Дикие тюльпаны. Главы 108, 109 Кривой палец. Дикар

Галина Чиликиди
КРИВОЙ ПАЛЕЦ


Гале было уже за тридцать, когда мать пришла домой и принесла ей привет от Сашки Кохана. «Да зачем он мне нужен?» засмеялась дочь, непонятно кто он (?) привет или Сашка, наверняка, и Кохан и его привет. «Ну, как же, – возмутилась Мари Трофимовна, – это же твой одноклассник!». «Ой, мам, ему полсовхоза одноклассники!» отмахнулась Галя.


Коханы, как и Шишкины жили в учхозе, семья большая и детей этих ни с кем не спутаешь; лица усыпаны тёмно коричневой крапушкой. Отличительной чертой ещё являлась плохая успеваемость практически всех братьев и сестёр. Лида училась с Галей с первого класса, а вскорости и Сашка оставался, оставался да и свалился на бедную голову Марии Илларионовны.


 Помнится, как учительница подняла второгодника, если не третьегодника, Кохан года на три был старше, для решения примера, нулевой сложности, где в результате получалась единица. Пример кое-как разобрали, добрались до ответа, Марилариона говорит ему: «Получается один, понимаешь, один!». И показывает указательный палец правой руки, который когда-то у неё болел – один! Запомни! Через минуту заставляет повторить решённый пример – Кохан ни в зуб ногой. Не знает как решать, и сколько получилось в итоге, не запомнил. Стоит, переминается с одной ноги на другую, смотрит как баран на новые ворота. А Марилариона кровью от злости наливается, и кричит уже, не помня себя: «Один получился, один!» и вновь тычет недоумку свой изувеченный палец и с отчаянием добавляет: «Ты хотя бы палец мой кривой запомнил!».


Ну, что Мария Илларионовна хотела от Кохана, если он не смог запомнить цифру – 1, а уж особенности указательного пальца нечего и спрашивать. Запомнила его на всю жизнь Галя. Она с первых дней обратила внимание на дефектный палец учительницы. И поинтересовалась у мамки: «А чо у Мариларионы такой палец?» «Это у неё волос был – ответила Мари Трофимовна – поняла?» «Какой волос?» недоумевала первоклассница, волос на голове растёт. «Нарыв был – пояснила далее мать – поняла?». Поняла или нет, переспрашивать не стала.


 Крепко, видать, нарывало, потому что кожа казалось, будто завязана в узелок, подушечки, как таковой и не было – ноготь, а под ним кость и кожный узелок. Она помнит его даже на ощупь. Когда Галя в первом классе попала в больницу с воспалением лёгких, в палату как-то зашла тетка в белом халате и говорит: «Выйди, к тебе пришли». И девочка вышла.


 Длинный коридор и большое количество дверей напугали её, она пошла наугад, не соображая где выход. И вдруг видит Марилариону, она присела перед ученицей на корточки и взяла её за ручки и Галя почувствовала прикосновение того пальчика.


 «Витя Кучеев упал с бума и поломал руку, я его привезла, чтобы наложили гипс» объяснила учительница – а ты как?» Галя не знала «как она», что отвечала, сегодня не помнит. Когда возвращалась со свидания, переживала лишь об одном – как найти свою палату, всё было чужое и такое одинаковое. И когда нашла, то обрадовалась, что не потерялась.


Вообще Галя хорошо помнит руки первой учительницы. Разумеется, без маникюра, натруженные, с аккуратно подстриженными ногтями, они очень отличались от рук Клавдии Григорьевны. И на вид скорей походили на крестьянские, чем барские. Ни в коем разе не хочу сказать, что учительница по истории слыла белоручкой, обе женщины семейные и с детьми. Но по природе своей одна обладала руками барыни, другая – руками простолюдинки.


Когда выбывает из класса хороший ученик, о нём жалеют. Когда уезжали Коханы, скорей всего, учителя, в частности Мария Илларионовна, перекрестилась, баба с воза, кобыле легче, а тут, понимаешь ли, не одна «баба», а сразу две. Согласитесь, что растрачивать себя, портить собственные нервы, безрезультатно – обидно. Но с самим Сашкой лично Гале пришлось встретиться и ещё терпеть его присутствие несколько тягостных минут.


Седьмое ноября 1967 года, комсомольцы после демонстрации ещё слонялись по парку районного центра, и тут Галю окликнул молодой человек. Это был Сашка Кохан, с такими же тёмными веснушками, только взрослый. Из всех бывших одноклассниц, он почему-то признал именно её, а до остальных ему вроде и дела не было. Говорить с этим второгодником абсолютно не о чем, колхозный вид Кохана вгонял девчонку в краску, она нудилась и не знала, как от него отделаться.


Не плюнешь же в лицо, когда парень взахлёб рассказывал новости о своей жизни. Информация для неё малоинтересная, но обижать ущербного колхозана, повзрослевшая девочка не хотела. А сам Кохан человек недалёкий и, что ему не рады, как-то не заметил.


 На сегодня из этой встречи осталось в памяти одно предложение: «Мне мамка говорила, надевай болониний плащ, а я не схотел!». Видать, парню очень хотелось показать той же Чиликиди, что не лыком шит, и живёт в ногу со временем. И хотя у самой Гали плаща «болониниева» ещё не было, это нисколько не остановило ее высмеять Кохана вместе с Будяками. Особенно, заливалась владевшая прекрасно русским языком, Люська; «Ха-ха! Болониний плащ!». Пусть старый товарищ простит бывшую одноклассницу, ну надо же было компенсировать чем-то потраченные на него полчаса.



Дикари


В разной степени, но комплекс маленького дикаря, первоначально обозначенный двумя буквами – тю (!) присутствовал в крови любого совхозского ребёнка.
В первом классе Мария Илларионовна так заняла первоклассников, что детки не хотели уходить домой. Стали просить остаться после уроков и продолжить какое-то приятное задание. Но учительница сказала: «Нет, мы не будем оставаться, вам вот хорошо, а Галю папа больной ждёт!». Дети оглянулись все на Галю: это выходит из-за неё они не могут продолжить чудесный урок!


Естественно, девочка виновато потупила взор. Хотя внутри всё недоумевало: тю, да ничего её папка и не ждёт, зачем Марилариона так сказала? Но разуверять одноклассников и саму учительницу не посмела, даже не подумала, что можно возразить. Послушно собрала портфель и убралась восвояси.


Культура общения, признаться, и выражения такого не слыхивали, была на средневековом уровне. Начиная с детсадовской косточки, мало, что изменилось в Галиной сущности. Теперь-то, конечно, понимаешь, Марии Илларионовне матери двух сыновей самой хотелось поскорей домой, и она так ловко прикрылась больным родителем.


Но честно будет сказать, что не всегда первоклассница пасовала, однажды набралась смелости и переспросила про незнакомое слово. Как-то в конце уроков Мария Илларионовна сказала детям, чтобы утром в школу дети принесли с собой маленькие бутылочки с мочой и спичечные коробочки с калом. Дабы прямо из школы всё это добро отправить на анализ в районную амбулаторию.


 Галя слушала внимательно и поняла ровно до коробка – что в него положить? «Кал» повторила учительница. «А, что такое кал?» спросила Галя, дети засмеялись. Девочка непонимающе оглянулась на учеников: почему они смеются?


 Мария Илларионовна хмыкнула, ей не было смешно, провокационный вопрос был задан всё ж таки преподавателю, и она ответила: «Спросишь у мамы, она тебе объяснит». Галя повела глазами по рядам. Что такое «кал» знала даже Верка Давыдова, потому что она хихикала тоже, выходило, знали все, кроме Чиликиди. В том, что мамке знакомо это короткое слово Галя сомневалась, так как она ни разу не слышала, чтобы мать произносила его. Правильно, причём здесь это, если есть понятное всем слово на букву «г». Им как раз и пользовалась Мари Трофимовна, вот и вся культура общения.


Восьмое марта – это единственный праздник, когда маленькие школяры поздравляли свою Марию Илларионовну. В те времена родители не озадачивались сбором денег для хорошего подарка учителю от класса. Дети тащили то, что купит и даст мать. Самым доступным подарочком служил флакончик духов.


 Парфюмерия отечественного производства складировалась, как французская баррикада прямо на учительском столе. Однажды кто-то додумался принести мужской одеколон! Выдутая из стекла огромная виноградная гроздь ядовито-зелёного цвета, как предмет особой безвкусицы нашей промышленности, венчала поздравительную баррикаду. Наверняка, эта махина шокировала пришедшую Марилариону больше всего. Зато дяде Пете надолго хватило освежаться после бритья такой «гроздочкой».


Она молча смотрела на кучу дешёвых духов, потом спросила: «Что это?» «Это вам!» смущенно ответили ученики. Ни тебе – поздравляем, ни тебе – желаем! Застыв, молча с глупыми и счастливыми улыбками сидели за партами и наблюдали, как ловкие руки сгребали подарки со стола. Чтобы можно было разложить учебники и начать урок.


На переменах стадный инстинкт захватывал кормосовхозских полудикарей, как ураганной волной и нёс их прямо на деревья! И дети, сметая зелёные абрикосы и жердели, не столько съедали, сколько попросту стрелялись молочными косточками, то есть – переводили ягоды. Поступки очень близкие к варварским, не могла пресечь и школа. Несозревший урожай не спасала и линейка Бачирнахыча, исполнявшая роль вакцины от бескультурья. В повальном неповиновении учащихся, мало на кого оказывала нужное воздействие прививка внушения и устрашения. Выслушают, глядя директору в глаза, а на следующей перемене карманы вновь набьют зелёными пулями.


Советская власть, что обрекла Галю жить под камышовой крышей, в условиях далёких от цивилизации, да и не только её, нет, нет, да и преподносила маленькие радости юным ленинцам. Не часто, но детей вывозили в город. Начало шестидесятых в Краснодаре ещё не был построен цирк, народ довольствовался «Шапито».



Мария Илларионовна со вторым классом, Мария Григорьевна с четвёртым – отправились в город на представление. Довезли детей до переправы, и там же должна была встречать машина после, как дети будут возвращаться домой. Ну, цирк, он и есть цирк, кто ж его не видел. Посмотрели, да и вернулись на свой берег Кубани, а транспорт из совхоза ещё не подоспел. Марилариона и говорит: «Идите, побегайте, поиграйтесь, пока машины нет». И пионеры с октябрятами ринулись гурьбой осваивать малознакомую местность. Кричат что-то, шумят, бегут наперегонки, ну, как все нормальные детишки, опьянённые дозволенностью.


 Одна Галя осталась возле учителей, если не считать Сашку и Мишку, которых взяла мать с собой. Ей хотелось посмотреть, а что будут делать сами учителя? Мария Илларионовна копалась в сумке и достала какой-то свёрток, увидев, как ученица внимательно следит за её руками, повторила уже специально для Гали: «Иди, играй, как все дети! Чего ты стоишь здесь? Иди, я сказала!».


 Но Галя она же ни как все, оглянулась на школьников. Лидка Литвиненко, ученица Марии Григорьевны карабкалась на дерево, а остальные её подсаживали и все почему-то радостно пищали и визжали! Смотреть на Лидку – не интересно, но и тут оставаться нельзя, Марилариона осерчала и хочет, чтобы она ушла. Как говорилось в старину: почитай барскую просьбу за приказ. И второклассница побрела к детям, так и не могла понять, чем помешала? На прощанье девочка оглянулась, что они там делают? Они кушали.


В следующий раз, Галина попала в цирк в пятом классе. Закупили билеты практически всей школе, также погрузились в крытые машины, довезли школьников до переправы через Кубань, на трамвайную остановку и айда! Вот тут и началось такое, что наша героиня готова была сквозь землю провалиться. «Гляньте, гляньте! – кричал на весь трамвай Гришка Беспёрстов, пальцем, казалось, проткнёт стекло насквозь, – как красиво горит! Га-стро-ном!» прочитал по складам ученик.


Ну, ясно, что ехали маленькие невежды по вечернему Краснодару, и ни один Гришка восхищался вслух. К окнам вагона прилипли все пассажиры ехавшие на представление: «Вот это да! И там светится, и там, смотри, смотри, как клёво!» Городские дяди и тёти сдержанно улыбались, а Гале было стыдно. Они чо огоньков никогда не видели? Слово «иллюминация» ещё ей было неизвестно. Ведут себя, как дикари, сразу видно, что колхозники!


Не у каждого в городе жила тётя Магда, как у той же Гали, и девочка должна была это понять и не судить-рядить деревенских простаков. Если родители и брали с собой иногда детей в город, то, протаскав по рынкам, домой все возвращались засветло, когда огоньки ещё не зажигали.


Дома, уже обсуждая с Будяками поездку, Галька возмущалась, обращаясь конкретно к старшей сестре: «Ну, ты видела, чо они творили, как дикари! Стыдно было перед людьми!». На что Люся ответила: «Я так и знала, что так будет, мы сели во второй вагон». Галя удивилась Люськиной проницательности, она не догадалась сесть в другой вагон. Ехала бы спокойно, как будто ты не со всеми, а сам по себе.


Вообще-то по сравнению с некоторой дерёвней, Галька Чиликиди была ещё и ничего, не такой уж и забитой. Она понимала, что в городе не здороваются с каждым прохожим, люди друг друга не знают. Один ученик, не дал Бог памяти запомнить его имя, шёл по улице Красной, и не успевал кивать головой: «Здрасьте, здрасьте!», ну ни чокнутый? Сам позорился и других позорил.