- Итак, мы расстаёмся?..
- Ждёшь ответа?
- Не жду, скорей, боюсь его услышать.
- А я, представь, боюсь его сказать.
- Ты добрый. Я ведь знала, что ты добрый. Вдвоём бояться всё-таки не страшно…
- Ты говоришь нелепость, понимаешь?..
- Мне кажется, что эти наши фразы – извивы сна, болезненного бреда, когда с температурой тридцать девять лежишь и всё плывёт перед глазами. Не знаешь, кто ты, где ты, кто здесь рядом… Ты весь дрожишь. Тебя знобит, любимый?
- Я не дрожу. И разве ты не слышишь? Ведь я всё говорю и говорю, а ты куда-то смотришь полоумно, как будто бы меня не существует.
- Мы оба существуем. Мы ведь любим.
- Прислушайся.
- Да-да, теперь я слышу…
- …и это всё ужасная ошибка. Настало время нам и расплатиться. Как верил я, что погружён в тебя!.. что я тебя исследовал, как странник, едва открывший девственные земли. И как теперь я в этом сомневаюсь!
Я что-то находил в тебе своё… И радовался найденному сходству. Но в тождестве приятном разобравшись, со временем я точно убеждался, что найденное – это я и есть…
Нет, обмануть меня ты не хотела, я вовсе не виню тебя в притворстве, в мимикрии, по крайней мере, - точно. Не ты внушала мне о нашем «общем». Не ты воздвигла храм моих иллюзий (хоть в нём молились именно тебе)…
- Мой милый, посмотри. Ты это видишь? Холодное безжизненное солнце… Нет, осень не спешит, ведь ей известно, что от неё природа не уйдёт. Забывчивые глупые деревья! Гляди, как им обманываться сладко в такой денёк безоблачный и тихий. С беспечностью детей и слабоумных осанятся на сцене сентября, глядят высокомерно друг на друга, прохаживаясь чинно вдоль проспекта.
Зелёный цвет ещё их не покинул. Деревья… Призрак жизни в гробе града. Они о смерти думать не привыкли… Гордятся пышной кроной, мглистой тенью, обмахиваясь томно и вальяжно подвядшими немного веерами… Так жалкий разорившийся купец в безумной истеричной эйфории, над пропастью банкротства с важной миной торжественно в бумажнике листает последние, но крупные банкноты.
Скажи, любимый, ты ведь это видишь?
- …как разобраться в этих странных чувствах? Что было между нами? Что осталось? И оставаться было ли чему?
Я долго размышлял и сделал вывод: в одну строку мне это всё не втиснуть. Ведь если искал в тебе Иное, а находил себя, - себя теряя в раздвоенности, в некоем распаде, который вызван поиском Иного не там, где обрести его реально…
Как просто всё в поэмах и романах: тот любит, без взаимности страдая, другой – влюблён и вместе с тем любим, тот ревностью снедаем, тот – страстями, тот жаждет мести, тот, – смирясь, прощает. Увы, в реальной жизни гамма чувств сложней, парадоксальней, извращённей…
- Вон, погляди, любимый. Как обидно!.. Один орех на перекрёстке улиц. Он весь уже опал… Но в чём же дело? Быть может, это дерево – больное? Больное, как ты думаешь? Так странно… Иллюзий он не строит, ты же видишь, - как эта лицемерная толпа, - и что ему до лживых их улыбок! Свой тощий торс, бесстыдно обнажённый, он подставляет солнцу не стесняясь, -пусть обжигают злобой и презреньем.
Он сбросил свою грязную одежду и с яростью холодной растоптал под истовое ржание акаций, под хохот тополей и топот клёнов…
- …но будем откровенны до конца. Я не из тех, кто дарит людям счастье, не наслаждаясь собственным деяньем. Я много сделал доброго и злого, себя и тем, и тем весьма потешив.
И этот храм, который я воздвиг… В нём не было какой-то горькой жертвы, молитвы бескорыстной не бывало.
В тебе любил я лишь любовь ко мне. Ты спросишь, отчего же ухожу я? Твоя любовь ведь вовсе не угасла. Не знаю, что ответить… это сложно. Прощай. Я должен кое-что обдумать…
- Как странно… Если очень далеко – любимый мой такой… такой малютка! Я даже в руки взять его могла бы. Вот видишь, если глаз один сощурить, - бредёт он, горбясь, по моей ладошке. Возьми его, прижми малютку к сердцу!.. Но он ведь далеко… И он всё дальше…
Вернись!.. чтоб я могла… тебя хранить…
сентябрь, 2009