Дурья голова

Анатолий Аргунов
Федор Громыкин слыл неудобным человеком на селе. Соседи то и дело жаловались:
- Вчера Федька опять учудил, среди ночи какие-то петарды пускать начал. Как бабахнет, я с кровати свалилась, думала атомная война началась… - делая испуганные глаза, верещала Зойка Ильина, своей подруге Нинке, придя в магазин.
- Что творит, спасу от него нет. И главное никто  не остановит. Взорвет всю деревню или сожжет, будем потом волосы рвать, а поздно – продолжала она шептать подружке.
 -Да он и в школе то был чудной. Помнишь на уроке химии, что-то подсыпал в пробирку, не то марганец, не то магний. Такой взрыв произошел,  что химичку нашу Менделеевну  в угол отбросило, а дым то на всю школу был.
- Как не помнить. Мне весь фартук выжгло, я же на первой парте сидела – подхватила Зойка. Менделеевна-то упала, он на нее, хохот на весь класс.
- А на физике – вспомнила Нинка. Еще чище: электричество захотел получить при расчесывании волос.  Меня дурку уговорил. Мол, волосы у тебя длинные, пушистее, самые красивые в школе. Давай с них электричество   получать, я и согласилась. Он говорит: вот тебе два гребешка, оба с проводниками, одним расчесывай одну половину головы, другим-другую, а потом проводки я соединю, и получим электричество. Так меня так долбануло током, что заикаться стала…
- Дурья голова она и есть дурья – подитожила Зойка. Не зря в народе говорят: дурная голова, ногам покоя не дает.
- Верно, верно Зоя. А говорят, что он в армии служил, чуть ли не в Московском Кремле, толи радистом, толи связистом. Я в то время в ПТУ училась, не видела, мне мать рассказывала. Приехал, говорит Федька на побывку, весь сам из себя, высокий, статный, в мундире с черными погонами и сержантскими полосками. Бабы его сперва и не узнали.  И он говорят, сразу же пошел в Катьке Разуваевой. Свататься, а та от ворот поворот. Катька еще в школе с Лешкой Федотовым шуры-муры крутила. В общем, отказала Федьке, тот обиделся, и через день уехал из деревни, бабы судачили, что из-за нее Катьки-вертихвостки.
- Не знаю, не знаю Нина, кто прав, кто виноват в той истории. Только сдается мне не в Катьке дело, а в самом Федьке. И она выразительно постучала пальцем по голове. Если здесь пусто, кроме как что-то взорвать, то чего на другую, здоровую голову сваливать. Ведь он появился в деревне недавно, с год наверное… И что! Женился на Тоньке Брезгиной, у которой трое ребятишек и все от разных мужиков. Один то последний вылитый цыганенок. Цыгане в позапрошлом году табором стояли на Фенином лугу, с одним  из них,Яшкой спуталась и родила от него. А старший еще чище – негритенок, тому уже скоро двенадцать. А средняя девочка тоже не из наших, вся сивенькая, как лен. Не наших кровей, вот-те крест.
- Да тебе какая разница, рожает баба и рожает…
- Не скажи, значит и нам с тобой тоже так  можно – и Зойка толкнула в бок подружку.
- А чего не смочь, было бы с кем, запросто – ответила Нинка. Не говори, одна пьянь осталась, переспать не с кем… - горестно вздохнула Зойка.
- Ладно тебе, не с кем. А чем твой-то мужик хуже?
-  Сказала бы я тебе Нинка, да не буду, а то растреплешь по все деревни.
- Ну и не говори, раз не хочешь. А ты к Федьке то подвали. Он мужик сам по себе справный. Не курит, не пьет. А что голова не так работает, то не беда.Тебе же не голова его нужна – и Зойка прыснула от  смеха…
- Ладно тебе, зубы скалить, а не то твоего мужика уведу, что тогда скажешь.
- А не убудет, на него, где сядешь, там и слезешь – все так же весело ответила Зойка. Пить меньше надо нашим мужикам, тогда от них хоть какой-то прок. А так … - Зойка махнула рукой, одно название мужик, да штаны… - тьфу ты сплюнула она.
Федор же не слышал всех этих пересудов о себе, да и вообще не обращал внимания на односельчан. Поселившись в крайнем доме, на окраине деревни, взяв  себе в жены Тоньку Брезгину с тремя ребятишками, он целый день был занят. Утром корову с овцами отводил в поле, готовил обед и по хозяйству занимался. Дом весь перебрал, полы перестелил. На себе бревна из лесу носил,  пока не построил мотоциклет с вездеходными колесами. На них можно было  и в болоте не увязнуть.  Собирал клюкву, малину, грибы: солил, сушил, заготавливал впрок. Лишнее продавал в соседнем городке. Постепенно за полтора года дом из  развалюхи превратил в  терем-теремок, с петухами на крыше, журавлем у колодца, резными лавочками и беседкой, где не стыдно было бы и министра принять. Самовар настоящий старый из меди сиял как солнце, а  варенье. Такого варенья не было ни у кого в деревни. Варил его сам Федор, по своему с старинному рецепту. Сперва ягоды тщательно перебирал, мыл в холодной колодезной воде, а потом в медном тазике варил их вместе с сахаром, медом и еще каким-то снадобьем, известным только ему, помешивая деревянной ложечкой. Варилось варенье больше трех часов, превращаясь в тянущий джем. Чистый, прозрачный, ягодка к ягодке… А уж потом разливал его в маленькие баночки с крышками, из под детского питания. Когда открывал такую баночку, да намазывал на белый хлеб, под сваренный им кофе с молоком, вся деревня чувствовала:
- Федька чаевничает, кофий пьет с вареньем  - шамкала беззубая баба Глаша, соседка по дому. Вот вишь люди то как живут, свое молочко, варенье, а ты то что все лежишь, да в телевизор смотришь ругала она Зойку.
- Дураки пусть работают. У меня баба Глаша другая задача, я бухгалтер, мне некогда возиться с кастрюлями и коровами. Считать мое дело, а счет ума требует. Я то не Федька, он ничего другого не может, пусть коровам хвосты  крутит и чужих детей воспитывает – злилась Зойка.
- Чужих! А где твои то, чего не заведете своих-то?. У твоего мужыка живот, как у беременной бабы,  какие от него дети будут, жрет да  пьет, прости Господи  - выругалась баба Глаша.
- А это не твое дело, мы не хотим, пожить для себя надо…
- А Федька для кого? Небо вы коптите, а не живете, а он детей воспитывает, пропитание для них добывает. Тонька то смотри, как выправилась, а приехала, три года назад, одни кости, да дети за юбку держаться. Смотреть на них страшно было. А теперь посмотри баба, как ягодка. Вот тебе и «Дурья голова». Чужих детей, Зоя не бывает. Они не виноваты, что их родили не от того отца. Они появились и все. Взрослые должны о них думать. А им стыдится нечего. Вон какие славные ребятки. А негритенок, работящий какой, все с батькой, вот и возьми  не родной, а не разлей водой. Куда Федька, туда и он… Эхх Зойка видно умру, не дождавшись правнуков…
- Ладно тебе причитать, баба Глаша, иди в дом, полежи в тени, полегче будет.
Баба Глаша ушла, а Зойка все еще не могла успокоиться: Как так, живет человек не по людски. Все ему чего-то надо, чего-то не так, как всем. Любопытство одолело Зойку. Пойду, познакомлюсь поближе, хоть узнаю, чем сосед дышит… Вечером, когда Тоня с детьми поехала на речку полоскать белье, Зойка навестила соседа.
- Федор посмотри, что-то утюг совсем не греет - и Зойка протянула старый, перегоревший электроутюг.    Его Мишка раза два пытался разобрать и починить, да все не может…
Федор тут же прямо во дворе, достал отвертку и стал разбирать утюг.
- Сядь Зоя, посиди, сейчас проверю почему не работает и Федор поставил стул около веранды.
-  Хорошо, тут у вас.  Все отремонтировано, не узнать дом, а был то совсем никудышный – начала разговор Зойка.
- Глаза боятся, а руки делают – отозвался Федор.  Он ловко разобрал утюг и присвистнул. Нужна новая спираль, старая перегорела. Даа ,теперь таких уже больше не выпускают… Сейчас посмотрю, может где-то завалялась в запчастях, похожая была. Федор вошел в дом и стал рыться в своих ящиках.
Зойка внимательно  осмотрела двор и постройки. Все добротно, ни щелей, ни кособоких дверей. Доски поструганы, на многих резьба,  а банька словно в деревянной юбке стоит, так красиво разукрашена, любо-дорого. Мужик то с руками. Вот тебе и Тонька-Махалка, вспомнила она  прозвище Тоньки в школе. Прибрала мужика к рукам, ох хорошо прибрала…
Через 10 минут вышел Федор:
- Нашел, правда не новая спираль, но пойдет, сейчас вставлю и попробуем, должна  работать. Федор быстро что-то подкрутил отверткой, зажав плоскозубцами  спираль и протянул утюг Зойке.
- Все давай включай и проверяй.
- А куда втыкать то Федор? – и Зойка игриво бросила взгляд на Федора.
- Куда, куда, куда надо  - засмущавшись, ответил тот. Заходи на веранду, там розетка есть.
Зойка ринулась на веранду. И там же такой же порядок, как и везде. Все на своих местах, по полочкам разложено, две кровати, видно для детей летом спать.
- Вот розетка – и Федор показал на углубление в обшивке.
Зойка нагнулась, и как бы невзначай коснулась упругим бедром Федора.  Тот не отошел.
- Нашла?  Ага, сейчас – и Зойка вдавила вилку в розетку. Еще молодое, крепкое тело Зойки плотно обтягивала новенькая кофточка. Точно греет, дотрагиваясь рукой до подошвы утюга – произнесла Зойка. Вот спасибо-то! А то мой – выброси, да выброси, не подлежит ремонту...  А утюг   хороший, гладить им одно удовольствие. Современный  то с тефалью у меня есть, елозишь им елозишь,  все никак не погладить. Легкий очень. А этим приложишься раз и готово.  Должок за мной Федор -  сказала загадочно  Зойка и пошла к себе.
Федор не придал ровным счетом никакого значения этому визиту соседки. Сам для себя он давно определился. Не лезть в чужие дела и с соседями жить мирно.
- А чего ты Федор по ночам спать не даешь, так бабахал пару дней назад - уже на выходе вдруг спросила Зойка.
Федор усмехнулся.
- День рождения отмечали.
- Какой день рождения? Кому же?
- Да Роберту, старшему сыну. Он родился в час тридцать ночи, вот мы с ним и решили его приход в мир отметить салютом. Одиннадцать петард взорвали.  Не думали, что так слышно будет. Ушли за баню… - стал оправдываться Федор.
Да нет, это я так, к слову… мне не помешали. До свидания. И Зойка ушла.
Оставшиеся вечером один и  лежа на сеновале, Федор стал обдумывать зачем же на самом деле приходила Зойка. То что чинить утюг это повод, понятно и так. Такую рухлядь чинить без нужды нельзя.  Легче в металлолом сдать, больше пользы будет. Тогда зачем? Федор стал  вспоминать  свою жизнь, детство, юность, взрослую половину. Многое  ему сейчас, казалось, делал не так, но иначе не мог, не умел иначе. Он жил, все время с каким-то любопытством. Вот человек родился, зачем почему? Чем будет заниматься, когда вырастет?Такие вопросы его волновали с детства. Отсюда любовь ко всему интересному, научному. Он даже в школе не переставал ставить эксперименты, изучал жизнь со всех сторон, ему было от этого интересно. В юности, когда служил в армии, опять из-за своего  постоянного изобретательства попал в Москву, в полк правительственной связи, как лучший радист и шифровальщик. Придумал такой алгоритм расшифровки, что мог на слух по передаваемым чистотам определить важность сообщения. Командир  полка упрашивал  Федора остаться на сверхсрочную, обещал прописку и квартиру в Москве, но Федор не захотел, суеты много, да и завистники кругом. Уехал, завербовавшись на Север, к полярникам. Там работы было хоть отбавляй. Каждый раз новая ситуация: то пурга, то медведи  приборы выведут из строя. Вся надежда была на Федора. И он не подводил. А потом катовасия в стране началась.  На материке помаялся несколько лет в геологоразведке и там все тоже, никому ничего не нужно. Решил домой  податься. Родители умерли, домишко остался без пригляда. Приехал посмотреть на запущенное хозяйство   и остался. Тут Тонька с детьми подвернулась. Жалко   ее стало, в школе красивой девчонкой была, парни за ней так и увивались. На Федора она и не глядела. Чудит и чудит этот Федька Громыкин, громыхает какими-то опытами, железки собирает, самолеты,  да и  всякую ерунду мастерит… Зачем он ей?
Вспомнил, как табуретку сделал на пружинах, сядешь и качаешься, весь класс ходил смотреть, а Тонька не пошла. А вот вышло как, пригодился через 20 лет. Пьет деревня, мужиков не осталось, спились все или отравились. Кладбище за эти годы в три раза разрослось. Шел в Троицу, одни лики знакомых, половина его одноклашников, грустно стало. Куда же катиться русский человек? Вот и зацепился за жизнь  обеими руками и держится, крепко держится, не хочет, чтобы его дети туда, в эту же  пропасть свалились. Тонька перестала пить, занялась хозяйством, покуривает в тайне от меня, но это уже не так опасно. Сам то Федор давно забросил и пьянство, и курево, еще на Севере. С такими привычками там долго не протянешь. На Большой земле было начал втягиваться, но не интересно: выпил, уснул, проснулся, снова  выпил. Однообразие –  не по нему. Стал искать занятие. Вот нашел. Деревню нужно поднимать, детей рожать, воспитывать. Не может же человек, как цветок однолетка, весной взойти, осенью увянуть и умереть бесследно. Должно быть потомство. Обо всем этом Федор постоянно думал и что мог делал. Не дал Бог своих детей, усыновил чужих и не жалеет. Вон какие славные ребятишки растут. Может когда и свои  появятся. Жизнь она сама по себе имеет смысл, когда ты что-то делаешь. Смотрю за мной и другие мужики потянулись.  Не все потеряно. Дома в порядок стали приводить, кое-кто живность завел. Лидера настоящего в деревни надо, а где его взять? Я не гожусь, грехов много и грамотности мало. А кто? Кто? И  Федор лихорадочно искал ответ на этот самый трудный вопрос в его  нынешней жизни.
После очередного разговора с самим  собой, Федор поехал в сельскую администрацию. Молодая, видная женщина, явно моложе его, встретила Федора приветливо.
-  Слышала, слышала о твоих художествах. Клюквенный комбайн то работает?
- Работает, что ему сделается – ответил не спеша Федор.
- Зачем, сюда ко мне приехал? – сделалась серьезной глава поселения. Фейерверк устроить хочешь или что?
- Да, нет Наталья Сергеевна, по делу я.
- Ну, говори, что за дело то.
- Хочу сход собрать, мужиков пора от пьянки отваживать. Надоели.  И начать нужно с самогонщиков. Они и спаивают. Ну а потом, что-то найти: общее дело к примеру. Без дела – слова пустой звук.
- А что конкретно предлагаешь – заинтересовалась Наталья Сергеевна.
- Для  начала клуб отремонтировать. Срамота, не войти, пол под ногами проваливается, доски прогнили. Потом взяться за дороги и в первую очередь к погосту отремонтировать. Щебень рядом в двух километрах, бери сколько надо. Деревня в грязи утопаем, на кладбище не проехать, не пройти. Стыдоба, Наталья Сергеевна.  Вот мои предложения.
- Дело говоришь. А где деньги взять? У меня бюджета не хватает колодцы отремонтировать, с кого налоги брать, с алкоголиков?
- Вот поэтому и предлагаю. Давайте людей соберем и начнем работать. Будет дело, будут работать, будут деньги на  налоги.
- Не зря говорят про тебя Федор. «Дурья голова», ты не обижайся. Кто же в наше время бесплатно пойдет работать?
- Давайте соберем людей, поговорим, а там увидим – не уступал Федор.
- Ладно, позвоню начальству доложу, и дам ответ.
- Нет – возразил Федор. Причем начальство, оно за нас работать не будет, это точно. Давай решай сама, мы тебя выбирали, вот и мозгуй сама!
Собрание прошло шумно. Крика и ругани было много. Вспомнили всех и про все, кто что сделал, кто что украл, пропил, растащил колхозное. Но в конце согласились на одном: пора, что-то делать. Приняли  предложение Федора Громыкина: отремонтировать дороги,  и начать с дороги на кладбище.
- Там же часовня не плохая была, разрушена, вот бы восстановить – подала голос бабка Глаша. Может бы и батюшка стал к нам ездить, было бы где молитву вознести.
- А может и  церковь! И  денег даст на восстановление – подшутил кто-то.
Порешили, что в следующую субботу все выходят на ремонт дороги. Нашлись водители, договорились с самосвалами в соседнем ООО  «Восток», там же сговорились об экскаваторе.
- Ну, а на бульдозере, я буду сам -  вдруг вызвался еще один прижимистый  мужичок, Володька Шубин. У меня «Белорус», на нем равнять дорогу хорошо: спереди нож, а сзади ковш.
- А по средине ты, Вовка с пузырем – пошутил кто-то.
Федор встал:
- Мужики, а вот с этим пора завязывать. Передохните. Хватит  самогонку гнать  и людей спаивать. Иначе дело со мной иметь будете.  Вы же знаете,  я не шучу.
- Вот уж без угроз, Федор – поправила глава администрации. Но с завтрашнего дня заявление в милицию подам, если узнаю, кто  варит самогон и продает.
- Для себя не запрещено – встревожено крикнула  тучная баба.
- А мы не запрещаем, гони и пей сама, Серафима.  Чего это к тебе с утра до ночи мужики в очередь у калитки выстраиваются?
- А может мы к ней на свидание… - пошутил  местный алкоголик, Жорка Кудрин.
- Не хватит на всех Серафимы – под смех толпы ответил Федор.
Дело медленно, но пошло. Удивительное создание русский человек, силой заставить работать его невозможно, делать будет плохо, как впрочем, и за большие деньги тоже. А вот найти  к нему подход – горы свернет и бесплатно, на энтузиазме. Однако, во всем должна быть идея. Скажем возрождение собственного дома, деревни, страны… И не просто, сказанное или озвученное с экрана телевизора первыми лицами государства или  депутатами на митинге, а их живое участие  во всех конкретных делах. Ох, как прав был дедушка Ленин, организовывая субботники. Сколько сарказма и анекдотов ходило о бревне, которое он нес на плече на  субботнике в Кремле. Но именно этот пример позволил построить гиганты индустрии  первых пятилеток и вывести Советскую Россию на передовые рубежи в мире. Строили голыми руками, а из инструмента – тачка и лопата.  Кто-то из злопыхателей непременно скажет: знаем мы этот энтузиазм: 40 тысяч зеков строили «Беломорканал» и 200 тысяч «Волга-Дон». И это правда. Но не зеки выиграли битву за социализм и потом войну, а энтузиазм и патриотизм свободного человека труда. Не все, не все было гладко на этом пути, издержки тоже были. А разве их не было при  капитализме?! Были да еще какие! Вспомнить только судьбу американских индейцев или  афроамериканцев в  самой богатой стране мира.  Может нам объяснят доблестные янки, зачем они истребили индейцев и заставляли работать негров на плантациях  по 12-14 часов в сутки?  Правда бывает одна. И не нужно прятать голову в песок, чтобы тебя не увидели… Новое не бывает без издержек.
Вот так и в деревне «Нива», Федька, по прозвищу «Дурья голова» начал свою борьбу за новую жизнь. Через год появилась сухая известковая дорога к каждому дому, и на  кладбище. Оказалось, что там захоронены погибшие в Отечественную  войну летчики дальней авиации. Поиски привели к тому, что на 9 Мая съехались  родственники погибших со всей страны.  Их уже постаревшие дети, и взрослые внуки и даже три правнука. Слезы, духовой оркестр и впервые за долгие годы забвения о них сказали праведные слова люди в военной форме и местный батюшка. Обелиски сияли новыми красными звездами.  Ели стояли как на параде: нарядные и подстриженные. И народ преобразился: чистые, опрятные, со светлыми лицами.
Потом сельский клуб отремонтировали, кино появилось, настоящее российское. Из кинопроката запросили самые знаменитые когда-то фильмы о любви, о мужестве, о доброте. Заработала лесопилка и началась разработка извести. У людей появилась работа и надежда. Но Федору все мало, задумал деревню заасфальтировать, мост через реку наладить. Восстановить часовню на кладбище и памятник, погибшим в войне поставить. Ездил в район, до областной администрации  добрался, но своего добился. Нашлись и богатые спонсоры, кое-что  государство пообещало. Жить бы и жить Федору спокойно, но не зря народ сказал про него, что «Дурья голова» покоя никому не даст. У русских испокон веку считалось, что чем  талантливей, тем не от мира сего человек  и  непременно дурак.  Так и сказки родились об Иванушке-дураке. Все у него вроде бы просто: повелевает «щукой», «золотой рыбкой», приказывает «коньку-горбунку» что сделать, что достать или найти, какой подвиг совершить. Но ведь оказывается и щуку, и золотую рыбку, и конька-горбунка поймать надо было. Чего же его умные  братья не смогли? Вот где ответ кроется. Работать много надо: не спать, не есть, пойти, найти и сделать. Способны на это не многие. Вот украсть, ограбить на море или на суше, завоевать более слабых – это пожалуйста. Тоже вроде бы дело, но разбойное. Русский человек к этому не приучен, не хочет делать счастье  на разбое. В этом его сила и благородство.  За этого русского мужика и не любят нигде. 
Так рассуждал Федор, обдумывая очередное, общественное дело в своей деревни. Но все хорошее рано или поздно кончается, такова философия человеческого бытия. Это как в той далекой теперь для него юности. Они лежали со своим армейским другом Витькой Жбаном в лазарете воинской части, куда оба попали после обморожения на учениях. Витька обморозился сильнее, но вида не подавал. Все шутил:
- Выйдем на гражданку, холодильниками работать будем, все нутро, как ледник.
Врачи ходили вокруг него, что-то шептались друг с другом, но ничего кардинального не предпринимали. Через день Витька умер, прямо во сне… На утро, дежурный врач стал делать обход, а Витька мертвый. На всю жизнь запомнил Федор жуткие слова, которые он потом прочитал в истории Витьки: самочувствие хорошее, бодрое, без изменений. И последняя запись  - больной умер…
Вот так оно и бывает: жил, жил, работал, работал, а потом бац – умер! Отчего? Почему? Никто не знает. Начинаю вспоминать: пил, курил, болел... А раньше то что, никто ничего не видел? Не подсказал? Что-то не так в жизни, а что? Федор не мог ответить. Зачерствели люди, ушли сами в себя, русскость свою потеряли, отзывчивость и доброту…
На Зимнего Николу, Федор куда-то пропал. Жена Тоня оббегала всех, дети  всполошились, искали, где могли, потом заявление в милицию подали.
Но так и не нашли: ни живого, ни мертвого. Весной, когда лесные озера стали оттаивать, тело Федора всплыло. Нашли рыбаки, любители лова рыбы из-под весеннего люда. Следствие прошло по вполне заданному режиму. Дело возбудили, дело закрыли. Из-за отсутствия состава преступления и свидетелей.
Так и не стало Федора Громыкина, как и сотен, таких как он деловитых и мозговитых мужиков России, народ которых чаще называет толи в шутку, толи в серьез «Дурья голова»!
Деревня же продолжала жить своей беспечной жизнью. Словно и не было у нее Федьки Громыкина, посудачив какое-то время, она почти сразу же, забыла о нем. Она в ожидании нового Федьки...Эх, Россия ,когда же ты начнешь ценить своих «дураков»?