонно ответил Миша, держа в руках письмо, и тут же ему стало стыдно за этот свой выкрутас.
      – Вот так пойдёшь по этой дороге, - сказал другой из троицы, – затем повернёшь во-он там, где сосны, пройдёшь направо – и увидишь его дом. Небольшой такой, из кирпича.
      – Благодарю весьма, – машинально ввернул Миша. И, обвешанный сумками, поковылял в указанном направлении.
      Не знал он ещё тогда, что Брыкин Бор со сбережённой его первыми умильными шагами травкой не является территорией собственно заповедника, куда в эту пору весенних разливов переправиться можно только на моторке. Здесь расположена лишь его центральная усадьба - основное место проживания руководства и сотрудников с семьями. А также гостей заповедника – как российских, так и иноземных.
      Он шёл и досадовал на себя за свои «столичные закидоны». «Если “Ю” – это “Юрий”, “благодарю весьма” ... ну к чему это здесь?» Никак не мог он освободиться от привычки к «подковыркам», к перекидыванию дружескими мимолётными пикировками, которые далеко не каждый чужой способен сразу принять и подхватить, а потому нужно быть осторожнее.
      Постепенно самоедство его сменилось умиротворением от прекрасного тихого вечера, заполнявшего посёлок. Сосновые стволы расстилали по неровностям земли длинные волнистые тени, отчего земля походила на гигантскую зебру, уже устроившуюся на ночной покой. Закатное солнце подкрашивало их золотистыми бликами, столь милыми сердцу пейзажистов. Окрест разносились редкие попевки зяблика, бреханье собак, крики далёких петухов, звяканье вёдер - звуки столь непривычные после оглушительной сутолоки огромного города, что Миша невольно остановился, закрыл глаза и, застыв на месте, долго внимал им, прежде, чем тронуться в дальнейший путь.
      Вскоре он вместо маркинского домика набрёл на контору - двухэтажное строение с вывесками у входа:

ЛАБОРАТОРИЯ
ГРУППА БИОЛОГИЧЕСКОЙ СЪЁМКИ
ЦЕНТРАЛЬНАЯ ОРНИТОЛОГИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ

      Как выяснилось потом, Миша просто не свернул вовремя вправо, а сделал крюк много больше, чем следовало.
      Он зашёл внутрь здания, надеясь найти живую душу и спросить дорогу. Перед собой он увидел деревянную лестницу на второй этаж, направо тянулся коридор с дверями. За одной из них слышались голоса и женский смех.
      Миша с опаской приоткрыл дверь и просунул в неё голову. За столом сидели две девицы, одна склонилась над микроскопом, вторая держала в руках что-то извивающееся. Оно оказалось змеёй. Миша постарался не удивиться и не испугаться. Когда он спросил о Маркине, девица с тёмной косой встала и вызвалась его проводить.
      Они вышли. Оказалось, что через лесок тянется тропинка, не заметная для новичка. Пока шли по ней, Миша искоса разглядывал свою спутницу. Чёрненькая, с казахским разрезом глаз, она казалась «девушкой с характером» и вдобавок молчуньей. Попытавшись пару раз «подъехать» к ней и получив в ответ молчание, Миша оставил попытки разговорить свою провожатую.
      Внезапно она наклонилась к его ногам и, буркнув: «Прошу прощения!» - извлекла из-под них… метровой длины змею, покрытую чёрной блестящей кожей. Змея угрожающе зашипела, но девушка спокойно намотала её на кисть левой руки таким образом, что свободным остались только извивающийся кончик хвоста да голова, и продолжала путь, не говоря ни слова.
      Заинтересованный, Миша небрежно спросил наугад:
      – Уж?
      – Да.
      На этом диалог закончился. Ещё пару минут шли молча. Когда миновали замшелые каменные развалины какого-то древнего строения, девушка остановилась и махнула свободной от змеи рукой вперёд:
      – Под горку спуститесь - будет домик, кирпичный такой. Это Маркина и есть.
      И повернула обратно с ужом в руке.
      – Спасибо! - прокричал Миша ей вслед и потащился со своими ношами дальше.
      Спустившись в указанном направлении, он увидел дом из розового кирпича, с моторной лодкой у задней стены.
      Постоял немного на крыльце, отдуваясь и любуясь закатом, а затем решился и осторожно постучал в дверь.


5. Проваленный экзамен

      – А! Проходи, - мигом отозвался с порога бородатый парень в джинсах, лет двадцати восьми, когда Миша пробормотал своё: «Здрасьте-я-тот-самый-который-вам-писал», - и через секунду он обнаружил себя в выступе кухни довольно прихотливых очертаний, служившем в доме прихожей, между холмиками обуви - от домашних тапочек до меховых сапог. Полкухни завоевал массивный стол, над ним свисали воткнутые в оконные щели длинные журавлиные перья.
      – Сейчас будешь рассказывать, - Маркин ловко подхватил одной рукой фарфоровый чайник и пару чашек, локтем другой разгребая при этом загромождавшие настольное пространство закрытые и вскрытые консервные банки, книги (детективы и справочники по птицам), чучело полевой крысы на дощечке и… пару женских туфелек. Эти последние Миша постарался не заметить, когда скованно присаживался за краешек стола.
      Хозяин зажёг газовую плиту («Надо же! - а я думал, здесь только печи», - пронеслось в голове у Миши), поставил чайник на пламя и тоже подсел за стол. Миша не ожидал такой лёгкости в общении: учёный Маркин представлялся ему похожим на хирурга - важным, чрезмерно серьёзным, в очках и почему-то с золотым зубом. А оказался весьма простым молодым человеком, с живым взглядом и чёткой, торопливой речью.
      Пока поспевал чай, Миша с трудом поспевал отвечать на сыпавшиеся вопросы:
      - Как с образованием?
      - Да не очень-то.
      - Биологии учился где-нибудь?
      - Как сказать… - Миша принялся излагать свою историю. - Походил осенью на подготовительные курсы в Университет - наш, Ленинградский, - хотел учиться на биолога. А там по этой части есть только биопочвенный факультет. Что ж, решил поступать туда, чтобы взять во время учёбы специализацию по орнитологии.
      - Ага - значит, знал уже конкретно, чего хочешь?
      - Да, знал.
      - Это хорошо. И что?
      - Потом выяснил, что выбирать специализацию можно только в конце пятого курса. До этого следует четыре с половиной года изучать почвы и всякие там цэ-аш-три. А у меня к химии отвращение ещё со школы - не везло, видно, с учителями. Ну, и расхолодило меня это. Решил бросить курсы и взяться за дело с другого конца, практического.
      - И что сделал практического?
      - Вот, послал письмо вам сюда. Вышло так: когда абонемент на эти курсы я сплавлял одной девушке, которая в нём нуждалась, она мне рассказала мимоходом, что работала раньше лаборантом в Астраханском заповеднике.
      - Это на Каспии. Знаю, бывал!
      - Вот я и решил тоже начать с этого. Проглядел по справочнику все заповедники и остановился на Окском.
      - Понимаю тебя. Он - из лучших.
      - Тогда и прислал сюда письмо, что хочу поработать у вас. Так и написал: «лаборантом». Запало мне это слово, хотя вообще-то - мне всё равно кем. Я с той девой и поговорил-то несколько минут всего, больше не встречался с ней в жизни, но эти минуты всё и решили. Да вы же это письмо читали!
      - Оно попало сначала к директору нашему, Приклонскому. Знаешь такого?
      - Как, прямо к самому? - испугался Миша. - А я-то как раз и не хотел, чтобы к директору сразу, дело ведь слишком незначительное, чтобы так вот… Потому и написал, помню, на конверте обтекаемо: «Администрации заповедника» . Чтобы кто-нибудь из низших…
      - Директор его первым вскрыл, а потом отдал своему заму по научной работе, Сапетину Ярославу Владимировичу. Тот прочёл и спустил его Панченко - это заведующий журавлиным питомником. А Владимир Григорьевич пока не знал, понадобится ли ему работник, и передал письмо мне, чтобы я ответил.
      - А, Панченко! Из «В мире животных» про него знаю! - поспешил Миша показать свою осведомлённость, и тут же вновь устыдился этого восклицания, так по-ребячески оно прозвучало.
      На его спасение, в эту минуту обнаружилась владелица туфелек: услыхав шорох за занавеской, прикрывающей дверь в комнату, собеседник мягко вскочил и вытянул оттуда за руку юную симпатичную особу с роскошными каштановыми волосами.
      - Кстати: моя жена, Таня. Вчерашняя студентка. А это вот Михаил, будет у нас с журавлями работать.
      Привстав, Миша зачем-то слегка пожал ей кончики пальцев. Лукаво стрельнув глазками, вчерашняя студентка сказала: «Привет!», сняла с плиты пыхавший паром чайник и расставила на столе чашки.
      Хозяин тем временем спрашивал:
      - А ты вообще занимался когда-нибудь животным миром - ну, хотя бы в детстве, в юннатских кружках?
      - Не пришлось, - признался со вздохом Миша и добавил: - Разве что пожил как-то недели две в лесу под Можайском, там был такой «КЮБиК» - «Клуб юных биологов и краеведов». Платочный лагерь. Жили там в основном старшеклассники, человек десять, они отчасти и орнитологией занимались, домики птичьи по лесу развешивали. Я помогал, мне тогда лет шестнадцать было. А потом мы учёт делали: сколько из них заселили, сколько птенцов родилось… Но, честно говоря, в этом деле я не спец. У меня другая профессия: с самого младенчества, сколько себя помню, давил на клавиши рояля. Пианист я, то есть учитель фортепиано по диплому.
      - Гляди, Маркин, уже и музыканты к тебе просятся! - Татьяна бросила на мужа задорный взгляд, раскладывая на столе бутерброды.
      Втроём они принялись за чай.
      - А хотя бы какие-то начальные знания по орнитологии у тебя есть? - продолжал спрашивать Юрий.
      - Что, вообще о птицах?
      - Об их физиологии хотя бы. Можешь ли определить, например, тарзальный сустав или дорсальную поверхность?
      - Н-не-ет.
      - А хоть с оперением-то ты знаком? Кроющие, маховые умеешь различать?
      - Какие?
      - Ну, перья на крыльях! Первого порядка, второго?..
      Миша ничего не умел.
      - А практически определить род, вид, семейство птицы? Визуально, камерально?
      Миша погибал. Это было хуже, чем «тонуть» на экзамене.
      Вот сейчас Юрий Маркин скажет: «Ну, тогда ты зря приехал, товарищ дорогой: не можем мы тебя взять, нужны знания!»
      И придётся убираться восвояси.
      В обуявшей Мишу тоске он малодушно ухватился за последнюю соломинку: дед! Родной дедушка был его единственным козырем в этой игре, и его Миша ну никак не хотел раскрывать до поры до времени в своей жажде самостоятельности. Но пришлось, ибо ничего более не оставалось.
      Смущаясь, он произнёс:
      - Сам-то я птицами почти не занимался непосредственно и всерьёз. Но зато помогал в этом моему деду. Он был орнитологом, водил меня часто по лесам, с пением птиц знакомил. В том же «КЮБиКе», например. Мы там вместе гнездовья осматривали. Вы его имя слыхали, наверно: Вячеслав Всеволодович Строков.
      - О-о-о! – собеседник уважительно поднял брови. Дед был довольно известным орнитологом, не раз приезжал он работать и сюда, в Окский заповедник.
      - И ты, значит, решил пойти по его стопам?
      - Пока - да. А дальше… как сложится.
      - Я гляжу, ты весь ещё домашний такой, непотёртый, - Мише показалось, что начальник его смягчился, - жизни пока не изведал. Суровой нашей действительности, - прибавил он, отхлёбывая чай. - Так что приготовься: если в поле пошлют работать вместе с нашими парнями - там жизнь погрубее будет, люди они простые. Но дело знают.
      - А кто будет определять, куда меня направить? Разве не вы?
      - Эти дела в любом случае нужно обговаривать с директором. Он решает, где сейчас работники нужнее. Оформим тебя пока на низшую ставку наблюдателя, иначе никак не получается, ты ведь не против? («Да-да, конечно!» - поспешил согласиться Миша) - а там уж будем тебя перебрасывать, куда понадобится.
      «Неужели сам Приклонский будет решать мою судьбу?» - подумалось Мише. Но вслух он ничего не спросил: решил больше не выскакивать с замечаниями.


6. Шириня, Онуфреня и другие

      С чаепитием было покончено, Таня понемногу убрала со стола чашки с чайником и сахарницей. И тут молодой учёный, увидев, что Миша разглядывает обстановку, спохватился:
      - Да! Надо же тебе жильё сообразить, а то уж стемнеет скоро. Вставай, пошли, - и он порывисто вскочил, бодро похлопав себя по карманам джинсов.
      Они спустились с крыльца. Несколько ниже маркинского домика стоял другой, деревянный. Подойдя к калитке, Маркин прокричал:
      - Влдимборисч, а Влдимборисч!
      Из сумрака за скрипучей дверью выплыла громоздкая и сутуловатая фигура длинноволосого и длиннобородого великана (таким он тогда показался Мише) лет сорока, с острым взглядом из-под припухших век. Когда он приблизился, обойдя сосновый ствол у порога, Юрий повёл с ним разговор в своей иронично-стремительной манере, так что Миша едва поспевал следить за его течением.
      - Влдимборисч, вот этот новоприбывший намерен открывать новые виды журавлей. Захотел поработать у нас.
      - Хорошее дело, приветствую молодой энтузиазм.
      - Верно заметил, хорошее, только энтузиасту надо где-то приютиться. Ты уж позволь любезной нашей Марь-Семённе поселить его в общежитии!
      - А что от меня нужно, чтобы любезная Марь-Семённа его пристроила?
      - Подари ей свой автограф.
      - Понял, черкну что-нибудь.
      - Черкни уж.
      - Только, Юрик, у меня полная катастрофа с писчей бумагой.
      - Как всегда!
      - Была, да сплыла вся.
      - А это что? - Маркин подхватил с земли занесённый ветром клочок величиной с пачку сигарет.
      - Бамажка енто.
      - Вот и пиши здесь!
      - Ладно, давай спину, - пробурчал тот, повертев клочок перед носом. Расправил его на подставленной маркинской спине, сгрёб в свою мощную лапу случившийся у Миши огрызок карандаша и нацарапал несколько слов.
      - Фамилия как? - спросил он по ходу писания.
      - Строков.
      - Не родственник ли?
      - Внук! – ответил Юрий.
      - О-о-о! - протянул он точно так же, как недавно мишин новый шеф. - Семейный подряд… Желаю успехов! - глядя на Мишу с интересом, он подал ему листок.
      - Пойдём теперь селиться, - сказал Маркин, и Миша с зажатым в ладони документом отправился с ним по узкой песчаной дорожке. Украдкой он прочёл на ходу:

                «Уважаемая Мария Семёновна! Будьте любезны, поселите
                тов. Строкова в общежитии. И.о. директора В.Б.Шириня»

      - А этот Владимир Борисович - он кто? - спросил Миша.
      - Наш старший лесничий. Ба-альшой человек!
      - А почему он - «и. о.»? Где же сам директор?
      - Приклонский сейчас в отпуске. Вот Шириня за него и подписывает документы.
      "Вот оно что! Выходит, нет сейчас директора в заповеднике! Отдыхает где-то. Жаль, что не увижу его покамест, - думал Миша, идя позади. - А с другой стороны, вернётся же он когда-то, зато я здесь уже обоснуюсь, начну работать и вносить свой вклад в охрану природы, непременно успешный (пожелал ведь успехов Шириня!), и тогда уж будет с чем предстать пред директорские очи, а не только с внучеством своим, в котором моей заслуги – ноль".
      Тут он поскользнулся на крутом подъёме и шлёпнулся в сухую траву. Оказывается, задумавшись, Миша наступил ногой на кучу слежавшегося снега, который ещё не сошёл до конца на теневых склонах. Юрий помог ему подняться и вновь обвеситься сумками.
      Миша вовремя очнулся от дум, иначе непременно уткнулся бы во встречного, поравнявшегося с ними. Миша поздоровался, как и его попутчик, и стал вспоминать, где он встречал это лицо с пушкинскими бакенбардами. Только через сотню шагов он припомнил, что видел его по телевизору в несколько раз демонстрировавшемся научно-популярном фильме «Знакомьтесь: выхухоль!» Фамилия этого человека - Онуфреня, зовут его Александром Сергеевичем (!) и занимается он здесь выхухолью. Ради спасения от вымирания этого уникального, чисто русского зверька Окский заповедник и был основан в 1935 году.
      Выходит, Мише ещё до приезда сюда было кое-что ведомо из здешней жизни. Вот только никого больше из работников, кроме Онуфрени, он не знал в лицо.
      Когда дорога расширилась настолько, что Миша смог опять поравняться с проводником, провожатый спросил:
      - А кто у тебя есть ещё из родных? С кем живешь?
      - С родителями и сестрой.
      - Ну, и как родители отнеслись к тому, что ты сюда уехал?
      - Пока не знаю… Очень уж захотелось поработать в заповеднике - вот и слинял тайком. У меня такая мама, что ни за что бы не отпустила!
      - Так как же она - не знает ничего? Ни где ты сейчас, ни с кем?
      - Как сказать… знает наполовину. Перед отъездом я оставил на столе записку: «Мама, я уехал в Москву договариваться насчёт будущей работы в заповеднике». Чтоб сразу не огорошивать, что аж сюда подался. В прошлом году я уже заикался, что хочу поработать в каком-нибудь заповеднике, так она - ни в какую! Опекает меня слишком.
      - Да, бывает…
      - В общем, как только пристроюсь с жильём - надо будет ей сообщить, что я здесь и что всё в порядке. Телеграфом, может быть… А лучше - позвонить! Это возможно?
      - Ближайшая почта в Ижевском, километров пятнадцать отсюда.
      - А там телефон есть?
      - Есть.
      - Можно мне будет как-нибудь смотаться туда?
      - Конечно, о чём речь! Придумаем что-нибудь, устроим тебе звонок!


7. Новые друзья

      Общежитие оказалось длинным одноэтажным деревянным строением с пирамидой дров во дворе. Поднимаясь на крыльцо, Миша увидел в одном из окон кружевные занавесочки и герань на подоконнике.
      У него невольно вырвалось:
      - Вид довольно уютненький. Значит, жить здесь можно!
      Шеф поглядел на него, ничего не ответив, и Миша тут же почувствовал себя идиотом: «Зачем я это сморозил, зачем опять высунулся? Он, наверно, решил, что я хочу показать свою наблюдательность, которую считаю необходимой для будущей журавлиной работы!»
      Они потыкались наугад в несколько запертых дверей по бокам коридора, и наконец напали на одну открытую, за которой обнаружился невысокий крепыш в очках.
      - Привет! - сказал Маркин. - С тобой никто не живёт? Тогда вот тебе сосед. Располагайся! - повернулся он к Мише. – Потом ещё заскочу.
      И вышел.
      Оставшиеся стали знакомиться:
      - Олег.
      - Миша.
      - Куришь?
      - Нет. Не терплю.
      - И я тоже дыма не выношу.
      - Вот и отлично!
      Они сразу приглянулись друг другу.
      Сгрузив вещи на пол, Миша принялся поочерёдно потрошить их за разговором с новым соседом.
      …Олег приехал сюда в прошлом году из Донецкой области. Здесь его для начала определили поработать истопником в кочегарке, с тем, чтобы в мае (этого дня он ожидал с нетерпением) перевести на работу в питомник хищных птиц, куда он уже теперь ходил в свободное время осваиваться, помогая учёным, супругам из Латвии - Эмилии и Альбинасу Шална, основателям этого питомника - в их работе.
      Подобный испытательный срок (кочегарка или что-нибудь в этом роде) доводилось пройти практически всем, кто приезжал сюда впервые. И в том, что через день Мише доверили ответственную работу с журавлями, ему очень и очень повезло. Правда, он далеко не сразу осознал это.
      Вскоре пришла ворчливая Мария Семёновна, комендант общежития. Неодобрительно скосилась на протянутую ей ширинёвскую писульку и взамен принесла Мише постельное бельё с одеялом. Узнав, что он «питерский», она вдруг умилилась и вытащила из кладовой ещё одно тёплое одеяло. Такой широты души ни один старожил общежития от неё не видел, как сообщил Олег по её уходе.
      - А как тут вообще, в житейском плане? - спросил Миша. - Какие есть удобства в Брыкином Бору?
      - В самом посёлке магазин есть продуктовый, - сказал Олег. - А ещё я хожу по вечерам в Папушево, это километра два отсюда, за парным молоком. Хочешь, и тебе брать буду?
      - Не откажусь!
      Их взаимная симпатия росла с каждой минутой.
      Олег оказался на несколько лет старше Миши. В рассказе о себе он доверительно поведал, что за время своего проживания в заповеднике обрёл себе невесту - воспитательницу из детского сада для детей сотрудников заповедника. («Здесь и такой, оказывается, есть!» - удивился Миша). Она, Наташа, ещё учится в педагогическом училище города Касимова, что неподалёку отсюда. А живёт здесь же, в общежитии - как выяснилось, в той самой комнате с занавесочками, вместе с подругой из Барнаула.
      - Подруга - это такая тёмненькая, молчаливая? - догадался Миша, сопоставив Барнаул и казахские черты лица.
      - Да. Ты её видел?
      - Она меня проводила через лес к Маркину. И ещё ужа подцепила по дороге.
      - Змеи - её увлечение, просто помогает друзьям. А вообще-то она работает у Панченко, на журавлином питомнике. Галя её зовут, Чичимова.
      - Этот питомник показывали по телеку, - сказал Миша. - А твой, хищный, я пока не видел.
      - Увидишь, я тебя свожу. Там тоже здорово интересно!
      Олег вскоре ушёл к своей Наташе, а Миша продолжал обустраиваться. Развесил в шкафу одежду, выложил на стол посуду и остатки снеди, застелил кровать, на полочке у её изголовья расставил рядком привезенные с собой любимые книги Лескова и Солоухина, а также нотные сборники: оба тома «Хорошо темперированного клавира» Баха, эту Библию музыканта, и томик сонат Бетховена размером с обычную книгу. Миша никогда не расставался с этими нотами, хотя и мысли не имел встретить здесь фортепиано, даже самое завалящее.
      Покончив с этими делами, он взобрался с ногами на кровать и, прислонясь спиной к подушкам, заиграл на деревянной блокфлейте, которую прихватил с собой из дома, дабы иметь под рукой хоть какой-то музыкальный инструмент. Нежные мелодии помогали ему потихоньку отходить от волнений дня.
      Вскоре на звуки флейты заглянули в комнату «помолвленные» - Олег и Наташа. Миша познакомился с Наташей, они поговорили немного, а затем она попросила поиграть ещё. Наташа ему тоже сразу понравилась. Хрупкая, черноволосая, с карими пугливыми глазами, она слушала флейту зачарованно и не дыша.
      Он играл и чувствовал, что обретает новых друзей - возможно, на многие годы вперёд.


8. Байкерский дебют

      Внезапно в дверях нарисовался Маркин:
      - Есть возможность тебе смотаться в Ижевское, позвонить своим по междугородке. Сейчас один наш сотрудник туда поедет на моём мотоцикле. Если пошевелишься, прихватит тебя!
      Миша пошевелился. И через несколько минут уже неумело взлезал на сиденье позади водителя, волосатого паренька его лет.
      Едва он напялил протянутую ему каску, как вынужден был вцепиться в тощую шофёрскую талию, чтобы не катапультироваться. Второй раз за этот вечер ему пришлось подскакивать на рытвинах дороги, но теперь его лёгкий транспорт походил больше не на жеребёнка, а на кенгурёнка, выпущенного порезвиться на просторе. Острые ощущения от стремительной езды увеличивалась роившейся в воздухе мошкарой, картечью залетавшей в незащищённые глаза.
      Время от времени им удавалось сквозь тарахтение мотора перекидываться отдельными фразами.
      - Ты к нам надолго?
      - Как выйдет. Хотелось бы до конца июня хотя бы.
      - Что, будешь работать у Маркина?
      - Думаю, что да. Хотя вообще-то - куда направят. Так он сказал.
      - К нам сюда многие просятся. Поработать хотят, как ты!.. В прошлом году к Маркину дантист приезжал один из Минска. Ты, наверно, тоже хотел бы с журавлями иметь дело?
      - Ага! Надеюсь, начальство разрешит…
      И тут же, проникшись молодостью и откровенностью водилы, Миша неожиданно для себя спросил:
      - А Приклонский - он что за человек?
      Шофёр нимало не удивился вопросу.
      - Хороший дядька. Всё для заповедника делает, каждый уголок в нём знает, каждый брод… Последнее время, правда, нервным стал каким-то: новый дом себе с семьёй строит, сложностей много. Вообще-то он в отпуске пока.
      Пятнадцать километров промахнули незаметно. Село Ижевское - расположенное, в отличие от Брыкина Бора, не на лесных буграх, а посреди полей - довольно велико по площади, и прежде всего примечательно для приезжающих в него домом-музеем Константина Циолковского на улице Зелёной, 5, в нём родившегося.
      С сельской почты всего за каких-нибудь полчаса, пока мотоциклист отсутствовал по своим делам, удалось дозвониться до Ленинграда. Миша очень волновался, что деспотичная матушка будет рвать и метать по поводу его отъезда «по-английски», из-за которого могло достаться и отцу с сестрой - за то, что упустили. Ещё, чего доброго, пошлёт мягкосердечного папочку вдогонку с наказом вернуть! Записку Миша специально написал зелёным цветом, ибо вычитал, что зелёный цвет успокаивает.
      Но - вроде бы обошлось. Мать решила, видно, занять выжидательную позицию: посмотрим, мол, что получится из этого его «финта»! А может, зелёный цвет оказал своё действие...
      Он обрисовал ей по телефону свою новую жизнь, как райскую: прекрасная благоустроенная комната с отличными соседями, все удобства, магазин и парное молоко по вечерам, плюс ко всему прочему - благожелательное расположение руководства (имелся в виду Маркин) и будущая интересная работа с журавлями, до которой допускаются далеко не все.
      Словом, Миша постарался успокоить встревоженную родительницу и заверил, что не пропадёт и будет звонить ещё. Для этого он по совету телефонистки приобрёл здесь же пару талончиков, по которым имел право позвонить домой через эту почту прямо из конторы заповедника, где, оказывается, тоже стоял телефон - не считая ещё и директорского дома.
      На обратном пути мишин возница, им был Володя Колотов, работавший одно время на журавлином питомнике, говорил по ходу продвижения:
      - Вон там, за леском, журавлиное место - болото, где птицы по весне устраивают танцы. И ещё потом покажу пару таких мест. Может, пригодится тебе!
      Миша прилежно старался запоминать, продолжая подлетать кверху от каждой ямки и каждой кочки.


9. Решающая   встреча

      Одурев от непривычной тряски, он слез с мотоцикла пораньше, возле оригинальной деревянной доски с вырезанными на ней словами «Брыкин Бор». Этого указателя он как-то не приметил из окна автобуса.
      И, попрощавшись с Володей, на своих двоих поплёлся через село.
      От весенних сумерек очертания деревянных домов и сосен расплывались в быстро густеющем воздухе. Миша брёл и путано раздумывал: ага, не один ты такой, выходит, Строков, оригинал, что поменял свою специальность, ничего ведь особенного… многие, Володя сказал, сюда работать просятся, вот и дантист... так что нечем пока гордиться, жизни ты всё равно не знаешь, правильно Маркин говорил…
      Ведь был же кто-то из музыкантов - кажется, какой-то французский композитор - ещё и орнитологом! Миша никак не мог припомнить его имя. От бесконечных дорог, от двух ночей почти без сна и кучи свежих впечатлений голова его осоловело болталась на ослабевшей шее, и, словно телеграфные столбы, гудели, подкашиваясь, ноги. Хотелось одного: нырнуть под оба марь-семёновских одеяла и начисто вырубиться до утра.
      Но не тут-то было. Он заплутал!
      Каждый новичок, сказали ему потом, поначалу путается в Брыкином Бору среди множества дорожек, пока не обживётся здесь. Походив в полутьме взад-вперёд по развилкам в поисках человека, у которого можно было бы узнать дорогу к общежитию, и потыкавшись наугад по каким-то задворкам, Миша услыхал невдалеке спокойные мужские голоса. Вглядевшись в сумрак, он различил поодаль фигуры трёх мужчин - одного молодого и двух пожилых, занятых серьёзным, интеллектуальным разговором. До него долетали слова: «сорок листов машинописных», «публикацию мою задерживают» и «секретариат принял поправки».
      В молодом Миша быстро узнал Юрия Маркина. Он стоял перед поджарым представительным мужчиной с седоватыми, слегка вьющимися волосами и в тёмно-синем костюме с галстуком, не очень-то вязавшемся с сельской обстановкой. Миша непременно принял бы его за директора, если бы не знал уже от Маркина и Колотова, что тот в отпуске. Третий, простого вида, с залысинами и лёгкой улыбкой на скуластом лице, сидел в потёртой рабочей спецовке рядом на бревне.
      Миша решил не вторгаться в их культурную беседу, а незаметно пройти сторонкой - не хотелось спрашивать дорогу в общежитие, хватит и без того казусов. Но обнаружил себя в тупике двора, куда непонятно как проник. Не было иного выхода из положения и из двора, как только пройти мимо них. Миша принялся бочком, как бы невзначай, пробираться поодаль, намереваясь, если заметят его, только поздороваться мимоходом.
      Однако при его приближении будущий мишин шеф провозгласил:
      - Разрешите вам представить нового работника. Михаилом величать.
      Страшно стесняясь, Миша изменил маршрут в направлении стоявших, подошёл и кое-как пожал руку мужчины в синем костюме.
      - Ярослав Владимирович, - представился мужчина.
      (Ага, Сапетин! - тот самый заместитель директора по научной работе, - вспомнил Миша).
      - Наш отец родной и кормилец, - прибавил Маркин.
      - Очень приятно, - зачем-то сказал Миша дежурную фразу, и от её банальности так смутился, что забыл повернуться назад и пожать протянутую ему руку рабочего на бревне.
      - Куда направим нового сотрудника? - спросил зам по науке.
      - Собирался я бросить его на журавлей. Но у меня кое-что изменилось сегодня за вечер, так что думаю, можно его временно отдать на журавлятник - там вроде бы есть вакансия. А с середины мая, когда гнездование пойдёт у серых, мне, возможно, ещё наблюдатель понадобится в лесу - тогда и перехвачу его.
      - А если завтра его на кордон послать? - проговорил Ярослав Владимирович в размышлении. – Мог бы он пока пожить и там... Хотя нет, пожалуй, рано. Пусть пообвыкнется здесь.
      - А может, для начала всё же отправить его на Липу? - неспешно подал голос третий, напомнивший Мише своим черепом и скулами пианиста Святослава Рихтера. - Пусть позанимается паутинками, начнёт с мелких птиц, а затем можно будет его и на журавлей бросить.
      Видно было, что рабочий здесь - свой человек.
      Весь триумвират стал обсуждать мишину ближайшую будущность, а он в покорном молчании стоял подле них и тщетно пытался «врубиться» в их разговор, не зная ещё, что речь шла о кордоне Липовая гора посреди разлива, где ловят певчих птиц для их кольцевания так называемой паутинной сетью. Туда можно по весне переправиться только на лодке.
      Тут его внимание привлекла вылезшая из-под стены большая бурая крыса. Свесив тощий облезлый хвост, она принялась деловито шастать за спинами сотрудников и подбирать с земли какие-то крошки и личинки, нахально не замечая, что Миша в упор её разглядывает. А он с интересом наблюдал за её поведением.
      - …Ты всё понял? - обернулся вдруг к нему хозяин.
      - А? Да! - ответил Миша автоматически, очнувшись от созерцания крысы.
      - Значит, завтра приходишь, - подвёл он итог.
      Миша подумал: «Куда приходить? Спросить? Глупо. Надо было слушать! Ладно, приду, как только проснусь, к Маркину, а там разберёмся. При всех стыдно переспрашивать».
      Он попрощался и ещё поплутал некоторое время во тьме, а затем неожиданно наткнулся на общежитие, выйдя к нему совсем с другой стороны. Тусклая лампочка горела над крыльцом. Предвкушая отдых, Миша прибавил шагу, но поспешил зря: его с Олегом комната оказалась запертой. А ключа он ещё не успел заиметь.
      Пошатавшись по пустому коридору, Миша вышел во двор. Там тоже никого не было. Он завернул за угол, где располагались «удобства». На обеих дверях «удобств» вместе двух привычных букв нарисованы были неизвестные тогда Мише, но понятные любому зоологу значки: самец и самка. Изредка мимо пробегали коты и собаки, спеша по своим ночным делам.
      Мишу начал изрядно донимать холод. Он прошёл в кухню, увидел там напротив плиты большую печь, притащил со двора охапку отсыревших дров и затеял попытку - едва ли не первую в жизни - её растопить.
      Через полчаса, когда от усердия вызвать хоть какое-то пламя он сам стал разогреваться, чего нельзя было сказать о печке, а в кухне от дыма невозможно стало дышать и видеть, появились наконец-то долгожданные мишины соседи - Олег с Наташей. Они проводили вечерние часы так, как и полагалось в их положении: гуляя под луной и звёздами.


10. Как  приятно  чай  попить,  о  том,  о  сём  поговорить

      И вот наконец-то он сидит в тёплой комнате возле обогревателя, имеющегося у хозяйственного Олега, и пьёт с ними ароматный, приправленный чабрецом чай с большим русским пряником, который уже не один день ехал с Мишей от самого дома. Предлагал он его своему дядюшке Игорю Ломако, у которого останавливался на ночь в Москве, но тот наотрез отказался, говоря, что в заповеднике пища ему будет нужнее; предлагал и у Маркиных за чаепитием, но и шеф отверг его презент по той же причине. Вообще к новичкам здесь, как заметил Миша, отношение покровительственное, их прикармливают.
      Теперь он с радостью потчевал новых своих знакомых, с которыми ему было на удивление комфортно. Он откинулся на подушки кровати, куда вновь уселся с ногами, укутав их обоими шерстяными одеялами, пожертвованными комендантшей, и млел от жилого тепла и непринуждённой беседы. Наташа улыбалась ему, а Олег рассказывал о здешней жизни.
      - Сейчас понаехали сюда строители - подхалтурить. Директор их нанимает иногда, если кое-что построить надо. В общем-то, у нас строительством занимаются в основном сами сотрудники, на людей со стороны денег не хватает. Да и не в средствах дело: мы далеко от дорог расположены, поэтому подрядчика трудно найти. Но на лето удаётся, бывает, и нанять «шабашников». Многие селятся здесь, в общежитии - от них-то я и закрываю комнату. На тебе, кстати, второй ключ.
      Ага, вот откуда человек в спецовке, понял Миша.
      И спросил у Олега:
      - Сам-то ты где работал прежде, до заповедника?
      - У себя в Донецкой области, лесником. Захотел оторваться от родительского дома, жить своим умом и поближе к природе. Вот и устроился на это место. Думал - в лесу буду работать, на воздухе. А оказалось - там надо больше руководить людьми, да ещё далеко не первого сорта: уголовники бывшие, пьяницы… дым, в общем, коромыслом. Помаялся я, а потом взял расчёт и поехал в заповедник. Здесь, в Окском, я оказался случайно - посоветовали мне. По образованию-то я связист.
      Миша удивился:
      - Надо же! Много таких, я гляжу, кто с другими профессиями сюда приезжает! Я вот всю жизнь занимался музыкой, а тут вдруг тоже захотел быть поближе к природе.
      - Мы так сразу и поняли, что ты музыкант, когда флейту услышали, - сказала Наташа. - Приклонский, директор наш, тоже музыку любит. У него и рояль дома стоит.
      - Ро-яль??!! - Миша подумал, что ослышался. – Да ты что!??
      - Да, рояль.
      - Настоящий?!
      - Ну конечно же! И жена его, Оксана Михайловна, тоже когда-то музыкой увлекалась, в хоре пела. Она вообще-то по насекомым специалист.
      - Вот это да-а-а!.. - произнёс Миша в обалдении. - Многогранные какие люди…
      - Ты можешь зайти к ним потом - посмотреть рояль, поиграть им.
      - Ну, так сразу - в дом к директору?..
      - А что? У нас все к нему ходят запросто, если надо.
      Рояль!.. Надо же, какая полнейшая неожиданность! Да Миша готов был прямо сейчас побежать, чтобы хоть взглянуть на него даже и в отсутствие где-то загорающего директора. Пусть он и старенький какой-нибудь, раздолбанный и расстроенный, этот рояль… таких инструментов Миша, часто выступая в своё время с концертами, перевидал на перифериях немало - дребезжащих, со щербатыми клавишами. Но уже то, что здесь, в такой глуши (как ему казалось тогда), имеется этот символ культуры, было для него лучшим из сюрпризов! Известие, что директор не вовсе чужд миру музыки, делало его образ в глазах Миши ещё более притягательным и в то же время недосягаемо возвышало для него. С благоговейным страхом и с ещё большим нетерпением ожидал и желал он теперь этого знакомства.
      Рояль… Не пианино даже, а рояль. Хоть бы одним глазком!..
      Миша понял, что за эти два дня дороги он успел уже здорово соскучиться по клавишам фортепиано.
      - ... Что? - вскинулся он, услыхав сквозь думы эти, как Олег спросил его о чём-то.
      - Как решили-то с тобой? Куда направят работать?
      - Не знаю ещё. Завтра, как проснусь, пойду к Маркину. Там всё и определится - ему буду служить или ещё кому-нибудь.
      - Ты смотри, не прозевай: сегодня, пока ты в Ижевское мотался, у нас в общежитии три девушки поселились, студентки. Они прошлым летом уже работали у Маркина, теперь снова к нему просятся. На практику.
      Ага, вот что значит маркинская фраза о том, что у него «кое-что изменилось сегодня за вечер»! Тем более: завтра первым делом после пробуждения - к нему!
      Мише вдруг очень жаль стало потерять журавлиную работу, которую он ещё и не получил. Он уже свыкся с мыслью об общении именно с журавлями, и ему не хотелось теперь переключаться на какую-нибудь иную живность, кроме этих птиц. И тем более - на кочегарку или стройхозработы. А ведь эта перспектива, оказалось теперь, была ещё вполне реальна!
      - Хорошие девчонки, я их уже видела, - сказала Наташа. - Дала им пачку макарон, пусть ужин сварят.
      - Кстати, - спросил Олег, - как ты собираешься питаться?
      - Не знаю. - Миша пожал плечами. - Пока не думал об этом.
      - Я это вот к чему. Наташа предлагала такой вариант: мы с тобой покупаем продукты, а она готовит на всех троих. Тебе, наверно, это было бы удобнее?
      - Мне-то - конечно! - ответил Миша. - А ты как, Наталья?
      - А мне что! Где два, там и три, - подхватила Наташа. - А кушать вместе веселее.
      На том и порешили, отправляясь по кроватям.
      Утомлённый калейдоскопом событий и знакомств этого вечера, Миша заснул мгновенно. Слишком уж непривычно много всего свалилось сегодня на его невыспавшуюся голову. И кажется, никогда ещё он не спал так крепко и так долго, нежели в ту ночь - первую свою ночь на рязанской земле.

                Конец первой части.
                А вот туточки и вторая прячется:
                http://www.proza.ru/2009/09/19/830