Дикие тюльпаны. Главы 106, 107 К звездам! Стержень

Галина Чиликиди
К ЗВЁЗДАМ!


Елена Леонтьевна самый молодой преподаватель в школе, вела математику и, заправляла художественной самодеятельностью, ставила танцы. Зажигательную «Молдаванеску» жители совхоза принимали на ура! Лично Мари Трофимовне нравилось, как Райка Давыдова выпрыгивала в центр круга с криком: «Так танцуют молдаване!». Галя не была участницей молдавского танца, девчата были подобраны там сравнительно одного роста, и Чиликиди до них не доросла.


Но вот вздумала Елена Леонтьевна поставить новый танец «К звёздам». То бишь наш космонавт летит в космос, где его встречают Луна и Звёзды! Солировали в этой постановке известные танцовщицы: старшая Давыдова – космонавт, и её подружка Лидка Литвиненко – луна. Звёзд, что называется, собирали со всех классов, начиная с третьего, потому что Лёлька тоже танцевала. Валька Буряева на тот момент ещё не Зухра и не крупнотелый лебедь, а всё тот же «гадкий утёнок», который только начинал покрываться опереньем. В виду отличительного роста была звездой номер один, а за ней уже выкатывались из-за закулисного небосклона звёздочки помельче.


Бедная Елена Леонтьевна измучилась с бесталанной звездой первой величины. Как не объясняла, не показывала, как нужно свободно и невесомо «выплыть» на сцену, Валька не поддавалась дрессировке.


Школьница делала шаг, другой, получалось такое тяжёлое притопывание, казалось, стены клуба вздрагивали, как от лёгкого землетрясения. Длинные руки, раскинутые в разные стороны и лишённые какой-либо пластичности, повёрнутые ладошками вверх, только подчёркивали всю неестественность очередного па. Безграциозная, очень смущавшаяся Валентина от откровенных взглядов других «небожителей», что ехидно похихикивали за спиной, и рада станцевать так же блистательно, как допустим Мая Плисецкая. Но от неё уже ничего не зависело. Не ругайте пианиста – играет, как умеет. Как первая звезда не косячила, как бы сейчас выразилось нынешнее поколение, заменить её было не кем. С содроганием стен от тяжёлой поступи пришлось смириться.


Костюмы дети готовили сами, кто во что горазд, у кого какая нашлась дома тряпка, за которую мамка ругать не станет. Смотришь на фотографию прошлого, где разнообразие корон вызывает только смех. И думаешь, ну, почему было не собраться и не сделать макет пятизвёздочной короны, а по ней уже вырезать всем одинаковой формы атрибут. Ясное дело, всё было на примитивном уровне, одно слово – самодеятельность, зато было о чём посудачить и с кого посмеяться.


 Когда Валька Козлова, на генеральной репетиции надела свой космический наряд, в юбку которого протянула, следуя неукоснительно рекомендации автора, круг из проволоки указанного диаметра, то звёзды недовольно заволновались. Козловеня всех цепляла и мешала танцевать, её расширенный по инструкции балахон занимал много места. «Убрать!» была команда от Елены Леонтьевны.


Надо заметить, что в советские времена молодежь, оторванная от города, своими силами пыталась как-то заполнить свой досуг хоть чем-то интересным. Вот, что накрапано у Гали по этому поводу:
« 28 февраля вторник.
Сейчас вечер, только что пришла с репетиции, которая проводилась в нашем клубе. Всего несколько недель в нашем совхозе организовалась художественная самодеятельность, в которой участвуют почти все девчонки восьмого и десятого классов и немножечко мальчишков. Нашими руководителями были Люся и Володя (Абрамчук Вали брат с женой), Галимет Мухтаровна учительница третьего класса (я у них пионервожатая), и Тоня (Валина невестка, жена другого брата). На 23 февраля мы выступили хорошо, все люди были довольны, хотя почти весь концерт вели Абрамчуки. А сегодня, когда мы пришли на репетицию, узнали, что Люся и Володя откололись, осталась одна Тоня, так как Галимет Мухтаровна откололась ещё раньше. Все были разочарованы, ведь как Люся и Володя нас агитировали и вот теперь, когда всё налажено, они как говориться «удрали с поля боя». Но мы не разошлись, а стали готовиться к 8 марта, ведь все жители нашего небольшого совхоза так ждут концерт и на 8 марта».


Запись похожая больше на протокол комсомольского собрания, наивная, как три рубля, но как точно передающая дух того времени. Действительно женатые Валькины братья так ретиво взялись за развлекательную программу абсолютно бесплатно. За зрительские аплодисменты, они после рабочего дня собирались в клубе, и каждый делал то, что мог. Сестра ещё более инициативная, чем родственники, обладательница прекрасного слуха и неплохого второго голоса, хваталась за каждую сольную песню. Выходило, что не ребёнок был у тёти Вари, то был – артист!


 Гале, которой переврать мотив, как нечего делать, на сольные номера рассчитывать не приходилось, она довольствовалась тем, что пела в хоре. Если и поведёт не туда, пойди, докопайся, кто там сфальшивил. Но, однажды, девочке, у которой напрочь отсутствовал слух, вдруг улыбнулось счастье. Валька исполняла с какой-то девчонкой песню «Звёздный городок». Космическая тематика, начиная с 1961 года, постоянно волновала советский людей. «Пусть этот звёздный городок на карте не найти, но здесь начало всех дорог до млечного пути!» выводили доморощенные певицы. И Люся неожиданно предлагает взять третьего солиста, непосредственно Галю, типа, она хорошо поёт вторым голосом!


Галя ушам своим не поверила и стала рядышком с Абрамчучкой. Натерпелась страху: громче всех старалась не кричать, больше к чужим голосам прислушивалась, чтобы не выдать свою бездарность. Это было первое и последнее солирование, но всё-таки оно было, спасибо, Люся!


В более раннем возрасте, помнится, готовились к седьмому ноября, потому что только на этот праздник можно было петь такую песню. Школьный хор, состоящий из разновозрастных детей, собирался в каком-нибудь классе, и Елена Леонтьевна изрекала: «Начали!». Запев пионеры осилили не то, чтобы хорошо, но терпимо: «Славим Родину делами и так далее…..». Но припевом: «Слава вперёд смотрящему, слава вперёд идущему, путь наш из настоящего, в грядущие года!» хор захлёбнулся, как атака новобранцев в первом бою.


 С подобным количеством шипящих букв справлялись не многие. Удивлялась Елена Леонтьевна, пожимали плечами те ученики, кто мог это произнести и даже спеть. Что тут трудного? А основная масса юного пролетария тупо глядела в пол. Давай ещё раз, и вновь, как зажёванная магнитофонная лента, песня стухала, как и не было. Потом трудно выговариваемый куплет написали на доске, читайте, бараны, если запомнить не можете!


 Бились над песней-монстром не один день и кое-как одолели. Но вот песенка анархистов из «Оптимистической трагедии», чуждая по духу идеологии компартии, и противоречащая нравственным принципам советского школьника. Как это не возмутительно, пришлась пионерам по душе.


Лариса Рейснер – писательница и журналистка, неистово увлечённая революцией, являлась прототипом героини фильма «Оптимистическая трагедия». Название, разумеется, не случайное, и кинокартина после просмотра оставляет тягостное впечатление. Но, вопреки трагическому концу, на следующий день вся школа пела весело на манер блататвы: «Была бы шляпа, пальто из драпа! А к ним пиджак и голова! Была бы водка, а к ней селёдка, А остальное трын-трава!». Разухабистые куплеты анархистов, не было необходимости писать на классной доске, они запомнись легко и быстро.


Ещё задолго до того, как Галя принялась писать дневник, в совхоз прислали молодого нового завклуба Мишку. Светловолосый приятный русский парень. Совхоз маленький; вот она школа, вот перебежал дорогу и клуб рядом, во время перемены сбились девчата в кучку, прям на ступеньках культцентра – хи-хи, ха-ха! И завклуба вышел, так сказать, «в народ» познакомиться поближе, представился, и как специалист поинтересовался: «А что вы поёте?». И Галя отвечает: «Песни!». Все засмеялись, очень собой довольная наша героиня, на минуту смутившись, что парень, естественно, на такую юную, да вдобавок «остроумную» барышню обратил свой взор, отвернулась в сторону. Когда вновь посмотрела на Мишку, смеяться перехотелось.


 Взрослый парень даже не улыбался, его взгляд, на секунду задержавшись на Галиных спущенных чулках, уже встретился с глазами острячки, и жизнь стала не в радость. Дура! Зачем она это ляпнула? Парень смотрел всем в лица и только Галю, как особо отличившуюся смерил досадным взглядом с ног до головы. Увидел эти безобразные предательски упавшие чулки и ничего хорошего о девочке не подумал. А если б Галька не умничала, скорей всего молодому человеку и в голову не стукнуло досматриваться до её чулок. Она же их только подтягивала, проклятые резинки совсем слабые!


Вплоть до восьмого класса ходили Галины сверстницы в простых чулках за пятьдесят копеек. В капроновых по праздникам. И только в 68 году вошедший в моду эластик вытеснил эти ужасные бабские чулки. Эластикивые чулочки со всевозможными рисунками, их ещё называли безразмерными, пришлись по душе. Они плотно облегали ногу, подтянутые на тех же резинках, хорошо держались и не огорчали частым сползанием к ступне, как простые хэбэшные соберутся складками. Каждую перемену приходилось подтягивать. Дождутся, когда мальчишки выйдут из класса, одна девочка стоит на «пахи» и держит ручку двери, а другие тянут до самых некуда свои чулки. На дворе приходилось просить одноклассницу: «Я сейчас побегу, а ты посмотри – не сверкаю!» это было ещё одно неудобство прошлого века – рейтузы!


 Слово девочкам не нравилось, ненавистные тёплые штаны, что мамки заставляли одевать, девчонки прозвали «репатузы», они тоже вкупе с чулками заправлялись за спасательные резинки. И вот этим голубым трикотажем юные особы боялись сверкнуть перед пацанами! А те по ходу, только и ловили голубые отблески нижнего белья. Девочка бегущая по школьному двору оглядывается, не видно, мол, репатуз? Нет – машет одноклассница рукой и та успокоенная набирает скорость. Но оставим трикотажно-чулочные проблемы ушедшего времени в покое и вернёмся к замечательному юноше Мише.


По прошествии стольких лет, известно, что Михаил не стал великим музыкантом, по телевизору его не показывают, но хочется сказать, что он был на своём месте. Проработав несколько месяцев, завклуба ушёл призывником, после службы, как и стоило ожидать, в совхоз не вернулся, но память о себе оставил добрую и на долгие годы.


 Впервые хор пел в сопровождении музыки. Молодой и энергичный парень лихо растягивал меха баяна и не жалея собственной глотки, сильным голосом вёл за собой школьных вокалистов. Петь под баян было намного легче, дети с удовольствием ходили на репетиции и с ещё большим жаром выдавали весь репертуар перед местной публикой! Народ ликовал и, отбивая ладошки, не отпускал хоровиков – ещё!


 Потом энтузиаст, решил количество заменить качеством. В один прекрасный день устроил отбор без предупреждения. Публично вызывал каждого участника, проигрывал определённую мелодию, и нужно было петь самостоятельно и за голосистыми певцами не спрячешься. Осрамилась перед всем честным народом Нака. Оказывается, ей тоже медведь на ухо наступил, и выявилось это на Мишкином экзамене.


 Галю Бог миловал, совершенно случайно она по какой-то причине не выбралась из дому на спевку, со своим недоброкачественным слухом удачно избежала всеобщего разоблачения. А над Нездоминой уж поиздевались, особенно громкоголосые с идеальным слухом сёстры Давыдовы. Отобрана группа была из двенадцати человек, пели девчата слажено и красиво, но не долго радовали своими выступлениями. Мишу забрали в армию.


Через некоторое время прислали другого завклуба, верней другую – Лёлю. Вроде, как вновь заглохшая культурная жизнь пробудилась, потянулась всласть, да и малу помалу забурлила. Каждый новый прибывший массовик-затейник принимался за дело яро и типа того – так будет всегда. Леля свою деятельность начала с постановки пьесы ко дню великого октября. И Гале предложила роль, небольшую правда, но с учётом, что действующих лиц было раз два, и обчёлся, то спасибо и за это.


 Дневник к Лёлиному приходу уже вёлся во всю и вот, впечатления бывшей восьмиклассницы:
«Пьеса революционная. События происходят в 19 году, в тюремной камере. Мне моя роль не нравится. Я должна играть глупую, забитую, деревенскую девушку, которая предаёт революционерку по имени Зоя (её будет играть Лёля) из-за непонимания в политике и страха за собственную жизнь. Девчата говорят, что к этой роли совсем не гожусь: морда совсем не похожа на забитую, причёска не подходит, глаза не предательские, но мне хочется играть в пьесе и поэтому я не отказываюсь, да как-то и неудобно».
Несомненно, ужасную, отвратительную роль предательницы играть не хотелось, но тут уже, знаете, не до амплуа, главное – участие.


Кроме этого была задействована Абрамчук и на роль пожилой женщины пригласили Идею Митрофановну, и она согласилась. Валька играла девушку с уголовным прошлым и развязано пела: «Шарабан мой американка!». Ещё ей надлежало сказать по сценарию, обращаясь к Идее Митрофановне: «Ах ты, камбала, рыбий глаз!».


 После первой репетиции, когда вышли из клуба одноклассница, вытаращив глазки, призналась: «Галька, я не могу, я ели смех сдержала, когда на Идею Митрофановну говорила: «Ах, ты камбала, рыбий глаз!» ну, это же Идея Митрофановна наша учительница!». Девчонки поржали от души, конечно, смешно: учитель и вдруг – камбала! Пьесу так и не поставили, да Гале роль настолько не нравилась, что и жалко не было.



Стержень


Любой класс – это что-то наподобие барометра, который с точностью определяет, имеется ли внутри преподавателя этакий стержень и насколько он крепок. У Клавдии Григорьевны стержень был, и неотъемлемым доказательством служила тишина на уроках истории. Коли дети шумят, то учителю не достает характера держать дисциплину. Это как говорил Наполеон: «Если о короле говорят, что он добр, то царствование – не удалось».


До войны девчонка из уральской деревни успела закончить педучилище, а уже после, когда Клавдия Григорьевна обзавелась, мал, мала, меньше, она отучилась заочно в пединституте. Одна баба рассказывала, как она наблюдала за педагогом на прополке. Желающим получить дополнительный огород помимо собственной усадьбы, такая возможность предоставлялась, бери, коли мало.


Так вот Клавдия Григорьевна, пропалывая огород, успевала подготовиться к сессии. Она шла в поле с учебником, начиная от стартовой прямой, забрасывала его подальше и брала в руки тяпку, дойдя до валявшейся в бурьяне книги, многодетная мать усаживалась на землю и целиком погружалась в подземелье мировой истории. И так меняя грубое орудие труда на кладезь знаний, женщина убивала двух зайцев.


Однажды пацаны, эти вечные изобретатели разных глупостей, притащили в школу одну штучку сделанную из проволоки и резинки. Устройство было нехитрым, и соль заключалась в том, что если резинку обмотать много раз вокруг проволоки согнутой дугой, и аккуратно завернуть в бумажку, не давая резинке раскрутиться, а потом дать развернуть человеку не сведущему. И когда простота берёт и начинает разворачивать, резинка резко раскручивается, штуковина ещё в бумажке прыгает, как живая. Такой народ, как девчонки, пугаются и верещат не своим голосом, а мальчишки смеются. Когда секретом неведомого чуда овладел весь класс, и те, кто пугал и те, кого пугали, объединились против учителей – давай теперь их попугаем!


Первой кому подсунули бумажечку, была Елена Леонтьевна. Она самая молодая, ближе остальных к ученичеству, почему бы вместе и не посмеяться. Легковерная учительница взяла в руки «подарочек», первое движение и истеричный вопль: «Ой, что это?!». «Оживший» предмет напуганная Елена Леонтьевна бросила на пол и грубо говоря, шарахнулась в сторону, в общем, всё получилось, лучше не бывает. Ккласс гоготал, женщина смутилась, поняв, как над ней некрасиво подшутили – не дети, а идиоты! И урок начался.


Валентина Леонидовна менее доверчивая и не такая любопытная, брать всякую ерунду в руки отказывалась. Но ученики-болбесы так умоляли: «Ну, возьмите, Валентина Леонидовна, ну, разверните!» «Да, что там у вас?» не выдержала преподавательница, и приняла «Троянского коня». Который вдруг выпрыгнул из рук на стол, покрутился и тут же сдох, не успев напугать учительницу. Валентина Леонидовна на секунду уставилась на проволоку с резинкой, махнула на всех рукой – бестолочи, только на это ума и хватает! И, осознав, что у неё попросту воруют урочное время, вдруг как даст со всей силы ладонью по столу! Классный журнал, как по команде подпрыгнул: «Прекратите!» и урок начался.
Тонкие психологи в протёртых штанах Клавдию Григорьевну на испуг проверить не осмелились, не те отношения и не тот она человек.


Положа руку на сердце, хочется сказать, что история вроде как сама по себе уже интересный урок. На Галином веку было два учителя истории, и второй преподаватель из Октябрьской средней школы тягаться с Трегубовой не мог. Кричала Клавдия Григорьевна редко, в основном сорок пять минут проходили на одной ноте и на одном дыхании. После объяснения новой темы, она заостряла внимание учащихся: «Так всё раскладываем по полочкам (в мозгах значит), запомните первое то-то, второе – то-то...» . При этом она держала указку в правой руке, и поочерёдно ею касалась пухленьких пальцев левой руки, отсчитывая абзацы – первое, второе, третье.


 Галя следит чёрными очами за необыкновенными руками преподавателя, и хоть над ними не работал мастер по маникюру, они кажутся ухоженными. Вот такие от рождения были барские руки у коммуниста со стажем, как у ребёнка, который сам вырос, повзрослел, а ручки остались детскими – пухлыми и с ямочками! Ногти красивой формы переданы были младшей дочери, Галька смотрела на Лёлькины пальчики и само собой, хотела себе такие.


Воспринимать Клавдию Григорьевну, как всех остальных соседских баб Галя не могла. Она всегда оставалась для неё учителем. Даже в домашней обстановке. Например, поймает Иван Григорьевич рыбы, шибко не будем обольщаться, самой обычной, в лучшем случае это щука, в худшем – пескари. И многодетная мать тут же затевается варить уху, и на этот пахнущий свежей рыбой обед приглашалась семья Чиликиди.


 Под тенью больших абрикос, под звуки пчелиного жужжанья накрывался импровизированный круглый стол. Будяки они же такие, то ящик манежем назовут, то огромную катушку, на которой была намотана электрическая проволока, приспособят под обеденный стол. Приглашала Клавдия Григорьевна лично. Перебежит дорогу и уже от калитки машет рукой: «Маруся, Витя, Галя пойдёмте, Ванюшка рыбы поймал, я ухи наварила, пойдёмте обедать!». Отказываться бесполезно, да и неудобно. Учитель тебе – пошли, даже в спину подгоняет, а ты ему что – нет, что ли? Стыдно, надо идти.


Приходишь во двор, девчата суетятся, атмосфера какая-то праздничная. Лёлька раскладывает ложки, Нинка нарезает хлеб, а Люська уже несёт парующую тарелку дорогим гостям – откушайте! Галя переглядывается с сёстрами, все же свои, а непонятное смущение почему-то витает над перевёрнутой катушкой, даже разговаривали в полголоса. Уха не наваристая и не жирная, Галя отхлебает положенную порцию, дождётся брата и мамку, чтоб уйти домой одним скрипом. Уже за калиткой с досадой подумает: «Лучше бы Клавдия Григорьевна эту рыбу пожарила».


Из всех детей семейства Будяковых Мари Трофимовна выделяла Нинку. «Нина самая красивая, она похожа на Надю!» не раз повторяла Галина мать. Выслушав это утверждение, все смотрели на Нинку, ни словом не переча, рассматривали её лицо, вроде видели впервые.


 А Люська потом повернётся к тёте Марусе и спросит наивная душа: «А я?» типа того, а я что не красивая? «А тебе я скажу, шо далёко куцему до зайца!» и довольная своей меткой шуткой Мари Трофимовна заливалась смехом – ха-ха! Люська опускала глаза – ну, что взрослому человеку скажешь?


В отличие от насмешницы соседки, сама мать четверых детей, всё-таки любила больше всех старшую дочь. Меньшие сёстры говорили Гале, что матушка даже мясо зажаривала посуше, как любит Люська. Но при всём при этом призналась один раз, когда дети все уже выросли. Что вот так прикидывает она себе на ум, что жить бы на старости лет хотелось с Лёлькой. Никто лучше своих детей не знает, как мать, и не удивительно, что выбрала Клавдия Григорьевна из детей того, кто мягче и добрее.


Бить, конечно, своих детей соседка не била, ну, как можно, педагог и вдруг рукоприкладство? И Галька, почёсывая ушибленные места веником, кричала ноющим голосом своей, далёкой от методики воспитания, матери: «Вон Клавдия Григорьевна своих детей не бьёт!». Вроде, посмотри и поучись, как надо детей воспитывать.


 Обижалась дочь на мамку зря, лупила Мари Трофимовна Гальку исключительно ради её пользы, чтобы человеком выросла! А восхваление в адрес Клавдии Григорьевны, как предмет подражания, отметала сходу: «Да, не бьёт! Таких штувханив натолкмачет, что девчата не знают, куда и деться! Не видела, как она вот так кулаком, в спину, кааак дасть?!». Мари Трофимовна сжимала кулак, указательный скрюченный палец выпирала вперёд, и резким движением руки поражала невидимую спину предполагаемого чада из семьи Будяковых. Разумеется, дочь видела Трегубовские «штувхани» и не раз, но они казались настолько безобидными супротив веника.


Однажды, пришла к Гале Люська, девчонки сидели в хате болтали, перебирали кости, кому не попадя, и вдруг мимо окон промчалась Нинка. Заскакивает и с порога на сестру, вставай, мол, пошли мать заставляет то-то сделать. Люська ни с места, выспрашивает, а что делать, а много ли там работы, а чо сами не сделаете? Вот ещё они значит, с Лёлькой будут работать, а она будет тут прохлаждаться? Нет, вставай, пошли вместе делать. Пошли и всё!


Пока старшая препиралась, да выясняла что к чему, Клавдия Григорьевна прислала второго гонца – Лёльку. Та принесла строгий материнский наказ: сейчас же всем прийти домой и проделать заданную работу! «Пойдёмте, девчата, чо вы сидите?» недоумевала самая младшая и тоже уселась со всеми.


 И вдруг, нетерпеливый, можно сказать, нервный стук Чиликидинской калитки, заставил всех подняться. Мимо окон не прошла, а промчалась Клавдия Григорьевна! Хаваться уже поздно, и только мать открыла дверь: «Это что такое?! Я кого жду!?». Дочери одна поперед другой выскакивали, как из горящей хаты! Галька общая подружка, от которой не могли оторваться сёстры, ехидненько так посмеиваясь, следила через стекло, как учитель истории гнала домой, как нашкодивших коз, собственных детей. Нинка шла последней, и именно ей достался знаменитый «штувхань», аккурат под лопатку.


Подобные выпады с детьми, норовившими ускользнуть от обременительных мамкиных поручений, имели место быть и у Чиликидиных. «Галька, пойди, принеси ведро воды!» скажет мать. Кран на улице, во двор воду ещё не провели. «А чо я? – заноет дочь – пусть Витька принесёт!» «А причём я? Тебе мать сказала, ты и неси!» открестится сын. Разъярённая Мари Трофимовна схватит тогда ведро и со словами: «Шоб вас скорёжило сукины дети! Чем просить сорок святых, лучше одного Бога!» и побежит по воду.


Один год, когда дети были не такими уж и маленькими, а Клавдия Григорьевна в расцвете сил, занималась преподавательской деятельностью, ко дню победы из районной газеты приехал корреспондент. Это тоже было событие! Галя видела, как Лёлькина мать в чудесном настроении провожала за калитку мужчину – местную прессу. А в следующем номере все вместе читали статью «Она защищала небо Москвы!». На черно-белом снимке Клавдия Григорьевна на фоне родных цветущих деревьев, улыбаясь, держала усыпанную цветом абрикосовую веточку.


Когда любимая дочка, едва став совершеннолетней, родила свою первую доченьку – Светку, то первый, кто увидел новорожденную, была Галя с девчонками. Что уже учились в Октябрьском ауле. «Галька, – сказала вечером мать, – Люська уже родила. Возьми вот два рубля, – она подала дочери две бумажки – купи что-нибудь и проведай её завтра после школы».


 Мари Трофимовне самой бы дать два рубля и отправить в магазин и посмотреть, что она на эти крохи купит. Лазили девчата по аульскому центру, вдоль продуктовых торговых точек, лазили: ничего стоящего нет, да и грошей мало. Купила Галя, наконец, пол-литровую баночку компота из черешни за 1руб. 20 копеек и на остальные вафель, хочешь Люсечка ешь, хочешь не ешь, мало, конечно, но два рубля есть два рубля!


Драма появления Светки на свет Божий это отдельная история, и ждала молодая мать уж никак ни Галю, и тем более не её одноклассниц. Люся вышла – привет, привет, а что дальше? Стоят, молчат, почему-то всем неловко ну, что спрашивать – больно, ни больно рожать? И вдруг Люська говорит: «А хотите, я вам её покажу?!» Покажи!


 Девчата оживились и ринулись к окну, где через минуту Люся спеленатую по рукам и ногам девочку поднесла поближе к стеклу: вот она! Светка была приятней своего дяди Васи, Галя это отметила про себя сразу. Всё, что можно было рассмотреть у спящего младенца – это носик похожий на нос бабушки Клавы! И если впоследствии ребёнок перерос, то Галя ни при чём.


Клавдия Григорьевна, узнав, что Галька уже побывала в роддоме, словно орлица перелетела дорогу – ну, что, Галя, расскажи?! «Всё нормально, Клавдия Григорьевна, мы её уже видели, Люся нам показала, да, через окно. Она спала, глазок не видела, а нос, по-моему, похож на ваш!». Да, ну?


 Глаза бабушки сделались влажными, она молча слушала и не торопилась уходить и Галя с готовностью повторила: «Да, Клавдия Григорьевна, мы как зашли после занятий, а Люся сама сказала: «Хотите, я вам покажу её?». И показала, так вот мне кажется, что нос очень похож на ваш нос!». Бедная мать улыбалась сквозь слёзы, наверное, она думала, слава Богу, что всё позади, а насчёт носа мы ещё разберёмся. А Галя, как попугай твердила одно: «Нос, Клавдия Григорьевна, точно ваш!»


Мари Трофимовна часто рассказывала, когда Витя пошёл в первый класс, и, проучившись несколько дней, наотрез отказался посещать школу. До невозможности любивший мальчика отец, сказал: «Не трогай его, Мария, не хочет ходить туда, не надо, не заставляй». Мария так и поступила, оставила ребёнка в покое, как велел муж. Первоклассник, освободившись от бремени, прогулял что-то около недели, игрался, занимался неотложными своими делами, пока в один сентябрьский денёк к нему на улице не подошла Клавдия Григорьевна. Что она сказала малышу, как она его позвала с собой, никто не слышал, родители только видели, как директор взяла маленького бездельника за ручку и увела в школу.


Именно ей жалилась Галя в горе и слезах, глядя в глаза, на тот момент уже больной женщине, когда погиб Витя: «Нас и так мало, нас и так мало! Почему ещё не стало Витьки?!». Мать её подружек, с кем прошло детство, нечаянная землячка, вспоминавшая с Марусей родной Урал, близкая соседка, наконец, просто учитель истории, первый раз в жизни не сможет ответить на вопрос бывшей ученицы – почему?


 Витька – это был тот мальчик, что очень хорошо знал её предметы, особенно историю, он был любимым учеником. Кроме этого она часто говорила Марусе, что Витя намного лучше, чем Галька, как человек. И Маруся не спорила.
Она склонит голову и без слов уйдёт со двора, ей самой останется жить не полных три года.