Как молоды мы были... Или вспомним моменты из жизн

 
УДК 82.09 (571.16)






Павел Лукьянёнок.
Как молоды мы были… или Вспомним моменты из жизни студентов…
Томск: Издательство «Ветер», 2006г.- 128с.

  Произведение полуанонимных авторов, объединивших свои усилия и объявивших себя издателями,  наделивши полномочиями редакторов одного из своих сотоварищей из Томска по кличке «Дед» и районного рентгенолога из Каргаска, по кличке «Дюк», взвалили на себя тяжкий груз ответственности объединить разрозненные воспоминания ныне здравствующих лечфаковцев, обучавшихся в 1975-1981гг), описывающих жизнь авторов в далекие времена ранней молодости, проходившей в разных местах славного города Томска и его окрестностей. Исключительно правдивая и основанная на биографических  фактах история.




Под Редакцией П.И.Лукьянёнка, при активнейшем участии Дубенца А.Е, а также сокурсников Седенко В.А., Бойко А.А., Львова М.Л., Зинченко С.Г., Ганноты В.Л.

 










© П.И.Лукьянёнок
© Издательство «Ветер», 2006г

Неоконченная пьеса

(не подлежащая постановке ни в одном из театров МИРА, как драматических, так и других, включая постмодернистские подмостки, а может и подлежащая, если кому захочется)

Действующие и бездействующие лица:

Дед, иногда Деды, (Лукьянёнок П.И., Васильев С.Г.)
Дюк,- (Дубенец А.Е.)
Длинный, он же Бацилла,-(Седенко В.А.)
Жердь - (Бойко А.А.)
Мыш – (Львов М.Л.)
Проф – (Зинченко С.Г.)
Толстый (Боцмоняра) – Ганнота В.Л.)

Иногда другие действующие лица и сокурсники с видоизмененными фамилиями и кличками.

Темная личность. (Под темной личностью предлагается понимать недоживших до наших дней, учившихся с нами и безвременно ушедших,  но всегда присутствующих в наших воспоминаниях лечфаковцев)

 
 
Места, где происходили эти события

 


 

Картина первая и последняя.
 
На затемненной сцене стоит стол, на нем бутылка водки рюмки, какие - то консервы и несколько стульев. Слева у первой кулисы стоит маленький сервировочный столик (на колесах), на нем стоит бутылка с прозрачной жидкостью и граненый стакан. Табуретка. Задник затемнен, занавес отсутствует. Зрительный зал пуст.

В полной тишине на сцену выходит Мыш и начинает говорить.

Мыш: (о себе в третьем лице): Аэропорт г.Томска 7 июля 1975 года. Молодой человек спускался по трапу самолета, прибывшего из Свердловска. Теплый летний ветер теребил его черную кудрявую шевелюру, а воздух долгожданной свободы наполнял грудь. Он был кучеряв, худощав, ростом около 180 см.  Звали его Львов Михаил, или просто Мыш. Молодой повеса прибыл в Томск, в то время мало, что говорящий для него этот западносибирский город, с целью получения высшего медицинского образования.
Выбор места был не случаен. Юноша хотел  отдалиться от родительской опеки и плыть по волнам жизни без участия посторонних сил.
 Город встретил его потоками воды из окон и с балконов, падающих на прохожих и на раскаленные тротуары, создавая атмосферу праздника: Дня Ивана Купалы.
Поселился он в квартире знакомых моих родителей. В те дни там никто не жил и было омерзительно скучно находиться среди молчаливой мебели и рычащим басами телевизора. Развлечься ему помогла бутылка 777 портвейна, в народе по-просту называемого «Три семерки», которая была захвачена  в ближайшем гастрономе. Итак, дорогие господа, началась самостоятельная жизнь.
Следующий день прошел в оформлении документов, постановке на учет, получении места в общаге и проверке на вшивость в местной санэпидемстанции. И вот в конце дня он попадает в свою ALMA MATER на Тверскую 27, где его встретил комендант Мунтиков. Это был страшно худой человек маленького роста с одной правой рукой. По преданиям и повериям студентов, передавшихся от курса к курсу,  рука его сгорела в местной котельной, когда он находился в состоянии глубокого алкогольного опьянения.  Не будем говорить об учебе и о подготовительных курсах т.к. это рутина, повторяющаяся из года в год, а остановимся на нашей частной жизни.
Трудно сейчас вспомнить последовательность всех событий, но мы постараемся её произвести без лишнего преувеличения. Да и преувеличивать нельзя, а то зрители могут не поверить.
Итак, Тверская 27 (угол Тверской и Лебедева) двух этажная деревянная постройка П-образной формы с 26 комнатами, двумя туалетами на 3-4 очка и без душевых комнат. Напротив здание факультета иностранных языков, а во дворе котельная и подсобки с огромным количеством крыс. В метрах ста на восток - храм Алтайская церковь - один из немногих в Томске, уцелевших после революции, а при движении в противоположном направлении можно было наткнуться на виноводочный магазин и пивную точку, являющимися основной базой  снабжения студентов на углу Красноармейской и Фрунзе. Если двигаться  минут пятнадцать от общаги вниз по трамвайным путям 3-го маршрута, попадешь в центр города (гост. Сибирь, Громовские бани, блинно-пирожковая, ТИАСУР). Все последующие годы жизни в Томске будут тесно связаны с этими названиями.
Возвращаемся на Тверскую 27, начало июля 1975 г, куда прибыл наш повеса. Население разношерстное: студенты, абитура, работники института. Его определили жить в ком. 11, где  прошла абитура и первый год учебы в институте. Тогда, их было четверо: Борис, студент с 3 курса, все время рассекающий в белых одеждах и ежедневно стирающий их, не без помощи и двух абитуриентов, Cани из Мариинска, и Витька, с каких-то дальних краев, не поступивших в итоге в Вуз.
Через пару дней какими-то тайными силами меня втянуло в "палату" №6, где и произошла встреча с людьми, с которыми я в дальнейшем "прошел через все жизненные заграждения иколючки" и ничего не разбил. Это была и есть настоящая мужская дружба, испытанная временем, приключениями, горем и радостью. И по прошествии почти 25 лет эта дружба, я думаю, сохранилась. Вернемся в комнату 6 и к её обитателям. Жаконя Яковцев, белокурый крепыш, с орлиным носом, мастер спорта по штанге - наш наставник и учитель, выдумщик на всякие штуки - массовик-затейник. Дюк, Толстый и Хамулла Саня.

Top of Form 1
   

(Мыш садится за стол. К нему присоединяется Дюк.)

Дюк: Меня познакомили с Ганнотой на Чимкентском вокзале. Их было трое. Трое одноклассников только, что закончивших школу. Только вчера они сдали выпускные экзамены, и в их ушах ещё была слышна музыка выпускного вечера. Что ж, до меня, так за плечами провал в Оренбурге, пол вечернего курса КазХТИ на факультете Строительных изделий и конструкций и девять месяцев работы в областной больнице г. Чимкента на разных должностях младшего персонала – от  морга, до санитара-носильщика нейрохирургического отделения.
Что я чувствовал при отъезде? Большой радости не было, не было и безисходной тоски. Тревога за будущее. Альтернатива поступления в институт - армия, уже назначена команда и где-то далеко заготовлен тренажер «ключа» в радиотехнической школе - связь, специальность по службе.
Итак, как у Розенбуама, «ту-ту поехали, кондуктор дал свисток, последний поцелуй, стакан горилки». Поезд Томск - Андижан двинулся в темноту. Мимо спящего города и предместий. Разместились мы в разных вагонах, согласно купленных билетов. Они были в купе втроем, я один. Первая ночь позади. С чего начать день? Конечно с завтрака. Завтрак у нас был общий, потом и обеды и ужины. Из своего купе я уходил утром и возвращался только для ночного сна. Чем мы занимались целыми днями  в поезде? Вы не поверите! У каждого из нас был солидный запас продуктов питания и при всем нашем старании съесть, его весь, даже если бы мы усиленно старались, мы не смогли бы и за неделю. Что же придумал Львович? Ужас, мы по очереди кидались помидорами и огурцами во все движущиеся предметы за окном поезда. Причем не просто так, а с наводкой. Т.е. стрелок стоял по среди купе наготове с помидором, наблюдатель лежал на второй полке и давал команду «ОГНЯ»(ударение на О - словечко из трех танкистов и собаки). И как было весело, если стрелок не попадал не только в стрелочника, но даже в открытое окно! Помидор разбивался вдребезги о край рамы, грязь неимоверная, проводница с нами замучилась, но в конце-концов - плюнула и успокоилась. Были и другие развлечения, больше напоминающие детские  подвижные игры.
У всех путешествий, есть начало и конец. Такой конец наступил и у нашего пути. Ранним ясным утром в Томске  нас встретил чей-то знакомый, посадил в машину и развез по назначению. Одноклассники Львовича поступали в Политех, нас же привезли к главному корпусу Меда. Ещё было очень рано, но мы уже были не первые. Слева у столбика, около лестницы, стояла пара парней. Вид их нас удивил. Не то, что б мы таких не видали, я сам бывал таким не редко, просто не ожидали, что и в таком виде можно явиться на экзамены в высшее учебное заведение. Оба высокие, худощавые с длинными, прямыми, под БИТЛОВ, волосами. На обоих клеши из цветного вельвета,  с шириною гач, равных размеру обуви, сантиметров сорок, не меньше. Если пользоваться терминологией семидесятых годов они были хипарями. Так мы впервые увидели незабвенного Хомуллу Александра Палыча и его корешка Витька. Витек в институт не поступил и поэтому о нем говорить не будем.
Ближе к восьми утра стал подтягиваться еще народец. Наконец институт открыли и мы, не без волнения, в первый раз вошли в старое здание. Сдали документы и получили  направление в общежитие и сан-обработку, где-то на Розочке. Что же, помылись и направились в общежитие на  Твери, почему-то в народе называемом «Африкой».

Из-за кулис вмешивается Жердь: Насчет Африки, впервые, я услышал это название на Москве, когда придумывали роман. Название это сказал или Проф или Дима. Оно досталось нам по наследству. Лично мне ближе название Тверь. Хотя в те годы город Тверь назывался Калинин.

Дюк продолжает: Там прошли наверное лучшие годы жития в Томске. Комендант Мунтиков Виктор Михайлович. Однорукий желчный старикашка. Мне он казался стариком, хотя сейчас я чуть младшего его, а стариком себя не считаю. Сегодня он наверное давно умер, а может и жив ещё, но в любом случае - помянем его добрым словом (наливают по рюмке водки и выпивают не чокаясь. К столику на колесах подсаживается Темная личность и то же выпивает, но не рюмку - стакан). По сути, он был глубоко несчастным человеком, дожившим до стольких лет и не имевшим своего угла, даже неполноценного  жилья, пределом мечтания которого было стать комендантом Москвы. Пройти всю войну с легкими ранениями (на его пиджаке были наградные планки и нашивка за ранение)и лишиться руки по глупости – нужно было тоже суметь.
Определил он нас Ганнотой в комнату №6, (мы шутили по этому поводу, упоминая Палату №6) и были очень недалеки от истины. То, что творилось в этой комнате можно назвать только  сумасшедшим домом, или полным дурдомом (дурдомом на выезде). Других слов я подобрать не могу, но главное мы знали ЭТО. Соседом оказался долгожитель второкурсник Жаконя Яковцев. Впоследствии, он немного поучился и с нами. Надо отдать ему должное, что все, что случилось с нами далее полная его заслуга. Он обучил нас как жить в общежитии, тонкостям общения с соседями и между собой в условиях длительного совместного проживания в одном тесном помещении. Он не посылал нас за вином в ближайший магазин, он ходил сам, правда, с нашими деньгами. Мы не добывали для него пищу, он сам нас снабжал свежей голубятиной. Он показал столовые и парк, кинотеатры и винные магазины. Он же нас ввел в церковь за забором. Показал откуда можно наблюдать, как загорает молодая попадья. Момент встречи с Жаконей произошел на следующий день после вселения. Он стал нашим первым учителем в познавании простых житейских истин в условиях общежития. Четвертым жильцом нашей комнаты был Фашист, прозванный так за сходство с киношным Гансом. Человек своеобразный. Длинный, в очках, он все время читал. У него не было ни каких предпочтений в литературе. Он читал все подряд, от Данте до современной прозы (все знают, что это была за проза в подавляющем большинстве). Появлялся на койко-месте не часто, где-то он жил еще. В общих застольях принимал пассивное участие. Поест, выпьет и читает, оторвется от книжки, выпьет - и снова читает. Говорил редко и мало. Мысли скрывал или мы их просто не понимали. Он был весь (вещь) в себе. Он не мешал нам, мы ему.
Мы мирно спали, когда Жаконя очень шумно вломился в комнату и заорал, что вроде ко мне (в смысле ему) абитуру подселили. Вставайте мужики знакомиться будем. Мы представились, он тут же съел заплесневелую колбасу, чем не сказано меня удивил, не тем фактом, что съел, а тем, что ему ни чего было. Ни каких проявлений пищевого отравления. Очень посетовал на то, что сильно много еды пропала за окном поезда. Потом сводил в столовку. Пошли в магазин. Купили и выпили. И сказали мы, что это хорошо.
Как готовились к экзаменам, помню смутно, похоже кроме как на курсах подготовки мы ни чего не учили, иногда задавали друг другу каверзные вопросы. На том все и кончалось. Но книжек мы навезли...
Мыша я увидел на входе в умывальник, длинный, сутулый, ужасно худой и темного колора, грузин - наверное, подумал я. Но тогда он еще не был Мышом, и даже не Мишей-Аллигатором. Как-то самим-собой произошло наше знакомство и мы  стали дружить домами. Мы сразу приняли его за своего.Со Львовичем понятно,- там был зов крови. А мы, оставшиеся не задумывались о таких мелочах, как национальность. Меня всегда поражало другое. Нас троих абитуриентов из разных мест и студентов-долгожителей, видевших друг друга едва-ли сутки, что-то объединяло. Ни до, ни после мне никогда не попадались социальные группы с такой психологической совместимостью. Все мы разные, но понимали друг друга с полуслова. Не было ни одного конфликта, ни разу. Как судьба умудрилась соединить нас, не понятно.

Выходит Толстый, не присаживаясь к столу: Номер комнаты был 4.

Тут же уходит. Мыщ и Дюк странно переглянулись.

К компании присоединяется дед Пашка (обращаясь к Мышу): Алекс, (извини, что я напомню тебе не только о прозвище Мышь, но тебя ещё ведь и Аллигатором звали на Твери, а Алексом тебя звал я). А еще напомню тех женщин, со второго этажа у которых вы успешно питались. У одной была фамилия Мартусевич, кажется Таня, у второй -  с длинной косой девицей, за которой вы все охотились, в смысле безответно ухаживали, было славное имя - Зина, а фамилия такая ласковая, убаюкивающая, по-моему, Шалина. Она где-то в Томске, вышла замуж за следователя уголовного розыска, так что, вы сильно не озорничайте в своих воспоминаниях, а то нарветесь. Хотя Вам не страшен серый волк, и я это знаю.
Тверь мы называли Африкой. Это название закрепилось за ней сразу, после абитуры или первого курса, очевидно из-за её удаленности от центра и древности самого здания с прогнившими полами в углах. Мне почему-то вспоминается то обилие крыс, которые шныряли по помойке, сразу за туалетом, а Львович с азартом охотился на них. Однажды этому процессу помешали какие-то мужики, бомжатного вида, которые через разбитое стекло подглядывали за женским туалетом, активно мастурбируя при этом. Я помню, как досталось от Львовича этим мужикам, когда он, Мышь и ещё кто-то, точно уже трудно восстановить в памяти, с дикими криками чуть не забили бедолаг, навсегда отбив охоту у них к посещению помойки у общаги и  подобным занятиям, чем конечно вызвали жуткий интерес и уважение среди женщин.

Снова Дюк: Нет Дедушка, Тверь Африкой называли за долго до нас, справься у своих старших по возрасту коллег, да хотя бы у академика. Но вернемся к тем годам. А народ в ночлежку все прибывал. Постепенно общага заполнилась под завязку. По всем комнатам и коридорам сидели кандидаты в студенты и зубрили учебники. Мы же выделялись из общей массы своей безалаберностью и полным пренебрежением к учебе. Уверен, что ни кто из тех, кто на нас смотрел со стороны, даже в кошмарном сне не мог представить нас студентами медиками. А бедный Комендант Мунтиков, по кличке Фунт, не мог дождаться момента нашего выселения после первого же проваленного экзамена. Мы же старались вести себя в пределах дозволенного, но частенько усилия наши ни к чему не приводили. Иногда неуемная энергия, помноженная на нестандартные мыслительные способности, прорывалась наружу и всем сразу становилось тесно.
Однажды у нас была вечеринка громкая и веселая, соседи пожаловались. Фунт пришел разбираться, но мы знали об этом. И что же придумалось? Все выскочили в окно, захватив все, что было на столе. Имея в виду, что Фунт заходит в комнату, а там пусто, ни кого. Инцидент исчерпан. Но все испортил Жаконя. Уходя в окно, он зачем-то взял с собой пудовую гирю (штангист, как ни как), наверное, эта гиря была дорога ему как память и он не хотел оставлять ее на растерзание противнику. Он вообще очень часто ею пользовался, даже для ловли голубей, правда после такой «ловли» от голубя оставалось мокрое место и к употреблению в пищу, птица уже не годилась. Такой метод охоты ранее мне не встречался. Насыпав хлебных крошек под окном, он стоял с гирей в вытянутой руке, а глупые голуби налетали на крошки, Жаконя же выбирал самого жирного, тщательно прицеливался и отпускал гирю в свободный полет. Иногда попадал. Но вернемся к нашему побегу. Жаконя оббежал общагу и тихо вломился в главную дверь. Дождавшись, когда комендант войдет в нашу комнату, закрыл дверь и забил гвоздем, вместо молотка используя гирю. Фунт был возмущен до придела. Все, подумал я, но нет, Женька сумел с ним договорился  за пару вина и скандал не был раздут. Опять же вопрос, откуда взялся гвоздь в кармане? Может, он заранее к этому готовился?

Мыш: Жаконя научил нас правильно питаться в столовых. В основном это были два общепита: блинно-пирожковая и диетическая столовая. Операции проводились следующим образом.
Мы выстраивались около раздачи, первый ставил к себе тарелку с колбасой и передавал её следующему и т.д. Последний - возвращал пустую тарелку на раздачу. Таким образом, пройдя по конвейеру столовой, мы съедали по несколько порций колбасы на халяву. Второй способ был более безопасный. Просили на раздаче по двойной порции котлет, одна из которых закапывалась в гарнир. Сами понимаете, что кассир видел только одну. Третий способ был самый опасный и мы на нем в конце концов попались. Он работал только там, где расплачивались за обед при выходе. Заключался он в следующем. Работали попарно. Один член этой маленькой группы набирал полный поднос еды, с которым могут управиться только двое или трое. На кассе говорилось, что нас двое и кассир ставил отметку на чеке. Второй член брал пару порций дешевого супа, кассир слышал от него те же объяснения и ставил на чек ту же пометку, что и на первый. Компания садилась в закрытое место, все съедалось, а расплачивались при выходе всего за два супа.
Надо заметить, что учились мы регулярно, но чему учились? Вот в чем вопрос. Выпивали, наверно, каждый день. В то время гулял по Томску Портвейн 777, розовый портвейн, Иверия и вермут жуткого цвета и с приличным осадком на дне, Плодово-ягодное вино за 1руб 02 коп с запахом гнили, Шипучка и конечно водка по цене 2руб. 87 коп. Пиво было в большом дефиците.
По общаге шатались в длинных трусах, ниже колен, за что я, Львов Михаил, получил кличку от деда Пашки, «Мишка большие трусы, друг Аллигатора», в последствии просто «Аллигатор» и еще позже Мышь, причем с мягким знаком, который обязательно должен был приписываться в конце и против которого выступал Сам Мыш, говоря, что Он Мыш, особь мужского пола, и поэтому писаться должен без мягкого. А может это было и на первом курсе. Кто сейчас может это припомнить?

Дюк: В один прекрасный момент появились девчонки, они не были нам конкурентами, их мечта был фармфак. Естественно, появились какие то отношения. В основном они заключались в обретении вкусной пищи, как уже напомнил нам Дед, но были некие и эротические поползновения. Выражались они в очень странной, символической форме. В нашей комнате, откуда-то был громадный кусок пластилина. Не помню, кому пришла в голову эта мысль и кто ее претворил в жизнь. Пластилин это такая штука из которой можно чего ни будь лепить. А что могут вылепить четыре балбеса? Естественно член, но какой! Он поражал своими анатомическими деталями и размером. По своим габаритам он мог принадлежать как минимум Илье Муромцу или Гераклу. Прилепили это произведение искусства с внутренней стороны двери на уровне лица человека среднего роста. Здесь надо добавить, что дверь открывалась в сторону коридора и всякий человек, открывавший ее совершенно неожиданно для себя обнаруживал у собственного носа искусно вылепленную фигуру. В первые мгновенья нормальный человек не понимает, что видит в глазах читается недоумение, секунду спустя приходит прозрение и наступает реакция. Мы же получали истинное наслаждение заманивая к себе в гости девчонок и весело смеялись когда очередная жертва густо покраснев обзывалась дураками и сбегала восвояси, обещая себе, что больше ни когда не поддастся на провокацию. Но проходило время и они опять попадали в дурацкую ситуацию. Я не буду рассказывать о конском возбудителе потому, что здесь могут присутствовать дети. Но насколько я помню, акция с треском провалилась. Почему-то, он ни на кого из наших гостей не подействовал, так как мы ожидали. Да он вообще ни как не подействовал. Может, он был просрочен или это был не возбудитель?
 
Мыш: Еще у нас жил маленький серенький котенок к которому мы между ног привязывали варенные куриные яйца и он корячась таскал свое мужское достоинство под дружный смех всей общаги.

Дюк: Вообще-то комната №6 на первый взгляд казалась
кунсткамерой, какой только дряни в ней не водилось! Кроме пластилина там была бутылка пиридина, клей БФ, а в погребе еще целая куча всяких материалов, туда же мы складывали пустые бутылки. Я думаю, что все это богатство копилось многими поколениями студентов и переходило по наследству от одних жильцов к другим. Все эти вещи временами нами использовались. Как-то в разговорах, промелькнуло имя Отто Скорцени и тут же мы стали гримироваться. На лицо накладывали слой клея БФ потом участки кожи склеивались и на морде появлялся грубый застарелый шрам. И в таком виде мы ходили по городу, скажу честно, зрелище ужасное, уроды - одним словом и не даром все прохожие на нас оборачивались. И провожали взглядами кто с тревогой, кто с сочувствием, а кто просто с любопытством. Но цель достигнута, на нас обращали внимание. Особое впечатление это производило на кассирш предприятий общественного питания. Пиридин мы использовали для биологических опытов над животными. Опыты жестокие и летальные для испытуемых. Сколько было погублено кошек, не счесть. Сегодня мне жалко кошечек.
Для полноты картины надо обязательно отметить, что Яковцев жил в Томске давно. Два раза учился на первом курсе, два раза на втором. В то лето он должен был подготовиться и сдать экзамен для перехода на третий курс. Естественно за эти годы он основательно прижился в этом городе. Стипендии у него не было, жил на средства самим собой заработанные, имея несколько мест работы. Работа была простая - сторожил детский сад и материальный склад детской больницы, что на Московском тракте. Склад представлял собой длинное одноэтажное здание со множеством комнат по обе стороны общего коридора. Одна из этих комнат почти до потолка была заполнена новенькими матрасами. В этой комнате он и обитал во время дежурства. Мы часто к нему туда ходили, поучиться в тишине... Ха-ха-ха. Просто нам так хотелось думать. Пойдем, говорили мы, поучимся. Там мы играли в карты и слушали бесконечные байки о Томске, институте, преподавателях, нерадивых студентах, о методах сдачи вступительных экзаменов и прочей ерунде. Выпивали.

Из-за кулис выходит Жердь и не подходя к столу из подручного материала сооружает некое подобие трибуны, из темноты появляется графин и стакан. Начинает говорить:
Посвящается 25-летию выпуска
Томского Государственного Медицинского Института.

Лечебный Факультет
Стояло жаркое лето 1975 года. Начало июля. Страна жила решениями очередного съезда КПСС. Люди молодые и не очень ехали на очередную комсомольскую стройку: Байкало-Амурская магистраль, исполняя исторические решения этого самого съезда. Вообще это время было насыщенно событиями.
Где-то на ближнем востоке после очередной неудачной войны с Израилем арабы объявили бойкот всему миру, и цена на нефть взлетела до 160 долларов за баррель. Благодаря этому в страну хлынул золотой дождь нефтедолларов. Позднее эти деньги были безалаберно потрачены на поддержку одиозных режимов людоедов типа Бокассы, несуществующих или дышащих на ладан коммунистических партий, тотальную конфронтацию СССР со всем другим развитым миром, создание нового поколения ядерного оружия, а так же на множество других, не менее важных и неотложных дел..
Поставленная программа создать танков и ракет больше, чем во всем остальном мире успешно выполнялась. Благодаря этому такая мелочь, как одежда, обувь, бытовая техника и другие важные для обычного человека вещи либо не производились вовсе, либо были отвратительного качества. Для создания большего счастья для народа руководящая и направляющая сила, которая была умом, честью, и совестью нашей эпохи создала железный занавес, чтобы лишить людей соблазнов. Спустя много лет станет  понятно, что наряду с социальными завоеваниями, это был одновременно ограничивающий свободу передвижения, бесчестный и потому где-то бессовестный режим.
Японцы, страдая больше других от кризиса, придумали новый, самый экономичный в мире двигатель.
В Чили произошел переворот и немолодой, но амбициозный генерал Пиночет колбасил доморощенных коммунистов во главе с Сальвадором Альенде, которого ликвидировал в ходе путча.

Вмешивается Дюк: АЛЬЕНДЕ ГОССЕНС Сальвадор лидер партии Народного единства Чили был убит за два года до описываемых событий, и Бокассу мы не поддерживали, его Французы уважали. В то время шли переговоры об обмене Л Корвалана - генерального секретаря Коммунистической партии Чили на Советского диссидента Буковского.

Жердь продолжает: Об этом двуликая коммунистическая пропаганда трубила с утра и до позднего вечера, напрочь забыв о том, что коммунисты виноваты в таком количестве смертей, что не выдержит ни одна здоровая психика и поэтому тщательно скрывавшая все это.
В космосе произошла историческая встреча СОЮЗ-АППОЛОН, и всем казалось, что еще немного, и космические корабли начнут наконец-то бороздить просторы нашей вселенной и человечество полетит к ближайшим планетам солнечной системы.
Люди, жившие на одной шестой части суши были по-своему счастливы. Они жили в самой богатой стране мира. СССР имел 2\3 мирового чернозема, 50% мировых запасов леса, 2\3 газа, нефтяные фонтаны били в небо под давлением 200 атмосфер. Несмотря на это, люди были нищими и гордились своей нищетой. Самозабвенно критикуя страну, а точнее все-таки руководство, они не терпели, когда это же самое делали иностранцы, хотя они и повторяли слово в слово критику хозяев этой страны. И если бы не особый статус иностранцев и не испытываемое ими чувство страха перед русским медведем, то быть бы им битыми не только психологически, но и физически, ибо дать в репу за оскорбление своей Родины в те времена было в порядке вещей. Это был самый последний и самый весомый аргумент.
Занять три рубля до зарплаты было обычное явление. Вот так мы и жили в единственной в мире стране, где расстояния измеряются не километрами и милями, а сутками пути.

Сходит с трибуны, садится за стол и продолжает о себе в третьем лице: Молодому человеку, который стоял на перроне железнодорожного вокзала ТОМСК-1, не было никакого дела до всего этого. Он совершил длинный путь из г. Алма-Аты, наслаждался утренней прохладой и смотрел заинтересованным взглядом на все, что происходило вокруг. Фамилия этого человека была самая обычная: Бойко Александр Андреевич. На первый взгляд окружающее не имело к нему никакого отношения, однако это было не так. В великой Книге Судеб была перевернута очередная страница. То, что было, уже было, а то, что должно случиться не было известно никому, кроме того, кто написал ее. Все это смутно тревожило его. И этот вокзал, и этот город, и люди, спешащие вокруг него по своим делам, становились частью новой, неизвестной для него ранее жизни. Жизни, где он отныне должен был сам принимать решения и сам нести ответственность за последствия.
Он вырос в благополучной и любящей по-своему семье, где провел долгие 17 лет. Ему очень хотелось освободиться от казавшейся назойливой опеки родителей и зажить жизнью, в которой родители бы занимали то место, которое он сам определит для них в дальнейшем.
Вот этот ветер перемен и создавали ту эйфорию, которую он никогда ранее не испытывал. События, которые произойдут с ним в дальнейшей жизни, напрямую будут зависеть от этого дня. Короче колесо истории молодого человека сделало оборот и выкинуло его в городе студентов, в стране вечно зеленых помидоров, городе, который останется в самых укромных уголках его памяти. Город деревянной архитектуры и резных окон, город замечательных мастеровитых и умных людей, город, которому исполнилось 400 лет. Город красивых женщин и зеленых парков, со своей красавицей-ТОМЬЮ. Город, где он, наконец, встретил свою жену, с которой прожил в последствии много лет и которая родит ему детей.
Осознание всего этого пришло через много лет после множества событий, произошедших в жизни этого человека. А пока надо было думать о самых обычных делах - решить вопрос с ночевкой и пропитанием. Решение было принято ранее. Рука судьбы вела его в здание на Московском тракте, где под номером 2 находился главный корпус Медицинского института. Это была его ALMA MATER, где он надеялся провести 6 счастливых лет своей жизни, мало задумываясь о том, чем они будут заполнены. Судьба в абитуриенстве определила ему проживание в общежитии по ул. Вершинина 50, в комнате с другими такими же молодыми людьми, как и он.
Самое сильное впечатление от первой ночевки было неожиданным. Дело в том, что о клопах и тараканах молодой человек читал только в книжках и уж никак не думал, что в Советском Союзе может быть такое безобразие. В общем, голодные клопы оттянулись по полной программе. Убив первых два десятка, в общем-то, ни в чем неповинных существ, он понял, что поступает неразумно, лишая их законной пищи и тревожно уснул, справедливо полагая, что такие симпатичные зверюшки не могут представлять для него большой проблемы. В дальнейшем если случалось, что их не было в других местах ночевок, он чувствовал себя не в своей тарелке.
Второе впечатление произвели тараканы, которые самым бессовестным образом поедали калории, в которых он нуждался, и создавали серьезную пищевую конкуренцию. Но и с этой проблемой, в конце концов, удалось справиться при помощи тапочек, мата и охотничьего азарта, который испытываешь всякий раз, преследуя дичь. Кроме подготовки к вступительным экзаменам это было основным занятием, которым самозабвенно занимался молодой человек на протяжении всего месяца, в течение которого он готовился к поступлению в институт.
В отличие от своих сверстников я вел весьма спокойную жизнь, готовясь к поступлению в институт. Подготовительные курсы для меня потеряли всякий интерес и то, что там преподавалось, для меня было знакомо. Как сдавал я экзамены сейчас мало интересно, но результатом их стало поступление на лечебный факультет медицинского института. Все волнения для меня закончились в конце августа, когда я увидел списки поступивших. На 288 месте была и моя скромная фамилия.

К столу подходит Длинный садится спиной к зрительному залу, внимательно смотрит на пустую рюмку. (Темная личность жестами призывает компанию присоединиться к ней и выпить). Выпивают.
Длинный с глубоким вздохом:
А у меня абитура прошла тихо, так, академически, я и приехал в Томск только 30 июля, и  сразу же на экзамены, так что не разгуляешься! К тому же, я жил на Москве, (мужики... вы представляете в абитуре и сразу на Москву!!! Жизнь у нас была тишайшая, никаких Жаконь Яковцевых, никаких студентов рас****ев. Как в монастыре ей Бога!!! Из тех, с кем я был знаком в абитуре - это "Майор" Володя и некто Куланин. Поэтому, мои яркие, впечатления, начинаются с нашего стройотряда в Большедорохово, после абитуры.

Дюк: Незаметно проскочили три недели, нашего пребывания, в тогда еще чужом, городе. Неотвратимо подходило время экзаменов. В главном корпусе вывесили списки и расписание. Мы должны были начать 1 августа с физики, затем 4 - химия, 7 - биология и 10 - сочинение. 31 июля приступили к подготовке. Состояла она из нескольких этапов. Первый этап заключался в том, что мы не ходили в магазин. Второй этап вытащили книжки и таращились в них целый день. Вечером пришло время третьего этапа - пошли в церковь и поставили по самой большой свечке к иконе Петра и Павла, а может Кирилла и Мефодия - скорее второе, чем первое. Одна бабушка сказала, что они, кому мы поставили свечи, помогают в сдаче экзаменов, причем всем, без разбора. И правда, сдавали, и очень даже неплохо. Поэтому каждый последующий предэкзаменационный день мы проводили именно так. Долго, не долго, но пришло сочинение. (Много лет спустя, в архиве института я видел свое личное дело, а в нем подшиты все черновики и текст того сочинения, что я накропал, там же была зачетка и всякие приказы). На следующий день вывесили оценки у меня 4, тогда я понял – все, поступил. Из нашей компании ни кто не отсеялся, чем жутко удивили соседей по общежитию. Надо сказать народу там сильно поубавилось. Остались единицы и мы. Дни до зачисления прошли обыкновенно на складе. В общаге стало скучно шутить не над кем, да и Мунтиков совсем уж с цепи сорвался, шагу не давал ступить без надзора. Сильно мы его разочаровали. Из нашей четверки поступили все: Дюк, Толстый, Мыш и Хамулла. На зачислении мы узнали, что будем студентами первого курса лечебного факультета ТМИ. Несказанно обрадовались, Яковцев то же. Но там же нам сказали, что общежитием на год учебы нас обеспечить не смогут. Так же предложили на выбор «производственную» практику, уборку овощей на полях совхозов, работу по ремонту помещений в институте и стройотряд под Асино, в Большедорохово. Строительство коровника. Мы выбрали третий вариант. Яковцев поддержал наш выбор и мы замечательно проводились.

Длинный: Мужики, а сейчас мы подходим, к очень важному моменту. Я считаю, что именно с Большедорохово, с этого стройотряда и началась наша Большая дружба!!! Ведь именно, там мы познакомились плотно! Флот, Проф, (Темная личность немедленно выпивает) Львович, Мыш, Дюк, оба Деда, я и др. вышли именно оттуда. Вспомните, хотя бы, наш первый аванс. Когда, нам выдали по 5 руб. и у нас, не было другой альтернативы, как купить по пузырю водки да пряников на сдачу. Как потом, Ванька Овчинников, не давал нам уснуть и всё стенал о том, что "Все кочки прошёл, а на самом пороге разбил банку огурцов", и многое другое. И это, самое малое, что можно вспомнить "на вскидку".

Дед Пашка: Да, а помните,прошли вступительные экзамены и завершаются последние зачисления на лечфак. В холе нашего любимого вуза есть всё - радость и слезы от неудачи, взволнованные лица "преуспевающих" Мамаш и Отцов, дитя которых, по какой-то причине не попадает, или не находит себя в списках зачисленных. Еще работает комиссия, где на последнем дыхании участники соревнований пытаются доказать свою правоту, но уже в коридоре вывешены списки с датами заезда в колхоз, и народ, в ожидании чего-то нового, с возбуждением, завершает свои приготовления к отъезду. Тверь и Вершинка, Москва и Томичи ещё неперезнакомились как следует, и держатся кучками по проживанию.
Для всех нас этот период врезался в память, прежде всего потому, что мы были из разных мест. Вы помните это одномоментное собрание умов - сотни анекдотов, различных историй, иногда надуманных полуправд, носителями которых выступали наши юные, неиспорченные алкоголем и никотином свежие мозги! А какая у нас была память! А какие анекдоты рассказывал Проф ("Мышь в щели - это о-р-и-г-и-н-а-л-ь-н-о!", или что-то там про "manus in anus" и пр.). Излишне не будет скромным, если сказать, что конкурс все-таки был мощным, был хороший отсев, и люди поступили в основном не слабые. И это первое сплетение талантов и мыслей собралось в Большедорохово Асиновского района Томской области. Именно там сложись более обширные круги знакомств, т.к. вся мужская половина курса была представлена в полном сборе впервые.

Мыш: Итак наш первый стройотряд. Я думаю, что он сыграл ключевую роль во всех дальнейших событиях, происшедших со мной в последующие  годы, и как знать, быть может, именно он привел меня в далекий от тех мест Израйль, где я стучу эти строки воспоминаний и  слушаю телевизор на чужом, но уже почти понятном мне языке. Что с нами стало после дней проведенных вместе в тяжелой работе трудно переоценить. Тяжелый труд объеденил наши порывы, мы стали  единым коллективом, кулаком, сжатым из 50 или 60 пальцев и наносившим впоследствии сокрушительные удары по нашим недругам. В дальнейшем после начала учебы к нему присоединились другие пальчики и, я не преувеличиваю, институт застонал под нашим натиском. Даже 5 и 6 курсы не были для нас авторитетом. Мы  чувствовали себя абсолютно свободными и безнаказанными. (Темная личность прослезилась и немедленно выпила)

Дюк: Наш стройотряд состоял из человек шестидесяти. В основном там были мужики, но присутствовали и девчонки разных  габаритов и возрастов. В начале отряд не имел своего названия. Но как-то, кто-то, у кого-то обнаружил одеколон под названием “Милый друг”. Для хохмы, его решено было дружно принять во внутрь, не для пьянки, - скорее из озорства, да с целью проверки длительности издаваемого запаха. С тех пор отряд начали называть - Милый друг. Любашка - главная наша повариха, услышав это, очень расчувствовалась: “какие милые ребята, Мопассана читали” и невдомек ей бедной было, как народ был далек от литературы.
Отряд значительно расширил нашу компанию, хотя люди там были разные, но плохих людей не было. Полного списка я конечно не помню, но яркие личности запомнились навсегда. Алискер Гасан оглы, дед Пашка (Лукьянёнок П.И.) и дед Серега (Васильев С.Г). Электрик Флотский, который в первый же день эсперементируя со светом, сжег все предохранители в щитке. Виталя Седенко, получивший кличку Длинный, в отличие от Ганноты с кличкой Толстый. Меня же уже тогда звали Дмитрием Ивановичем прозванного в честь Менделеева за глубокие познания в области химии и умение решать задачки (хотя на вступительном экзамене я с удивительной закономерностью, вспоминая Оренбург, сумел их скрыть). В последствии отчество Иванович упразднилось, и я остался просто Димкой, а потом уж и совсем сократили до ДЮКа. К третьему курсу  уже мало кто мог вспомнить, почему в документах Александр,  в миру Дима, а по кличке - Дюк. Дед Пашка утверждал, что это  произошло по причине благоприятного слияния согласных, позволяющих быстро произносить имя, на которое я откликался сразу. По другой его версии, кликухи (а он по ним был всегда спец), должны быть короткими и отрывистыми, как команды. Басалаев по кличке Бос, хотя он себя называл Графом, но народ знает, где графья обитают. Зинченко - Проф (это он одеколон нашел),(Темная личность согласно кивнула и немедленно выпила) мужичек в очках с темными стеклами. Комаров, с быстро прилепившимся к нему прозвищем «Комар», будущий староста курса. Ванька Овчинников постоянной клички не имел, Деды  в сердцах его иногда называли, исходя из фамилии «Овцой». Он был после армии, но выглядел как-то моложаво, по сравнению с другими армейцами, и потому кличка ДЕД Иван к нему не приклеилась. На «Овцу» он реагировал достаточно бойко и те, кто помоложе, делать это просто побаивались. Завхоз - Васька Пешков, по кличке «Гипнотизер», закупивший три мешка гречки, рассказывал о ее необычайной полезности. Может она и полезна, но не каждый день в не течении трех недель. Славка Семыкин (Сёма), Сашка Жуков, или просто Жук. Простокишин, по кличке Мацони. Конечно Хомулло А.П. Тот самый хиппи с первой страницы. Аржак - Аржаковский Александр. Всех собственно и перечислять не надо, кто знает тот знает, а кому не известно - так значит и не к чему. Поселили нас в каком-то  не то ангаре, не то спортзале. Вместо кроватей - деревянные полати. С утра подъем и завтрак, работа на коровнике, обед и опять работа. Потом ужин и, вроде, как спать. Работа была обычная, бери больше - кидай дальше, отдыхай, пока летит. Хватало и дури. Помниться мы недели три рыли траншею под опалубку для навозного транспортера. Соорудили опалубку, приемная емкость. Самосвал вываливал туда бетон, а мы лопатами и другими подручным средствами перегоняли его по всей опалубке на сколько возможно метров – это чтобы лишний раз не таскать. Работу сопровождали грустной песней о несчастной княжне, невинно загубленной Стенькой Разиным. После завершения заливки пришел прораб и сказал, что все это уже не нужно т.к. транспортеры такие больше не выпускают. И завтра приедет бульдозер и все это засыплет землей. Обидно было столько выдумки и «рацух» и вот тебе зароют. Отдыха после рабочего дня практически не было. Спать приходилось мало. Дел много было. Надо было сходить на местное заброшенное кладбище для добычи наглядного пособия по анатомии - черепа. Занимались мы этим два дня подряд. Нашли заброшенную могилу с покосившимся, сгнившим крестом и приступили к эксгумации. Для начала вытянули остатки креста, долго внюхивались в дырку, чем пахнет. По запаху, пытаясь определить - труп сгнил окончательно, или еще нет. Я выступал экспертом, мне приходилось их нюхать, пришел к выводу - нет, не пахнет, видать готов. Погода стояла мерзкая, смеркалось, вот-вот должен был начаться дождь, когда первые комья земли были вынуты из могилы.

Мыш: Процесс продвижения вниз сопровождался неприятными ощущениями под ложечкой. Втыкаешь лопату и думаешь, что сейчас провалишься в могилу. Вокруг темень, а у нас один фонарик. Каждый шорох пугает. Страшно - аж жуть. Чем ближе продвигались к цели, тем чаще приходили в голову мысли: А зачем это надо? Чувство страха начинало побеждать.

Дюк: Копали мы минут сорок. Я чувствовал, что все думают об одном и том же, скорее бы дождь пошел. Да с показным сожалением, “вот, мол, дождик помешал”, и спокойной совестью, не “уронив лица” удалиться на базу. Выкопали около метра, наконец-то разразилась гроза. Дождь сначала моросил, но потом разошелся не на шутку. Молнии в пол неба, гром над головой. Мы быстренько свернули работы и сбежали домой. На другой день решили продолжить, но к общей радости яма было затоплена водой, копать было невозможно, даже если бы это была жизненная необходимость. Больше мы там не появлялись и последующие несколько лет в разговорах старались не упоминать об этом случае. Почему мы больше не ходили на кладбище? Во всяком случае, не потому, что мы испугались трупа. Мне кажется в душе, что-то шевельнулось и в подкорке образовалось знание - то, что мы делаем, не есть хорошо, и что это надругательство над усопшим и не важно, что мы его или ее никогда не видели и не знали. Сработал некий предохранитель, не позволивший нам осквернить могилу и себя. О сколько раз он спасал нас от бед. Ни счесть, но бывали и сбои, будем смотреть правде в лицо.
 Были и вполне безобидные развлечения. Походы в соседнюю деревню на танцы (Вронино ЯЯ - она называлась), походы в магазин за эликсиром. Песни хором и по группам. Индивидуальные исполнения. Бои местного значения, так однажды мы бригадой на стройке играли в войну. Перекидывались мелкими камушками через кучу щебенки не видя друг друга по баллистической траектории. Были и наводчики огня. Но это не их заслуга. Обстрелянный нами Дед Пашка как-то умудрился с большого расстояния попасть мне прямо в правый глаз. С глазом ни чего не произошло, но разбитая бровь и знатный синяк отбили охоту кидаться камнями в будущем.

Дед Пашка: В Большедорохово, Асиновского района, где мы сообща строили Коровник, Проф работал на ЭРБУ бригадиром(ЭРБУ - это растворо-бетонный узел). Пешков Вася пробовал свои силы в качестве гипнотизера, я и Кисель  (Киселев В.П.)руководили бригадами плотников и строили какую-то опалубку под стоки высотой до 2м. Там было масса смешных эпизодов, когда например Царь, Абанеев, Ромка Пак и я строили стену в кирпич толщиной, длиной метров десять и высотой метра четыре. Пол, на котором предполагалось возвести сооружение, был цементный, в виде тонкой стяжки. Местный прораб на вопрос, нужен-ли фундамент, дал команду строить так, и стройка началась. Платить обещали 7 рублей за куб кладки, поэтому народу захотелось, что называется, заработать. Отыскались сразу каменщики, а Ромка Пак назвался первым. Стройка пошла азартно, Ромка даже обедать не ходил - набивал кубатуру, и мы ему приносили харч, как лучшему каменщику прямо к месту работы. Откуда нам было знать, что такое сооружение должно покоиться не на обычной земле, а хотя бы на блоках,  и стена уже почти готовая, пока мы были в столовой, рухнула, погребив под собой тазики и весь наш  инструментарь. К нашему счастью Ромка успел выпрыгуть в окно, что и спасло его от повреждений. А все потому, что Слава Строк и Абанеев (тоже, как лучшие каменщики) постоянно выравнивая кладку от завалов, сделали её в виде китайской стены для равновесия,  с поворотами. Там же, если помните, когда ходили в столовую, проходили мимо большого сарая, в бревенчатой, почерневшей от времени стене которого, жили шерни. Весьма забавным было  пролезть первому в дыру забора, а потом стукнуть по бревну топором, и когда подходила основная толпа, Шерни, приняв её за врагов, атаковали, доставляя нам с дедом Серегой радость и восторг. Были там ещё какие-то встречи с местным населением, в клубе. Вы должны их помнить. Дефицит женщин гнал всех туда, а в лагере, точнее в школе, где мы жили, были одни мужики. И только четыре или пять поварих, которые обслуживали наших ребят (в хорошем смысле этого слова!) выборочно и на свой вкус. Они были с педфака. Мне трудно вспомнить, что делал там Виталя. Не то он работал с Профом на ЭрБУ, не то- исполнял обязанности штукатура-маляра, но я точно помню, что им двигало большое желание бросить курить. Все примененные им до той поры методы успеха не имели. Советы давали все: я предлагал понюхать сосновый сучок, чтобы запахом смолы отбить желание курить через обонятельные рецепторы, Комар настаивал на приеме Антабуса, Проф рекомендовал грызть «Дунькину радость» - круглые дешевые конфеты с начинкой, продаваемые в сельпо. При этом, конечно же, совет с конфетами предполагал, что Виталя поделится  ими с Профом. Конфеты покупались часто, но надолго их не хватало, так как ели все, а покупал один. Однако советы толку не давали, да они и не могли дать, т.к. за каждым советом стояла чья-нибудь провокация. Старые деды предлагали ему после обеда закурить, или просили у него спичек, всячески подбивая Виталю на курево. Виталя срывался и опять бросал. Вечно так продолжаться не могло, точнее продолжалось, пока в дело не вмешался, всю жизнь мечтавший стать психиатром, (а стал - терапевтом!) Вася Пешков, вызвавшийся помочь Витале гипнотическими пассами. Васе надо отдать должное. Черный, хорошо сложенный, крепкий парень с блестящими глазами, взглядом своим он действительно походил  на Вольфа Мессинга. Потом, на Твери, он часто доставал нас с Профом своим аутотренигом, когда раздевшись до трусов, ложился на голую сетку, или на пол, и начинал медитировать. Что только не наливали ему на живот! Холодную воду, чай, вино - Вася не реагировал и мужественно погружался в транс, пока Дед Пашка  или Серега не бросал ему гирю на живот! Дальше надо было резко дергать и прятаться в соседних комнатах, где делать вид, что ты никуда не выходил. Иначе можно было нарваться на разъяренного спортсмена. Но чтобы догнать, Васе нужно было время одеться, поскольку в трусах он почему-то не рисковал бегать по Твери за нами. Видимо ещё стеснялся. Спасал нас его спокойный нрав, и пока Вася одевался, гнев обычно заканчивался, что нас с Профом вполне устраивало. Но это будет потом.
Итак, Вася вызвался помочь. Погружение в транс состоялось успешно, корабль что называется, стартовал. Процедура проходила стандартно, Виталя хорошо исполнял команды, и уже утверждал, что больше никогда не будет курить, обсасывать эти грязные палочки и заталкивать их в рот. Но на этапе выхода из гипнотического состояния что-то у Васи пошло не так, или Виталя очнулся раньше времени, или мы его разбудили неверно. Почему-то резко покраснели и налились какой-то, как у карася, желтизной глаза, появилась неуверенность при ходьбе и ощущение ярости, что мы все ему мешаем. Эта ситуация продолжалась около двух дней, в течение которых каждый из нас предлагал Витале закурить, а он отказывался и даже утверждал, что его никто не гипнотизировал, а он никогда не курил вообще. Транса он не помнил, что у нас вызывало балдеж и смех. Скорее всего завершить грамотно рапорт помешал я, так вот во время транса,  находясь рядом тихо говорил - ты Виталя, не слушай Ваську. Ты же у нас сам будешь психиатром! А он - говорит, ладно буду. И как знать, быть может, именно этот транс в виде пробной гипнотизерской шалости, определил ему в дальнейшем выбор профессии. Сегодня  видим - он стал психиатром.

Мыш: Работали без выходных с утра до ночи. Денег естественно ни у кого не было и наше начальство решило дать нам день отпуска и аванс по 5 рублей, а само смылось в Томск, боялись наверно, что их убьют за все хорошее. Каждый купил по бутылке водки и по банке минтая, все это дружно выпили и съели и пошли всем скопом на танцы в клуб. Возможно, кто-то из наших рассказчиков и помнит что дальше было... Знаю точно, что после этого случая вся деревня обходила наше стойбище за версту. А это фраза, произнесенная Ванькой Овчинниковым: Через все колючки пронес, а на пороге разбил, стала крылатым выражением. Представьте себе огромное помещение спортзала в котором спят 50 уставших пацанов и вдруг среди этой тишины раздается взрыв 3 литровой банки с солеными огурцами и душераздирающий крик:
-Через все колючки пронес, а на пороге разбил!
 Все дружно вскочили и перед нами предстал Ваня пьяный весь грязный и рыдающий над  разбитой банкой закуски. (Темная личность прогулялась по сцене туда-сюда, почесала затылок и крякнув выпила)

Дюк: Постепенно лето заканчивалось, наступала осень, пожелтела и пожухла листва на деревьях, все чаще моросили дожди. По утрам появлялись заморозки, лужи затягивало льдом. Для меня это было, по меньшей мере, странно и непривычно. Дома (где? В Алма-Ате)и на 7 ноября ходили в рубашках и без курток. Как-то незаметно пришло понимание, что Сибирь матушка - не Южный Казахстан. Все чаще вспоминались родители и друзья-одноклассники. Иногда, просыпаясь по ночам, под непрерывный шелест дождя, приходила дурацкая мысль, черт побери, что я здесь делаю? Здесь холодно и неуютно. Мне здесь не место - я тепло люблю. Жалел я себя. Но наступало утро и всю депрессию снимало как рукой. Потому, что появились новые, свеженькие только из огня друзья и подруги.
Проф бесконечно рассказывал про Якутию (ударение на И), где он подрабатывал в геологической  экспедиции, как он сам говорил инженером-кайлографом. Томичи пересказывали рассказы Крестовского про графа Загорского, племянник Маркова рассказывал про своего родственника знаменитого писателя. Да мало ли кто про что не врал.
Главная заслуга стройотряда состояла в том, что на воле, вне стен ЛИКБЕЗА произошло знакомство и первичное «притирание» группы людей принужденных общаться и жить вместе последующие шесть лет. Образовалось свободное сообщество единомышленников, научившихся  понимать друг друга и узнавших цену себе и окружающих. Курс узнал об этом на общем собрании (лекции) в первый день учебы. Мы встретились как очень старые и добрые друзья, в отличии от остальных сокурсников. Таким образом, знамя Милого друга с честью было пронесено через все годы учебы.

Жердь: Я был в колхозе, в деревне Ягодное. Асиновского района. Но ничем примечательным это мне не запомнилось. Все началось потом.

Дюк: Осень вступала в свои права. Время работы заканчивалось. Наконец нас вывезли в город. Все разбрелись кто домой, кто в общежитие, нам - мне, Мышу и Толстому идти было некуда. У нас не было квартиры и койко-мест в общаге. С волнением, под теплым осенним дождем в свете уличных фонарей, по блестящему от воды асфальту, мы двинулись на Жаконин склад. Залезли в известное нам окно, прошли в комнату с матрасами. О Боже! Матрасов нет и комната пуста, но санитарные носилки обозначали спальные места. Мест было два:судя по приметам, они принадлежали Жаконе и Фашисту. Жаконю определили по гире, Фашиста по подшивке старых журналов то ли «Смена», то ли «Огонек». Жильцов на месте не было. Но мы уже знали, есть крыша над головой. Пошли по другим помещениям нашли носилки и приготовили гнезда для сна. К ночи появился Жаконя, очень нам обрадовался и доложил, он студент третьего курса. Чем смогли, поужинали. Тогда же выяснилось, что Жаконю уволили, склад освобождают и здание готовят под снос. Но когда это случиться ни кто не знает. На другой день сходили на Тверь забрали вещи, Фунту соврали, что живем на Вершинке. В первый понедельник после приезда началась учеба. 
В старых записях я нашел расписание занятий на первый семестр 2 и 11 групп. Первой парой была лекция по истории КПСС и на неё мы не пошли; второй парой у меня, 102 группа,- была анатомия, у Толстого с Мышом,- 111 группа, - физика. Так написано у меня в старых записях, вы ребята, ведь не знаете, что я тогда записывал для истории некоторые факты из жизни. Но мне кажется здесь у меня ошибка, занятия начались с общего собрания в лекционном зале анатомки. Если это не так, пусть меня поправят товарищи по партии. Не буду описывать сами занятия, но трудность учебы я ощутил сразу. Бесконечная зубрежка латинского языка и терминов из анатомии. Но сама обстановка обучения мне понравилась, группы маленькие, мне правда не очень повезло, близких людей в моей группе не оказалось. Это наложило определенный отпечаток на все оставшиеся годы. В душе я разрывался между своей группой и группами, в которых учились всякие Профы, Мыши, Толстые, Флотские и другие. Но у них свои согруппники, которые меня не воспринимали, своя же группа меня не воспринимала «ревнуя» к тем же Профам, Мышам, Толстым, Флотским и т.д. На этой почве мы еще ближе сдружились с Хомуллой. Он был в том же положении, что и я, но по другой причине. Об этом я не буду. Вообще то на мой тогдашний взгляд весь курс был, не формально, разделен на несколько коалиций или групп. Самая большая группа была наша «Милый друг» потом она еще больше увеличилась за счет одногруппников членов «клуба». Вторая по численности было сообщество студентов по месту настоящего проживания, т.е. Московский тракт, Вершинка. И остальные, те то же подразделялись на несколько «кланов», включая группы определявшиеся по национальности и местам первичного проживания. Надо отметить, что сообщества не были постоянными, народ все время перетекал из одного коллектива в другой.
А тем временем жизнь шла своим чередом. Выпал снег, на носу ноябрьские праздники. Мы постепенно входили в ритм жизни. Вырабатывался стереотип поведения. Учеба, отдых. Отдыхать мы ходили на Москву. Там было много своих. Проф и Любашка. К Любашке ходили на ужин по субботам там же появились и отдельные, так сказать привязанности, но это личное. К нам на склад приходили на экскурсии. Проф даже ночевал, наверное, хотел почувствовать дух романтики. Мы же в душе завидовали ему и другим, у кого были места проживания. Но делали вид, что нам все нравиться, и мы полностью удовлетворены такой жизнью. Сколько бы это продолжалось не известно, но в один вечер к нам на склад пришла женщина, которая, как оказалось, была главным врачом больницы. Жаконю она знала, нас видела впервые. Ей доложили, что кто-то отирается в пустующем помещении. Когда она нас увидела, вид у нее был озадаченный. Она не ожидала там увидеть домашнюю обстановку с претензией на уют. На носилках лежат пять чудаков, трое из которых штудируют Нормальную анатомию (пустую тару мы не хранили в жилой комнате). Двое других то же при деле, Фашист читает очередную книжку, Жаконя тренируется с гирей.
-Что же вы тут делаете милые дети? - спросила она.
-Живем мы тута, - говорим.
-А как же общежитие?
-Нам не дали.
-А вы просили?
-Нет.
Ушла она явно расстроенная, видимо, сильно переживая за нас. На следующий день на первой же паре нас всех вызвали в деканат, ошалевший от сообщения главного врача детской больницы. Левицкий ни как не мог прийти в себя, все время повторял, почему не обратились к нему. Как можно живым людям жить на складе? Мне кажется, именно в тот день, увидев нас с Яковцевым, Евгений Федорович понял все, в его сознании оформилась мысль «Ох и хлебну я еще с этим курсом и конкретно с этими ребятами». Посмотрев на Жаконю, он сказал: - Ты Яковцев дуй отсюда, места тебе в общежитии не будет.  Нам же после непродолжительной беседы выдали ордера  в общежитие на Тверской, к уже знакомому коменданту Мунтикову. Бедный, бедный Фунт! Ведь он думал, что избавился от нас навсегда.

Жердь: Все началось после того, как я получил направление в общежитие на ул. Тверской 27. Заселился я в комнату 7. Это была 6-местная комната, на первом этаже, мало приспособленная для чего-нибудь кроме сна. Да и уснуть в ней, когда кто-то стонет во сне, скрипит зубами или храпит, было весьма проблематично. Далее мне стало интересно, что мои сигареты, учебники, личные вещи становятся как бы не совсем моими, а принадлежат по заверению товарищам всем, мои предметы - предметом пользования всей комнаты, а так же временным, а иногда и постоянным достоянием соседей.
Чуть позже к нам в комнату вселили еще одного человека, который стал спать рядом со мной в углу и в итоге оказался весьма интересной и колоритной личностью. У нас  он почти не был, а находился больше у соседей в 6 комнате, где жили его знакомые с абитуры ребята, и где он проводил большую часть времени. Звали его Александром, но почему-то его называли все Димой. И фамилия у него была подходящая, не то Дубинец, не то Дубенец. Я только на 2 курсе наконец-то выяснил, как правильно она произносится. Он был среднего роста, с волосами русого цвета достаточной длины. Худой, но не столько чтобы очень. Был он на год старше меня. Весь этот год после неудачной попытки поступить в мединститут он работал санитаром. Год работы после школы и жизненный опыт, который он получил за это время, давало ему некоторое преимущество в жизненном опыте передо мной, тогда зеленым и не нюхавшем пороха юношей. В первое время меня поражал его цинизм и хладнокровие, с которым он мог делать многие непривычные для меня вещи.
Так вот, это темная для меня во всех отношениях личность, в первую же субботу говорит мне: Ну что, пить будешь? Суббота ведь, давай три рубля. А прошла всего-то неполная неделя, 3 или 4 учебных дня. Что заставило его обратиться ко мне с подобным предложением, для меня до сих пор остается загадкой. Надо сказать, что до этого напитки крепче Шипучего и Портвейна 12 я не употреблял, да и дозы были незначительны. Я мгновенно среагировал и сказал: буду, и полез за деньгами. Надо сказать, что я и предположить не мог, что Рука судьбы уже ведет меня за собой.
Взяв мои три рубля. Дима (я впредь буду называть его так, думаю, он на меня не обидится) повел меня на смотрины к соседям. Когда я появился на пороге 6 комнаты, наступила тишина. Народец, проживающий там, с неподдельным интересом уставился на меня с немым вопросом в глазах: Кто ты такой и нужен ли ты здесь? Надо сказать, что это был любимый вопрос ко всем, кто когда-либо появлялся на горизонте этой, ставшей впоследствии уже моей компании.
Особенно своей серьезностью выделялся некто Флотский, в миру Чадов Олег. Он был старше меня, вид у него был суровый, и улыбка крайне редко посещала его лицо. Роста выше среднего он был необычайно худой. (Вмешивается Темная личность: кроме Толстого там все были худыми, ты то же. Да и Толстый не такой уж и толстый. И выпила).  Он сидел на кровати и внимательно изучал меня. Мне кажется, что его серьезное отношение к жизни весьма мешало ему получить весь набор удовольствий от нее. Тем не менее, своей серьезностью и умом он завоевал достаточный авторитет, и в дальнейшем, принимая обдуманные поступки, он удержал нас от множества глупостей и бед. Может это и ошибочное мнение, спорить не буду. Интересно, что о нем расскажут другие.
Еще одна личность, которая заслуживает отдельного внимания, это был Миша Львов. Худой, и немножко сутулый, подвижный и с кипящей энергией. На голове у него была большая копна черных, как смола волос. С ним я встречался до этого мельком в коридоре. Глядя на него нельзя было, и предположить какие испытания приготовила ему судьба из-за его безудержного характера.
Третьим в комнате проживал студент умеренной полноты, имевший через это два прозвища: Толстый и Боцманяра, а в миру Ганнота Владимир. По жизни он был добряк, однако этого добряка лучше было не злить, в чем смогли убедиться в дальнейшем множество недругов и друзей. Четвертый человек, который проживал в комнате, был незаурядной личностью. Звали его Жаконей. Вечный студент третьего курса, который таковым и остался и через 6 лет, когда мы закончили учебу и начали самостоятельную жизнь. Мне иногда кажется, что это у него я научился куролесить легко и беззаботно. Он был значительно старше нас, но разница в возрасте не ощущалась. Он сошелся с нами легко и просто. С ним многие вопросы, возникшие при переезде в незнакомый город, были решены. Он обладал веселым и неунывающим нравом. Надо сказать, что это в дальнейшем здорово нам помогло. Теперь, анализируя свою жизнь, думаю, что сошлись мы потому, что имели беззлобный характер.
 Дима предъявил мой входной билет в виде 3-х рублей, а так же и свой, и  формальности были решены. Мгновенно была определена программа на вечер. В дальнейшем она мало отличалась от этой, - водка по 0,5 бутылки на человека и 1 банка минтая на 4 человека, так как закуска градус крадет. Обязательно по возможности бралась 1 или лучше 2 дополнительные, к расчетной дозе, бутылки, чтобы хватило наверняка и чтобы не бегать взад-вперед по 10 раз. Однако последнее не удавалось никогда. Бегать все равно приходилось. Во всяком случае, я не помню, чтобы этого не было.

Длинный: Извините, я вас прерву. Я начал свою студенческую жизнь на Вершинке, в ком. 34. Соседи у меня были Хомула, Майер Володя и Боря Писаренко, кстати твой одногруппник - Дюк. Но... "за примерное поведение" меня выгнали из общаги, где-то в марте. Мне ничего не оставалось, как "приблудиться" к Тверскому "криминальному сообществу". Известному как "Тверской заповедник", где друзья по этому поводу шутили, что одной бациллой – так они в шутку называли меня, стало больше. Поселился я к Флоту (всё ж одногруппник) и спали мы с ним на одной кровати у стенки. В этой же комнате (по-моему, №7) проживали наши милые друзья; Мишаня, Львович, Боря-Клюв, по кличке «Рострум» - студент 4 курса, и Жаконя Яковцев. В ком 6 жили Шура, Дюк, Пуки-Паки, Олы и др. Проф жил в ком №1 вместе с Васей Пешковым, Бизоном и др.

Дюк: Ладно тебе. Вселили меня в самую большую комнату, мне кажется, номер ее был 8, и жило там шесть человек: Шурик, в последствии Жердь; Шагдыр-Оол –бурят; два корейца Хан и Пак выступали под общим именем Пуки. Пук - один и Пук два. Ромка Пак - Пук - один, был ужасным выдумщиком, однажды решил проверить, действительно ли мы в процессе жизнедеятельности выделяем СО2, и не придумал ни чего умнее, как попытку поджечь газ выходящий из «выхлопного» отверстия, картина была еще та. При возникновении позывов к (да простят меня милые дамы, если они читают эти строки) пердежу, он становился в позу Трендленбурга и кричал - спичку. Ближайший человек, не важно кто, зажигал факел и подносил к причинному месту. Надо сказать, воспламенения ни разу не произошло, причины были разным. Иногда огонь просто задувался, но чаще не успевали зажечь, пока спички найдешь то, да се, в общем поздно. В другой раз отличился Оол, в общем, не он, а его папа с мамой. Они прислали огромную посылку, доверху заполненную пельменями. Когда посылка отправлялась из далекой Бурятии пельмени были мороженными, но в процессе доставки они разморозились и слиплись, превратившись в конгломерат- полипельмень. Мы нарезали его  мелкими кубиками и варили как обычно. Получалось ужасно вкусно, но кому как достанется, кому больше мяса, кому теста, но все было прекрасно.
Мои абитурские друзья жили в другой комнате, с ними зайцем проживал и Евгений Яковцев. Он был спортсменом. И посоветовал  нам вступить в какую нибудь секцию. Львович и Мыш поддались на уговоры - пошли заниматься штангой. От физкультуры их освободили, но в секции они долго не продержались, только первый семестр, во втором они перекинулись на горные лыжи. Я конечно ни куда записываться не стал. Несколько раз сходил на занятия, сломал две пары лыж и меня престали туда пускать - сильно дорого я обходился. Кстати, я до сих пор не умею кататься на лыжах. Флотского тянуло к патогенезам, он поступил в кружок патологической физиологии, где усердно занимался под руководством любимца студентов Славы Новицкого, нынешнего ректора МЕДа. Однажды он приволок умерщвленного кролика, сказал, что мы его пожарим и хорошо поужинаем. Но возникла проблема, кролик отдал богу душу под воздействием эфира и его ткани так пропитались этой дрянью, что после первой минуты жарки, народ с кухни как ветром сдуло. Потом запах начал распространяться по коридору и далее по комнатам. В конце концов, жители старой доброй Твери начали потихоньку роптать и возмущаться, ругали нас на чем свет стоит, но сделать ничего не могли. Процесс пошел и должен был закончиться в нужное время. Наконец все готово. Собрали на стол, сбегали к девчонкам за хлебом и луком, своего то ничего не было. Сели приступили к трапезе. Флотский не виноват. Он просто не мог себе представить, какой получился вкус у этого диетического животного. Очень аппетитные, на вид, куски мяса с красной корочкой, но запах... Эфир, с какими то примесями. Ел с удовольствием только Жаконя. Вот организм, все что хочешь, переварит. Мы же не смогли съесть и по маленькому кусочку. Состояние после приема пищи было дурное. Тянуло в сон и от страха - к унитазу.
Наверное, надо пару слов о быте. Питались мы в нескольких столовых. Столовая ТИАСУРА, блинно-пирожковая и диетка. О процессе питания подробно рассказал Мыш, нет смысла повторять. А вот помывка осуществлялась в Громовской бане. Ходили мы туда регулярно, как принято на Руси по субботам - плановые посещения и внеплановые со страшного похмелья. Это называлось поход за инсультом, но слава Создателю «миновала нас чаша сия». К великому сожалению ни одна из этих точек до сегодняшнего дня не сохранилась, все эти учреждения теперь просто не существуют, в столовке ТИАСУРа – крупный, не для бедных, торговый центр. В диетке кафе, дольше всех продержалась пирожковая, ее закрыли в году, наверное, 2003. Теперь там салон модной одежды или что-то в этом роде.
Сами стирали, сами варили. Стирка цивильных вещей осуществлялась прямо в  умывальнике, а стирка халатов заключалась в длительном их кипячении и накрахмаливании, да так крепко, чтоб стоял зараза, если его в угол определить.

Дед Пашка: В моей комнате жили  Дух и Вася Головнин - теперь один из лучших хирургов (торакальных, Не х. собачий!) Кузбаса. Дух жутко скучал по маме с папой и тайком плакал ночью - так сильно ему хотелось в уютное домашнее гнездышко. Васька тоже скучал, но меньше. Это не могло быть не замеченным. Их особенно угнетали мои шутки и поведение - к тому времени уже много помотавшемуся по интернатам, общежитиям, и даже армейским койкам и потому почти сложившегося человека, точнее парня, хорошо привыкшему к общагам. Я же все-таки был после Армии, которая тогда давала определенный вес, что-то сравнимое с гуссарством. Как сейчас помню, как Дух с Васькой таращили на меня глаза, когда я, вернувшись из Громовской баньки, взял бутылку Шипучки, этого славного и любимого тогда всеми напитка, и, отдыхая на кровати, через фонендоскоп спокойно всасывал питательную жидкость. Умиротворение и благодать царили во мне и даже просто не хотелось вставать. Мне было хорошо, а Дух с Васей говорили "У, Смотри, пьет!" И даже хотели перевестись в другую комнату, жаловались на меня Мунтикову, что их поселили с каким-то пьяницей, чем конечно же заслуживали общее презрение. Повторение этих эпизодов привело к их участию, система, надо сказать, пришлась по душе Духу старшему, да и Ваське тоже. Спустя год совместного проживания, такие вещи уже не казались дикими.
У старшего Духа ведь ещё и младший был, Мишка, который милиционеров на Москве гонял. Вообще Духу надо отдать должное. Наверняка все помнят его рукопожатие и цепкую хватку. Были случаи, когда он одной рукой удерживал палку, а Васька Головнин двумя вырвать её не мог. У него, как и у Мирона был только один недостаток, (по молодости он бывает у всех), но - У Духа он был выраженный. Дух не мог переносить чувство голода! И чтобы воспитать волю к победе - Дедушке приходилось закрывать Духа на швабру в комнате, перед тем как он собирался пойти в столовую. Ярости не было предела, но как было интересно потом видеть, как Душанин поглощал (после выдержки!) свою пищу, практически не разжевывая и не разглядывая её.
Задумчивость Духа страшего приводила его иногда к растерянности. Помните, каким Дух был иногда несчастным? В один прекрасный день он пришел из "школы", что-то хотел вытащить из портфеля, вслепую засунул в него руку, а вытащил ее всю чернилах и сломанной по полам ручкой. (Вообще то у него в руках ломалось все, однажды зарулив к нам в прачку, посидел не осознано взял в руки любимый надфиль Флотского, через мгновение надфиль разделился на два не равных кусочка, Флот был в ярости, Шурик же смущенно улыбаясь, пытался извиняться). Основательно наматерившись и отмыв руку опять полез в тот же в портфель - в этот раз рука оказалась в крови, он ее разрезал бритвочкой. А сколько он сделал ключей от комнаты? (это я уже про Москву). А как он потом в пьяном виде делал приседания на одной ноге, падая и поднимаясь, ругая всё, на чем свет стоит, бесконечно повторяя бесполезные попытки справиться с разгулявшимся вестибулярным аппаратом.
   
Жердь: События того далекого времени как-то наложились друг на друга. Кое-что уже стерлось в памяти. Я и раньше не отличался слишком хорошей памятью, особенно после шумного возлияния, поэтому в хронологии событий могут быть искажения, так что не обессудьте.
Однажды помню, попался к нам в руки котенок. В то время много их жило в общаге. Мы были слегка навеселе, и хотелось как-то развлечься. В комнате 1 жил некто Вася Пешков. Гипнотизер. Как он гипнотизировал это отдельная история. Так вот взяли мы у него два вареных куриных яйца вот только с кем были, хоть убейте, не помню, и привязали их к котенку. Картина была еще та. Надо сказать, что в силу того, что котенок был маленький, задние ноги были коротки, и они висели в воздухе. Бедное животное пыталось передвигаться на передних лапах, скребя ими по деревянному полу жалобно мяуча, а сзади белели здоровенные яйца. Сменялись мы от души. Но на этом злоключения его не закончились. К его несчастью в гулянке у нас наметился перерыв. Часть народа убежала за горилкой. Делать пока было нечего, и остатки водки мы решили споить котенку, так как для человека доза была незначительна. Бедное животное отчаянно сопротивлялось, но определенную дозу оно выпило. Далее картина, когда все четыре ноги идут каждая самостоятельно, была просто уморительная. Ну а потом все банально: интоксикация, рвота и, как закономерный итог, похмелье и жажда. Вообще котам не повезло, что мы поселились в общаге. Спустя год их уже не было. Зато на книжной полке лежали для отчетности кошачьи хвосты. С высоты прожитых лет мне жалко этих ни в чем не повинных животных. Но ведь надо было на ком-то испытывать новые методы операций и утолить нашу потребность в знаниях анатомии, хотя бы кошачьей.
Когда у нас в комнате появилась крыса, я не помню. Помню, что ей с легкой руки Димы дали кличку Феофант. Это была одновременно и дикая и уже не совсем дикая крыса, так как мы ее начали приучать к цивилизации. В последствии она так к нам привыкла, что забралась спать под одеяло к Роме Паку. Когда он ее обнаружил, то вскочил с диким криком. Мы Роме пытались объяснить, что Феофант член нашей общаги, что он почти влился в нашу семью, и что в этом ничего особенного нет, что он выбрал себе  для сна Ромкину кровать. Ромке это жутко не нравилось, спать с Феофантом он категорически отказывался и   просился у Фунта, чтоб его перевели в другую комнату. Феофант позднее привел свою подружку Фроську, с которой вместе они были загублены  братьями- корейцами из-за отсутствия желания к примирению.
Надо сказать, что жила у нас еще одна очень примечательная личность некто Шагдыр-Оол. Верный сын тувинского народа. Запомнил я его потому, что Феофант как-то вечером укусил его за палец ноги. Нашему восторгу не было конца. Мой угол комнаты Феофант как-то избегал, чему я был необычайно рад. Еще этот сын степей очень музыкально скрипел зубами во сне. Говорят, что это был признак наличия глистов. Вполне вероятно, но через это он узнал аэродинамические качества почти всех предметов в нашей комнате. Он имел худые, длинные и необычайной кривизны ноги. На уроках физкультуры мы играли в футбол. Так вот он стоял в воротах, держа обе руки между ногами, чтобы не пролетел мяч. Вид у него был потешный. Но тем ни менее, чаще всего голы забивали ему именно между ног.

Дед: А мне вспоминается один случай связанный с дедом Серегой. Дело было на анатомии и занятия вел  у нас Минин. Почему - не знаю, но в этот день мы занимались двумя группами у преподавателя. Кто-то из молодых педагогов был не то на больничном, не то просто, по какой-то уважительной причине, отсутствовал. Вот нас и объединили с 20 или 21 группой. Народу набролось порядочно, и такие занятия, сами знаете, проходят не столько в разговоре о предмете изучения, сколько о делах житейских, поглядывании на девчонок, пощипывании (или пощупывании) их. Лишь отличники внимательно слушали и не давали нам отвлекать их от основного предмета, одергивая нас, возвращали к анатомии. А изучали мы мышцы таза. Нина Тюменцева так внимательно заслушалась Николай Палыча, что не заметила, как Дед Серега осторожно взял её за руку, как буд-то намереваясь сделать мягкий массаж, раздвинул пальчики – Нинуля, привыкшая к нашим выходкам, не обращала внимания и не реагировала, можно сказать доверилась старому человеку, а может просто давно мечтала, чтобы он подержал её за ручку. Дед же неожиданно быстрым движением ввел её указательный палец в анус трупа, точнее той его части, что входит в понятие малый таз. И это все на глазах толпы и преподавателя! Обе группы - все кто следил за Серегой - покатились со смеху, тем более, что Дед сделал ей пальчик крючком, и продолжал какое-то время удерживать его в анусе. Нина была шокирована! Кто-то добавил извечную шутку на латыни - любимое изречение Профа - "Manus in anus", кто-то возразил, дескать не в анус, а в вагину, ну в общем - понеслось. Смеялись минут пятнадцать и не могли угомониться. Даже Николай Палыч не смог удержаться от улыбки. Нинуля попыталась чем-то отоварить Деда, но внутренне, была к нему неравнодушна и быстро простила ему эту выходку, хотя несколько дней не разговаривала почему-то со мной, как будто это не Васильев, а я держал её  за палец. А может потому, что я громче всех смеялся этой неожиданной выходке Деда Сереги. Она и сейчас на меня наверно рассердится за то, что я это вспомнил.

Дюк: Учеба для меня шла легко и просто. По субботам первой парой была лекция по биологии, был на ней только один раз - на самой первой. Потом ни разу не ходил. Тяжело вставать по утрам, я и до сих пор встаю с трудом. Флот пытался с этим бороться, утром врывался в комнату, открывал окно и сдергивал с меня и Шурика одеялы (ы - это специально). Мы страшно ругались, но вставать приходилось, правда не надолго, только для того, что бы отобрать одеялы, закрыть окно. В ответ на эти мерзкие происки и подлые выпады, мы с Жердем устраивали демонстрации протеста, вывешивали плакаты с лозунгами и скандировали их. Самая распространенной речевкой была фраза: «Долой Флотскизм и да здравствует анархия». Флот страшно злился на нас и искренно не мог понять, почему, в общем-то, взрослые люди ни как не хотят вести правильный образ жизни. Уничтожал плакаты и по утру с еще большим остервенением срывал одеяла и по Люциферски хохотал при этом.
Внутренний распорядок старались не нарушать, Мунтиков смотрел на нас очень косо и пытался контролировать каждый час. Он ни как не мог простить нам, что мы поступили в институт и к тому же, опять живем в его владениях. Но постепенно привык и как-то грустно смотрел вслед, если мы проходили мимо. Мне кажется, он строил какие-то планы. Но в чем они заключались - ни кто тогда  не знал.
Ежевечерне по комнатам проходила санитарная комиссия,которая  проверяла соблюдение чистоты и наша комната вызвала на «соцсоревнование» на предмет гигиены комнату Флотского. Представители соревнующихся сторон ходили на территорию противника и разыскивали пыльные места. Даже лампочки протирали белым платком.
Тогда же мы начали постигать тайны лечения. Однажды Шурик заболел и все тут же решили ставить банки. Помогает от простуды очень хорошо. Стандартных банок не нашлось, но была одна трехлитровая банка, переглянулись, надо же помочь человеку. Поставили. Это было кошмарное зрелище, куда там Хичкоку. Банка встала точно в середину спины, первые мгновения, все было в порядке. Но секунды спустя банка медленно стала заполняться кожей спины, Шурик закричал от боли. Мы попытались банку снять, по правилам запустив в нее воздух с одного из боков, но Шурик закричал сильнее, а банка все затягивала кожу и заполнилась почти на две трети. Банку мы в конце концов разбили. Бедный Шурик, синяк был на всю спину, красно бордового цвета. Какую боль он терпел представить трудно, но от простуды помогло. Была и операция на руке у Яковцева, у него загноился мозоль, образовался абсцесс на ладони. Вскрывали, в смысле я вскрывал, без наркоза промывали спиртом. Запили все водкой. Обе описанные мной лечебные манипуляции очень помогли больным выздороветь.
Кроме прочих развлечений, что описывает Шурик, были и другие. Мы баловались литературой, как-то взяли и написали роман под названием «Люди из Африки». Сюжет детективный в стиле Чейза, правда, тогда мало кто его читал. Заверчено все было вокруг убийства. Главными героями были мы, легко узнаваемые по слегка измененным именам, кличкам и особым приметам. Сегодня оригинал «Людей» должен храниться у Профа. Книжка получилась увлекательной, легко читалась, чувствовался у авторов свой  стиль и если убрать откровенные пошлости, её можно было сдавать в печать для широкого круга читателей, но только не в то время.

Жердь: Распорядок нашей жизни установился сумашедший. Никогда до этого и никогда после я не выпивал с такой регулярностью, как в первый год своей вольной жизни. В первые полгода мы выпивали 2 раза в неделю, а начиная со второго семестра расписание установилось следующее: день гуляем, день болеем. Гулящих дней было 3 в неделю Вторник, четверг, суббота. Когда успевали учиться, не помню.
В перерывах между гулянками ходил в институт. Помню, как однажды мы решили нагнать самогон, для чего полностью раздели кафедру аналитической химии и натащили кучу всякого стекла. Колбы, холодильники, спиртовки без спирта и все такое. Стекло складировалось в 6 комнате в надежде на то, что когда-нибудь все это будет использовано. Наивные, все это продержалось до одного дня, накануне отъезда в стройотряд. Все это будет  уничтожено с диким криком: Абитуре убираться! Но об этом будет написано позднее.
Наступала глубокая осень, а затем длинная, бесконечная сибирская зима. С каждым днем становилось все холоднее. Морозы к концу ноября стали достигать 30 градусов. В это время в трамваях появилась надпись на заиндевевших окнах: терпите люди, скоро лето. Холода наложили отпечаток на наши гастрономические вкусы. С подачи Профа мы начали варить на кухне грог. Коротко расскажу рецепт. Берутся две бутылки алжирского вина по 0,7 со львом на этикетке припротивнейшего вкуса надо сказать, и выливаются в кастрюлю. Туда же сразу добавляется 0,5 литров водки. Все это подогревается до 60 градусов на медленном огне при помешивании, и по вкусу кладется еще 250-300 граммов сахара. Подается к столу EX TEMPORO. Грог варить доверяли только Профу, исходя из его таежных познаний геодезических партий и Якутии. Проф со своей задачей обычно справлялся успешно и надо сказать, что желающих попробовать это варево было предостататочно, народ наровил нырнуть в кастрюлю и многие прибегали со своей ложкой, но Проф - злодей отгонял всех, что, кстати, было правильно. Потом эта адская смесь подавалась к столу и употреблялась на голодный желудок. Надо сказать, что действовала она убойно. Пару подогретых стаканчиков было достаточно, чтобы и без того горячая молодая кровь, по-новому закипела в наших сердцах. После буйного возлияния редко обходилось без приключений.
Не помню, на чьем день рождении повелось, но на стол начили ставить эмалированный тазик, в котором мы обычно стирались, с винегретом. Вот это была картина. Но тазик, по-моему, появился уже на Москве.
В это же время старшие курсы 2 и 3 пытались провести акции устрашения с целью вытрясти из нас деньги и немного усмирить, поэтому было несколько стычек, после чего нас оставили в покое, пошли по институту разговоры, что еще никогда на их памяти не было такого дружного и сплоченного курса. И злодеям было дешевле нас не замечать, чем ввязываться в драку с перспективой получить в дыню.

Дюк: Частенько велись лингвистические споры. Однажды в разговоре промелькнуло слово кит. Жердь сказал что киты - они живородящие млекопитающие. Мы, я, Мыш, Толстый, Флот и Жаконя со знанием дела с Шуриком не согласились, заявив, что кит – рыба. Причем это произошло очень естественно, и сначала в комнате были не все из спорщиков. Начали я, Мыш и Толстый, потом зашел Флот. Жердь кинулся к нему вопя, что мы идиоты, и что Кит не рыба. Флот сразу сообразил в чем дело и нагло заявил кит всегда был рыбой, но только очень большой. Потом откуда -то приплелся Жаконя и тоже подключился с пол -оборота. Основным нашим аргументом была цитата из детских сказок, «чудо-юдо рыба кит». Шурик знал, что мы не правы, но напор был столь силен, да еще два человека, вроде как со стороны, согласились с нами, а не с ним. Так, что после получасового спора он согласился с рыбой и удалился в магазин, раздираемый сомнениями. Весь вечер он ходил задумчивый и почти не разговаривал. Было видно, его одолевали сомнения, даже полстакана мало ему помогли, он чувствовал, что его заставили поверить в невероятное и где-то крупно «надрали», но где? Вот вопрос. В конце концов, мы рассмеялись, и Шурик обрел спокойствие. Тогда для нас это была веселая шутка, но впоследствии я часто вспоминал этот случай. Он показал, как легко человек поддается внушению, особенно если применить ПРЕССИНГ, правда в те времена такого слова в нашем словаре не было. В другой раз довели до белого каления Флотского своей тупостью. Никак не хотели понять разницу между судами и кораблями. Он утверждал - всякое вооруженное плавсредство по габаритам больше катера, является кораблем, все остальные - суда. Мы ему с ясными глазами и без намека на сомнения заявили, пожалуйста, китобой вооружен пушкой - значит корабль. Бился он с нами часа полтора. Нервно выбегая покурить, потом возвращался, кидал нам в лица новые, неопровержимые аргументы, но мы в ответ несли полную чушь. Что-то на счет орудий лова, сети - это то же своеобразное оружие против рыб. Он бесился, но ничего сделать не мог. Были поэтические дуэли. Я, в написании стихов, не очень, точнее вообще никак. Но из Львовича лезло, как из матюгальника (для тех, кто не помнит МАТЮГАЛЬНИК - проводной радиотранслятор, установлены они были во всех жилых домах, конторах и комнатах общежитий). Его противником был дед Пашка. Дуэль продолжалась несколько дней, суть ее составляла в том, кто ловчее и остроумней (простите граждане, но я не могу подобрать другого слова) «обосрет» соперника. Понятно, там использовалась ненормативная лексика, и такие обороты, что куда там Пушкину с его Вишней, четверостишьями и царскими дочерьми. Выпады были длинные и насыщены различного рода эпитетами, сравнениями и символическими намеками. Из всего этого я запомнил только одну неполную строку, сочиненную Львовичем в адрес Деда. Он описывает дедовские филейные части и плавно переходит на размеры, точнее на диаметр ануса. Он говорит: «... и в твою жопу, как трубу, можно крикнуть БУ-БУ-БУ». (Темная личность продула стакан и немедленно выпила) Одна строка, но сколько выдумки и глубинного смысла. Дед не оставался в долгу. Окружающие наслаждались литературными чтениями.
Читали мы и серьезные книги, так кто-то из библиотеки притащил книгу под названием «О природе вещей» Тита Лукреция Кара. Древнеримский поэт и ученый описывает в стихотворной форме, как на взгляд науки тех времен, появилась жизнь на земле о возникновении животных и их развитии, о происхождении человека. И что самое интересное, ни слова о великом Создателе. Все у него там возникло самопроизвольно и, причем жизнь вышла из воды, все состоит из маленьких частиц - атомов. И это первый век до нашей эры! Как близка оказалась наука до Христианских времен к нынешней. Изучали биологию начала прошлого, простите позапрошлого, века. Показалось очень интересной трактовки роли хлорофилла в процессе фотосинтеза. Но это конечно для общего развития. Увлекались художественной литературой, я фантастикой, но не брезговал классиками и, как-то прочитал «Божественную комедию» Данте, доставшуюся мне по наследству от Фашиста.
 Но в основном мы читали романтическую литературу, приключения и детективы. В последствии, Бойко просто забыл (это к тому, что в одном из писем он утверждает, будто чуть -ли ни до последнего времени не знал о лагерях и репрессиях 30-40 годов), что  среди нас ходила книжка Солженицына про Ивана Денисовича, был и «Раковый корпус» и много разных хороших и не очень хороших книг..

Жердь: Весело с выдумкой протекала наша жизнь на Твери. Слетевшись в одно место из разных уголков страны, мы очень быстро и плотно сдружились. В угаре пролетел первый семестр. Наступила Сессия. Мне довелось сдавать во втором потоке. Какому балбесу из деканата надо было составить такое расписание экзаменов, я не знаю. Для меня несчастьем было то, что все, кроме меня сдавали экзамены первым потоком, в аккурат накануне моего экзамена. Так что картина была еще та. Народ гуляет во всю по случаю сдачи экзаменов, а у меня экзамен только утром на следующий день. Удержаться было совершенно невозможно и мне пришлось в ближайшие 3 года сдавать экзамены с глубокого похмелья. Говорить утром на какие-нибудь умные темы не было никаких сил.
Помню, на сессии было у меня несколько дней для подготовки к экзамену. Сдавали мы химию, математику и философию. Накануне буйная попойка по поводу сдачи экзаменов Мышом и их комнатой привела к тому, что у меня не было никаких сил подняться на экзамен. Утром ушли все из комнаты: Пуки оба, Бизон, Шагдыр и другие. Остались только мы с Димой. Дима блаженствовал, т.к. накануне он сдал- таки экзамен, а мне предстояла эта пытка. Стоило открыть глаза и все плыло перед ними. Видать злодеи что-то подмешали в водку, и она совершенно отравила мой изнуренный нарзаном организм. Часов в 8 утра я нашел в себе силы доползти до умывальника и сделать судорожно несколько глотков. Спасительная жидкость потекла внутрь организма, и мне стало еще хуже, т.к. закружилась голова, и все, что называется, поплыло и стало неустойчивым. Отлив немного тут же в чей-то сапог, я кое-как дополз до кровати, проклиная экзамены, водку, институт, профессоров и завидуя Мышу, который уже сдал экзамен. Смирившись с неудом я уснул тревожным сном, радуясь тому, как спасительная жидкость расходится по организму. Так продолжалось часов до 11, когда стали приходить счастливцы, сдавшие экзамены.
Я очнулся оттого, что кто-то открывает окно, которое находилось между мной и Дубенцом. Приоткрыв один глаз, я увидел Флотского, который тянул с меня одеяло. Более того, этот нехороший человек набрал в рот воды и полил меня. Все это привело к тому, что сон прошел. Нещадно матеря друг друга, мы мило беседовали несколько минут. Кто если не знает Флотского, надо сказать, что если ему что-то втемяшится в голову, то легче его прибить, чем переубедить. Я решил, что прибью его в следующий раз, и поднялся на экзамен. Приехал я в корпус на сдачу экзамена по философии где-то часов в 12. Вся моя группа или сдала уже экзамен, или сидела в комнате, готовясь по билетам. Надо было подождать несколько минут, пока освободится место в классе. Ноги меня не держали совершенно, поэтому я присел в коридоре на корточках, подложил руки под голову и задремал. Очнулся я оттого, что кто-то шел по коридору. К моему ужасу это был зав. Кафедрой. Я посмотрел на него преданными глазами, пытаясь наладить фокусировку, и сказал: Здравствуйте. Я не помню что он ответил и ответил ли вообще. Затем он зашел в кабинет. Ну все, п****ц, подумал я. Надо было лучше досыпать, чем слушать «гадского папу» (это о Флотском). Приеду, он узнает о себе много нового. Тем временем очередной соискатель вылетел из кабинета, и я пошел на удачу. Как я выглядел со стороны мне не известно, помню только, что я прочел сочувствие в глазах преподавателей. Взял на удачу билет. Хорошо, что там были методички, написанные для таких же, как и я, бедолаг. Я добросовестно переписал из методички раздел своего билета и пошел на сдачу, т.к. зав Кафедрой куда-то опять вышел, возможно, поддать перед тем, как начнет мучить меня. Подскочив к преподу с максимально возможной скоростью, кого-то опередив, я как мог быстро прочитал все, что у меня было написано на листочке с трудом двигая шершавым и распухшим языком. Слюны совсем не было. Но в голове стало немного яснее, все-таки подходило время обеда. Однако больше всего хотелось глоточек хоть чего-нибудь, кроме водки и пива. Выслушав мою муть, препод задала мне дополнительный вопрос. Скрепя сердце, я опять перечитал ей тоже самое, только в обратном порядке. В голове стучал кирпич и его стук разгонял все остальные мысли о добром, разумном и вечном. Поняв, что ничего больше она от меня не добьется и, ценя мое мужество и волю, которые я мобилизовал для того, чтобы доползти до экзамена она спросила: Тебе тройки хватит? Счастье, которое я испытал после этих слов нельзя передать словами. Мгновенно среагировав, пока она не передумала, я промычал -да и для непонятливых кивнул головой. Взяв мою зачетку, она стала писать. В это время в дверях появился зав. Кафедрой. Недоумение не просто говорило, а кричало на его лице. Этот садист упустил свою жертву. Возможно, он сам когда-то был таким же студентом, и теперь страдал комплексом, мстя за свои студенческие годы новым жертвам. Но я как рыбак рыбаку махнул ему хвостом и полетел на Тверь, радуясь началу каникул и всего того, что вытекает из этого. Говоря мысленно спасибо Флотскому и всем, кто болел за меня.

Дюк тупо смотрит на окружающих говорит:
-Слушайте мне кажется мы упускаем очень важный момент. Про девочек. (народ дружно закивал головами) (Темная личность опять выпила). Естественно их было навалом. Мы с Шуриком как-то приросли к комнате, кажется 24, на втором этаже. Там жили Лариска (ныне Патракова), Ольга Семкина, моя одногруппница, и еще одна, имени её не помню. За давностью лет оно стерлось из памяти. Что же нам от них было надо. Естественно покушать. Сначала они как-то нас приняли... хорошо. Во всяком случае, в ужине не отказывали. Прошла неделя другая, а мы как только чего унюхаем, бежим к ним комнату со спрятанными ложками. Они терпели как могли иждивенцев. Воспитание им не позволяло послать нас подальше или потребовать возмещения убытков, т.е. войти в долю. Но однажды у них терпение лопнуло. Мы как всегда, приперлись к ним, ложки в карманах. Ждем, пока принесут еду, которая была на плите. Ждем пять минут, десять, а её, еды, все нет. Мало того, еще и девчонки куда- то уперлись. Мы чувствуем, что что-то не так, к двери - она на замке. Глаза открылись: нас крупно «надрали - обули». Мало того, что мы без ужина, но нас еще заперли. Дверь ломать не стали, самим ведь делать потом. Вылезли в окно, спустились по стене, и учинили розыск. Нашли еду и обманщиц-злодеек в соседней комнате, мирно поедающих НАШИ макароны. Конечно, к нашему приходу там мало что осталось. Но фурор мы произвели, они не могли поверить своим глазам, как это двум придуркам удалось вырваться из заточения. В последствии нас там больше не кормили, точнее, кормили, но редко. шной силой. Но я в те времена был скромный, воспитанный парень и
Подробности про то, кому и куда втыкал можно и опустиДюк продолжает: Там же в их комнате устраивались спиритические сеансы, приуроченные к святкам. На листе бумаги алфавит и блюдечко со стрелкой, воск и кофе, и что -то получалось, какие то слова, вполне осмысленные, их даже можно было принять за ответы на поставленные вопросы. Вызывали в основном исторические личности, царя Николашку, Наполеона, адмирала Нельсона и других. Вопросы в основном про сессию. Ведь позади Новый год и скоро каникулы. Сессия Для меня прошла нормально, хвостов не было, но и на стипендию не дотянул. А чего вы хотели? Идти на экзамен ни разу не открыв книгу. Вообще-то, я только на третьем курсе начал готовиться к сессиям. Понял наконец, что надо иногда и научные книжки читать. Исключая ЦНС и Анатомию - экзамен на втором курсе, но об этом в свое время и в нужном месте. Долго ли, коротко ли, но сессия позади и позади каникулы. Прилетел из Ташкента в Новосибирск. Переехал на ЖД вокзал. Вы там все были и знаете этот огромный зал ожидания с кассами. Народу море. Слышу объяву. Владивосток - Москва отходит от какого-то пути, и это значит, что придется ждать до утра, что бы доехать до Тайги. Переживая и прохаживаясь по залу, я совсем не удивился когда встретился Ганнотой. На улице мороз, я в шубе и унтах, по случаю купленных на рынке за пятьдесят рублей. (Умора, дома в Чимкенте, при плюс десяти в такой одежке тащиться через весь город на глазах у изумленных прохожих, я же испытывал чувство сродни экстазу, думая, как по идиотски я выгляжу на фоне зеленых кустов). Вовка же был обут в туфли, правда на толстой подошве, но положение это не спасало. Он мерз как цуцик. Мы уже вдвоем встали в очередь в кассу. И каково было наше удивление, когда нам предложили билет на ту же единицу (Владивосток-Мосва). Оказывается тот поезд, что только, что ушел, был сегодняшний, а через час подойдет вчерашний. Мы взяли билеты, естественно в общий вагон без мест. Это был старый потертый вагон,набитый из экономии, под самую завязку и даже больше, пассажирами. Цыганский табор ехал на запад, бичи и освобожденные ЗК гуляли напропалую. Мы забрались на верхние, самые верхние - третьи полки. Там жара невыносимая, запахи немытых тел и перегара. Слезать с полок неохота, их тут же займут другие. Опять же ехать в тамбуре мороз собачий под тридцать с минусом. Так и промучались до самой Тайги. Там на электричку и - конец нашим мучениям, родная Тверь. Бедный Львович, он чуть не отморозил ноги. Практически все уже вернулись, а некоторые и не уезжали. Все, что-то с собой привезли, всю еду объеденили поголовно, поэтому первые дни проходили сытно и вольготно. Я же еще привез «цветок» казахских степей - куст Хлопка, повесил его над кроватью и всем показывал, из чего делают рубашки и порох.

К столу подходит Толстый, садится, наливает рюмашку, кивает Темной личности выпивает, не приглашая других: Да, начало второго семестра было сложным.

Дюк: (Возражая) Не, второй семестр начался как обычно. Надо сказать, в то время я несколько отдалился от Тверской компании при первой же возможности уходил на Москву, дела сердечные все помнят. Парни хихикали и придумывали всякие выражения, обзывались по всякому, когда я возращался от туда, я злился, но недолго. Сейчас подумал,что  все с кем-то дружили, или подруживали. У Львовича была подружка в Чимкенте, писала по два раза в неделю, а может и чаще. Хамулла был пристроен. Виталя страдал по Власовой, у Жердя привязанности менялись с потрясающей быстротой, причины непонятны. У Профа - Любашка, у меня сами знаете, а кто был у Мыша? Кто-нибудь об этом помнит? (Мыш скромно потупился, но ни чего не сказал, остальные махнули рукой). То, что кто-то у него был известно точно, но кто? Были разные слухи. В течении  первого курса Тверская компания слегка расширилась за счет одногруппников Профа. Влились в тесный коллектив Женька Губин, проживавший в пригороде Томска, поселке Темерязевке; Валерка Вдовин - земля ему пухом. Помянем товарища. (Наливают и выпивают не чокаясь, темная личность в том числе). С Валеркой - отдельный вопрос. Он жил на Твери и в абитуре, но с нами не общался, у него была другая компания в лице Венгланда, имя не помню, в тот год он не поступил и в последствии, учился на младших курсах. Мне даже кажется, что с ними Мыш как-то подрался. Но в процессе учебы и тесного общения вне стен института Вдовец органично вписался в нашу компанию. Был еще Пудрик, с Профом они, сошлись очень близко, и поэтому он иногда появлялся и у нас. Правда его психологический статус и склад характера не подходил к нашим стандартам, поэтому его роль в нашей жизни была эпизодической.
О приходе весны мы узнали от Коняева, который носился по комнатам и орал: - Разве вы не видите, кто пришел? Мы внимательно осмотрели коридоры, может политехи приперлись? Да нет, чужих в помещении не оказалось. Истина была в том, что Вова случайно взглянув на календарь, обнаружил, что наступила ночь на 1 марта. Да первая весна в Томске. Зима позади, но снега навалом. Как я уже писал, свободное время у меня проходило на Москве, в кругу, в узком кругу Профской группы, а точнее отдельных ее представителей. 1 мая мы дружно сходили на демонстрацию, а после нее узким кругом двинули к Губину на природу. Весна была в разгаре, зазеленели деревья и уже вылезли первые цветы, и вот-вот должна была зацвести черемуха. Взяли с собой выпить и закусить, какую-то музыку. В тот год были очень модными перепевки песен Утесова, самая любимая для нас была песенка про метро с дубовыми перилами. Славно мы ее исполняли в лицах и интонациях. Сутки маевки прошли под знаком дружбы и романтики, на берегу Черного озера. Я вообще то не большой любитель природы, но в тот раз все было прекрасно. Было слегка прохладно,  комары еще не вывелись.

Мыш: Иди ты со своей романтикой. Я про Пуков хочу. Пак и Цой (Дюк вмешивается: Не Цой, а Хан; Цой - это Данил, с нами он не жил), проживавшие в 16 комнате часто забегали к нам пожрать на халяву. В один из удачных охотничьих дней сварили мы супчик из голубятины. Как вы помните, мяско это жесткое и варили его долго. Заправили бульончик картошечкой, мокорошками и вышел супчик, пальчики оближешь. Кушали по правилам - все кто принимал участие в приготовлении, или спонсировал его. Паки, как Антошка прибежали с ложкой покушать. Выход из затянувшейся халявы нашел Толстый. Он снял трусы и со спокойной рожей потрес ими  над кастрюлей. Паков смыло и больше они не появлялись в нашей комнате никогда. Потом мы решили повесить Цоя (Дюк вмешивается: Не Цоя, а Пака). Одели себе на бошки белые колпаки из наволочек, прибежали в его комнату, схватили, надели на голову петлю и повесили в коридоре на трубе. Спас его сердобольный Жердь.

Жердь: А как было его не спасти? Когда его начали подвешивать к трубе в коридоре, я увидел его глаза. С одной стороны ему очень хотелось, чтобы все это обернулось шуткой, и он воспринимал сначала это как шутку. Но когда его начали тянуть, и он повис на веревке, в глазах я прочитал у него неуверенность в себе, а может быть даже страх. Кроме того, он испытывал боль. Все это стало напоминать Майданек. А, учитывая, что мы были не совсем трезвые, я решил помочь ему, дабы потом не реанимировать труп. Настроены вы были очень серьезно. Чем это могло закончиться, я не знаю, но я рад, что Пуки остались живы и это не переросло во взаимную ненависть на расовой почве.

Мыш: Во-во, за свою доброту ты и поплатился. Тебя тогда завалили на кровать, намазали попу кремом "Восторг", вставили в нее горящую сигарету и любовались, как она «восторгается».
Иногда голод доводил нас до бандитизма. Однажды летом с похмелюги, сидели на рельсах и пытались решить вопрос с питанием. Толи сил не было куда-то идти, толи денег. Ванька Овчинников сидел на рельсах и страдал всех больше. Вдруг откуда ни возьмись, появился мужик с авоськой полной хлебо-молочными продуктами. Когда он проходил с наглой сытой рожей мимо нас кто-то ляпнул, что неплохо бы покушать. Стая голодных волков рванула за бедолагой, сбила его с ног и вырвала из ослабленных рук до смерти напуганного человека сетку с едой.

Жердь: Ага точно, было это глубокой ночью, незадолго перед отъездом в стройотряд. Мужику не повезло, что он в неурочный час тащился с авоськой. Что там Ванька ему плел, я не знаю. С его слов помню, что когда он его догнал и пнул ногой чуть пониже спины, мужик решил купить себе нормальную фотокарточку на утро и сам отдал молоко. Было где-то часов 11 вечера. В те времена все продуктовые магазины были уже закрыты. Вот так. Что помню, то и продаю.

Дюк: Кажется, в то же время Флот нашел работу сторожа на стройке. Сторожил он стройку конторы ТИЗа, надо было дежурить ежедневно, я пошел к нему в напарники. Зарплату делили по полам. С ним случился казус, однажды в воскресение он не пришел домой, обычно приходил, отдавал мне ключ я шел сторожить. Не пришел он и к полудню. Я не выдержал и двинул к нему. Оказалось он оставил замок и ключ с наружи, а сам вошел в помещение, выйдя на улицу через минуту он обнаружил пропажу, сперли и замок, и ключ. Так вот сторожил, что даже замок уперли. Со мной тоже происходили интересные вещи, но другого порядка. Бедные рабочие по утрам с трудом меня будили, т.е. я с трудом просыпался под маты работяг, уже полчаса долбивших в закрытую дверь и  окно. Работа была неплохая.
Учеба, шла своим чередом, на физкультуру я не ходил принципиально, в конце семестра получил зачет за бутылку водки у Барашки. Была еще одна дисциплина, с которой я очень «дружил» - высшая математика. Я сдавал ее три раза и все время мне попадался закон Био-Совара-Лапласа, а говорят, что два раза в одну воронку снаряд не падает. Врут, три раза одно и то же. Выручила чужая шпора и я ее все равно сдал. В смысле, я до сих пор не знаю, чего от меня хотел Марк Борисович Котляревский. Весной 1976 года я узнал еще об одном празднике, не всесоюзного, а Томского значения. 7 апреля - день донора. Это действительно был праздник и мы не ходили в «школу»  т.к. сдавали кровь, а потом ели по талонам. Купили красного вина, сходили в кино. И день закончился, у меня во всяком, случае на Москве.

Дед: Да, где только нам не приходилось пахать, чтобы заработать на бутерброт с маслом. Кто на стройке сторожил, кто в ресторане Осень, а мы с Дедом Серегой чередовали дежурство в кафе «Весна» - было такое напротив подарков, если помните, да ещё и колымить подряжались по выходным. Витя Соломатов всё пытался создать бригаду каменщиков, Карпович с Абонеевым  штукатуров – маляров, мы как-то взялись красить фасады  деревянных домов на ул. Рабочей, и надо сказать удачно. Две недели работы были позади, задание по покраске было выполнено и мы, получив расчет в бухгалтерии на втором Томске, двинулись с работы строя планы на вечер.
В карманах шелестели приятные на ощупь червончики, ну и как назло, по дороге бочка с Агдамом встретилась. Был ли там Агдам настоящий из той цисцерны, в которой потом мужики труп выловили, или это была просто рассыпуха - теперь уже все равно. Увидели - прилепили стакана по два-три, да ещё с собой в какую-то емкость прихватили. Впереди гордо шагал Агафон, Санька-пахарь, мой товарищ из пединститута, я двигался рядом с дедом Серегой; Тарапунька ( Шпунт, он же Карпович) , Славка Семыкин и Проф замыкали шествие. И вдруг - на дороге мяч. Я им говорю: - Не пинайте его, там навярняка камень. Славка возразил, что дескать не следует мне, прямо в каждом мяче  видеть камень. Дед Серега его поддержал и в доказательство с разбегу врезал неглядя по мячику. Мячик с разинутым ртом лишь откатился на два-три метра, а Дед закрутился волчком по земле от боли - внутри правда был камень. Со злости, он схватил его рукой, раскрутил и запустил за высокий забор в огород, в котором, как потом оказалось, мужик тяпал картошку. Раздались вопли пуще дедовских, и вмиг перед нами вырос дедина с тяпкой в руке.
  -Хто? - дико заорал он. Шпунт присев на коротких ногах быстро нашелся: - ОН!, отвечал Шпунт, показывая вперёд и несколько в сторону. Там, впереди  метрах в двадцати, придерживаясь за забор стоял поддатый мужик. Хозяин тяпки  тряся тостым брюшком, рванул в сторону мнимого обидчика, и уже почти догнал его, когда я крикнул вслед: - "Мужик, дергай, убъет тяпкой". Мужичонка оглянулся, и так дал рыси, что толстяк с тяпкой не успел его настичь. Теперь нужно было дергать нам, потому что до толстяка дошло, что мужик такой хилый не мог запустить мячик с кирпичем на такое большое расстояние. Мы жутко заржали. Врубившись, что его дуранули дважды, он издал дикий рык и кинулся уже на нас! Но мы то были моложе. Да ещё под градусом. Так весело бежалось через весь второй Томск, через виадук к вокзалу. Мужик не отставал. По пути, кто-то из нас успел обьяснить дежурному милиционеру, что там маньяк со психи сбежал, и ЗА всеми с тяпкой гоняется. Мент принял меры к его задержанию. Что и было исполнено немедлено. НИкакие разговоры мужика о нападении и т.п. менты слушать не хотели. Просто скрутили и увезли.
  Мы же притомившись от беготни, прилепели еще из едва не расплескавшейся банки  и двинулись в общагу,  в надежде там разыграть какую-нибудь комсомольскую свадьбу.

Мыш: Шла летания сессия 1976 года. Все прошло бы гладко, если бы не английский язык. Каждый раз устанавливали дату экзаменов после очередной пьянки. И как у них это получалось - я не знаю. Наумова пыталась выжать из меня хотя бы одно слово, перевод которого я не мог найти в пьяных закоулках памяти. Задавала вопросы, отвернув голову, чтоб не умереть от чесночно-сально-водочного перегара. Третья попытка была 4 июля после моего дня рождения. Я очень страдал от головокружения, тошноты и головной боли. После того, как любимая преподавательница ткнула ручкой в слово «Cell» чуть не блеванул, но тайны не выдал. Перенесла она экзамен на осень. Денег у нас не было, а душа горела. Под руку попался Милый друг (одеколон) и мы его прикончили. Случилось это вечером. А утром мы с милодружным перегаром отправились на комсомольскую стройку.

Дюк: Ты спутал Миша, Милый друг уже был. Летняя сессия наконец закончилась экзамены сданы, прошло распределение на лето. Компания разлучилась.

Толстый: А я летом 1-го курса был в Колпашево. Я как сейчас вижу снег 16 июня в речпорту этого милого городка, и ощущаю приятную тяжесть Витали Седенко, висящего на моих плечах. Что мы делали в Колпашево, я не помню. Но за это нам вообще ничего не дали, в отличиие от Большедорохово.

Жердь: Не понимаю, почему мы не говорим про ночь перед стройотрядом, когда мы изрядно врезав, гуляли по Томску с баяном и гитарой, горланя патриотические песни и мечтали встретить хоть кого-нибудь хулигана, чтобы набить ему морду и доказать на деле свой патриотизм. Но население не прониклось в тот вечер важностью патриотического воспитания, и благоразумно скрылось.

Дюк: Ни чего удивительного, разве что-нмбудь запомнишь после столько выпитого. Но как бы то ни было...

Длинный: Извините это опять я. А в стройотряды мы разъехались так; Ваша банда Дюк, Мыш, Шура, Жаконя Губин, Проф и д.р. поехали в Стрежевой - С.С.О. "Пламя" - командир В.Пешков. А мы: Флот, Львович, Майер и я - поехали в с. Петухово (рядом с Томском). Наш С.С.О. был чисто педфаковский. Комиссаром там был Володя Сурнин. Дюк, именно оттуда я его и знал.

Дюк: Отъезд состоялся ранним утром, нас загрузили в теплоход на подводных крыльях под звучным названием «Ракета» сейчас они уже не ходят по Оби. Вмещал он порядка 30 человек, столько нас и было. Кто был командиром не помню, но при нем состоял комиссар со второго или третьего курса. Активист-комсомолец. Бедолага, он не мог себе представить, с кем ему пришлось иметь дело. Свое комиссарство он представлял себе легкой прогулкой на природе. Вначале он пытался с нами что-то делать, пел, плясал, делал слабые попытки втянуть в общественную работу по лагерю. Но я забегаю вперед. Как отпраздновали отъезд с вечера понятно. В корабле было плохо всем кроме комиссара. Хотя вру, он страдал «морской болезнью», это же надо при такой мизерной качке лежать пластом, но лег он, когда нам уже стало хорошо. Мы сгрудились на кормовой прогулочной палубе, ветерок обдувал. Капитан орал по громкой связи, чтобы пассажиры  как-то рассредоточились по всему судну, «Ракета» не могла выйти на глиссирование, в смысле на крылья. Нам это было не интересно и потому мы старались не обращать внимания на его стенания. В конце концов капитан сильно разозлился, спустился к нам и чуть ли не пинками рассадил по местам. Корабельные машины взвыли и за иллюминаторами поплыли пейзажи Сибирской природы среднего приобья. Хотя я в Томске прожил больше года, но тайги не видел и реки то же. То был первый случай ознакомления с окрестностями и самой рекой. В голове бродили строки из прочитанных книжек Шишкова про Прошку Громова, Печерского, про скиты в лесах, про Ермака и многие другие. Вспоминались кадры из виденных фильмов про Сибирь. Не помню, был ли в то время снят знаменитый фильм Кончаловского «Сибириада» но все было очень похоже. К полудню наш корабль ошвартовался у пристани Колпашево. Это город в то время славился своим пивзаводом и свободной продажей этого напитка на каждом углу. Слог тех лет «Пива нет» был не применим к этому городу. Народ затоварился. Здоровье и так улучшенное общением с природой, окрепло, и мы были готовы к подвигам, комиссар слег окончательно. Приблизительно на траверзе Парабели мы обогнали древний пароход «Бийск». Пароход действительно был древним, это не преувеличение. На колесном ходу, постройки начала тридцатых годов, а может восстановленный дореволюционный. Он был очень большим высотой с трехэтажный дом. По его палубам прогуливались пассажиры, в числе которых мы заметили женские фигуры в стройотрядовских куртках.
К вечеру мы подошли к пристани Каргасок. Тогда я еще не знал, что в тот вечер я впервые встретился с поселком моей последующей жизни, не знал и Шурик, что судьба его крепко свяжет с этими берегами. Да, что мы вообще тогда могли знать. Подростки - переростки, мы никак не могли стать взрослыми. Я думаю некоторые из нас так и остались в том же психологическом возрасте, не скажу, что это социальный инфантилизм, но где-то близко к Питеру Пену, только тот не хотел выходить из возраста в двенадцать лет, наше же развитие остановилось на рубеже двадцати. Подтверждения на каждом шагу, в наших письмах и поступках. Взрослые солидные люди не станут заниматься такой ерундой, как написание мемуаров самим для себя без всякой перспективы на какие-то дивиденды в будущем.
К ночи ошвартовался «Бийск», в отличии от нашей «Ракеты» он ходил и по ночам. Встал, на несколько часов прогулять пассажиров и взять какие-то припасы. Мы разыскали стройотрядовок, они направлялись в тот же Стрежевой. Познакомились, поговорили, наметили «жертв» и договорились о встрече в пункте назначения. Пароход отдал «концы», дал три печальных гудка и ушел в «молоко» белой Сибирской ночи. Мы «сделали ручкой» и отправились жечь костер. До утра дотянули – всю ночь громко орали песни. Не выспавшийся капитан приказал грузиться. Путь продолжился. К обеду обогнали «Бийск», громким улюлюканьем и непристойными жестами дали понять обитателям этого доисторического монстра кто хозяин на реке. Наконец прибыли на место. Точно не помню, но кажется, нас привезли в сам город и выгрузили в районе парка.
 
Жердь: Высадились мы в Александрово. Дело в том, что Ракета до Стрежевого ходила только по большой воде. А так как мы ехали уже поздно, то вода начала спадать. Ночевали мы на пристани, а утром, погрузившись на самоходную баржу, поехали по протокам в сам Стрежевой. Эта неспешная поездка доставила мне несказанное удовольствие. Мы лежали под скупым сибирским солнцем на металлических люках баржи, которые оно нагрело и наслаждались теплом. Тело немного подрагивало, изгоняя из него остатки хмеля. Кто-то запустил вредную мысль, что необходимо ввести сухой закон на период стройотряда, но я не помню, выкинули его из баржи, или нет. Высадились мы на некрутом берегу километрах в 4-5 от лагеря. Помню, что передо мной вышел Проф, встал на землю, и говорит: «Я чую запах денег». Я стоял с ним рядом и внюхивался в воздух. В нем пахло болотами, комарами, непередаваемой свежестью и еще тысячами запахов. Однако запаха денег в воздухе не было. Наивный. Рядом стоял еще кто-то и смотрел вдаль. Мы пешком через весь город двинулись в лагерь. Как оказалось, нас там не ждали, но чаем напоили и выдали палатки. Аж целых три штуки. В установке палаток прошел день до вечера. Ночью мы угомонились рано, так как устали и было много впечатлений. В этот день к нам никто не приходил успокаивать и учить как жить.

Дюк: Город оказался очень маленьким: - в 1976 году ему исполнилось 10 лет и причем первый десант строителей был выброшен именно в последние числа июня. Мы подгадали как раз к юбилею. В следующие выходные планировался грандиозный праздник. Состоял городок из трех-четырех многоэтажных домов, окруженных по всему периметру собачьими будками, на расстоянии цепей к которым были привязаны собаки; чуть больше домов деревянных восьмиквартирников, и небольшого количества деревенских изб. Был дом культуры и кафе «Сказка», надо сказать очень приличное по тем меркам, большой магазин - универсам, на его витринах громоздились банки сгущенки, тушенки и прочие продукты по ценам ОРСов.
Наша база оказалась огромной. Лагерь был рассчитан на тысячу человек. Это порядка ста ССО, отряды были со всей необъятной Родины от Калиниграда до Владивостока, от Мурманска до Кушки. Расположен он был на краю города, впрочем, там все было на краю, скорее всего на этом месте, в самом недавнем прошлом было обширное болото. Его осушили или просто засыпали, разровняли грунт и поставили деревянные платформы по размерам палаток. На этих платформах мы и жили. Тротуары были деревянные и связывали все палатки с центральной площадью, где располагался штаб и столовая. Утро начиналось с линейки и подъема флага, затем завтрак и отъезд на работы, обед в расположении лагеря, опять работа и ужин потом свободное время. Первое, что мы сделали после разбивки палаток построили дощатую танц-террасу присвоили ей название «Кареглазая» о чем уведомили окружающих большой вывеской. Имея в виду приглашение к себе особей противоположного пола на танцы с определенными целями. Не буду скрывать, площадка пользовалась переменным успехом. Народ собрался там разношерстый, разного возраста и амбиций. Особых конфликтов преходящих в мордобой, мне кажется, не наблюдалось, были мелкие стычки, не приводившие к массовым беспорядкам.

Жердь: Точно на следующее утро переполненные энергией не понятно для чего, а скорее понятно, мы не сговариваясь, сколотили танцплощадку возле нашей палатки, пользуясь тем, что палатка крайняя. Так мы заявили о себе как о незаурядном отряде и не позволили кому-нибудь занять это место, а еще добились того, что возле наших палаток было чисто. С нами был кассетный магнитофон и мы приглашали девочек на танцы. Но мощность этого магнитофона не позволяла устраивать по настоящему веселое представление. Наша танцплощадка продержалась неделю или около того, затем была установлена стационарная аппаратура. И мы оказались не конкурентоспособными. Несколько раз к нам приходили девочки из отряда, с которыми мы встретились в Каргаске. Большинство из них были страшилками, точнее сказать, девчонками с несоответствующими моим представлениям стандартами, и желания углублять отношения у меня не появилось.
 
Дюк: Ну Шурик, Вы предъявляли очень высокие требования. А я, между прочим, познакомился с одной очень симпатичной девчонкой еще в Каргаске. И встретился с ней уже в лагере. Но она меня не узнала, но при другой встрече она кинулась с обидными словами. Я одурел. Потом выяснилось, что их было двое, очень похожих друг на друга.

Жердь: У комиссара отряда был набор цветной гуаши и Жаконя Губин, проявив незаурядные художественные таланты, нарисовал на нашей палатке симпатичного дракона, который гнался за кем-то. Кроме того, на палатках был сделан ряд опознавательных надписей, самая смачная из которых была «Мертвые не потеют». Кроме того, там были и надписи на латыни. Смысл их я, к сожалению, не помню. Но они были не менее точны и циничны. Со временем первую надпись нас заставили замазать. А латынь не тронули, видимо они были не сильны в латыни.

Дюк: Весь наш отряд «Пламя» (мне помниться именно это название) разбили на три бригады. Когда пришло лагерное начальство с претензией к надписи, комиссар заявил, что мертвые действительно не потеют, по причине своей мертвости. Начальство это не убедило. Надпись замазали.

Жердь: Работать мы определились не на очень удачные объекты. Все хорошие подряды были захвачены ранее. Вася Пешков что-то там химичил, но без особого успеха. Меня поместили для работы вместе с Мышом на объект: котельная. Помню, тогда мы работали с калымщиками, они и сняли все сливки. Нам досталось то, что осталось. Погода стояла неважная, а кровлю надо было заканчивать. И вот выдалось несколько дней теплых и солнечных, и мы начали крыть крышу. Для того, чтобы не тратить пол дня на разогрев битума меня оставили возле бочки ночевать, чтобы я часа в 2 ночи затопил ее. А утром, когда придут все на работу, он будет готов к работе. Но ночи были холодные, я где-то прикорнул, и проснулся только в 6 утра. Пока раскочегарил, стало 8. Естественно битум не готов, разогрелся он только к 12 часам. Я, чувствуя вину, в лагерь не поехал, встал на разлив битума. Помню, ведро было прибито к деревянному шесту. После 10 или 12 черпания ведро оторвалось и упало в битумоварку. Гонимый чувством вины я достал ведро и начал черпать им, держась за ручку, пренебрегая всеми правилами техники безопасности. За это я был наказан. Ведро дернулось, горячий битум плеснулся и попал мне на руку. Капля была относительно небольшая. Попала на незащищенную часть предплечья. Она очень хорошо прилипла к коже. Ни стряхнуть ее, ни протереть я не мог, боялся, что зона повреждения от этого только расширится. Что я мог это только дуть на нее, стремясь остудить. Сначала боли не было совсем, затем она начала постепенно нарастать, двигаясь к своей наивысшей точке. В этот момент я понял, что испытывали те, кого защитники крепостей обливали смолой. Спасения от этой боли не было и при большой площади поражения, нападающие неминуемо погибали. Но у меня все было проще. Через два часа о боли я уже почти не вспоминал, только когда потревожу руку, а через 3 или 4 недели битум сам отстал от кожи, оставив на руке шрам.
Теперь я вспомнил! Виталя был с нами (Длинный покрутил пальцем у виска и сделал дурацкую рожу, но вмешиваться не стал, Темная личность выпила). Нам поручили выкопать яму возле котельной. Что-то там забыли положить. Вот уж точно. Поручи дуракам – лоб разобьют. Мы с Виталей начали копать с неподдельным энтузиазмом и так увлеклись, что откопали яму, которая чуть не стала нам могилой. Дело в том, что почва там песчаная. Копали мы конечно без всякой опалубки, прямо возле рельсов под подъемным краном. Когда яма стала где-то метра 2,5 глубины, часть стены обрушилось. Это счастье, что в это время мы находились в другом краю ямы. Быстро- быстро, как только возможно, мы выбрались с Виталей наружу и начали созерцать, что из этого получится. Кран тем временем ходил по рельсам туда-сюда, не подозревая, что за западло мы ему приготовили. Наши крики крановщика не впечатлили. А между тем яма продолжала стремительно обрушаться с краев и дошла до шпал с рельсами, по которым ходил кран. К счастью, в это время появился прораб или кто-то еще из начальства. Мы с Виталей стояли и невинными глазами смотрели на него. Что он нам говорил, я не помню, но кран на следующий день разобрали и увезли. Потом нам поручили долбить компрессором железобетон, они ошибочно забетонировали всю площадку, не оставив место под столбы. А может быть и намеренно, не хотелось связываться с опалубкой. С компрессором мы работали несколько дней. У нас было несколько молотков. Сначала мы долбили, потом начали стрелять по самолетам и друг по другу, держа отбойные молотки у бедра, как ручные пулеметы в кино. В общем, в прозе жизни всегда находили место для отдыха души и тела.

Дюк: Нашу бригаду возглавлял дед Серега, он постригся наголо, а потом еще и выбрил лысину, после этих манипуляций его башка приобрела своеобразный блеск и весело сверкала на солнышке. Общий вид его напоминал киношного басмача, по этому ему мгновенно была присвоена кличка «Черный Абдула». В соответствии с обрастанием головы актуальность клички снижалась, и к концу трудового семестра он снова стал просто дедом Серегой. Бригаде была поручена очень ответственная работа,- засыпка щебенки в емкости биофильтра. Короче, канализационный отстойник доводили до ума. Находился он довольно далеко от места проживания, и возили нас туда на больших грузовых машинах, в основном марки ЗИЛ 157. Возле здания фильтра была куча щебенки и кран с коробкой, в которую бульдозером нагребали камень и через крышу подавали в помещение, внутри эту щебенку надо было растаскивать по всей площади. Я обучился на стропальщика и работал в паре с крановщиком. Цеплял эту емкость к крану, иногда крючья паука сильно раскачивались на весу, и мне приходилось показывать чудеса подвижности, увертываясь от них. Не всегда это удавалось, поэтому мне выдали каску, уж очень эти крючья были железные и твердые по сравнению с моей головой. Когда бульдозера не было, грузили лопатами. Внутри же помещения сначала тоже кидали вручную, но потом нам выдали транспортер. Но даже это не помогло. Однажды мы загрузили очень много щебенки и колосники не выдержали и сломались, чертова куча щебенки ушла вниз. Поэтому у меня есть подозрения, что этот самый биофильтр так и не стал работать, так, как должен был.
Через неделю после нашего приезда в городе объявили праздник. Юбилей, 10 лет от дня основания. Нам выдали аванс по 50 рублей. Мы отправились в магазин, спиртное там в открытую не продавалось, поэтому мы набрали всяких вкусностей. Сгущенного молока, бисквит, конфеты, тушенки. Было и вино, но очень мало. Расположившись на лужайке, притупили к трапезе. Сгущенка с бисквитом в рот не лезла, приходилось запивать томатным соком. Праздник удался.

Дед Пашка:  А мы попали в другой стройотряд, который строил лежневку и назывался «Луч». Коняев был командиром, а комиссаром был я. Планируемая кандидатура Лехи Сторожа была почему-то или отклонена, или направлена в другой отряд. "Луч" разместили на краю большого и развитого в то время, в сельскохозяйственном отношении, села, точнее районного центра Шегарки. Задача стояла перед отрядом, в нашем понимании простая - укладка лежневой дороги по трудно проходимым болотистым местам, с таким расчетом, чтобы по ним, построенным нами дорогам, могли пройти тяжелые трубоукладчики и заложить заветную трубу газопровода Нижневартовск - Помара -Ужгород. Какое-то время ушло на обустройство, установку палаток, решение вопросов с питанием и наконец вечером, утомленные переездом и сытым ужином в столовой для работяг, мы разошлись по палаткам, чтобы вытянуть ноги и обменяться свежими впечатлениями.
Возникла мысль развести костер, и нарядившись в индейцев, попугать местных жителей дикими танцами. Зачинщики нашлись быстро, идея была подхвачена и большой костер из свежих, привезенных досок для каких-то нужд, заполыхал между палатками. Было весело, но не долго. Часть отряда не принимала участия, и особенно оскорблял Мирон, который только прикоснувшись ухом к подушке, тут же всегда издавал мощный храп, где бы его эта подушка его не заставала. Мирона было трудно добудиться всегда: ещё когда он жил на Твери, мы не раз выносили его кровать в коридор, и даже на улицу, где он спокойно продолжал храпеть. Зная это, Мишка Скопинцев и я решили придать индейскому танцу особый окрас и поджарить Мирона на костре. Решение принято, Мирон вместе с раскладушкой в мгновение ока оказывается рядом с костром, а народ с копьями и гиканьем начинает вновь прыгать через него, не забывая при этом подкидывать свежих досок в костер. Веселье приняло более приятный, природный оттенок, и потому танцующих размалеванных углями тел добавилось. Шум и гам, а также задымившееся на боку одеяло разбудило Мирона. Первое, что он увидел - это занесенное над ним копье Царя и чей-то топор. Подпрыгнув, Мирон ломанулся бежать, пролетел босыми пятками по костру, что вызвало у нападавших восторг, дал как заяц круг вокруг палаток и придя в себя, начал искать виновных. Я уже к этому времени успел спрятаться, поскольку знал, что первым отвечать придется мне, так все подобные выходки зачастую исходили от меня, и Мирон мог догадаться, кто его "жарит". Надо сказать, что Мирон был не слабым парнем, хоть и ростом не велик. Поэтому досталось всем, кто был рядом. Но когда внезапно появился я с вопросом - а что происходит - ярости Мирона не было предела. Костер был разбросан во все стороны, а догорающая доска долго металась в темноте между палатками, пытаясь достать обидчиков. Изрядно попотев в погоне, он вернулся в палатку, поставил раскладушку подальше от входа (видимо опасаясь повторения) и уже через пять минут вновь храпел, отчего-то вздрагивая и внезапно просыпаясь.
Мы действительно там хорошо заработали, об этом отряде нужно говорить отдельно. Там же были Царь, Басалаев, Витя Кулешов, Строк Слава (никогда не видевший кедровых шишек и утверждавший, что их нужно кушать "со смолой", а не вареные). Каждый, проходя мимо его, по моей просьбе, задавал ему один и то же вопрос: "Что ты Слава Шишки со смолой ешь, их нужно вареными употреблять". Подготовленная мною толпа вопрошала по этому поводу каждый раз, как проходила мимо. Он сначала не врубился, а потом заорал благим матом: "Ну люблю я шишки со смолой, что докопались?".
А вообще о Мироне надо рассказать отдельно. Как он любил есть! Это может знать только тот, кто рядом с ним жил. Хорошему аппетиту способствовала тяжелая работа: Мирон, Кисель, Строк, Кулешов, Царь и ещё кто-то - уже не помню - работали вальщиками. В их задачу входило валить вдоль просеки деревья, кряжевать их по шесть метров, а в нашу - таскать кряжи по болоту по пояс в воде и прокладывать лежневку, чтобы можно было пройти тяжелой технике и протащить трубу нефтепровода. Зарплата - один метр лежневки по тем временам не то семь, не то десять рублей стоил. И мы трудились, не покладая рук так, что к обеду уже валились от усталости. Обеда же всегда не хватало, особенно Мирону с дружбой, где кроме её тяжести, во время валки леса, придавался ещё элемент экстримальности, поскольку нужно было успеть отскочить от падающего дерева, что в общем-то, не всегда по началу ему удавалось. То дружбу зажмет, то отшвырнет комлем метра на три, то сук прилетит. В общем, к обеду сильно кушать хотелось. Кормили надо сказать хорошо, давали сметану, которую Мирон регулярно выменивал у Царя на компот. Как-то в обед, по –моему  Кисель, спросил Мирона о качестве сметаны и он ответил, что такой он никогда не ел, и что мог бы сожрать килограмм.
- А банку можешь? - спросил Царь
- Могу и банку. Только с хлебом. - Спокойно ответил Мирон.
Идея пришла в голову мгновенно.
- Не, банку не съешь. Возразили ему ребята.
- Съем, - уперся Мирон на своём, - но только с хлебом.
- Ладно, давай с хлебом и без воды, сказал я.
Спор был недолгим. Кулешов, Царь и по-моему Строк, или кто-то ещё двинулись в деревню за сметаной, к бабкам, причитая перед ними, что бедных студентов не кормят и жратвы не хватает.. Те пожалели - и вот результат: сметана была такой густой, что в ней не тонула металлическая ложка.
Мирон с умилением приступил к еде. Первые полбанки пошли за здравие. Его усы расправились, зашевелись от удовольствия, и чувство медленного насыщения охватывало его. Я уже стал подумывать о том, что придется ставить ящик Мирону - таково было условие спора. Оставалась одна треть, когда Мирон сам стал принимать облик сметаны. Бледный, он продолжал цеплять её ложкой, а народ орал - быстрей, а то наешься и не сможешь доесть! Оржак советовал заедать хлебом. Кто-то предлагал запить водой, однако это нарушало правило спора. Мирон не сдавался и ел. Сметана убывала медленно, и ещё оставалось пол-булки хлеба. Последние вздохи, полный живот, собравшаяся вокруг толпа стройотрядовцев - это все что Мирону запомнилось в тот день. Мирон медленно отключался, сметана стала зависать на его усах, он её усердно толкал в рот, а она шла назад - о чем мы, к сожалению, догадались не сразу. Оставалось на дне банки не больше стакана, когда Мирона понесли на выход - возникла рвота, после которой он еще долго прятался по кустам, освобождая кишки. Поварихи, жалея Мирона, ругали нас, твердя, что мы издеваемся над человеком. Народ сжалился и разрешил Мирону вместо ящика поставить за усердие и трудолюбие всего половину. На том и порешили. И та же компания, что искала сметану, отправилась за вином. Мирон же до конца стройотряда больше никогда сметану не ел.

Дюк: А у нас как-то, Юрка Иванов, сожрал упаковку витаминов, после этого он приобрел желто-оранжевый цвет, три дня из комнаты не выходил. А я съел пол-литровую банку варенья, Господи, как мне было плохо. А еще Мирон мог выпердить музыкальную фразу из похоронного марша.

Дед Пашка: Шура, а ты помнишь случай с пельменями? Шурик помирал с голоду и однажды в кафе «Уют» он заявил, что таких вкусных пельменей он никогда не ел, и что смог бы зарубать их целых десять порций, что называется не глядя. Ромке этот финт не понравился - Ромка Пак мало обычно ел. Да и много ли ему, корейцу по происхождению, надо. Мы вообще были склонны считать, что он мог обходиться одной луковицей в неделю, что уж там говорить о пельменях! Поэтому, заява со стороны Бойко о десяти порциях, да ещё двойных, на Ромку подействовала удручающе, и будучи после стипендии, Ромка решился наказать Шурика - потратил львиную её долю и купил Шуре 10 порций. К чести Шурика, он оказался проголодавшимся и с аппетитом их зарубал. После обеда Ромка решил ускорить шаг, чтобы наказать Шуру быстрой пробежкой по деревенской схеме "объевщейся коровы" - видимо в надежде на рвоту от переедания. Пак начал подгонять всех, пойдем-те быстрее, опаздываем и т.д. Однако пробежка не действовала, Шурик чувствовал себя превосходно, а Ромка жутко сожалел о потраченных деньгах оставшуюся половину дня. Зачем, говорит, я ему их покупал? Мне бы на неделю хватило!

Жердь: Да ладно вам про еду, мы пока про стройотряды разговариваем. Неделя за неделей летело лето. В лагере решили устроить день Нептуна. Для этого соорудили ряд построек, назначили русалок и помощников. Было весело. Одна из русалок, как сейчас помню, была очень даже ничего. Я поставил себе цель познакомиться на танцах. К сожалению, ничего кроме прогулок вокруг лагеря не получилось. Объясню, почему. Моё исчезновение не осталось незамеченным со стороны бдительной общественности, которая требовала от меня справку из медпункта о состоянии моего здоровья и даже пыталась не пустить меня в палатку. Все мои уверения были бесполезны. Испортил всё какой-то деревенский козел, который появился  в ту  минуту, когда нужно было довести дело до логического конца, и никто во всем мире не смог бы ее отобрать или добыть из-под меня. А так осталась в памяти только сожаление об упущенной возможности, да блеяние убегающего животного, испортившего обедню. После этого ее я больше не встречал, хотя в первые дни и искал встречи. Возможно, она испугалась, что может зайти со мной далеко, ил просто боялась своих родителей.
Позднее, спустя много лет, я, вспоминая об этом случае, думал, о странностях жизни: чего бабе не хватало? Нашла чего бояться. Сейчас может быть, она ищет возможность, чтобы подставиться под кого-нибудь, и не имеет ее. А тогда испугалась козла, а доставила мне душевную рану.
Лето заканчивалось, и мы неизбежно стали разъезжаться по домам. Добирался я в Алма-Ату самолетом через Александрово. Виталя поехал по каким-то делам в Томск.

Длинный: Начало второго курса ознаменовалось Празднованием моего Дня Рождения! Эти последствия были ужасными. Все мы оказались на улице и какое-то время жили у Жакони Яковцева в спортивном комплексе "Динамо"...

Жердь: После стройотряда лета осталось всего дней 8-10, а с 1 сентября надо было идти в институт. Поэтому ничего сверхъестественного я в Алма-Ате не сделал и 1 сентября прибыл в Томск. Начинался второй год обучения. Меня поселили на Москве.
   Уезжая в стройотряд, я сдал свои вещи в камеру хранения. То, что случилось с ними иначе, как катастрофа, не назовешь. Произошел прорыв горячей воды и все вещи, не только мои, были затоплены. Когда я получил чемодан, то он был заполнен полусгнившими остатками. За лето на жаре в замкнутом пространстве вещи пришли в полную негодность и сгнили. То, что не сгнило окончательно, имело такой отвратительный запах, что надеть их было невозможно. Вся тяжесть положения мне тогда еще не была доступна. Я остался только в том, что было на мне. А впереди была длинная и холодная зима. Как я выкрутился тогда, я не помню.
Со мной в комнате поселился Виталя и еще кто-то, по-моему, Дубенец. К несчастью не всей нашей компании достались места в общаге и к нам поселились Зайцами еще несколько человек. В дальнейшем это привело к тому, что мы остались без мест ночлега, так как идти было не к кому. Как сейчас помню, заселились мы 1 числа, 4 сентября была суббота, 5- воскресенье, а 6 числа мы стали бомжами. Как это произошло? Точно я не помню. Возможно, кто-то из участников событий и напишет подробнее. К нашему счастью у Витали был День рождения 4 сентября. Как правило, дни рождения праздновались очень бурно, а правило - мы никогда не нарушали. В этот день к нам в комнату пришел какой-то член студсовета, который был, по-моему, старостой общежития. Был он курса с 4. Но, как известно, успокаивать нас не надо. Тем более вести себя по-хамски. Все это закончилось побоищем в коридоре с битьем стеклянных дверей (не нарочно, конечно) и нашей общей победой. Но этот товарищ на следующий день отомстил нам по-своему, и мы оказались на улице. Идти по большому счету было некуда. Свои пожитки я разместил у девчонок. К сожалению, я не помню уже у кого точно, но кажется у Огородниковой.
На улице нас оказалось 6 или 7 человек. К вечеру мы потянулись в тишине к Яковцеву. В это время он работал сторожем на спорткомплексе. Весь интерес заключался в том, что спорткомплекс работал где-то до 9 вечера, после чего все спортсмены уходили, и он принадлежал нам. Занятия заканчивались где-то в 4 часа. Нам негде было приткнуться. До 9 часов мы тусовались в скверике, рядом со спорткомплексом, убивая время употреблением портвейна. С тыльной стороны сквера был очень крутой спуск и однажды Виталя чуть не свернул шею, рухнув в него вперед головой. К счастью, он удержался на краю, повиснув на кустах. Только потерял свои знаменитые очки. Об этих очках надо сказать подробнее. Имея не очень хорошее зрение для того, чтобы их не разбили в драке, он снимал их характерным движением и клал в задний карман. Далее он ориентировался только по теням и голосам. Причем доставалось не всегда врагам. Но это был его единственный недостаток. Вцепившись в жертву, как клещ, он ее уже больше не отпускал. После 9 часов мы становились полнокровными хозяевами данного спорткомплекса. Спали мы на борцовских матрасах, накрывшись сверху полотном из хлопчатобумажной ткани размером где-то 8х8 метров. Мы сворачивали ее несколько раз пополам и укрывались как общим одеялом. Тепла она не давала, но нам было тепло друг от друга. Спали, естественно, не раздеваясь. Затуманенный алкоголем мозг отдыхал кое-как. Самое сложное, это было то, что покидать ночлег необходимо было в 6 часов утра, до прихода уборщицы. Столовые открывались в 7. Занятия начинались в 9.
С высоты прожитых лет я думаю о том, что в те времена мы жили довольно сложно. Нынешняя молодежь на такое не способна. А для нас это было в порядке вещей.
Утром слонялись по улицам до начала занятий, а далее опять по кругу. Учиться при таких условиях не было никакой возможности. Продолжаться долго это не могло. Это и закончилось весьма скоро. Как-то после пьянки, наутро мы проспали и были разбужены хлопающей наружной дверью. Это пришла уборщица. Уходить из спорткомплекса нам пришлось через окно, не успев убрать за собой следы своего пребывания в спортзале. Яковцева после этого уволили, и нам пришлось искать место для ночевок.
Мы решили  разделиться, так как такую большую толпу в одном месте никто бы не поселил. В это время я нашел пристанище на Москве в женской комнате. Спал на полу на ватном одеяле, укрываясь им же. Спать с ними я ложился по очереди. Сначала они, потом заходил в комнату я и устраивался на ночлег. Вот ни имена девчонок, ни фамилии, ни на каком курсе они учились, я не помню. Можно было конечно вести с ними половую жизнь, но было, честно говоря, не до этого. Да и разве можно было любить женщину, когда рядом сопят другие? От зависти бы сдохли. Долго так продолжаться тоже не могло, так как все равно находиться где-то целый день было необходимо. Недели через 2 я перебрался жить в комнату к Потехину (староста моей группы). С ним вместе жил Сергей, фамилию не помню пока, но потом вспомню, и Костя. Устроился я к ним на пол жить и прожил до лета, ведя «половую» жизнь. Никогда до этого и никогда после у меня не было такого плохого состояния с жильем.

Дюк: У нас потом была квартира на Степановке на улице 350-летия чего-то. И только во втором семестре мы вновь объединились на Твери, только это уже была комната №1.

Длинный: Я там себе руки порезал - естественно на Дне Рождения "полосатого тела" –то бишь, Флота. А случилось это так. На всех гулянках, грог варил только Проф. И День Рождения Флота было не исключение. И вот - Проф варит грог, а я вызвался быть "подмастерьем". На кухню заходит, какой то тип с 2 курса, и начинает что-то там вести себя неправильно. Ну, а нам только это и надо! Мы с Профом, начали его "мочить". Гоняли его вокруг плиты и дубасилии, пока "Старый"(студ.3 курса) с сотоварищами не выскочили и не спасли негодяя. И всё бы было ничего, но через пару часов я вновь встретился с этим субъектом в коридоре (возле выхода из общаги). И он, проходя мимо меня, "умудрился" меня задеть. Господи! А в тот момент, мне это только и нужно было! Я начал его "колбасить", зажал к окну, но он рванулся убегать, а я по инерции начал молотить окно. Рама, да и стёкла, не выдержали натиска моих кулаков и....  вот, я уже 27 лет любуюсь на шрамы, оставшиеся на моих руках от тех давних порезов. А во всём виноват всё равно Флот! Ну, аура у него, какая-то нехорошая! Потом меня повезли в травмпунк в 3 гор. больницы. А утром были "разборки полётов". Проф, наезжал на Флота, и говорил "мало я тебя за Боцманяру (Львовича) и Виталю - вчера набил. Мыш кричал - "Убить всех хочется!" и ... рыгал в окно. Я сидел с перебинтованными руками, меня всего трясло в "лихоманке" и думал... «Боже! как мне повезло с друзьями! На таких можно положиться! такие не подведут!..» (Темная личность опять выпила)

Дед: А мне вспоминаются просто первомайские  праздники. Что-то не заладилось у Комара с ответственными за транспоранты и он, ссылаясь на деканат, дал мне поручение с Серегой Васильевым и Феном, который сейчас тоже где-то в Германии, нести портрет К. Маркса на 7-е Ноября. Портрет был здоровый и на колесиках. Фен, ранее уже отвечавший за какой-то портрет на демонастрации, знал, что это затея не из приятных: одно дело идти с мужиками в толпе и периодически прикладываться к заветной таре и орать песняка, другое - бегом бегать с портретом и догонять колонну, когда она по каким-то причинам, вдруг начинает ровнять дистанцию. Ему, обычно предлагали играть в оркестре на флейте или кларнете, и если была майская демонстрация, Фен охотно соглашался. Но был ноябрь, играть на морозе не хотелось - мерзли пальцы, и он охотно вначале согласился на портрет. Но это было до того, как он увидел его размеры. Портрет автора  «Манифеста» поражал своими габаритами. Он был на мотоциклетных колесах, метра полтора на два. Стало ясно, что придется немало попотеть, чтобы уложиться по времени и не отстать от колонны, поскольку отставание тоже каралось. Фен решил для себя, что легче играть на кларнете, чем тащить громадный портрет - уж очень ему не этого хотелось, как впрочем, и мне, и посему  удалился. Мне же Фен сказал, что он должен играть в оркестре на демонстрации на кларнете и с позволения Комара его отпустили. Дед Серега просто отошел куда-то в сторону с Профом и Полторацким и квасил. Полтара  по старой нашей музыкальной одаренности, поступал точно также как и я - в футляре из под баяна обычно таскал  несколько пузырей и какую-нибудь закусь. Баян держал сам, а футляр нёс кто-нибудь из доверенных лиц. Полтора умело выводил мелодии, на баяне, извергая на морозе всевозможные звуки,  им было весело,  и отход деда Сереги был как-то оправдан.
 С неподъемным портретом остался я один. В этот момент ко мне подходит Комар и удивленно спрашивает про остальных, дескать, где говорит, остальные. Я ему объясняю, что он сам их отпустил, и что нужно быстро решить вопрос кто же его понесет, так как я один портрет не потащу. Тяжело.
-Ну ты,- говорит, - сходи, найди Деду Серегу, а я тебе сейчас Амзу пришлю. Портрет мол, пусть пока постоит. Пришел Амза.
Я оставиляю его с портретом, а сам пошел Деда Серегу искать. Нашел и кое-как оторвал от компании. Колона начинала движение и мы бегом ломанулись к месту, где я оставил Амзу с портретом Маркса. Но к нашему удивлению, ни Маркса, ни Амзы с портретом не было. Амза, заждавшись нас, затащил портрет в туалет в университетской роще и прибил его на стенку здоровенными гвоздями. И балдеет. А в это время идут ответственные от партии люди – Лирман, Рыжов  и Медведев. Заходят в туалет, а там Карл Маркс. Первую команду снять выполнить не удавалось - не было подручных средств,  да и здорово постарался Амза, гвозди были надежными. Комар начал сначала валить все на меня. Я - на Амзу. Амза не отпирался.
По его пояснениям, ему понравились мотоциклетные колеса – он решил, что на демонстрации  без портрета он будет передвигаться быстрее. Потом было какое-то заседание даже в деканате, где этот случай разбирали. Я сказал Левицкому, если меня не дай бог отчислят из института, завтра будет все известно Китайцам, и что у меня связи есть, и вообще Я в ООН напишу о несправедливости. Меня оставили, а Амзу потом выгнали, но не за портрет, а за анашу и неуспеваемость.
Самое главное други, Карлу Марксу не повезло. На следующей демонстрации Сенька Брестовицкий или кто-то еще закопали портрет Маркса в прошлогоднюю листву, чтобы не тащить. Но на сей раз, портрет был обнаружен только спустя неделю случайно, и найти виновных просто не удалось. Артист (Полтарацкий) шутил по этому поводу, что Деды все-таки умудрились загнать Карла Маркса китайцам.

Длинный: Нет, а я хочу про драки. Вот помниться, был день рождения Флотского. Кровавый День Рождение Флота, на 1 курсе. Я, уж молчу про себя, я хоть бился с иноверцами (со 2-го курса), а вот именинник отметился по полной программе. Сначала он разогнал нашу группу (где я с ним и учился) и которая, в самых лучших чувствах, пришла на этот Праздник. Но этого ему показалось мало, и здесь под горячую руку ему попался Львович. Флот стал кричать, что общагу окружили менты и надо «делать ноги»,- сказалось криминальное прошлое, но Львович, как-то не проникся его обеспокоенностью и поплатился за это. Он, естественно, не ожидал, что Флот (60 кг живого веса), внезапно нанесёт удар прямо в бровь. Львович, как спиленный баобаб, рухнул, чем вызвал локальное землетрясение в окрестностях Твери. Последствия были тяжелые, синяк под глазом - это ерунда, было кровоизлияние под конъюнктиву, которое долго рассасывалось.

Толстый: Не совсем так было. В тот памятный день все начиналась очень мило, и ничто не предвещало грозы, а на завтра я собирался в бассейн "Труд" к 10 утра. Одним словом, все было как всегда: водка, минтай, круглый хлеб. Приятная подготовительная суета, домашнее общение. Пока не пришла идея сварить волшебное зелье - грог. Решили, что просто водка-деньги на ветер, а вот водка с красным алжирским вином, сахаром, да подогретая до кипящего состояния - в самый раз. День рожденья проходил в комнате слева от туалетов с окнами во двор-на церковь(номер не помню). Мы чинно расселись вокруг длинных составленных столов, на которых сиротливо наблюдались минтай, хлеб и пустые граненые стаканы. Но все это теряло значение в ожидании божественного зелья, источавшего убийственный алкогольный аромат с кухни. И вот чудо свершилось - огромная кастрюля с огненной темно-красной жидкостью была внесена в комнату и почетно расположилась в центре стола. Без промедления стаканы были наполнены грогом, и начались заздравные тосты. В тот памятный день случилось мне сидеть по соседству с Сашкой Зубковым, который имел странную привычку не пить алкоголь. А так как у нас было принято всегда и во всем выручать друзей - я выручил Сашку Зубкова, випивая зараз 2 дозы - свою и Зубковскую. Огненное зелье действовало быстро. Комната наполнилось гомоном, шутками и смехом. Тостующие с космической скоростью сменяли друг друга, стены комнаты уже казались тесными, был слышен зов предков, несущийся из Горсада. Четверо гостей именинника: я, Жаконя(остальных двоих я не помню) дернули в Горсад в поисках приключений. Так как времени на сборы не было, рванули кто в чем
был -я был в тапочках-шлепанцах, которые спадали с меня. Чтобы не отстать, я снял их и засунул себе за пояс штанов сзади. С этого момента я чувствовал себя великолепно. Вместо крови в моих жилах циркулировал лучший в Сибири грог, и я казался себе Мак Лаудом (бессмертным).
 (Дюк вмешивается в рассказ:- Не, Мак Лауда тогда еще не было, но был Кощей бессмертный.
- Неважно, но в горсаду почему-то это приходилось постоянно доказывать отдыхающим в парке незнакомцам независимо от их количества. Все бои в тот день(кроме последнего) заканчивались для нас викторией и безоговорочной капитуляцией для противника. Казалось, что это будет происходить вечно. Но грог в квадрате оказался сильнее. Постепенно движения становились все медленнее, появилась диплопия, приходилось одну руку использовать не для справедливого возмездия, а для банального наведения резкости. Внезапно осознав, что батареек у нас осталось только на обратный путь, нестройной колонной, поддерживая меня, мы полетели на родной аэродром маршрутом Красноармейская-Тверь. В те годы улица
Красноармейская хоть и была вся  с деревянными кружевами, которые показывали  приезжим, но ещё  представляла из себя заурядную гравийную дорогу, передвижение по которой отняло у меня последние силы. До этого послушные босые ноги превратились в гири и тонули в гравии, каждый шаг был похож на подвиг. Но вот, о чудо, мой мутнеющий взор визуализировал вендиспансер, как символ покоя и стабильности. Забрезжил ХЭППИ-ЭНД! Ведь мы отцов и дедов разбили, и совсем уж была наша победа! Но это, мои дорогие читатели, был не конец, а начало. Из уже меркнувшего света появилось лицо именинника, искаженное ужасом. Флотский на знакомом мне языке что-то кричал, из чего я понял, что мне ни в коем случае не надо идти в общагу, так как демоны (менты) окружили Тверь и всех повязали. На что я справедливо заметил, что мне на это начхать и что скоро все равно умру, и сделал движение в направлении нашей обители. Флотский не мог позволить, чтобы один из его лучших друзей попал в засаду Ментов. Он решил,  что лучше погибнуть от руки друга, чем врага и врезал мне с правой в левый глаз. До десяти не достчитали,  считать я не позволил, так как в полный рост рухнул рожей прямо в гравий. Сомкнулась мгла - это был глубокий нокаут.
Мои пальцы бессильно перебирали камни разной величины в попытке вернуть тело в прежнее положение, ноздри наполнились пылью. Последняя мысль, промелькнувшая в мозгу - я убью тебя, лодочник. Больше в тот день и в ту ночь я не принимал ни каких решений. Помню, что до общаги на плечах меня донес Мишка Скопинцев с кем-то вдвоем, при этом я погонял их как коней. Остальное мне рассказали: Флот спасал меня крутым раствором марганцовки, промывая желудок, а сердобольная Танюшка с девчонками с фармфака реанимировали меня как могли-ставили мне кофеин и кордиамином. Сознание вернулось только на следующий день около 18 часов. Открыв глаза, я обвел взглядом незнакомую комнату. Мои первые слова были: сколько сейчас времени? Женский голос ответил -6 часов вечера, я пробормотал – у бля, опоздал в бассейн. Женский
голос тут же удивленно спросил - какой на хрен бассейн?! Ты видел себя? Я подошел к зеркалу - настала моя очередь удивляться. На меня смотрело незнакомое мне лицо бессмертного. Я медленно запустил руку в штаны - и обнаружил там только один тапок. Память начала медленно возвращаться.

Длинный продолжает: Бедный Львович, на экзамены ходил в черных очках. Когда все немного очухались, началась разборка полётов. Добровольным палачом выступил Проф, он стал избивать Флота, причём самым серьёзным образом. После трёх четырёх ударов уже возникли опасения, как бы ещё одна жертва не возникла, и Профа оттащили его. Разборки отложили на утро. Как было утром, я уже рассказал. Далее, снова День Рождения Флота, на Твери (в 1 комнате) - снова наша бедная группа. Когда все дошли до точки, Володя Майер (далее просто Майор), вдруг проникся большой любовью к нашим девушкам, особенно к Аньке Юркевич, пытаясь  домагаться их всех сразу и по отдельности.  Мишаня Львов, вдруг осознал, что на Твери он самый главный и стал донимать мужиков из нашей группы блатными аккордами. Они сразу же поняли, что надо, как можно быстрей делать ноги и  слиняли, но был один, который не понял. Это наш староста Виталик Дударьков. И за это он и поплатился. Мишаня быстро нашёл повод, а затем, пару раз заехал ему в челюсть. В это время Майор, как «кошка» «мышку», гонял по всей Твери Аньку Юркевич. Он страстно хотел ей сказать, что-то доброе и ласковое, желание одолевало им так, что ширинка сама по себе распахнулась, незаметно для него на все обороты. Я и Лёха Вербицкий, еле-еле оттащили его. Анька, воспользовалось этим и не хуже чем Мата-хари, ушла огородами.
Следующий раз была вообще умора. Случилась такая оказия, что к нашему грузинскому другу на Твери - Котэ (который работал лаборантом на кафедре физики) приехал отец. Видимо, он сильно соскучился, либо хотел решить, какие-то проблемы, поэтому он привёз целый чемодан чачи. И вот, наши друзья Витька Шимонаев, по кличке Мурз, Царь (земля ему пухом), Славик Семыкин и др. (Дюк: я то же там был) очень неплохо накушались даров Кахетии. Далее произошло следующее. Мужики, я очень хорошо запомнил это. Котэ пошёл провожать отца в гостиницу. (Дюк: - Он жил в гостинице Сибирь, мы его в самый номер проводили, там еще немного посидели, покушали винограда... с чачей). Дело было позднее, я не присутствовал на этом Празднике жизни и поэтому уже залёг в 5 комнате на место Киселя, он с Дедулей Пашкой работал в кафе Весна (если не ошибаюсь) (Дед: согласно кивает) и в эту ночь работал. Через некоторое время открывается дверь Слава Семыкин - затаскивает на хребте Мурза. Мурз был никакой,  как говорится, не мычащий. Он его укладывает на его кровать, раздевает и для хохмы, снимает с него трусы и вещает их на лампу под потолком. Мы посмеялись и легли спать. Через пару минут из 1 комнаты (где спали Флот, Дюк, Мыш, Царь, и д.р.) раздаются страшные крики, шум и топот мамонтов. Я, естественно, выскакиваю и узнаю, что когда все улеглись, Царь, решил сходить «до ветру», и поделился своим желанием со Львовичем. Львович, опять не проникся позывами близ лежащего тела и поплатился за это. Царь, долго тужился, прицеливался и всё же письканул на него. Львович, подскочил до потолка, как будто Царь его не мочой, а концентрированной кислотой облил. Приземляясь, Он сходу заехал Царю в ухо! Тут все повскакивали с мест, навалились гурьбой, стали руки вязать, Царю, естественно. Ну, а потом уже все позабавились. Больше всех изгалялся Флотяра. Он, сразу же вспомнил, что мы учимся на докторишек, и предложил вколоть Царю, в полужопицу кофеина 2 мл. А так как Царь уже был связан, а что с ним дальше делать мы не знали, то мы с радостью согласились на это. Бедный Царь, он ничего не помнил, что случилось, но задница у него болела целую неделю. В то время пока разыгрывалась трагедия с Царем, в комнате 5, где остался один Мурз, происходили следующие события. По неизвестным причинам, вроде бы уже мирно спавший Мурз, проснулся и решил сходить порыгать. Он включил свет, надел какое-то трико и вдоль стенок пополз в туалет. Поднять голову и осмотреться, у него не было никаких сил. Как говорится, ушёл - и пропал. Я, вдоволь насмеявшись в комнате 1 и пожелав всем спокойной ночи, пошёл к себе (вернее к кровати Киселя). И искренне думал, что на сегодня все приключения кончились. О, как я ошибался! Из приоткрытой двери комнаты, в которую я намеревался войти, сочился дым. Открыв дверь, я просто обалдел! Сначала не понял, что произошло! Вся комната была в сплошном тумане не видно - не зги! И пахло горелыми тряпками. В голове пронеслось - пожар горим караул!!! Но, подняв голову выше, я увидел, как вокруг лампочки дотлевают трусы Мурза! Радость вновь переполнила меня, и мне захотелось поделиться ей со Славкой Семыкиным. У Славика всегда было хорошо с юмором. Он тоже посмеялся и сходу придумал, как далее использовать эту ситуацию. Несмотря на позднее время и все перипетии, случившиеся сегодня в общяге, народ ещё не спал. В умывальнике Леван Андроникошвили, вёл задушевную беседу с броской блондинкой Олей... Вот, я не помню её фамилию, но это была красивая деваха, которая потом стала женой Андрюхи Голосова, земля ему пухом (Все выпивают не чокаясь, включая Темную личность). Умывальник на Твери был, как Вы помните, разделён на две части М и Ж, Славик перекинул остатки трусов Мурза на их головы и крикнул, дословно не помню, но типа Ещё немного, твоя шишка задымится и твои трусы станут вот такими!!! Леван перекинул их нам назад, ну, а мы снова - и этот волейбол длился минут 5. Трусы от придуманного волейбола, летая по воздуху, разгорались и, неизвестно чем бы это закончилось, если бы не Дед Пашка, приостановивший наше занятие. Трусы были потушены и залиты для надежности водой. Весьма довольные собой, мы со Славиком пошли спать. Только я улёгся, как вернулся, прорыгавшийся Мурз и, хотя я проветрил комнату, чувствовался запах гари. Промычав - «опять накурили собаки», завалился спать. Я посмотрел в окно - занимался рассвет. Ах! Как скоро ночь минула! Вопрос - идти или не идти, сегодня в институт, у меня не возник, даже в самых отдаленных нейронах, (на границе копчика и прямой кишки). Я и в лучшие времена, не шибко это дело жаловал! Я лёг в постель и сказал Господи! Спасибо Тебе, что послал мне таких замечательных друзей и такую весёлую студенческую жизнь! И уже погружаясь в объятия Морфея, услышал голос с небес что - каждому воздастся по делам его!

Мыш: А кто нибудь помнит день рождения Флота в 1980, после которого меня выперли из Института? Я что-то очень смутно его припоминаю.

Жердь: По поводу гулянки у Флотского в 1980 году, могу пояснить следующее. Помню, что было тепло, но не так чтобы уж очень. Но солнце уже согрело землю. Я учился на военфаке и прибыл в общагу, так как жил уже на квартире, с бутылкой водки в кармане. Со мной пришли еще несколько человек гостей. Водки было немного, но "аборигены" как-то загадочно молчали.
Пили водку как-то нехотя, закусывая винегретом прямо из тазика для стирки белья, по очереди зачерпывая его ложкой. Его туда накрошили, чтобы не пачкать посуду. Он стоял на столе на самом почетном месте, рядом - традиционный минтай. Потом пошли отдыхать на берег Томи. Оказалось, что в запасе было целое 12-литровое ведро "Иверии" залитое под горловину так, что при случайном встряхивании оно переливалось через край. Чтобы не пролить его по дороге, отпивали вино перед отправлением на берег прямо через край ведра, у кого, сколько душа примет. А вот дальнейшее я не помню.
Помню только, что стемнело как-то быстро. Мы купались, после чего последнее, что я помню, это Флотского с ведром в руках, который выгонял меня с берега в общагу, и у нас оставалось еще где-то четверть ведра, что меня несказанно удивило. Промежуток времени между выходом на берег и Флотским у меня отсутствует не только из-за прошедшего времени, но и из-за алкоголя. Как я отправился к себе домой, тоже не помню, но в этот момент все было еще спокойно. Все началось поздно вечером, уже после моего ухода.
Возможно, мои разрозненные воспоминания помогут вам восстановить события. Одно воспоминание потянет другое и т.д. Из рассказов знаю, что было разгромлено 2 холла на 2-х этажах, разбиты стекла пожарных щитов, сорваны несколько гигрантов и  дверей с петель. Виталя с кем-то раскрутил пожарный рукав и поливал им противника, чтобы охладить пыл. Вот и все, что память мне подсказала. Почему Мышь с Босярой попали под раздачу, я не помню. Возможно, по совокупности сделанного. Вас тогда судили и дали условно "химию". Помню, что успокаивать прибыли дружинники, менты и еще кто-то. На первом этаже общаги тогда был опорный пункт милиции. Интересно, а когда с азерами схлестнулись? Уж, не в этот ли день?
О боже, все в памяти сложилось, как карточный домик. Виталя, ты из всех нас обладаешь самой хорошей памятью, помоги восстановить события.

Длинный: Флота - День Рождения - 16 июня! В общем, у него День Рождения - приходился на сессию! Одно, могу сказать, что его "днюхи" - были очень кровавыми и болезненными для нас. В 1980 году, Слава Тебе Господи!! Я дежурил в Доме Офицеров! (Дюк - мы там с тобой работали)- и не участвовал в этом "безобразии"! Перед дежурством, я забежал и хватил пару рюмок, поздравил Флота! И, вот, сижу я в Доме Офицеров, и вдруг прибегают Мишаня и Слава Строк!!! Очень взъерошенные, пьяненькие и говорят: "А, где - все остальные?" Я, по- дурости, пару раз оглянулся и говорю: "Кто? и Где?!!!" Они, немного успокоившись, излагают. Далее, со слов Мишани (и Строка). "Как удивительны в России вечера", как чудно мы сидели, как славно пили - за здоровье именинника, как все были добры и ласковы к окружавшим!!! Но, вся - эта идиллия - длилась - до первого, большого перекура в холле. А, далее, события развивались следующим образом. Покурив, все, с хорошим, пацифическим настроением, пошли дальше, наращивать титр алкогольных антител. Все, кроме одного. Володя Майер, видимо, в другой жизни он был главой - Ку-Клус- Клана!!! Поймав в свой "визир", проходящее мимо "чёрное тело", он, не придумал ни чего лучшего, как, ("не утруждая, себя доёбками" - типа - "Дай, закурить!", или -"Ты, меня уважаешь?") - сходу нанёс пару хуков справа и пару апперкотов слева. "Чёрное тело", страшно испугавшись, чуть слышно, прокричав "Аллах! Акбар!" - унеслось - быстрее, чем ураган "Катрина". И, всё было бы хорошо! Но, тут, на сцену появляется, наш однокурсник Алискер Гасан-Оглы. И, вот он, начал, что-то там "мутить". Дело дошло, до деканата, который во главе со Стелисом сыграл решающую роль в разборках, итогом чего было отчисление  Майора и Мишани. В тоже время, благодаря отчислению дело не дошло до суда. За одно и тоже –дважды, говорят, не наказывали.

Дед о Флоте: Как сейчас помню этого живого, как мне всегда казалось, жизнерадостного, с легким заиканием парня. Свою кликуху, неизвестно кем даденную (по моему профессором или мной), он получил за свой бессменный, такой модный в те времена матросский тельняк. Тогда их было мало, и счастливый обладатель тельняшки, гордо прогуливался в нём по общаге. Казалось, что он никогда не расстается с ним – так, по крайней мере, было на Твери. Не то в шутку, не то всерьёз, но я слышал, что он подчеркивал этим свое Одесское происхождение и любовь к морю. А может, просто хотел стать капитаном дальнего плавания, поскольку видно было, что стихия манит его. Не исключено, что второй причиной были и клёши, который он одевал под тельняк. Отсюда и пошло - Флотский парень.
Не могу сказать, что мы были большими друзьями, но я всегда к нему относился с большим уважением. Почему-то из всей студенченской жизни в память врезался эпизод о Флотском которого я, вероятно, не заслуживал. Дело было, по-моему, после второго или четвертого курса, а может даже после сборов, по осени. Олег жил на московском тракте, или быть может, ходил туда  к кому-то в гости, и случайно встретился мне на спуске к общаге, сразу за главным корпусом, там, где когда-то стояли гиганские тополя, и которых, как вы знаете, сегодня уже нет (они снесены по приказу МЭРа как жизнеугрожающие объекты). Он двигался широкой, размашистой походкой, чему-то радостно улыбаясь так, что мне захотелось определить интуитивно - чему он радуется. На мгновение я задумался и, проходя мимо, не поздоровался с ним. Не поздоровался не потому, что не хотел, а просто зевнул, что называется в задумчивости, момент. Я приостановился, а Флотский пришел в ярость. -"Ты почему Д-Дед со-со-мной не з-з-здороваешься? Ты чё-ё не знаешь меня что ли?" Я пытался что-то сказать, извиниться, объяснить про задумчивость, но Олег не хотел, или от злости не мог слушать, и готов был пройтись своим дипломатом по моей голове. Казалось, ещё минута и он бросит вызов и мне придется как-то отвечать на него. Я впал в замешательство, крайне не хотелось ссориться с человеком которого, в общем-то, уважаешь. Но что-то удержало его от более серьезного наезда на меня, и он резко повернувшись, ушел. У меня же осталось чувство вины, какой-то неопределенности, нерешенной проблемы, на том месте, где её в принципе не должно было быть. Ошарашенный, я так и не понял, чему он был так рад – своему дню рождения, или очердному сданному экзамену.

Длинный: А вот еще случай был. Сначала напомню, что был такой счетный прибор, находящийся, в эволюционной цепи между деревянными счётами и первыми калькуляторами. Назывался «Феликс».
Как-то нежданно, негаданно подкралось 23 февраля. Наши девчонки решили нас (т.е. группу) поздравить и купили нам по красивой ручке и блокноту. Ну, а так как они уже сделали первый ход. Типа Е2-Е4. Нам на 8 марта оставалось делать ответный ход. Пусть даже конём по голове. Мы собрали деньги и, вот не помню, кому пришла такая бредовая идея, отправить за подарками Костю Петрова и Девятилова Серёгу, Я же, Флот и Андрюха Голосов, земля ему пухом (Все выпивают не чокаясь, включая Темную личность) пошли пить водку на Москву. На утро, перед Праздником, все были в некотором волнении. Девицы наши пришли, одна краше другой. Ну, как же вот он момент истины, как мы их любим и как мы к ним относимся. Когда все собрались, Костя с улыбкой, которой позавидовала бы сама Джаконда, вытащил из портфеля запечатанный в обёрточную бумагу, какой-то предмет 20х10х10см. и торжественно поставил на центр стола. Бабаньки наши сразу притихли. Каждая из них подумала, что такой свёрток будет предназначаться каждой из них. Но, увы. Костя не хуже, чем фокусник, который вытаскивает из цилиндра за яйца живого зайца, извлёк на свет Божий арифмометр Феликс! Повисла, гнетущая тишина. Лёха Вербицкий, впервые увидев, это чудо техники, подумал, что это специальный аппарат, для раскалывания грецких орехов. И, что его придумал сам Феликс Эдмундович, в перерывах между расстрелами «контры». Только откуда их взять столько, да и на зачем они нашим бабам, в таком количестве - он недоумевал. У меня же, от удивления отвалилась челюсть, мой IQ несколько был повыше, я даже мог умножить 2 на 2 в уме. Но пока я думал, каким же это боком - арифмометр может сочетаться с 8 марта, Костя изрёк историческую фразу.
- Вот девчонки дарим Вам, это чудо техники! Чтобы Вы могли с точностью до секунды рассчитывать свои критические дни! Берегите себя родные наши!!!
Что потом произошло трудно передать. Если бы среди нас была Клара Цеткин! Она бы упала в обморок со словами «За, что боролись! Мать Вашу!». Мне не стоит говорить, что после этого, наши девушки не разговаривали с нами целый месяц, а мы с Костей ещё два. Ох, лучше мы пропили бы эти деньги, но - что случилось, то случилось.

Опять хором: Ну что за ерунду ты несешь. (Дружно выпивают включая Темную личность)

Длинный: Я вам еще кое-что расскажу. Время действия конец 1 курса. Место действия Тверь. Комната 1. Действующие лица Мы. Как и все наши рассказы, можно начинать со слов. Дело было вечером, делать было не чего! Кто-то ковырял в носу, а кто-то чесал яйца, но уже тогда в воздухе витала мысль, а не ударить, ли нам - алкоголем по печени. И тут, как в сказке скрипнули занавески на окнах, и появилась голова Жакони Яковцева. Он молча оглядел всю комнату и затем уже изрёк, знаменитую фразу. Ё-о в рот клоуны!!! А затем, не утруждая себя, дверными проёмами, просто залез через окно к нам в комнату. Но он пришёл не один, с ним пришли 2 литра водки. А это означало, что тишина и спокойствие надолго покинули комнату 1. Все сразу же оживились, засуетились, сгоняли за нехитрой закуской. И пир начался. И всё бы было ничего и ладно. Но, как там поёт Высоцкий «И посреди, всеобщего разгула!» Вдруг, нежданно-негаданно встаёт Мишаня, обводит всех мутным взглядом, и вот точь в точь, как тот волк из мультфильма говорит: - Щасс спою. Эх,.. если бы спеть! Но, Мишаня, в отличии от волка, сказал Щасс насру!. Сказать, что мы несколько ох-ли, это не сказать ничего. Мы, сначала, попытались достучатся до Мишаниного сознания. Стали говорить, мол, это так не эстетично, не культурно и, в конце концов, не гигиенично. Начали напоминать, что для этих целей, человечество придумало массу, всяких там прибамбасов, ну, типа там унитазы и т.д. Но, все наши разговоры имели, обратный эффект. Мишаня, с ловкостью, не свойственной его состоянию, - разом сдёрнул с себя штаны, вместе с трусами и усевшись на подоконник высунул свою задницу на улицу. Да, это был сильный ход! Старая, добрая Тверь ты много видела, всяких, разных предметов, которые торчали из твоих окон. Но, что бы голая задница, в обрамлении цветастых занавесок. Это было впервые! Картина была впечатляющая. Пикассо и Дали просто взвыли бы, от такого сюжета. На улице было совсем светло. Проходившие мимо две старушки (видимо шли в церковь), уведя сиё безобразие, не успев перекреститься, упали в обморок. Я, сейчас не помню, кто первый сообразил, но Мишаню, сдёрнули с подоконника и посадили на ведро. И как говорится, сразу же процесс пошёл. Комнату начал заполнять запах, очень похожий на табун, зоман и vi- газы в одном флаконе. Мы все шарахнулись из комнаты. Но был один, который не мог уже передвигаться. Это был Царь (земля ему пухом). К тому моменту, он уже лежал на своей кровати. Вернее, даже не он, а его оболочка, так как, душа его не выдержав напора алкоголя, решила на время пойти прогуляться в астрал. Мы все переживали за Царя, но, о, чудо! Мишанины миазмы, произвели на него, самое благоприятное, действие. Он, сначала пару раз дёрнулся, а потом замычал, начал двигать руками и уже совсем неожиданное. Он приподнялся, раздвинул Мишанины ноги и начал рыгать в то же ведро. Я многое видел в своей жизни, но что бы два человека, одновременно могли срать и рыгать в одно ведро... это не каждому дано увидеть. А так как, мы все закусывали одним и тем же (минтай в собственном соку, кабачковая икра и хлеб с водой), то можно предположить, что косяк минтая, который съел Мишаня, решил выбираться через задний проход то бишь анус. А у Царя, тот же самый косяк минтая, решил выбрать, более лёгкий путь. А теперь, немного из занимательной ихтиологии. Вот, так вот два косяка минтая, выбрав разные пути миграции - встретились - всё равно в одном месте. А, если нет разницы, то зачем... докончите мою фразу.
Мишаня, мой хороший! (обращаясь к Мышу) Ты только, пожалуйста, не говори, что это я всё придумал, что этого не было и т.д. У меня есть живые (пока что) свидетели. Этот случай хорошо помнит Дюк, Львович и другие присутствующие здесь товарищи.

Дед Пашка: Да, Царь, или Володя Шестопалов, был славным малым (Все выпивают не чокаясь, включая Темную личность). Я помню его уравновешенным, спокойным, никогда не унывающим парнем. После окончания института я его никогда больше не видел, о чем всегда сожалею. Дороги наши разошлись после того, как он ушел на военфак. Но я его очень хорошо знал. Знал, прежде всего, как студента по параллельной группе, как стройотрядовца - он дважды выезжал со мной - первый раз в Луч на строительство газопровода в Шегарку, второй раз в Куяново, Первомайского района Томской области - уже на возведение коровника. Я помню его как трудолюбивого, часто в окружении толпы, студента, который развлекал народ своими сногсшибательными рассказами и особенно выражениями. Его почему-то постоянно тянуло к французскому, и вы, наверно, помните его крылатые выражения, когда он, напялив свою бессменную шляпу и одев сконструированное из проволоки песне, нараспев изрекал: "Же-ля-бю зе семю? Парля-у зе франсэ, Мадам? - Ви говорите по фран-цу-зки?", чем постоянно доставал Аржака и Володю Мосеева, сидевшего с ним за одной партой. Кто-то из его группы, 621-ой, по-моему Наташка Кох, ему очень нравилась. Но царь не подавал и виду, и я теперь думаю, что зря. Шутя, я его доставал, предлагая вместо него объясниться с кем угодно, народ ржал, и было жутко приятно, что тебя окружают такие друзья. В Луче мы пели песни. Оржак, Копылов, Царь, Коняев, Я и еще несколько голосистых ребят, расскладывали по голосам вечерний звон и получалось очень красиво. И даже сочинили свой гимн, с которым после стройотряда въехали на территоию любимого института, куплеты из песни я помню до сих пор:

В Томск мы вернемся,
Вспомним язык,
Но не забудем
Мы ни на миг,
Нашу лежневку, Луч боевой,
Наш газопровод, и Томскгазпромстрой!
Веселей ребята, выпало нам,
Строить газопровод,
А не то, что БАМ!

Царь и здесь был заводилой. Известие о его внезапной смерти сильно меня огорчило. Вот от кого не ожидал, так это от Царя. Никогда не думал, что крепкий, молодой парень, человек, можно сказать находящийся в расцвете сил "хруснет", как говорил Дед Серега, одним из первых. Я почувствовал за собой какую-то ответственность и вину за его гибель. Мне кажется, что мы что-то недосмотрели, что нас не было рядом в трудную для него минуту, и поэтому произошла трагедия. Я помню один тяжелый эпизод в его жизни, когда Царь сильно переживал. Где-то в конце первого или второго курса, я застал его жутко расстроенным. Царь был на грани отчаяния, даже помышлял о смерти. Виной тому было поведение родителей, которые по каким-то причинам решили разойтись. Как сын, он сильно хотел, чтобы те оставались всегда вместе. Таковы были устои того общества, а мы иначе и не мыслили. Это сейчас все просто: захотел - женился, захотел - развелся, захотел- вообще в ЗАГС не пошел - гражданский брак называется. А царю, этот эпизод чуть не стоил седых волос, и мы переживали за него. Как-то вместе вышли из этой ситуации, поддержали Царя, а потом, по-моему, и у родителей наладилось всё, или всё, что называется, само по себе улеглось и устаканилось. Наверное, из-за того, что он в трудную минуту поделился со мной своим горем, он стал мне много ближе. Может быть, что-то подобное повторилось с ним позже, уже с самим, и ему просто не хватило поддержки близких. Сегодня, мне остается только гадать на эту тему, но я могу честно сказать, что Царя мне не хватает. Как будто что-то, отщипнули от меня, оторвали навсегда и даже разрешения не спросили. Жутко сожалею и горюю по этому поводу, видимо, не только я. Так что помните, мы в ответе за тех, кого приручили, или тем более за тех - кому жизнь дали. (Это я о детях вообще).

Дюк: Ладно, хватит о грустном. А что было летом 77?

Львович (мечтательно): Петухово. Как сейчас помню первое, что мы там сделали - поставили бражку в 40-литровой фляге из под молока, и наши девочки - поварихи встречали своих героев во время обеда не только вкусным супом, но и аккуратно наполненными стопками, стоящими рядом с каждой миской. И так было каждый день 3 раза в день. А вечером мы увеличивали дозу и шли бить "петуховцев" прямо у них в логове, в петуховском ДК. И это было тоже почти каждый день. Только один раз мы нарушили это святое расписание - когда с Виталей на спор - кто быстрее выпьет 3 литра молока после ужина, приступили к дуэли. Последствия были трагические. То ли молоко оказалось не свежим, только скорость его выпивания была большой, но буквально несколько минут спустя, после финиша мы с Седенко встретились в сортире, где инаша дуэль также продолжилась, но уже в другом качестве -  мы испражнялись так долго и так много, что пришлось временно перестать бить "петуховцев".

Жердь: А я другой случай помню. Стояло жаркое сибирское лето 1977 года. Медбратовская практика, благодаря нашей ударной работе на терапевтическом корпусе была успешно пройдена, и что немаловажно, досрочно. У нас подспудно теплилась мысль еще со 2 курса съездить куда-нибудь на стройку, заработать денег. Пример Царя и  отряда Луч, когда они заработали приличные деньги, стоял всегда перед глазами. Мурз однажды заикнулся, что в Молодежном, где он живет, армяне зарабатывают приличные деньги на капитальном ремонте жилых домов. И вот, 7 авантюристов, отправились на заработки. Кроме меня там были Лелик, Виталя, Царь, Аржак, Володя Ганнота и еще один парень, фамилию которого к моему стыду, я не помню. По дороге в Молодежный, у нас была промежуточная остановка в Каргаске. На этот раз мы заночевали в гостинице Северянка всемером на 4 койках. Вечером мы здорово упились и утром, когда надо было ехать в аэропорт, всем было очень плохо. Я бы сказал даже хреново. Когда я увидел самолет, который должен был нас везти в Молодежный, моему удивлению не было границ. Таких самолетов я еще не видел, только в кино. Самолет АН-2, у которого вместо кресел 2 лавки по бокам.
Витале стало, по-моему, не по себе только от одного его вида. Скрепя сердцем и страдая с похмелья, мы сели в самолет. Виталя здорово оттягивался насчет Сибири вообще и самолета в частности. Видимо пилоты что-то слышали. Лететь было всего ничего, где-то минут 45-50. в полете началась болтанка. Я сидел возле двери, а Виталя сидел слева от меня подальше в самолете. Надо сказать, что самолет в те времена закрывался замком с ручкой, как дверь у туалета. Мы молча сидели и терпели это болтанку, тем более говорить было тяжело, потому что в самолете стоял сильный шум двигателя. Вдруг Виталя вскочил со своего места и бросился открывать входную дверь. И это на высоте метров 800-1000. Первая мысль, которая меня посетила, была та, что у него поехала крыша и он сейчас выйдет из самолета. Я бросился к нему и начал отрывать его от двери и попытался забороть, чтобы он не выпал из самолета. Надо сказать, что он репа не слабый, и у меня не очень то получалось повалить его. К счастью тут подскочили ребята, и мы дружно усадили его на кресло. Но радоваться было рано. Через несколько мгновений он отомстил всем нам весьма оригинальным способом. Лицо у него как-то странно сначала позеленело, потом вытянулось и Виталя издал  ужасающий рев. Его желудок долго и героически сопротивляющийся болтанке,  не выдержал. Все, что осталось накануне от выпитого и съеденного оказалось на полу самолета. Поднялась такая ужасающая вонь, что весь народ в самолете начал рыгать за компанию взахлеб и не переставая.
Мы сидели друг напротив друга глядя перед собой и картина дружно рыгающей публики никогда ни до, ни после меня не посещала. Вряд ли когда-нибудь я ее забуду. Описать словами это нельзя, можно только пережить. В общем, остаток полета мы не скучали, матерясь и рыгая, кто чем может.
Позднее, когда все закончилось, Виталя объяснил нам, что с головой у него все было в порядке. Просто, обратив внимание на конструкцию двери, он решил ее открыть и порыгать из самолета прямо на улицу, чтобы не доставлять нам неудобств. Вот оно, проявление благородства и истинной заботы о нас!
Прилетели мы в Молодежный и разместились в Библиотеке. Нормальное деревянное помещение, достаточно уютное, рядом столовая. Авантюристами я нас назвал потому, что никто из нас никогда не занимался строительством, только у Царя был навык рубить замки на бревнах. Зато было жгучее желание заработать денег. После обеда пошли смотреть объекты работ. Одна из хозяек дома нас порадовала, сказав, что в этом году особенно много комаров и мошки. Эти слова мы пропустили мимо ушей, истинный смысл которых дошел до меня только вечером. Такого количества комаров я никогда ранее не встречал. Они садились на открытые участки тела десятками. Мы били себя по затылку попеременно обеими руками, не переставая. Ночью спать ложились под полог, который мы натягивали над кроватью. Комары особенно почему-то доставали Виталю и пробудили, в конце концов, в нем поэтический дар. Вспоминаю один из его ранних стихов:

Чего в Сибири только нет!
Всего здесь понемножку
Комары да матросня,
Да ягода морошка.

Остаток дня мы просидели на крылечке, нежась под скупым северным солнцем и прикидывая работу на завтра. Надо сказать, что мы объявили сухой закон и рабочий день установили себе от рассвета до темноты с небольшим перерывом на обед.

Дюк: Ну это вы зря, там темного времени суток, в летнюю пору, всего пару часов. Белые ночи, Север блин!

Жердь продолжает: Надо признать, что спустя несколько дней, мы перестали замечать комаров. Недели через две оба дома, которые были на капитальном ремонте, стояли на рельсах от узкоколейки и мы с заправским видом мастеров довольно быстро делали дело. Местное население относилось к нам весьма лояльно. Оно было приятно удивлено, увидев работящих и трезвых работников. Они даже почему-то решили, что студенты вообще не пьют. В общем, дали мы встряску организму своим 3-х недельным воздержанием.
Подспудно что-то накапливалось, но выхода не имело. Но как-то, между прочим, Царь заикнулся о своем дне рождения. Надо сказать, что с алкоголем в поселке был напряг. Поселок был вахтовиков и чтобы они не прогуливали по пьянке работу, водку завозили изредка, по праздникам. Это стало дополнительным стимулом для отдыха. Как-то само собой получилось, что мы решили разговеться. Исподволь пришло решение закончить работу пораньше и сесть за стол поздравлять Царя.
Далее я помню только по воспоминаниям очевидцев. Рядом с нами был сельский клуб, где в этот вечер проходили танцы. Из женского пола там были только девочки 13-14 лет. Надо сказать, что по внешнему виду они были уже вполне сформировавшиеся дамы – видимо север действовал, а может как говорили местные аборигены, «молодых кормят андатрой и они от этого быстрей взрослеют». Без паспорта и не скажешь, что она еще ребенок. Все население старше 14 лет из Молодежного просто уезжало куда-нибудь подальше. А что скажешь, глухомань. На какую-то из юных девчонок нацелился и я, да так, что насилу меня от нее отодрали. Местное население, видя, что я совсем не соображаю, уже присматривалось, как бы меня половчее отделать. Спасибо нашим ребятам, спасли меня от этого. Я закончил этот вечер тем, что спокойно уснул у Аржака на спине, когда он тащил меня в библиотеку. Зато наутро у меня была стерильная память. И никаких неприятных воспоминаний. Вот к каким последствиям приводит длительное воздержание.
Лелик спать улегся на своей кровати, но ночью он с нее упал, а ноги запутались в пологе и остались наверху. Так он и промаялся, бедолага, до утра. Сил освободить ноги у него уже не было – мешал и без того толстый живот, а тут ещё оказавшийся до отказа набитый  выпитым и съеденным накануне.
Долго ли, коротко ли, но мы сделали этот ремонт домов и получили аванс по 500 рублей на дорогу. Все остальные деньги должны были получить уже в Томске. Надо сказать, что к концу работы я остался совсем без обуви. Моя обувь развалилась совершенно, а купить в поселке что-то подходящее моего размера не было возможности. Ее просто не было и всё. Спасибо Лелику. У него как раз освободились кеды. Он хотел их выкинуть, а мне они почти подошли. Были всего на один размер меньше. В общем, я с грехом пополам был экипирован.
До Каргаска мы добирались все вместе, а в Каргаске наши пути разошлись. Мы с Царем поехали в Алма-Ату, а все остальные в Томск. Мы просидели в аэропорту до вечера и дождавшись проходящего самолета, а они надо сказать, летали тогда, как сейчас ходят автобусы, до Колпашево. Из Колпашево билетов не было никуда, и капкан захлопнулся. Нам предстояла ночевка в чужом и незнакомом городе. Но опять же, благодаря находчивости Царя, мы где-то определились на ночь, где были хорошо накормлены и уложены спать. По-моему, мы спали или у дальней родни Царя или у Ваньки Овчинникова дома. Правда, его-то как раз и не было. Точно как было, я не помню, и не восстановить это сейчас по вполне понятной причине.
Надо признать, что наутро благодаря связям в аэропорту нам помогли улететь вторым рейсом в Новосибирск и там мы оказались уже к обеду, но билетов домой не было вообще никаких. На железнодорожном вокзале та же картина. Перед отправлением поезда нам удалось договориться с проводниками, и мы поехали зайцами. Багажа у нас практически не было, что здорово нам  помогло. Ехали все 40 часов, стоя в тамбуре и куря, иногда ходили в ресторан, чтобы отошли немного затекшие от долгого стояния ноги. Вагон был плацкартный, таких как мы, там было много. В купейных вагонах ехали свои зайцы. Поспать удалось только один раз, да и то несколько часов в купе проводников. Где-то на промежуточной станции сели ревизоры, и мы с Царем простояли под замком в отсеке, где печка почти 3 часа. Но, не смотря на все эти трудности, мы наконец-то добрались до дома.
В Алма-Ате мы часто встречались все вместе: Я, Царь, Виталя. Царь часто приезжал к нам в город из своего Абая. Это как Богашово в Томске, кто не знает.
Был назначен и день отъезда в Томск. К нему все готовились, каждый по-своему. В указанный час мы собрались на вокзале. У каждого с собой была сумка с продуктами и бутылки с вином. Надо сказать, что мы везли это вино для Вас в Томск. К своему ужасу перед самой посадкой в поезд мы выяснили, что ничего не взяли из выпивки непосредственно в дорогу для себя. Поезд уже заходил на платформу, стоянка была 30 минут. Я оказался самым решительным из всех. Поручив мужикам заботы с посадкой и мои вещи, я ринулся в магазин на такси. Опасность отстать от поезда еще не отъехав, была весьма высокой. Но тем ни менее я справился с задачей блестяще. Я прикупил вина, как сейчас помню, 14 бутылок. Расчет был такой: 8 бутылок сегодня и остальные 6 наутро, так как у нас была пересадка в Тайге, и нам надо было быть трезвыми. Езды было где-то часов 46-48. так что по всем расчетам горючего должно было хватить до самой Тайги, а она, если вы помните, была богатым городом. Там мы рассчитывали заправиться и до самого Томска.
Сели мы не удачно. Поезд был проходящий, места достались в разных концах вагона. У Царя попалось вовсе боковое место наверху. Царь  переживал, говорил нам, что не может спать на этих полках. Обязательно упадет. Но тогда никто не принял его слова всерьез. Минут через 30 после посадки, а времени было где-то 12 часов, у нас проснулся волчий аппетит. Мы пристроились возле какого-то стола и начали трапезу. Народ, который безропотно наблюдал за нами, еще не представлял, во что это все выльется.
Где-то на четвертом часу трапезы я стал подозревать, что творится что-то не то. Вино стремительно уходило, как вода в песках Синая. Программа первого дня была уже закончена, 8 пустых бутылок отчетливо свидетельствовали об этом. Ругая на чем стоит свет нашу несообразительность, мы скрепя сердцем приступили к программе второго дня, искренне расстраиваясь нашей недальновидности.
Когда пошел где-то 8 или 9 час трапезы, уже заметно  стемнело. Народ стал укладываться спать, откровенно намекая нам на то, что нам неплохо было бы тоже взять с них пример. Царь провел с кем-то воспитательную беседу, без мордобоя. Люди улеглись спать сами. Команду отбой подавать не пришлось. Где-то к 12 часам ночи программа второго дня была выполнена успешно. Народ или спал, или делал вид, что спал. А может, они были иностранной разведкой и записывали наш разговор на магнитофон. А для лучшей слышимости благоразумно молчали, что было весьма мудро. Молчание золото, это не я придумал.
Кипучая энергия искала выход, но деть ее было некуда. Магазины закрыты. Ресторан тоже. Первым за стратегическим запасом полез, по-моему, Царь.
Да, да дорогие мои. Спустя столько лет я прошу у вас прощение за то, что мы просто физически не смогли довезти до вас все те прелестные вина, которыми мы хотели вас угостить. Дальнейшее я помню уже смутно. Затуманенный алкоголем мозг фиксирует только отдельные моменты. Какой-то козел все-таки выступил. Наконец-то появилась возможность дать выброс накопившейся за целый день энергии. Мы начали гоняться за ним или за ними по поезду с твердым намерением доказать, что он не прав.
Потом проводники вызвали милицию, и у них появилось жуткое желание ссадить меня с поезда и посадить в кутузку для вытрезвления.
Теперь весь состав в купе с проводниками и милицией гонялся почему-то за мной. Видимо, я им особенно понравился.
Виталя с Царем так же бросились на мои поиски, чтобы спрятать меня от власть имущих. К счастью, они в круг лиц, подлежащих к выгрузке, не входили. Вся эта беготня продолжалась довольно долго. Почему ни враги, ни друзья не смогли меня найти в поезде, я до сих пор удивляюсь. Ведь спрятаться в поезде, в общем-то, негде. Для меня это до сих пор остается загадкой.

Длинный: Да, это загадка века.

Жердь продолжает: Но только сегодня я сообразил, что было-то лето, и я спокойно спрятался в отсеке, где расположена отопительная печь. Будучи в стесненном положении я, по-видимому, уснул стоя и проспал какое-то время. Когда я проснулся, суматоха улеглась, и я спокойно дотопал до своего места и лег спать. Всего этого я не помню, очнулся я уже утром, на своей койке и со стерильной памятью, начиная с того момента, когда Царь полез в сумку за своим стратегическим запасом.
На утро народ смотрел на меня довольно подозрительно, но молчал. Я был болен и зол. И все поняли, что меня лучше не трогать. Из всего приключения самым неприятным моментом было то, что я потерял где-то один ботинок. В общем, в Томск я приехал в тех же Леликовских кедах, в которых покидал Молодежный.
Из приключений этой ночи можно вспомнить еще то, что Царь ночью все-таки упал со своей второй полки. Однако он не проснулся. Он молча выгнал мужика с нижней полки и улегся спать там. Мужик, к своему неудовольствию, полез наверх. Помню, соседские бабки очень хвалили его за то, что он после падения даже не заматерился. Я думаю, что у него просто не было сил для матерков. Они все иссякли.

Дюк: Давайте про «Sanguis».

Толстый: Самое главное ощущение от "Сангвис"- голод.
Постоянно хотелось есть. Командир и комиссар, Флотский и Виталя,  почему-то решили, что рядовые бойцы не едят. То есть они едят, если им что ни будь предложить. Или поставить перед ними на стол. Но нам (рядовым бойцам) ничего не предлагали. И даже не ставили на стол. Просто предлагать было нечего. Для меня это по сей день неразгаданная тайна. Голод заставлял нас быть активными и изобретательными. Возбуждал наши забытые инстинкты. Как сечас вижу. Вижу себя, бегущего среди деревьев с топором, зажатым в слабой бойцовской руке. Передо мной мелькают жирные, соблазнительные ляжки деревенских бычков. Чувство смертельной опасности придает им сил, они бегут все быстрее, и расстояние между нами начинает увеличиваться. Сейчас или будет поздно. Топор летит по точно намеченной траектории, сверкающее лезвие со свистом вращается, описывая дуги и о чудо - вонзается прямо под хвост несчастной жертве. Но непрочно. Грозное орудие убийства падает в траву, скотина, радостная, что она осталась живой, или брыкаясь, подумала, что отбилась от быка, исчезает в чаще. Боец, отдышавшись, поднимает топор, и понуро бредет в лагерь.
Основная еда - молоко с хлебом. Для этого я отправлялся на молочную ферму к милым дояркам. Меня встречали как родного, потому что я приходил не один, а всегда приносил с собой пустую 40-литровую флягу. Мне выдавали заветный стальной ковш причудливой формы без ручки. Я наклонялся над большой ванной с дневным удоем, и медленно собирал ковшом 40 литров сливок - самый верхний слой. Это были счастливые мгновенья, так как право первой ночи принадлежало мне.
А баня по черному? Всю необходимую гигиену в "Сангвисе" мы осуществляли в разрушенной деревянной насыпушке без крыши и с низкими потолками. Настолько низкими, что стоять там приходилось сутулясь, низко наколонив голову. Зато если бросить ковш воды на самодельную каменку, на несколько секунд в парилке становилось жарко. Распарившись, таким образом, до истомы, мне захотелось остроты ощущений. Решение напрашивалось само собой. Ковш ледяной воды, вылитый на комиссара (Виталю) произвел с ним волшебные превращения. Спокойный до этого паренек превратился в баллистическую ракету. Подпрыгнув от неожиданности (а подпрыгивать было некуда!), он нанес страшный удар головой без очков в толстое бревно, которое держало насыпной потолок. Баня содрогнулась, и в широкие щели между досками потолка хлынули грязь и опилки, глина и прочий хлам. В мгновение ока чистые розовые тела бойцов превратились в грязные предметы, которые не хотелось брать руками. Виталя некоторое время побыл в нокауте. Если бы наши деды строили менее прочные насыпушки, Виталя вполне мог стать первым казахским космонавтом.

Дюк: А мне вспоминается «день здоровья» когда нам надо было набрать ромашки и ещё какие-то лекарственные растения. А Хан с Ромкой отыскали коноплю. Ромка прискакал весь возбужденный - в руках соцветие сырца анаши. Народ дружно двинул в сторону  плантации. Мы набрали незрелых семян и немного листьев, сгрудились в помещении столовой, и стали готовить наркотик. Мяли, отжимали, засовывали «под пяточку». Пробовали курить. Эффект нуль. К обеду притащился откуда то Флот. Скептически оценил наши действия, сказал, что мы придурки и ни на что не способны, и анаша делается по-другому. Сходил, набрал «травки», завернул в чистую тряпицу, и стал отпаривать в чайнике. Долго отпаривал. Потом отжал. Солидно усевшись за стол, «забил» беломарину, закурил. Мы с нескрываемым вниманием и вожделением следили за ним. Ждали, ну вот сейчас... А ни хрена. Все так попробовали «затяг», но был только кашель. Наш фельдшер Чеснович по кличке Штирлиц, долго за нами наблюдал, потом сердце его не выдержало, сходил в палатку и приволок несколько ампул хлорэтила: - «Хватит дурью мучиться, давайте-ка лучше понюхаем эту штуку. Кайф обеспечен стопроцентно». Комиссары всегда впереди. Виталя намочил полотенце и вдохнул... Раз, другой и отъехал... Мы его только и успели, что поддержать, иначе бы он расшибся в усмерть. После того как башка его просветлела мы поняли, что лучше красненького из деревенского магазина (во! Крутоложное деревня называлась) ничего нет. На том и порешили. День закончился грандиозной пьянкой с сожжением креста. Зачем мы его жгли непонятно, наверное, причина была веская, просто я её забыл. Но главное - за это нам ни чего не было, хотя и могло быть. Деревня далеко и кроме нас этого ни кто не видел.

Мыш: За крест не было, а вот за нашу отлучку в Томск было. Точнее не за отлучку, а за то, что мы наделали на Москве. Мы - я, Серега Босалаев, и кто-то ещё,не помню, по приезду Томск купили в магазине 6 бутылок "Полевой горькой настойки"... или «Горного дубняка»? Пошли на Москву квасить в комнату Мирона. В это время там обитала абитура. На чье-то счастье и чью-то беду на кухне стояла кастрюлька с варящимся мясом и испускала ароматный запах. Приняли на грудь и, естественно, захотелось кушать. Провели разведку боем, захватили кастрюльку, выудили оттуда всё мясо, а тару выбросили в окно. Сидим, обгрызаем кости и заходит хозяйка кастрюльки, мама абитуриента и начала нагло утверждать, что мы украли мясо. В руках у неё была мятая кастрюля: "Как вам не стыдно говорила она. Ладно, мясо съели, но зачем сосуд попортили?" Предал всех Мирон. Он сидел на кровати, обгладывая огромную кость, и громко причитал: "Если бы я знал что вы сперли мясо в жизни не стал бы его есть". Думается, он сильно лукавил.

Жердь: Наступила золотая Осень. Всегда считал, что самое лучшее время года это Осень. Тем более в Томске. Мы все вернулись из краткосрочных каникул и приступили к учебе. Начался третий курс. Работали мы в стройотряде Sanquis. Еще в деревне у нас появилось стойкое желание отпраздновать где-нибудь в кабаке наше возвращение. И вот был выбран день и кабак. Решили праздновать в Кедре.
Командовал там Флотский. Он вносил залог и договаривался со столами. Разместили нас в банкетном зале вместе со стройотрядом из Политеха. Там был третий курс. Надо сказать, что руководство Кедра допустило стратегическую ошибку, поместив оба наших отряда в одном помещении. Видимо, хотели сэкономить на обслуге. Глупые. Никто точно не знает, из-за чего у нас с политехом началось. Но между нашими институтами теплилась перманентная война с переменным успехом. Это началось до нас, и никогда не закончится.
Когда я увидел в зале чужую компанию, да еще из политеха, я подумал, что это судьба. Но, глядя на явное численное преимущество потенциального противника, я надеялся, что здравый смысл возьмет верх и все обойдется. Дело шло к середине вечера. Мы здорово выпили. Атмосфера в зале была напряженная, но спокойная. Явных выпадов не было ни с той, ни с другой стороны. Более того, обмениваясь взглядами, мы начали даже разговаривать друг с другом. Кто-то из них подсел за наш столик, наши тоже были в гостях. Видя такую миролюбивую атмосферу, я решил выйти покурить и найти себе девочку, с которой можно было бы провести вечер.
Как сейчас помню, был медленный танец, я о чем-то ездил по ушам своей напарнице по танцу. Танцевали мы в общем зале. Тут ко мне подлетает какая-то незнакомая девочка, и говорит, что у нас в зале проблема. Бросив партнершу я рванул к своим. Картина мне представилась следующая: Гуляющая в банкетном зале публика разделилась на несколько групп, то ли 3, то ли 4 и усиленно месит друг друга, причем противник явно в численном большинстве и имеет тактическое преимущество. Столы с закуской разбросаны по сторонам, а некоторые из них  перевернуты. На полу остатки пищи и битая посуда. Кто-то дерется и защищается  при помощи стула, кто-то просто кулаками. Причем, как на зло, большая часть нашего народа где-то отсутствует. Позднее я узнал, что они месятся на улице. Я бросился к ближайшей группе. Дальнейшее помню отрывками. Алкоголь и время стерли из памяти большинство событий.
Через несколько мгновений в дверях зала появилось подкрепление и численный состав если не сравнялся, то во всяком случае, подавляющего численного преимущества противника уже не было. События развивались стремительно. Кто-то из наших подал идею, что не плохо было бы уже и отступить. Дело в том, что к тому моменту зал был разгромлен, были выбиты 2 окна, через одно из которых вылетел на улицу один из наших противников. Вопрос появления милиции был вопросом считанных минут.
Началось организованное отступление с выносом раненых с поля боя. Кого-то мы несли на руках. Но абсолютное большинство было на ходу.
Саша Полторацкий один из первых сообразил, что для отступления необходимо хотя бы выручить одежду в гардеробе. Гардеробщик наотрез отказался нам ее выдавать. Это была его ошибка. Артист перепрыгнул через барьер и начал месить гардеробщика прямо на его рабочем месте. Спустя несколько минут, мы оказались уже одетыми у входа в ресторан, пытаясь пересчитать всех согласно списка. Оставить кого-то на растерзание было не в наших правилах.
Здесь же прошла последняя в этот вечер стычка с противником. Какой-то гад схватил меня за одежду. Моя новая японская куртка, которая мне очень нравилась, разорвалась где-то на 6-8 частей, когда я пытался сбросить его с себя. В довершение ко всему, один из политехов в пылу боя выхватил у Валеры Вдовина бутылку водки из кармана плаща и разбил ее об мою голову. Удар пришелся сзади и самого удара я в горячке не почувствовал. Осколок стекла рассек мне кожу на затылке, (шрам сохранился до сих пор), и из раны потекла кровь. Рана была пустяковая, но текло довольно сильно.
 Тут мы все пересчитались и поступила команда на отступление. Уходить по шоссе мы не могли из-за милиции, и мы пошли через лес на Южную. Двигаясь на Вершинку весь в водке и крови я материл на чем стоит свет политехов и переживал за разбитый пузырь. Мне до сих пор обидно, что нашим пузырем, купленным на наши деньги, разбили нашу же голову. Если бы политеху, то было бы все нормально. Хотя ударить полным пузырем ВОДКИ у меня не повернулась бы рука.
Когда мы отошли где-то метров 200-300 от кабака, то услышали вой ментовских сирен, которые мчались к опустевшему месту боя. Вот здесь мы еще раз порадовались умной голове, которая вовремя скомандовала общий отход.
По лесу мы дотопали до Вершинки к знакомым девчонкам. Там мы получили медицинскую помощь и возможность привести себя в порядок. Кто-то застирал мою залитую кровью рубашку, обработал мою рану и отремонтировал, насколько возможно, мою куртку. Что это были за девочки, я совершенно не помню. Но, во всяком случае, я безмерно им благодарен.
Дальнейшие приключения этого вечера я не помню. Но для политехов было другое продолжение. Менты, когда примчались к месту боя, собрали их человек 10-15 и сдали в медвытрезвитель, где дежурил в эту ночь Комаров. Он то нам и рассказал, чем все это закончилось на следующий день.
Я вот одного не помню. Как нам удалось избежать осложнений этого вечера. Ведь при заказе зала берутся паспортные данные, и менты запросто могли нас всех разыскать, если бы хотели. Документы, кстати, были Флотского.

Дед Пашка: Отголоски этой истории существуют до сих пор. Бутылка разбита была не только об твою, Шурик, голову, но и ещё об голову Шпунта - Юрки Карповича. У него не обошлось без последствий. Удар был настолько сильным (была бутылка шампанского или шипучки - он точно не помнит), что образовалась внутримозговая гематома. Теперь на её месте киста до 3 см в диаметре. Его потом  на томографе смотрели. И уходили вы через лес по его инициативе. Я хотя и не был в вашем стройотряде, но не помню, почему-то знал о месте гулянки, или был кем-то приглашен. Поэтому должен был приехать в ресторан чуть позже начала. На подъезде к Басандайке встретил Карповича на трассе, который сказал, что нужно срочно дергать, потому что там драка, побитые политехи и менты. Мы развернули тачку и смылись. Вроде как по рассказам, всё началось с Мыша и Деда Сереги, которые кого-то отоварили в туалете. А дальше драка была везде. Говорят, что вы бились и на улице, и в сортире, и в раздевалке, и в зале, и даже на отходе.

Мыш: Я присутствовал при самом начале драки. Не помню уже с чего началось, но мордобой вышел знатный. Махач начался в кабаке и потом выкатился на улицу. Мы с кем-то вдвоем встали спина к спине и отмахивались как боксеры профи. Вокруг лежала груда тел. Потом раздался кличь менты и все побежали в лес. По дороге, точно помню завалил еще одного козла, сел на него и бил по морде пока Ленка (Царева жена) не оттащила от бедолаги. Рядом со мной Воевал дед Серега. Политехи рванули за нами, но не тут то было. Наша братва начала рвать штакетник и долбить инженеров тяжелыми орудиями. Отступали с тяжелыми боями.
Но в целом было хорошо.

Жердь: Во-во штакетник. Спасибо Мыш, я вспомнил еще эпизод. Когда мы оделись, и собирались в кучу для отступления мы пытались дождаться народ. Стояли мы у входа в кабак. Нас было где-то человек 7-8 из 23. С нами не было девчонок, да и остальные где-то запропастились. Поле битвы было в основном за нами, политехи где-то рассосались. Вдруг со стороны остановки на нас организована покатила  толпа политехов. Они там видимо скапливались для контратаки. Опять у них был численный перевес. Когда началась месиловка, я боковым зрением увидел, что с тыльной стороны молча бежит несколько человек со штакетинами. Мелькнула мысль, что все еще только начинается. Нам придется очень тяжело. Да и народ куда-то запропастился. Радость моя не имела границ, когда я увидел несущегося на всех парах Женьку Губина с Тимирязевки с дрючком наперевес. За ним бежали дед Серега и еще 2 или 3 человека. Кто, не помню. Миша прав. Против тяжелой артиллерии не попрешь. Удар, и один лежит. Еще удар и опять лежит. В общем, с матом и какой-то матерью, политехи были разогнаны. Пыл их потух. В атаку они больше не бросались. Началась словесная перебранка. Мы начали отступление, но оторваться от них мы не могли. Они постоянно нависали сзади с угрозой нападения.
Отстали они только после того, как мы углубились в лес. Паша, ты прав. По-моему Юрке в тот вечер досталось больше всех. Шустрый и подвижный, полностью соответствующий своей фамилии, он получил удар противотанковой бутылкой в самом начале драки. Она дала сотрясение мозга со всеми вытекающими отсюда последствиями, и самое главное, у него нарушилась координация движений. Вследствие этого он пропускал много ударов, от которых в другое время, как бывший боксер, запросто бы увернулся.

Мыш: Ага, Карпович, по кличке Шпунт. Было это на четвертом или пятом курсе и жил я с Полторой на Москве. Была зима, и мы добросовестно готовились к урокам. Были то ли зачеты, то ли какие-то экзамены. Вдруг в дверях появился Шпунт с 4 пузырями водки и заорал, что он развелся с Мухой (его женой) и у него есть 400руб и 4 пузыря, чтоб отметить это дело. Мы с Шурой долго сопротивлялись, аргументируя необходимостью учебы, но под его натиском сдались и согласились по 50гр. за его холостяцкую жизнь. Короче бутылку мы приговорили и двинулись к нему домой продолжать банкет, т.к. у него в холодильнике была стерлядь свеже-мороженная под которую мы и приговорили оставшуюся водку. Утром очухались  часов в десять и поехали в кабак Сибирь пропивать оставшиеся 400 рублей. С Вершинки все едут на учебу, а мы с перегаром на гектар в кабак, все мятые и грязные. Там хорошо оттянулись часов до 4 вечера и направились в общагу, захватив ящик пива. По дороге Шпунту пришла в голову мысль обменять этот ящик на водку, что и сделали в подвале на площади Революции.
Вы же помните, что за водкой всегда была очередь на несколько часов. Но Шпунтяра был такой юркий, что сделка завершилась за несколько минут под страшный рев возмущенной толпы. В гастрономе купили хлеба, "братской могилы" (кильки) и торжественно мимо главного корпуса направились в общагу в комнату Деда Сереги, где банкет продолжался еще три дня.

Жердь: Той же осенью. Вся наша компания поехала в
стройотряд в ЕЖИ. На самом деле это был не полноценный стройотряд, а осенний колхоз. Мы выдвигались туда с радостью. Возможность отдохнуть от трудов праведных в непринужденной обстановке на природе нас радовала. Подрядились мы строить брошенный кем-то в колхозе коровник. Жить устроились прямо внём. Разместились мы по кубрикам, человек по 10-15 в каждом. Поварихами у нас были Таня Жданова и еще одна девочка, Аня с педфака, которая вышла потом замуж за деда Серегу.
В эту поездку ни о каком сухом законе не могло быть и речи. Поэтому вели мы себя весьма раскованно. Разместили нас где-то Километров за 10 от села. По-видимому, местное начальство опасалось конфликтов между нами и аборигенами. Надо признать, что оно было по-своему право. Такое беспокойное хозяйство им досталось впервые.
Прошло несколько дней, и нами были раздобыты 40-литровые фляги и весь сахар, который мы смогли достать, был израсходован на установку Браги. В идеале надо было дать ей настояться дней 10-12, но разве можно было вытерпеть? В общем, на 3 или 4 день мы начали снимать пробу, а спустя несколько дней брага закончилась, так и не успев созреть.
Развлечений у нас было немного. Основное - это поход в деревню за вином «Волжское». Водки в магазинах было совсем мало, что было связано с уборкой урожая. Поэтому приходилось перебиваться вином. В связи с этим возник стишок:

В селе Ежи сегодня радость
В продмаге Волжское дают
Студенты, выпив эту гадость
В село за бабами пойдут.

Надо понимать, что финансы наши не были рассчитаны на столь неумеренное потребление алкоголя, и мы стали искать выход. И выход был найден. На полустанке грузились вагоны с картошкой. За одну погруженную в вагон машину давали какие-то деньги. Вот мы и подрядились ежедневно по 7 или 8 человек грузить вагоны. Идея была, по-моему, Карповича, хотя может и не его. Важно было то, что платили за каждую машину в отдельности и сразу после разгрузки. Деньги, заработанные таким способом, вечером того же дня пропивались. В связи с этим запомнился момент, когда Юра занимал деньги у местных грузчиков на покупку водки. Он просил где-то 9,2 руб. Странная сумма. На вопрос, зачем ему именно эта сумма Юра не моргнув глазом сказал, что он сможет купить тогда 8 бутылок водки. Надо напомнить, что водка тогда стоила 4,12руб. Вот у кого стратегическое мышление! Еще из этого периода помнится, как ехали мы навеселе в деревню на танцы в кузове К-700. Полтора играл на баяне, а мы плясали сумасшедший танец в кузове. Хорошо, что борта трактора были выше меня высотой. Опасности выпасть не было никакой. А вечером того же дня мы возвращались пешком по дороге домой, и остановили ментовскую машину. Но садиться к ним в будку под замок, мы отказались. Пришлось тащиться пешком.
Гонимые нерастраченной энергией мы придумывали все новые развлечения, некоторые из них были не столь уж безобидны. Однажды в яму с пищевыми отходами провалилась свинья. Вот была хохма. У нас было горючее желание полакомиться свининой. Доставали мы ее несколько часов. Кто-то принес веревки, и мы завели 2 веревки под передние и задние ноги. Когда мы начали ее поднимать, свинья начала отчаянно биться и передняя часть сорвалась. Она с громким визгом с головой нырнула в вонючую жижу. Я подумал, что ей капут, однако она быстро выбралась на поверхность. Спускаться вниз не было никакого желания. Поэтому свинья прожила в этой жиже еще 2 или 3 дня, пока не нашелся ее хозяин. Он как-то ее достал.
Надо сказать и про слабый пол. Он никогда не был у нас на последнем месте. В один из вечеров Саша Аржаковский собрался на день рождения. Идти в чем попало к девочкам, он не мог, поэтому его наряжал весь отряд. У кого-то он взял туфли, у кого-то рубашку. У меня он надел мои парадные брюки. В общем, на нем из своих вещей были только трусы.
Напоминаю, что перед парадным входом на наш коровник была огромных размеров лужа грязи, которая никогда не пересыхала, более того, в нее постоянно попадала вода из нашего пищеблока. Аржак, изрядно набравшись, возвращался домой. Было где-то часа 2 ночи. Испытывая чувство счастья и радости, он пел все, что придет на ум. Естественно, он не помнил о луже. Да и в темноте разве можно что-то разглядеть? Когда он сообразил, что ноги уже в грязи выше щиколотки, была уже середина лужи. Двигаться в любую сторону было равнозначно. Он продолжил движение в выбранном направлении. К несчастью он поскользнулся, а чтобы не утонуть он поплыл. Что было с одеждой, можно себе представить. Очевидцы рассказывают, что не смотря на свалившееся на него несчастье, песню он не прервал. Выплыв к берегу, он продолжил движение в сторону кубрика. Побросав одежду в угол, он завалился на свою кровать, попути уронив обогреватель с открытой спиралью, прямо на какие-то тряпки и выставленную для просушки обувь. Затуманенный алкоголем мозг такие мелочи уже не фиксировал, и он заснул сном младенца. Хорошо, что своим шумным появлением он разбудил ребят, и кто-то потушил уже начинающийся пожар.

Длинный: А я господа настаиваю, что название "Милый Друг" Появилось - только после стройотряда в Ежах. Дюк, разве ты не помнишь, как мы с тобой попытались угнать ЗИЛ-130, что-бы поехать к Хомулле Сашке. Но, не смотря на две спички в замке зажигания - машина не завелась. Нас это не сильно расстроило. И мы (всё равно)- со сранья отправились, на перекладных, к нашему бедному другу, который "усиленно" занимался уборкой льна. Там мы и заночевали. Шура, а нарядчица, которая всё время ходила в ярко жёлтой курточке, тебе ни чего не напоминает?

Дюк: Не вижу связи между ЗилоМ и Милым другом. Но все равно «охота была славная» на утро я проснулся в трансформаторной будке у мирно гудящего трансформатора. Там было тепло и сухо. А еще там был, рядом с коровником, огромный бык с кольцом в носу, а Витька Мирютов изрядно охмелев, дразнил его своей красной вязаной шапкой. Бык не поддавался на провокацию, и только страшно ревел, из подлобья поглядывая на него. Потом мы, таскаясь со шлангами от цементовозов,  разгружали вагоны с цементом. После таких процедур в носу образовывались  бетонные пробки, которые с трудом выковыривались. Там же Аржак, прошедший до того спетый коллектив стройотряда Луч, организовал из нас  хор. Мы разучили песни про танкистов, смуглянку, Одессу, Москву-златоглавую и многие другие.

Мыш: А помните, была строительная бригада на терапевтическом корпусе? Я был в бригаде Деда Сереги штукатуром. Кормили нас там знатно, особенно запомнился бигус, а после обеда мы играли в подкидного дурака составом 3 на 3 и даже устраивали соревнование между тройками. А ты Пышка (обращаясь к Деду) помнишь, как кто-то пытался за сто шагов съесть сто грамм белого хлеба без воды. Так вот этот кто-то так лихо принялся за дело, что спустя половину
дистанции  уже не мог ничего проглотить, а к концу хлеб вываливался у него изо рта. По-моему, это был Артур. Руководили нами, штукатурами два Васи, бывших десантника, здоровые бугаи, которые не пили водку, а вливали её в глотку, опрокидывая полный стакан в рот  не глотая. Я же всю жизнь предпочитал пить родимую мелкими глотками, и даже спирт любил пить так.

Дед Пашка: Конечно, я помню этот интереснейший момент нашей трудовой жизни. И корпус, и карты, в которые вы играли, ведь я был бригадиром второй бригады. Кстати про карты. Играли не только в дурака, а ещё и в шестьдесят шесть. У вас было две команды - одна предпочитала играть в дурака, а другая - в 66.  Наверное, это происходило так из-за того, что вы были в разных бригадах. Те, кто играл в 66 - забирались на крышу на 5-тый этаж и выкурить их оттуда, нам бригадирам, было сложно.  Крыша пятого этажа выбиралась не случайно. Во-первых, начальству туда не забраться, высоко все-таки,  лифтов нет. Ну а мастера пока доберутся, можно видимость работы быстро создать. Штучки эти с картами стали надоедать, и чтобы как-то выкурить народ с крыши, кто-то решил покидать туда камни. Забава понравилась быстро всем, но пятиэтажка нынешнего корпуса НИИ онкологии достаточно высокое здание, и докинуть до азартно играющей толпы, удалось не сразу. Решили, что камни, как орудия метания подходят мало и что требуется какое-то инженерное усовершенствование для усиления траектории и дальности полета. Почему-то все сошлись на молотке.  Молоток, дескать, с ручкой, должен лететь хорошо. Но кидать его как-то, боязно, - вдруг травму нанесешь, поэтому выход был придуман такой: подходившему мимо студенту или работяге говорилось, что он не сможет молоток перекинуть через пятиэтажку или хотя бы закинуть  его на крышу. Началось метание удобного орудия. Однако, и молоток  недолетал. Решили обратиться к древним методам и привязать к нему веревку. Исполнители быстро нашлись, тем более, что за этот подвиг корячился не то «Агдам», не то «Три семерки», не то ещё какой-то портвейн. Наконец молоток был благополучно закинут в центр толпы,  где Абонеев раздавал карты. Серьезно никто не пострадал, но от прискока кому-то досталось по горбушке. Игроки разлетелись в стороны, потом пришли в ужас от наглости напавших внизу, и понимая, что они в более выгодной позиции, повели контрнаступление. В ход пошли все  подручные средства, молоток быстро вернулся по назначению, обдав меня грязью. Я естественно, тут-же вернул его назад и обстановка накалялась. Кто-то начал корректировать огонь, и снаряды стали бить более точно, в ход наверху уже пошли кирпичи, и кому-то внизу крепко досталось, пока не прозвучала команда отбой. По-моему это был Левон, (про Левона, или Леона Андроникошвили, худого и высокого грузина, иногда по-просту, называемого нами – Швиля) нужно рассказывать отдельно.
 С Левоном припоминается  такой случай. Это было уже перед завершением работы, по осени, кажется, на втором курсе, когда из нас желающих поработать на стройке, сколотили две больших бригады. После очередной планерки был устроен аврал и все силы строителей были брошены на доведение до ума будущего корпуса НИИ онкологии, а тогда предполагаемого - терапевтического корпуса, так и не ставшего им в последующем. Но об этом я скажу чуть позже.
 Валентин Григорьевич Бородулин, зав. Кафедрой рентгенологии (добрый был мужик, царство небесное, до последнего дня очень уважительно относился к нам с дедом Серегой, даже несмотря на то, что застал нас в своем кабинете при распивании его - же коньяка), как имевших трудовые навыки по стройотрядам, в который раз обращаясь к нам, говорил, что будет спрашивать с нас, старших, работу палкой. И показывал на свою трость. Он назначил нас какими-то бригадирами, или заводилами, точно не помню. Но точно знаю, что работали мы на этой стройке добрых пол-семестра, и  наши сокурсники уже стали поговаривать, что мы пришли не на врачей учиться, а на застройщиков. Народу было в бригаде много, человек 25-или тридцать. Всех уже не воспроизведу, но почему-то запомнился Лёлик (который постоянно косячил и без усилия трудился; Елусов, подмогавший ему, Абанеев, как всегда работавший каменщиком, кажется Женька Губин, Дюк, Леон, Карпович и кто-то ещё - уже не припомню. Работа была не из легких. Особенно запомнились почему-то дыры, которые нужно было ломами пробить в потолочных плитах под разводку отопления. К обеду хорошо все уставали, и проголодавшись, тащились в столовую, где прямо в подвале клиники Савиных, нам накрывали за наш труд столы. По студенческим меркам это было прекрасное питание. А при хорошем питании всегда хочется чего-нибудь остренького. Вот и зашла речь о перце, которого, по-моему, не хватило Полтаре. Не хватило, потому что  наш Левон сыпанул себе львиную долю, и народ стал выражать ему общественное презрение нараспев хором растягивая ("У-У-У Сука"). Вначале Леона спросили, как он  будет есть то, что навел у себя в тарелке, ведь тот явно бросил в тарелку излишек. Швиля, не моргнув глазом сказал, что в Грузии всё едят с перцем, что он давно его не видел и вообще, что он бы и банку съел. На что сразу последовал спор на ящик Шампанского, так мы твердо знали, что к Левону кто-то приезжал из Грузии и привозил денег. Очень хотелось сыграть на этом и раскрутить Левона, так как перед обедом, кое-кто из нас обычно прилеплял какого-нибудь красного. Никто и не ожидал, что Левон клюнет на провокацию и возьмется за банку из под горчицы, полную перца, с грузинским темпераментом. Поглощая ложкой перец, он заедал его бутербродом с горчицей, говорил, что в Грузии - это обычная пища настоящего Кацо - Кацани. (Кацо-Кацани - это по-грузински, "мужчина, лучший из мужчин"). Кто-то сунул ему стручковый перец, которым Левон зажевал. Но банку до конца он не доел. Мы не закончили обедать, когда он уже вылазил из-за стола.
Сил хватило на то, чтобы слазить в карман и отправить кого-то за шампанским. Мы распивали его там же в подвале, а кто-то из ребят (по-моему Оржак или Артур и Олег Копылов, будущие анестезиологи), поднимали Левона куда-то в реанимацию промывать желудок. Две недели постельного режима привели Швила в исходное состояние, но мы долго не могли забыть этот случай. Наши девушки в группе, уже не помню кто, кажется староста Романенко Ирина, и особенно, Нинка Тюменцева, возмущалась нашим с дедом поведением:
-Что это мы наделали, почему - это мы допустили, чтобы Левон ел перец?! Видимо, неравнодушна была к нему, а скорее  «некомсомольским» казался ей наш поступок - так как сильно за него переживала. Швиля нравился девушкам и поэтому они за него больше переживали. К нам же с дедом была лишь одна притензия – девичий табор считал, что настоящие мужчины, а тем более врачи не должны так поступать.

Дюк: А я там делал откосы окон и дверей. Леха Вербицкий достиг недосягаемых высот в затирке и выравнивании стен.

Мыш: А вот как-то захотелось нам пивку попить и удивить весь ТМИ и решили купить сто литровую бочку пива. Стоило пиво 80 рублей и залог за бочку 80. И вот в один из жарких летних дней мы и Босярой направились в ларек на Красноармейской и загрузили там бочку в пойманный грузовик, который доставил нас в общагу Московском тракте. Заволокли мы её на 9 этаж в комнату Профа, и я бросился с молотком выколачивать чепик. Наклонился над ним и постукиваю с двух сторон, раскачиваю, значит, и вдруг как - шарахнет! Чепик вылетел из бочки со скоростью пушечного снаряда и впился в потолок, и только чудо спасло меня от верной гибели, но волну пива в лицо я получил и стоял весь мокрый и ошарашенный. Началось веселье. Пиво добывали шлангом, пользуясь законом сообщающихся сосудов. Теперь угадайте, что меня поразило во всей этой истории.

Длинный: А чего гадать и так ясно. Халявщики.

Мыш: Да Халявщики. Те, кто не хотел платить ни гроша, а в очередь за пивом встали первые. Запомнился мне Копылов Олег. Он прибежал со своей 3 литровой банкой и даже со своим шлангом огромного диаметра (которыми бензин воруют) и начал скачивать продукт с наглой рожей. Было еще несколько пижонов.

Дед Пашка: Хорошо, что Мышь вспомнил эту историю. Я её давно хотел изложить, да все оставлял на потом. Ты в ней не описал самое главное - откуда появилась идея взять бочку пива.
А дело было так. У меня родился сын и я очень этим гордился. Радость моя продолжалось до свадьбы Босяры, который женитьбу свою как-то исподволь отмечал, без особого размаха, вероятно, сказывались финансовые сложности, или они просто как-то тихо сошлись. Как-то незаметно потекла для меня семейная жизнь Сереги Басалаева. Когда у него забеременела жена, и уже надвигались роды, Босяра заявил, что у него, так же как и у меня, обязательно должен быть сын. Мы с дедом Серегой возразили, сказав, что сын это не просто, что сыновья так легко не делаются, мол для этого стараться надо, и что у него будет наверняка дочь. Босяра стал спорить, в споре ещё появились участники (по-моему Мосеев, Майер и кто-то еще - уже не помню). Но суть сводилась к тому, что если родится дочь, Босяра ставит бочку пива. Я спорил в основном из хохмы, чтобы завести Боса, потому что по большому счету было все равно, кто родится сын или дочь. Но родилась действительно дочь. Вспомнив спор, мы сразу наехали на него, а заодно и 21 группу, где он учился с бочкой и обещанием. Вначале он долго упирался. Потом кто-то добавил, кто-то помог Босяре и он сказал, чтобы подтягивались все на Москву. Я, честно говоря, не ожидал, что Босс с Мышом организуют всё грамотно и купят пиво. На Москву мы подались с Дедом и кем-то ещё, как всегда прихватив с собой что-то для компании, придерживаясь принципа – деды в гости пустыми не ходят. Пришли мы раньше вас, и квасили у Мирона в комнате. Что-то вас долго не было, или мне показалось, что долго. Наверное, из-за того, что вы вдвоем занимались погрузочно-разгрузочными работами на Красноармейской. В один из перекуров, между двумя стаканами, я спускался с верхнего этажа на нижний и встретил вас, когда вы уже на 3-или 4-ом этаже, упираясь втроем катили бочку. Я свистнул еще народ и мы её покатили на седьмой или девятый этаж. Когда миновали шестой, встретили любимого декана Левицкого, который устраивал какие-то разборки или приходил с инспекторской проверкой. Левицкий внимательно посмотрел на нас, спросил, что катим. Ему сказали что-то, не то про краску, не то про известку. Для ремонта, мол. К нашей радости ему и в голову даже мысль не пришла, что катили бочку с пивом. Момент, когда ты открывал, я помню. Но мы с дедом были хорошие уже. И пили не через шланг, а через край вначале. Жажда была большая. Потом черпали кружкой и пускали её по кругу, но это уже после, когда надоело туда лазить и сосать через шлаг, и когда было выломлено дно. А в бочке ещё 2\3 оставалось. Вот тут - то и начали бегать мужики, и не только с нашего курса, а и почтовские тоже. Кроме Олега Копылова угощались какие-то девчонки. Больше всех нарубился Радиф Абанеев. Пиво ему пошло не впрок и он долго ходил и кидался то на меня, то кажется на Петраченко или еще кого-то, пока окончательно не хрустнул где-то в комнате. Окончания веселья я так и не помню. Только знаю, что вроде кого-то (не то Кима, не то Пака кто-то в бочке с головой мочил - поил в смысле), а потом было предложение выкинуть её из окна. Потому что, назад по ступенькам катить не хотелось. Я так и не дождался окончания, ушел домой. А у вас какие-то ещё там события с грузинами затевались. Может, кто еще что помнит?

Мыш: А драку с грузинами спровоцировал дед Серега. Но это было в другой раз. Мы вернулись с какой-то свадьбы и устроили в общаге танцы, куда подтянулись и дружные кавказские ребята. Один из них, мой старый враг, начал курить в холе, Серега, как некрящий, или  иногда курящий и только для выпендрона, предупредил его один раз, тот не понял. Дед взял «бычок» и затушил на его лбу. Началась месиловка с лозунгом "Бей черных пока не побелеют"

Дюк: ГДО (Гарнизонный дом офицеров) вспомнился, но только, как-то смутно. Правда. Мне кажется, я был пьян изрядно.

Мыш: Произошло это зимой в период одной из сессий. По нашим старым, добрым традициям пришло время ехать пить водку в славный аэропорт Томска. Человек собралось не много, в отличие от прежних поездок, я, Проф и Длиный. Было холодновато и ждать Экспрес на площади Революции у нас не было ни сил, ни времени. По этой причине зашли мы в Чайку и представив, что вокруг нас кружат самолеты принялись за борьбу с Бахусом. Не помню про закуску, но пили или Горный дубняк, или Настойку, или Степную, или Стрелецкую, или Полевую горькую, а возможно Солнцедар. Что-то из этой группы напитков, что вызывает жуткое состояние с полной потерей сознания. Дойдя до кондиции, мы решили двинуть поразвлекаться на танцульки в Дом Офицеров и по дороге туда захватили каких-то блондинок. Как казалось мне сквозь туман алкоголя довольно симпатичных. Деньги к тому времени уже кончились....
А в ту пору наш четвертый герой, Дубинец, дежурил в Доме Офицеров. Была то вечерняя, субботняя смена с массовым гулянием курсантов ТВВКУС (училище связи). Какими-то тайными тропами Дюк помог нам просочится на это сборище курсанотов, называемых нами солдафонами. По началу все шло хорошо. Мы поднялись на второй этаж и принялись развлекаться с нашими новыми подружками. И вдруг, как это часто бывает, один из вояк приглашает на танец мою даму. Ему, конечно, было вежливо отказано, но товарищ не понял и продолжал настаивать, за что получил прямой правый в левый глаз (фонарь у него потом был знатный). На мгновение мир замер, как перед бурей, и толпа курсантов бросилась на трех пьяных пацанов с криком: Наших бьют. Мы успели выстроиться в боевой строй, но толпа начала теснить нас к окну. Я думаю, Дима расскажет лучше, что там происходило. Последнее что я помню, это кричащие рожи и летящие кулаки один из которых достиг все таки меня и я, покачнувшись от удара назад, стукнулся о косяк окна и скатился на пол без памяти. Очухался когда во круг было относительно тихо, суетился патруль и Димка. Курсанты куда-то почти все исчезли. Я почувствовал, что по спине течет что-то теплое, это была кровь и рваной раны на затылке. Мы направились в приемник залечивать раны. Бошку мне зашил наш преподаватель по травме и делал он это без новокаина, по живому. На утро я был похож на партизана. И честно говоря, это сходство помогло сдать зимнюю сессию на четверки, т.к. я закосил под сотрясение, полученное где-то на стройке..

Проф: Это была классная мочиловка! Я толком не помню, в кого кулаки совал, но в себя я пришел в комнате Комсомольского "спецназа". Это где-то в одном подвале нашего любимого Дома Офицеров. Причем, там были ТИАСУРовцы, и помню что говорили -"Опять Сапоги борзеют". Дали мне прийти в себя, и даже в ментовку не отправили. А эта блондинка, Мыш, была из города «Милан-Мудэ», как она говорила - это где-то на Юге Байкала. И у нее были критические дни. Она потом Витале показывала кровавые тряпки, и говорила, что я ее изнасиловал.
Но это  всё это не так! Через день мы встретились в ресторане "Юность" если память не изменяет. А дальше я вам про это ни чего не скажу. Но добавлю про диван.
А дело было так. В городе Томске, есть район, под названием ПАРИЖ. Это от нашей Твери до конечной, если трамвае поливать. Там совсем другая жизнь. Когда из Парижа до общаги доберешься, и доползешь на НАШ 8 этаж, то думаешь, боже, а где я был? Это как из ада, вернулся в рай! Там Пудрик снимал квартиру. А вообще, ребята, я ужасно рад, что имею возможность с вами общаться! Так вот, идем мы в изумленном состоянии из ПАРИЖА, домой, на Москву. С Мишкой Сидоренко. А тут почти у главного корпуса (время было 3-4 ночи) стоит диван, довольно приличный. (Это почти напротив Комаровского дома). А у нас" зайцы" на «танках» ночуют!? С пьяных глаз взяли и вдвоем заволокли на 8 этаж. И даже кто-то из нас на этом диване вырубился...
Однако поспать  на диване не удалось, так как из него полезли клопы, и такие активные, что - не в сказке сказать, ни пером описать... Да и вонь от него оказалась такая страшная, что нам пришлось в тот же вечер выкинуть его с восьмого этажа, прицельно, прямо в мусорный бак. Бак издал звук радости от переполнения и активно принял в себя старую рухлядь, да так, что приехавшие утром мусорщики долго доставали его оттуда по частям.

Дед: Вот о Профе вспомнилось. На Твери Профессор (который Проф конечно), где-то прочитал, что если ходить зимой без шапки, то бишь, с непокрытой головой, то в голове сильно от мороза усиливается кровоток и возрастают все мыслительные процессы. Из толстой книги – не то по гистологии, не то физиологии, им было вычитано, ну - а нам громогласно заявлено, что если ещё добавляется к этому глютаминовая кислота и особенно глюкоза – то мыслительным процессам вообще во лбу не хватает места и идеи прут и прут. Написанному всегда хотелось верить, тем более, что не верить учебнику с грифом «для медицинских вузов» не позволялось. Только вот глюкоза как буд-то должна быть не в порошке, а в таблетках по шесть копеек, и с аскорбинкой. Идея неоднократно проверялась профессором, и вроде как находила своё подтверждение, тем более что и в 20-ти, и в 30-ти градусный мороз Проф продолжал упорно ходить в своем осеннем клетчатом пальтишке без шапки, с красным махеровым шарфом, высоко приподнятом на шее и полными карманами аскорбинки. Шарф, подаренный Любашкой, был обязательный атрибут, потому что всё, что ниже головы (по теории Профа) не должно было замерзать. Мы в течение пары морозных декабрьских недель отслеживали успеваемость Профа, которая по студенческим понятиям начала выделяться на общем фоне, чего ясно дело, нельзя было допускать ни мне, ни Деду Сереге. Попытка напугать Профа менингитом успеха не принесла. Проф вваливался в комнату всегда румяный от мороза со слегка обмороженными ушами…
В поведение Профа было решено внести коррективы. На провокации Проф не поддавался, на замечания наши с Дедом Серегой не реагировал, и мы взялись издалека, с его же глутаминовой кислоты. Профу было объяснено, что уж если заниматься самосовершенствованием и фармакологической защитой своего здоровья, то не следует забывать об антиоксидантных свойствах некоторых веществ, к примеру витамина Е, или того же спирта, а ещё лучше красного вина. Само собой разумеется, вино какое попало не должно быть, а только то, на этикетке которого нарисован лев, - Египетское, - продукт, который якобы в градусах не сильный, но сильный в плане своих антиоксидантных и антирадикальных свойств. Лев, или сфинкс, был выбран нами не случайно – с одной стороны, именно этот сорт вина тогда был в ходу и активно поставлялся нашим правительством откуда-то из Египта, а с другой - мы знали, что его недавно завезли в деревяшку на Красноармейской. К вину прикладывалась дедом Серегой легенда о его влиянии на продолжительность жизни, и особенно холестерин, преждевременно портящий наши сосуды.
Странно, но Проф очень внимательно смотрел на наши умные лица и слушал не перебивая. Глаза его загорались, а где-то в душе уже созревало многокомпонентное чудо-вещество, навсегда избавляющее человечество от страданий. Высказанное кем-то сомнение, об отсутствии экспериментального доказательства по этому поводу, прозвучала для Профа командой «к оружию».
Гонцы и деньги нашлись, а спирт, припасенный Дедом Серегой для каких-то медицинских нужд в вытрезвителе, где он будучи фельдшером совмещал, должен был выступить в качестве растворителя витаминов и всё того, о чем говорилось ранее. Адская смесь Профа упорно не желала растворяться, - может, вода была не та, или ингредиенты не желали мешаться, поэтому, по совету Шпунта туда следовало добавить бутылку водки, а смесь подогреть.
Исполнено было быстро, т.к. далеко за эмалированной кастрюлей бегать не пришлось. Жаконя перелил подогреваемый кем-то борщ в другую тару и процесс пошел. Подогрев смеси вызвал чудный, как показалось для нас запах, который быстро распространялся по на всю общагу. Студенты с любопытством заглядывали на кухню, а командарм Мунтиков уже начинал водить носом и ходить по комнатам, когда возник вопрос – а какими дозами и в каком виде нужно употреблять «антистаритель» Профа, охлажденный или подогретый? Сошлись на том, что вначале нужно нюхать аромат, а потом пить, и что доза по утверждению Деда должна находиться в диапазоне от двух стопок до двух стаканов.
Пробу, начиная с полстакана, снимал Проф. Вдохнув аромат, он выпил залпом и непонятно отчего закатил глаза. Все с открытом ртом наблюдали:
- Перегрели! - заревел он. - Обжигает, и слишком кислит.
- Ну, так добавь сахару в свой компот, посоветовал ему Мышь, выливая для охлаждения в получившийся напиток остатки вина.
- Дурак, это не компот, а грог, - сказал, вступая в разговор Виталя.
- Сам Дурак, -отвечал Мышь.
- Какой Грог, в Грог не добавляют антиоксиданты! – упорствовал профессор. - Это Антистаритель.
- Да хрен с ним, антистаритель, или грок, какая разница, заявил Дед, наливай давай, уже остыло.
И чарка пошла по кругу.
Выпитое, нужно отметить, приятно согревало пустые студенческие желудки, подбрасывало и без того хорошее настроение. Гам и хохот стоял на кухне, процесс уже шел к завершению, когда появился на пороге Фунт.

Мыш: - А как мы отпраздновали свадьбу Майера? А? Длинный, как мы завали вдвоем 5 хачиков? Правда остались без водяры т.к. разбили все об их тупые бошки.

Дед Пашка: Хорошо вспомнили о Вовке. Вовка Майер из-за своего немецкого происхождения, нами был тут-же переделан на германский манер в Майёра. Сделано это было специально, т.к. и я, и Босяра (Сережка Басалаев, и Царь, учившийся с ним в одной группе) считали, что нужно писать не Майер, а Майёор, с акцентированием на "ёо"; во-первых - из-за того, что в русском языке нет дифтонгов, а во-вторых - чтобы Майер не смел прятать свое истинное Арийское происхождение. Надо отметить, что Майера это доставало, а нам причиняло радость. Сообразительный, хорошо знающий математику и немецкий язык парень, прежде всего из-за немецкого, в ту пору практически не поддававшегося мне языка, он заполучил эту кликуху сразу после первого занятия на кафедре иностранных языков. Вообще, давать кликухи - было моим хобби. Как-то пошло так с армейской жизни, что подмеченное мною один раз, навсегда приклеивалось потом по жизни.
Не многие знают, что именно Майору я обязан своим спасением. Скорешились мы особенно тесно на первом курсе, на занятиях по физре, где Вовка регулярно посещал секцию самбо, и надо сказать, неплохо боролся. У меня тоже были определенные навыки, оставшиеся после школы разведки в Забво  после Армии, и чтобы не потерять их, приходилось два три раза в неделю ходить с ним на тренировки и до одури швырять друг-друга на матах. Толпа тренировалась в основном начинающая, бороться мало кто мог по-настоящему, и как соперник по весу, стилю, подготовке, я больше всего его устраивал. Вот и подружились.
И меня и деда Серегу в ту пору сильно доставало математика, и не столько она, сколько преподаватель, не желавший разделять наше мнение, что мы пришли не на математиков учиться, а на медиков. Это непонимание чуть не привело к трагедии, поскольку преподаватель тут-же получил из-за своих шевелящихся усов и вредности кличку "Таракан" - и я надеюсь, что вы его помните. Дед Серега всячески хитрил, регулярно списывал у кого-нибудь (чаще всего у Ирки Романенко или Нинки Тюменцевой домашнее задание и потому выкручивался), я же надеялся на авось, и если не был готов- то просто говорил, что решал задачки и не решил, а иногда просто и не ходил на занятия. Дед же Серый (это его вторая кликуха, из-за хитрости), отличался педантичным посещением. Настал момент, когда мои пропуски достали Таракана и тот просто объявил мне войну. Его особенно бесило, как так можно решать и не решить?! Я с трудом вылазил из двоек, а Таракан радостно потирал ладони и ждал контрольной, на которой по его словам, я должен был отсеяться как балласт. Если сказать, что это меня обижало, то это ничего не сказать. Пришлось вечер потратить с Майором на разработку стратегического плана сдачи контрольного зачета. Сели через парту и писали один вариант. Несмотря на пристальное наблюдение, я сумел полностью сдуть все то, что написал Майер и сдать чуть позже его. Майер получил пять, а Таракан вызвал меня и обиженно долго доказывал, что не мог я написать контрольную на пять. Потом умолял, чтобы я признался, как я списал. Ведь сидел я через парту. Я же настойчиво твердил, что вчера всю ночь интегралы брал, вот и написал. Самое невыносимое было для него, что от меня пахло кагором, по стакану которого мы прилепили с дедом, полагая что если выгонит - то чтобы было за что. Но судьба распорядилась иначе. Доказательств не было и Таракану пришлось ставить мне четыре с минусом. Минус шел за небрежность и что-то ещё. Для меня же факт сдачи был признан состоявшимся и мы, собравшись, двинули на Москву, чтобы дружно отметить у кого-то в комнате это событие. Мотивация была одна - от Москвы ближе всего до "Колокольчика" - любимого всеми в ту пору магазинчика. По пути встретили Славку Семыкина, который тоже после сдачи лежал на зеленой травке возле общаги и нараспев корешами тянул песню –«Роспись де, роспись дела-ли мы в Загсе, а я це, а я целый день ждала!». Сема присоединился к нам, мы сбросились, набралось порядочно, штук на 10 или 12 портвейна 0,7л, "три семерки". Не помню деталей, но общага на Московском тракте в этот день почему-то бурлила (может потому, что она бурлила всегда). Не-то суббота была, не то праздники надвигались какие-то, и наш приход был как нельзя кстати. Бросив портфели где-то у Мирона в комнате, я Мышь, кажется Царь или Славка Семыкин (вы должны это помнить!), по-моему, ещё Абанеев Радиф, были откомандированы в магазин с двумя авоськами, в которых тащить портвейн на виду у всех не хотелось – лютовал студсовет, и можно было легко попасть коменданту на глаза. Пока шли, решили, что если сразу сдать бутылки (по - моему это была идея Мыша или Шпунта), а вино вылить в таз, то можно взять ещё пузырь. Сказано в шутку - сделано всерьез. Идея была подхвачена, тем более, в целях конспирации никто не обратит внимания, что ты несешь в тазике. Купленная на сдачу бутылка не входила в таз и её решено было замочить сходу, прямо в магазине. Кто-то (по моему Царь или Семыкин) прикинулся хромым, и на вопрос дежурной, "Что несете?" последовал быстрый ответ о пропоренной ноге при перелазаньи через забор и марганцовке в тазике для промывания. Красный цвет вина напоминал маргонцовку,  а народу и в голову не пришло, что там студенты тащат, и что тот же больной, который только что хромал, минуя один лестничный пролет уже  сказал по ступенькам как заяц.Так что прошли мы не задерживаясь, а потом оттягивались через край тазика у Мирона, отказавшись от стаканов, поскольку через край было вкуснее. Кто-то скромничал, кто-то делал большие глотки, кто-то до тазика был уже хорош и портвейн был для них последним ударом молота, который валил с ног. Больше всех пострадал Мишка Горькавый - отсеевшийся после первого или второго курса. Опасаясь наезда со стороны родителей (он жил на почтовом) за свой вид и решив протрезветь после очередной дозы, он полез принимать душ (почему-то в одежде) и, несмотря на отсутствие горячей воды, уснул в полной до краёв ванне. Мы, было, забыли о нем, но журчание воды и затопленная ванна напомнили о существовании Михаила, которого благополучно извлекли из неё и уложили спать. Веселье продолжалось.
Еще раз хочу про Мирона вспомнить. Мирон жил в одной комнате с Ржеплянским Колей и Овчинниковым. Однажды на сборах он потерял свой автомат, в кустах забыл, в общем там, куда ходил «до ветру». А мы потом всем взводом его искали. И ещё одну вещь, события которой развивались так. Сборы дело нешуточное, вы это, конечно, знаете не хуже меня. Каждому выдается оружие, именное, можно сказать. Поступила команда - занять высоту и окапаться. Вроде как - танки пойдут. Мирон знал что такое танки – он в отличие от других ребят служил в Армии, и к команде отнесся очень серьезно - от страха углубился в землю на полтора аршина. Когда прозвучала команда построиться и отбой тревоги - у Мирона не оказалось автомата. Предпринятые поиски не давали результаты. Часа два ушло на прошаривание кустов, куда ходил Мирон. Кто-то вляпался в фекалии, но автомата не было. Дурные мысли мне, как командиру взвода, уже закрадывались, нервозности добавляли рассуждения о хищении и юридической отвественности. Оказалось в конце, что он его просто закопал в землю, когда рыл окоп. Мы же прочесывали лес, искали там, где он на привале ходил как в прошлый раз, до ветру.

Дюк: А я в маршброске не участвовал и окопчики не рыл. Как только мы приняли присягу и нам стали доверять огнестрельное оружие я пристрастился ездить в караулы в Бийск, в дивизию. Особенно мне нравилось охранять склад чего-то. Стоишь на вышке и плюешь на прохожих. Только один раз мне не удалось попасть на этот пост. Меня поставили охранять гаражи. Это здоровая территория одним взглядом не окинуть, для того, что бы все обойти, наверное, минут 15-20 надо было. Ну, в общем, пост принял, проверил все «печатки» на боксах. Хожу, охраняю. Где-то ближе к вечеру открывается калитка, вбегают прапорщик и солдат срочник. На меня ни какого внимания. Подбегают к боксу срывают пломбу и уж ключом в дырку. Я автомат на перевес: «Отойдите - говорю - от бокса». Они -  Иди ты - говорят - Нам срочно начальник штаба приказал «Газон» привести. Я им опять: «Я вас не знаю, без начальника караула помочь ни чем не могу» и грозно командую: «Отойти от бокса и срочно покинуть охраняемый объект». Они не поняли, орут: «Нам машина срочно нужна». Тогда я передернул затвор и снял автомат с предохранителя. Уходите - говорю - не вводите во грех и без «начкара» ни чего не будет. Солдату как-то это не очень понравилось, и он спрятался за младшим офицером, у «офицера» отвалилась челюсть. Он внимательно посмотрел на меня, на автомат. Потом сказал солдату: «Да он же ДУРАК! Он стрельнет». И они быстренько смылись, как их и не было. Я внимательно осмотрел порушенную пломбу, запихнул обратно нитку. И пошел в очередной обход. Ходил минут пятнадцать. Слышу где-то далеко крик: «Часовой!» Вылазию из-за угла вижу наш начальник караула и эти двое. Подбегаю, докладываю о происшествии. Начальник выслушал и приказал впустить их в бокс и «угнать» машину. Когда «Газик» уехал, он сказал, что формально я поступил правильно, но начштаба уже куда-то опоздал, а тыкать в людей автоматом надо очень осторожно, что бы чего не вышло.

Вот так друзья мои.

(Темная личность упала под стол и мирно захрапела)

 


























«25 лет спустя»

Близился закат, который бывает только в Томске, когда наши друзья сидели на одной из скамеек, заботливо установленной Мэром  в Лагерном саду. Солнце садилось где-то далеко  за горизонтом, совершая свой обычный на Запад ход. Внизу виднелась обмелевшая за прошедшие годы река, и было приятно друзьям вновь видеть друг-друга.
-А что, Мышь,  как там Израиль? – Спросил Проф, в вопросе которого  Дед с Дюком почувствовали подвох. – Арабы не перекрыли ещё Вам выход к Красному морю?
-Ты чё, Проф,- влез в разговор Жердь. - У Израиля самый мощный спецназ! - Это же не хухры-мухры, какой-нибудь там, ваш Сургутский Омон!
- На Красном море стоит город Эйлат,- отвечал Мышь, пропуская заметку Шурика про спецназ. - Это крупный порт и международный курорт с гостиницами высшего разряда. В нескольких километрах к востоку Иордания, а к западу Египет. Города разделяются дорогами, а не сотнями километров, как в России. Например, Тель-Авив, Яффо, Бат-Ям, Холон, Гиватвйм и т.д. Никто не знает точно, где между ними границы.
-Дюк знает,- сказал Дед, забирая у Витали бутылку с пивом.- Скажи Дюк, а правда, что в Каргаске самые красивые женщины живут?  Говорят, это так исторически сложилось, что там остяки перекрещены с другими ссыльными нациями, а их в Каргаске насчитывается за 100. Поэтому  родилось что-то новое, очень симпатичное, самовыздаравливающее. Дюк, потверди.
- А что, Дед прав.- Отвечал Дюк, развивая дальше мысль о поселке, в котором когда-то друзья работали.
 – Вообще-то женщины они и в Африке женщины, но то что процент симпатичных в наших краях чуть выше среднего этого не ни как отрицать нельзя. Что есть, то есть.
Национальностей здесь превеликое множество. Как установили наши ученые Каргаску около 400 лет. Многим может показаться странным, как же так деревня - ровестница Томска. Да так оно и есть. Дело в том, что заселение берегов Оби с начала шло с Севера, начиная от Салехарда. Поселения образовывали поморы, прошедшие с Белого моря по нынешнему Северному морскому пути до мест впадения в Океан Оби, Енисея. Они, поднимаясь вверх по течению, делали стоянки, где торговали с туземцами. И уже тогда началось смешение белой и желтой рас. Опять же туземцы жили, когда-то далеко на Юге, но их вытеснили на Север Дунгане, Якуты, Буряты и Китайцы. Что оставалось бедным мирным племенам? Дуть, что бы пятки сверкали. Племена разделились - одна часть пошла строго на Север, другая на Северо-Запад. И там, на далеком западе смешавшись с местными, произошли такие народы как Удмурты, Финны и даже Венгры. Да уважаемые господа, венгры - родные братья наших Хантов, Манси, Селькупов (остяков). Нынешние остяки этим страшно гордятся и считают Штраусов (обоих) своими народными композиторами.
- Во-во, Дюк, - вмешался в разговор Львович. Во мне точно Штраус сидит. А я думал, что это меня всё время на гитаре играть тянет?
-Не,- возразил Дед. – Штраус сидит в Полтаре, он вон как на баяне шарит. Ну, может во мне - я на гармошке играю. А в тебе - банка с пивом, да барашек с шурпой.
-Барашек с шурпой у Витали, он с казашками живет,- ловко перевел стрелку Боцман на Длинного.
Друзья дружно заржали, как когда-то в молодости.
Боцман на минуту задумался, что-то из воспоминаний юности шевельнулось в его душе, а затем произнёс:
-Вы знаете, а я ловлю себя на мысли, что меня тянет туда. Вот тянет посмотреть на те места, где жил, ощутить снова ту неимоверную жару, увидеть поля тюльпанов и подснежников, ущелья, поросшие диким урюком и алычой. Вроде бы ничего интересного, чурбанская страна, степи да пустыни. Ан, нет. Сидит занозой в сердце, отдается холодком в груди. А названия-то, какие: Арысь. Курган-Тюбе. Тамерлановка. Кочкар-Ата. Бугунь. Комсомольское озеро. Поездан сактан. Хош келепсездер. Это же зов веков! Это язык Чингиз Хана!  Тьфу, наваждение какое-то. Но есть внутренняя уверенность, что не избежать мне встречи с ней. А может, это Родиной называется? Или детством?
-Если же капнуть еще глыбже, продолжил свой монолог Дюк, прерванный шутками и воспоминанями,- так на месте Каргаска люди жили еще в начале Палеолита. Жили они просто: кушали то, что растет и то, что добудут. А добывали они в основном мамонтов. Не будем кривить душой, но в каждом третьем доме Каргаска хранятся или используются в хозяйстве ископаемые останки этих животных. Только мне не везет, ни как не могу ничего найти! Ну, а как же найдешь? Ведь то, что лежало под кроватью - давно уже кто-то забрал. А далеко от нее (кровати) я стараюсь не отходить. Так вот и живу без костей. Но, наверное, в этом году что-нибудь добуду. А ссыльные в Каргаске появились после Польского восстания 18 какого-то года. И вообще, именно тогда Сибирь стала интенсивно осваиваться, но уже зэками.
- Я не понял, Дюк, мы, что  к кому-то в Каргосок, к теще Шурика едем? – спросил Проф.
- Во, идея, – как всегда влез Шпунт. – Берем баржу, грузим водярой, назад – рыбой…
- Водяру не довести, вы её по дороге выпьете, - ответил Проф, – Едем так…





Томск, Сургут, Алма-Ата, Самара, Каргасок.
2006 год.













Вместо эпилога

   Уважаемый читатель!

Навярняка ты сам участвовал в некоторых историях описанных в этой книжонке, а возможно - кто-то не упомянут. И возможно ты даже обиделся... Спрячь обиду подальше, считай, что труд ещё не окончен и заканчивается на рубеже второго - третьего курса. Смело садись за клавиатуру компьютера. Нет его? Берись за ручку самописку. Нет ее? Позволь спросить, А Гусей видел? У них перья и ими то же писать можно.
   Некоторые ответственные, въедливые (не побоюсь этого слова) читатели скажут, дескать, все не так было, и водка стоила не столько, и жили мы не там. Коллектив авторов считает это мало значимыми деталями. Ведь это не документально-исторический труд по истории давно минувших дней, а синтез сохранившихся воспоминаний в переполненных когда-то энергией и энтузиазмом студенченских мозгах, теперь уже седеющих авторов. Мы писали так, ну как у известного поэта сказано: «Каждый слышит, как он дышит, как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить...»
И последнее. Просьба, Читатель будь снисходительным к литературным «талантам» авторов. Считай, что это только начало!!!