интернационал

Михаил Журавлёв
Тимофей Захарыч жил на четвёртом этаже. По вечерам он выходил на балкон покурить, попить пивка и посмотреть на голубей. Они пролетали мимо. Он швырял в них хабарики, запускал в них бутылками, но никогда не попадал. Хабарики и бутылки летели вниз.
Марья Петровна жила на третьем этаже. Она была тучной и неряшливой женщиной. Любила сидеть на балконе и лузгать семечки. Шелуху бросала вниз, где в траве уже лежали разбитые бутылки и хабарики.
Диджей Макс оттягивался с чувихами каждый вечер. Свет в окнах его квартиры на втором этаже горел часов до пяти утра. Чего только не летело вниз из его окон, пока он буйно предавался разврату! И всё это равномерно усеивало траву, на которой уже покоились битые бутылки, окурки и шелуха от семечек.
На рассвете, опираясь на суковатую клюку, из подъезда выходила Филипповна. Ей вчерась исполнилось сто лет. Или двести. Никто точно не знал. Шаркая, она проходила несколько шагов. Но так как старухе до мусорки было не дойти, свой вонючий мешочек с объедками, рваными пакетами из-под кефира, рыбьей требухой и промасленными тряпочками, которыми она протирала плиту, она оставляла неподалёку, возле битых бутылок, окурков, шелухи и прочего хлама в траве.
А вскоре с метлой, граблями и лопатой выходил на работу житель подвала дворник Мансур. Он был хмурый, небритый и плохо понимал по-русски. Он тщательно выметал двор, собирал все стёкла, хабарики, шелуху, бумажки, резинки, мешки с мусором и молча выносил на помойку. После его работы на некоторое время двор оставался чистым.
Мансура все тихо ненавидели. Потому что он был таджик. И только жительница пятого этажа Дора Моисеевна всегда здоровалась с ним. Потому что никогда ничего не выкидывала с балкона. Весь мусор она тщательно собирала в маленькие коробочки и хранила в своей квартире. Что с неё возьмёшь? Еврейка!