* * *
Дайте пилюли и спирт для души заболевшей,
Чтобы она по ночам непрерывно не ныла.
Новосибирцу, обросшему мохом, как леший,
На барахолке сменявшему шило на мыло…
Не посвящая досуга проклятым вопросам,
Чтобы душа без любви голодала и мерзла,
Лучше вступить на корабль ахейский матросом
И созерцать круглосуточно волны и весла.
Хватит, беззвучно шумящие волны Гомера,
Слух мой калеча, друг с другом свободно калякать,
Вдаль за Прекрасной Еленой уходит галера,
Тела морского зубами попробовав мякоть.
Хищный форштевень в нее зарывался по уши
И, из воды поднимаясь, выплевывал пену…
Как ни старался, не смог свою клятву нарушить
Фауст, одним из последних ласкавший Елену.
Громко гордится она свежескроенным платьем
И перед зеркалом холит свои украшенья,
Женщины вечность проводят за этим занятьем,
Царского плена страшней им в любви пораженья…
Трои окрестность пресытилась смрадом и дымом:
Зевс, это ты мясорубки троянской инвестор!
И Агамемнон, на родине став нелюбимым,
По твоему наущенью убит Клитемнестрой!
Лишь Одиссей, собирающий хлебные корки,
Сразу подался к цыганам в кочующий табор,
Чтобы дремать на траве с самокруткой махорки
В красных губах, составляя букеты метафор.
Плоть износилась до крайности, штопай–не штопай,
Лучше погибнуть, чем жить в окружении черни…
Скучно на острове медленно гнить с Пенелопой,
Если еще не размотан клубок приключений.
Он, как Кощей, не молился над каждой минутой
И не стыдился одежды своей затрапезной…
В мире любовь остается священной валютой,
И конвертировать в доллар ее бесполезно.
Город зевает, объятый цветущею ленью,
Снег изготовлен из книжек, разорванных в клочья,
Только поэт настоящий всегда с удивленьем
Чувствует звезды, бесшумно растущие ночью.