Дипломатия Троянской войны (Петр Золин) / Проза.ру

http://www.ukryoga.com/1/olvia_old.gif Места, связанные с Ахиллом

Дипломатия Троянской войны

Если посмотреть на карты, то неизбежно обращается внимание – Троя находится у причерноморских проливов на многотысячелетнем водном пути из Причерноморья в сторону Эгейского и Средиземного морей, да и обратно. Индоевропейцы и иные народы, способные к судостроению и судоходству, многократно проплывали здесь примерно со времен энеолита. Затем надо помнить скифские дружины Плина и Сколопита, касков и хеттов, ашуйцев и другие северные этносы, активно боровшиеся за благодатные земли Передней Азии.

Как помним, «народы моря» впервые достигли границ Египта в 1243 году до н. э. в царствование фараона Мернептаха. Среди них были и акайваша (ахейцы?), которых и относят к активным участникам Троянской войны. По позднеантичным римским данным, около, около 1234 г. до н.э. произошло сражение скифов с египетским царем Весозом, желавшим "смешать войной юг и север". Другие античные авторы называли царя скифов того времени Танай (Танаис: так назывался и Дон).

«Народы моря» (как затем по библии Гог и Магог, князь Рош) выступили в союзе с ливийцами (индоевропейцами Северной Африки), поддержав последних во время их нападения на Дельту в 1219 до н. э., но были отражены престарелым Мернептахом.
Около 1200 года до н. э. «народы моря» стерли с лица земли Угарит[9]. Около 1190 до н. э. именно они сокрушили и Новое царство хеттов, отсюда окончательно одна из сторон Карнакского договора исчезла. Египту развязали руки.
Троянскую войну ныне относят к периоду 1193 - 1183 гг. до н. э. Состав флота греков и их союзников под Троей отчасти отражает и состав коалиции «народов моря» той поры.
http://www.lib.ru/POEEAST/GOMER/gomer01.txt

Разбитые фараоном Рамсесом III в наземной и морской битве (состоявшейся в 1173 до н. э. по «краткой хронологии»), «народы моря» разделились на несколько групп , которые заселили малоосвоенные земли Средиземноморского побережья. Но часть «народов моря» внедрилась в население и густозаселенных регионов..

Наиболее известен из героев войн под Троей Ахилл.
Ахилл (Ахиллес - вариант смысла: "бог ахейцев") - общеизвестный герой индоевропейского эпоса ("Илиады" Гомера и сопутствующих произведений), царь Скифии. В античности и средние века считалось общеизвестным, что он был именно скифом, пращуром - по сути, - и словено-русов (как тавроскифов и т.п.), родом из города Мирмикион (Муравьево) на берегу Азовского моря (священной Меотиды древности). Его скифское происхождение доказывали светло-синие глаза и русые (белокурые) волосы, умение сражаться на коне и пешим, плащ-накидка с характерными застежками (фибулами). Традиции имя образования затем продолжали имена скифских царей - Скил, Скилур, Аскил, Аттила и т.п.
Историю селений ахейцев у низовий Дона вели со времен Троянской войны. Выход греков (ахейцев) в составе индоевропейцев с земель между Волгой и Днестром на юг 5 - 4 тыс. лет назад подробно доказывается рядом лингвистов и археологов.
С античных времен понятие "ахиллес" почти равнозначно понятию "ахиллесова пята" - уязвимому месту любого человека, внешне ничем и никем несокрушимого. Ахилл тренировался в беге и ратных поединках (турнирах) на Ахиллесовом ристалище у Крыма, встречался - если верить разным версиям эпоса, - в округе с разными красавицами , а затем продолжал на юге традиции индоевропейцев Северного Причерноморья. А., хотя и сын богини Фетиды, обречен на смерть и мучения духа, близкие мучениям шумерского Гильгамеша и подобных героев. Образы таких героев прослеживается на глубину, по меньшей мере, в несколько тысячелетий. Ахилл в эпическом плане - почти ровня Яхве, потомок мало известного ныне Аха (Эго, Эхо), "самомнения-самосомнения", эгоизма, "раздумий в самом себе" (субъективного идеализма).
"О, Ахиллес, владыка земли скифской!" - одним из первых произнес еще около VII в. до н.э. античный поэт Алкей. Затем следовали десятки подобных признаний других авторов. Лев Диакон более тысячи лет назад указывал: "Говорят, что скифы (тавроскифы-русы князя Святослава) почитают таинства эллинов, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияние по умершим, научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса и Замолксиса, то ли у соратников Ахилла..." (последнему и посвятил немало строф Гомер).
Литература: 1. Диакон Лев. История. / Отв.ред.акад. Г.Г. Литаврин. М., 1988. С.78. 237.;
2. ВДИ. 1947 - 1949; указатель 1950 г.;
3. Кандыба В.М., Золин П.М. Реальная история России. История и идеология русского народа. ТТ.1 - 2. СПб., 1997.
http://www.russika.ru/termin.asp?ter=2561
Воспитывала Ахилла, как и Гефеста (Вулкана), нереида (русалка) Фетида . Эта могущественная женщина с помощью великана Бриарея, сторукого и пятидесятиголового, спасала Зевса от гнева Геры. Она давала советы Венере, как лучше растить Амура (Эрота). По основным мифам, Ахилл — сын Фетиды и Пелея (потомка Эака-Яка, одного из судей в царстве Плутоса-Ада). Воспитывал Ахилла и кентавр Хирон, образ которого связывают и с древнейшими всадниками Юга России.
По древнему обычаю, Ахилл привязывает Гектора за ноги к своей колеснице и тащит за собой. Колесницы появляются около 4 тыс. лет назад. Эта дикая и жестокая сцена часто изображалась на древних памятниках искусства. Сохранилась архаическая ваза, представляющая Ахиллеса в полном вооружении; его возница Автомедонт управляет колесницей, к которой привязано тело Гектора. Змея Аполлона (исцеления и устрашения) защищает лицо умершего от ушибов и грязи. Флаксмен представил Аполлона прикрывающим своей эгидой тело Гектора.
Приам видит со стен Трои, как окровавленное тело сына волочится в пыли и грязи; он оглашает воздух своими рыданиями и стонами. Андромаха слышит жалобные крики, оповещающие о несчастии; она спешит на крепостные стены и падает без чувств на руки своих служанок . Победитель Ахиллес, возвратясь в свой стан, вновь предается своему горю и велит приготовить роскошные похороны для своего друга Патрокла.
Сооружение кургана — привычный обряд индоевропейства.
В индоевропейских играх и состязаниях, устроенных в честь памяти героя, принимали участие все греки. Похороны Патрокла и надгробные игры и состязания изображены на многих примитивных памятниках, они по сути напоминают скифские курганные погребальные обряды и — много позже, — сопочные погребения средневековой Руси. Во время похорон тело поверженного Гектора лежит в пыли и окровавленное, как бы ожидая собак и хищных птиц, которые его уничтожат (арабы в Х веке н. э. описывали подобное у русов). Но престарелый Приам не хочет, чтобы его сын был лишен погребения. Он под покровительством богов идет в стан греков, прямо к палатке Ахиллеса, которому послал богатые дары. Он бросается перед ним на колени, обнимает его ноги, целует ему руки и просит его вспомнить об отце, который, верно, так же стар, как он, Приам.
Несколько античных барельефов изображают прибытие Приама к Ахиллесу; два из них находятся в Лувре, а один — в Капитолийском музее. Ахиллес, тронутый мольбами Приама, отдал ему тело и предоставил двенадцать дней, чтобы достойно похоронить храброго героя. Тело Гектора сожгли на костре и пепел его собрали в урну, которую Андромаха (жена Гектора) и сын Астианакт обливали слезами. Эти элементы погребальных обрядов с кремацией хорошо были известны средневековым славянам, как и стравы — погребальные стенания и пиры.
Диомед (Демид), подобно другим вождям, принимавшим участие в походе против Трои, не нашел покоя по возвращении на родину. Жена его изменила ему, и он, не желая служить посмешищем своей страны, отправляется в Италию. Это символ одной из волн перемещения индоевропейцев в Западное Средиземноморье. Но внутри этих волн шли «троянские распри».
Среди участников Троянской война заметен и фракиец Рес, выступавший на стороне Трои – более ранних индоевропейцев в регионе.
Царь Фракии Рес (владелец «резвых» коней) явился с многочисленным войском на помощь к Приаму, однако не в воинах была главная сила его помощи, а в его конях, так как оракул предсказал троянцам следующее:
«Если кони Реса напьются из реки Ксанфа, протекающей вблизи Трои, то греки никогда не возьмут их города».
Вот почему Рес и его войско были встречены троянцами громкими и радостными криками. Греки, узнав о прибытии фракийского царя, решили во что бы то ни стало овладеть его конями или, по крайней мере, помешать им напиться воды из реки Ксанфа. Греки не знали, где находятся эти кони.
Одиссей и Диомед решили ночью пробраться к троянцам и постараться узнать что-либо о конях. Между тем троянцы, опасаясь какого-нибудь нападения со стороны греков, обещали награду тому, у кого хватит храбрости пробраться в стан греков в качестве шпиона. Некий Долон предложил свои услуги, но попал в руки Одиссея и Диомеда. И все им рассказал.
Соратники Ахилла добрались до палатки Реса (понятно, «палатка» нередко будет учеными трактоваться как «юрта» и т. п.); царь и его воины, утомленные длинным путем, крепко спали. Диомед убил царя и его двенадцать приближенных, пока Одиссей отвязывал коней Реса и уводил их в греческий стан, не дав им, таким образом, напиться воды из реки Ксанфа. Похищение резвых коней изображено на многих гравированных камнях и античных вазах. Фракийские кони Реса — внуки коней ранних скифов времен среднестоговской культуры между Доном и Днепром.
Фракийцы по языку и культуре признаются близкими скифам, но вместе с тем этими народами возникало немало противоречий.
Предпринимая поход против Трои, греки высадились сначала на азиатском берегу, в Мисии (созвучие придунайской Мизии) , и, полагая, что это троянская земля, стали ее опустошать. Телеф, сын Геркулеса (родоначальника и скифов), царствовавший там, был мужем дочери Приама и поэтому считался союзником троянцев. Он выступил со своим войском против греков и ранил Патрокла, друга Ахиллеса, который, в свою очередь, ранил его.
В Лувре находится прекрасно сохранившаяся античная ваза с изображением Ахиллеса, нападающего на Телефа . Так как рана, нанесенная ему Ахиллесом, была очень опасна, то Телеф послал узнать у оракула, смертельна ли она. Оракул ответил, что рана может быть исцелена только тем, кто ее нанес. Но Ахиллес, видевший в Телефе врага своего народа, не захотел его вылечить. Хитроумный Одиссей и тут нашелся. Он взял ржавчину с копья Ахиллеса и приложил ее к ране Телефа. Рана зажила, а сын Геркулеса, увидав в этом как бы указание отца присоединиться к грекам, отправился в их стан.
Ныне Ахиллеса относят и к древним мудрецам
Замалеева Т. М., Овчинникова Е. А. "От плода уст своих...". Свободомыслие и философия в Древнем мире. - СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1995.; Золин П.М.Философия Великой Скифии. Н., 2004.

Важен для истории Скифии и образ Иалмена (Ялмена, Шалмена).

По Википедии, Иалмен (Ялмен) — персонаж древнегреческой мифологии. Сын Ареса и Астиохи [1] (либо Лика и +Перниды+ [2]). Брат Аскалафа. Аргонавт. [3] Жених Елены [4]. Привел под Трою 30 кораблей [2] (по Гомеру, Аскалаф и Иалмен вместе привели 30). Сидел в троянском коне [5]. Ахейцы на Понте — колонисты орхоменцев во главе с Иалменом [6]. (Смысл последней фразы улавливается читателями с трудом).
Поясним, что из города Орхомена под Трою прибыло 30 кораблей.
Вождь Аскалаф предводил и Иялмен, Ареевы чада;
Их родила Астиоха в отеческом Актора доме,
Дева невинная: некогда терем ее возвышенный
Мощный Арей посетил и таинственно с нею сопрягся.
(Гомер Илиада II, 512-516)
Арей - бог войны у скифов. Астиоха - имя типа Настюха (ононим, тяготеющий к праславянским). Актор - не хуже индоевропейского Виктора. Ас-калаф - ас «замка» (крепости, скалы), хотя – понятно – любым ононимам могут быть разные трактовки. Одним из «царей скифов» с 7 века до н.э. считался голубоглазый Ахилл. Округа Скифии хранила немало мест, связанных с его именем. И после войны якобы к низовьям Дона переселился орхоменец (грек) Иалмен с остатками своего флота и дружин. Переселенцы слились со скифами, стали очень грозными противниками южан. А ононим Ильмень (лиман и т.п.) обильно распространился в Приазовье, между Доном и Волгой, а затем повторен и севернее. И это еще одно из подтверждений вероятного сакрального происхождения ононима и на севере в округе эпических водораздельных гор Рип (http://www.trinitas.ru/rus/doc/0211/008a/02111080.htm).

«Илион», «Троя» — два названия одного и того же города в Малой Азии, возле берега пролива Дарданеллы. По первому из этих имен великая греческая поэма о Троянской войне называется «Илиада». До нее в народе существовали только короткие устные песни о подвигах героев вроде былин или баллад. Большую поэму из них сложил легендарный слепой певец Гомер (гомеры – киммерийцы), и сделал это очень искусно: выбрал только один эпизод из долгой войны и развернул его так, что в нем отразился весь героический век. Этот эпизод — «гнев Ахилла», величайшего из последнего поколения греческих героев.
Троянская война длилась десять лет. В поход на Трою собрались десятки греческих царей и вождей на сотнях кораблей с тысячами воинов: перечень их имен занимает в поэме несколько страниц. Главным вождем был сильнейший из царей — правитель города Аргос Агамемнон; с ним были брат его Менелай (из-за которого и началась война), могучий Аякс, пылкий Диомед, хитроумный Одиссей, старый мудрый Нестор и другие; но самым храбрым, сильным и ловким был юный Ахилл, сын морской богини Фетиды, которого сопровождал друг его Патрокл.
Троянцами правил седой царь Приам, во главе их войска стоял доблестный сын Приама Гектор, при нем брат его Парис (из-за которого и началась война) и много союзников со всей Азии. Сами боги участвовали в войне: троянцам помогал сребролукий Аполлон, а грекам — небесная царица Гера и мудрая воительница Афина. Верховный же бог, громовержец Зевс, следил за битвами с высокого Олимпа и вершил свою волю.
Любопытен повод к войне, что явно допускала дипломатия той поры (со ссылками и на богов). Справлялась свадьба героя Пелея и морской богини Фетиды — последний брак между богами и смертными. (Это тот самый брак, от которого родился Ахилл.) На пиру богиня раздора бросила золотое яблоко, предназначенное «прекраснейшей». Из-за яблока заспорили трое: Гера, Афина и богиня любви Афродита. Зевс приказал рассудить их спор троянскому царевичу Парису. Каждая из богинь обещала ему свои дары: Гера обещала сделать его царем над всем миром, Афина — героем и мудрецом, Афродита — мужем красивейшей из женщин. Парис отдал яблоко Афродите. После этого Гера с Афиной и стали вечными врагами Трои. Афродита же помогла Парису обольстить и увезти в Трою красивейшую из женщин — Елену, дочь Зевса, жену царя Менелая.
Когда-то к ней сватались лучшие богатыри со всей Греции и, чтобы не перессориться, сговорились так: пусть сама выберет, кого хочет, а если кто попробует отбить ее у избранника, все остальные пойдут на него войной. (Каждый надеялся, что избранником будет он.) Тогда Елена выбрала Менелая; теперь же ее отбил у Менелая Парис, и все бывшие ее женихи пошли на него войной. Только один, самый молодой, не сватался к Елене, не участвовал в общем уговоре и шел на войну только для того, чтобы блеснуть доблестью, явить силу и стяжать славу. Это был Ахилл. Так чтобы по-прежнему никто из богов не вмешивался в битву. Троянцы продолжают свой натиск, во главе их — Гектор и Сарпедон, сын Зевса, последний из сыновей Зевса на земле. Ахилл из своего шатра холодно наблюдает, как бегут греки, как подступают троянцы к самому их лагерю: вот-вот они подожгут греческие корабли. Гера с вышины тоже видит бегство греков и в отчаянии решается на обман, чтобы отвлечь суровое внимание Зевса. Она предстает перед ним в волшебном поясе Афродиты, возбуждающем любовь, Зевс вспыхивает страстью и соединяется с нею на вершине Иды; золотое облако окутывает их, а земля вокруг расцветает шафраном и гиацинтами. За любовью приходит сон, и, пока Зевс спит, греки собираются с духом и приостанавливают троянцев. Но сон недолог; Зевс пробуждается, Гера дрожит перед его гневом, а он говорит ей: «Умей терпеть: все будет по-твоему и греки победят троянцев, но не раньше, чем Ахилл усмирит гнев и выйдет в бой: так обещал я богине Фетиде». Это еще одно из дипломатических условий той поры, вложенное в уста бога.
Ахилл не был готов «сложить гнев», и на помощь грекам вместо него выходит друг его Патрокл: ему больно смотреть на товарищей в беде. Ахилл дает ему своих воинов, свои доспехи, которых привыкли бояться троянцы, свою колесницу, запряженную вещими конями, умеющими говорить и прорицать. «Отрази троянцев от лагеря, спаси корабли, — говорит Ахилл, — но не увлекайся преследованьем, не подвергай себя опасности! О, пусть бы погибли все и греки и троянцы, — мы бы с тобою одни вдвоем овладели бы Троей!» И впрямь, увидев доспехи Ахилла, троянцы дрогнули и поворотили вспять; и тогда-то Патрокл не удержался и бросился их преследовать. Навстречу ему выходит Сарпедон, сын Зевса, и Зевс, глядя с высоты, колеблется: «Не спасти ли сына?» — а недобрая Гера напоминает:
«Нет, пусть свершится судьба!» Сарпедон рушится, как горная сосна, вокруг его тела закипает бой, а Патрокл рвется дальше, к воротам Трои. «Прочь! — кричит ему Аполлон, — не суждено Трою взять ни тебе, ни даже Ахиллу». Тот не слышит; и тогда Аполлон, окутавшись тучей, ударяет его по плечам, Патрокл лишается сил, роняет щит, шлем и копье, Гектор наносит ему последний удар, и Патрокл, умирая, говорит: «Но и сам ты падешь от Ахилла!»
До Ахилла долетает весть: Патрокл погиб, в его, Ахилловых, доспехах красуется Гектор, друзья с трудом вынесли из битвы мертвое тело героя, торжествующие троянцы преследуют их по пятам. Ахилл хочет броситься в бой, но он безоружен; он выходит из шатра и кричит, и крик этот так страшен, что троянцы, содрогнувшись, отступают. Опускается ночь, и всю ночь Ахилл оплакивает друга и грозит троянцам страшным отмщеньем; а тем временем по просьбе матери его, Фетиды, хромой бог-кузнец Гефест в своей медной кузнице выковывает для Ахилла новое дивное оружие. Это панцирь, шлем, поножи и щит, а на щите изображен целый мир: солнце и звезды, земля и море, мирный город и воюющий город, в мирном городе суд и свадьба, пред воюющим городом засада и битва, а вокруг — сельщина, пахота, жатва, пастбище, виноградник, деревенский праздник и пляшущий хоровод, а посредине его — певец с лирою.
Щит Ахилла – это изображение жизненных ценностей индоевропейства, отчасти отражающих и эти ценности оседлого населения Скифии.
Наступает утро, Ахилл облачается в божественные доспехи и созывает греческое войско на сходку. Гнев его не угас, но теперь он обращен не на Агамемнона, а на тех, кто погубил его друга, — на троянцев и Гектора. Агамемнону он предлагает примирение, и тот с достоинством его принимает: «Зевс и Судьба ослепили меня, а сам я невинен». Брисеида возвращена Ахиллу, богатые дары внесены в его шатер, но Ахилл почти на них не смотрит: он рвется в бой, он хочет мстить.
Наступает четвертая битва. Зевс снимает запреты: пусть сами боги бьются, за кого хотят! Ратница Афина сходится в бою с неистовым Аресом, державная Гера — с лучницей Артемидой, морской Посейдон должен сойтись с Аполлоном, но тот останавливает его печальными словами: «Нам ли с тобой воевать из-за смертного рода людского? / Листьям недолгим в дубраве подобны сыны человечьи: / Ныне цветут они в силе, а завтра лежат бездыханны. / Распри с тобой не хочу я: пускай они сами враждуют!..»
Ахилл страшен. Он схватился с Энеем, но боги вырвали Энея из его рук: Энею не судьба пасть от Ахилла, он должен пережить и Ахилла, и Трою. Создать в округе Италии знаменитых энетов-венедов, от которых ведут и праславян.
Разъяренный неудачей, Ахилл губит троянцев без счета, трупы их загромождают реку, речной бог Скамандр нападает на него, захлестывая валами, но огненный бог Гефест усмиряет речного.
Уцелевшие троянцы толпами бегут спасаться в город; Гектор один, во вчерашних Ахилловых доспехах, прикрывает отступление. На него налетает Ахилл, и Гектор обращается в бегство, вольное и невольное: он боится за себя, но хочет отвлечь Ахилла от других. Три раза обегают они город, а боги смотрят на них с высот. Вновь Зевс колеблется: «Не спасти ли героя?» — но Афина ему напоминает: «Пусть свершится судьба».
Эпос отражает и дипломатию жребия. Зевс поднимает весы, на которых лежат два жребия — на этот раз Гекторов и Ахиллов. Чаша Ахилла взлетела ввысь, чаша Гектора наклонилась к подземному царству. И Зевс дает знак: Аполлону — покинуть Гектора, Афине — прийти на помощь Ахиллу. Афина удерживает Гектора, и он сходится с Ахиллом лицом к лицу. «Обещаю, Ахилл, — говорит Гектор, — если я тебя убью, то сниму с тебя доспехи, а тела не трону; обещай мне то же и ты». «Нет места обещаньям: за Патрокла я сам растерзаю тебя и напьюсь твоей крови!» — кричит Ахилл.
Копье Гектора ударяет в Гефестов щит, но тщетно; копье Ахилла ударяет в Гекторово горло, и герой падает со словами: «Бойся мести богов: и ты ведь падешь вслед за мною». «Знаю, но прежде — ты!» — отвечает Ахилл. Он привязывает тело убитого врага к своей колеснице и гонит коней вокруг Трои, глумясь над погибшим, а на городской стене плачет о Гекторе старый Приам, плачет вдовица Андромаха и все троянцы и троянки.
Патрокл отомщен. Ахилл устраивает другу пышное погребение, убивает над его телом двенадцать троянских пленников, справляет поминки. Казалось бы, гнев его должен утихнуть, но он не утихает. Трижды в день Ахилл гонит свою колесницу с привязанным телом Гектора вокруг Патроклова кургана; труп давно бы разбился о камни, но его незримо оберегал Аполлон. Наконец вмешивается Зевс — через морскую Фетиду он объявляет Ахиллу: «Не свирепствуй сердцем! ведь и тебе уже не долго осталось жить. Будь человечен: прими выкуп и отдай Гектора для погребения». И Ахилл говорит: «Повинуюсь».
Ночью к шатру Ахилла приходит дряхлый царь Приам; с ним — повозка, полная выкупных даров. Сами боги дали ему пройти через греческий лагерь незамеченным. Он припадает к коленям Ахилла;
«Вспомни, Ахилл, о твоем отце, о Пелее! Он так же стар; может быть, и его теснят враги; но ему легче, потому что он знает, что ты жив, и надеется, что ты вернешься. Я же одинок: из всех моих сыновей надеждою мне был только Гектор — и вот его уже нет. Ради отца пожалей меня, Ахилл: вот я целую твою руку, от которой пали мои дети». «Так говоря, он печаль об отце возбудил в нем и слезы — / Оба заплакали громко, в душе о своих вспоминая: / Старец, простершись у ног Ахилла, — о Гекторе храбром, / Сам же Ахилл — то о милом отце, то о друге Патрокле».
Равное горе сближает врагов: только теперь затихает долгий гнев в Ахилловом сердце. Он принимает дары, отдает Приаму тело Гектора и обещает не тревожить троянцев, пока они не предадут своего героя земле. Рано на заре возвращается Приам с телом сына в Трою, и начинается оплакивание: плачет над Гектором старая мать, плачет вдова Андромаха, плачет Елена, из-за которой началась когда-то война. Зажигается погребальный костер, останки собирают в урну, урну опускают в могилу, над могилой насыпают курган, по герою справляют поминальный пир. «Так воителя Гектора Трои сыны погребали» — этой строчкой заканчивается «Илиада».
Погребальные обряды как символы хотя бы кратковременного примирения тоже имеют и дипломатические оттенки.
«Илиада» Гомера завершилась.
Но до конца Троянской войны еще оставалось немало событий. Троянцы, потеряв Гектора, уже не осмеливались выходить за городские стены. Но на помощь им приходили и бились с Гектором другие, все более дальние народы: из Малой Азии, из сказочной земли амазонок, из дальней Эфиопии. Самым страшным был вождь эфиопов, черный исполин Мемнон, тоже сын богини; он сразился с Ахиллом, и Ахилл его ниспроверг. Затем бросился Ахилл на приступ Трои — тогда-то он и погиб от стрелы Париса, которую направил Аполлон (бог гипербореев). Греки, потеряв Ахилла, уже не надеялись взять Трою силой — они взяли ее хитростью, заставив троянцев ввезти в город деревянного коня, в котором сидели греческие витязи. Об этом потом расскажет в своей «Энеиде» римский поэт Вергилий. Троя была стерта с лица земли, а уцелевшие греческие герои пустились в обратный путь. Кстати, Иалмен был одним из тех, кто находился в «коне»
http://briefly.ru/gomer/iliada/

Хронологические указания, связанные с древнейшей историей скифов, встречаются у ряда античных авторов. Считается, что они не только оперируют подозрительно круглыми числами, но и противоречат друг другу, что делает их прямое сопоставление с археологическими данными неправомерным. У ряда других народов подобное нареканий не вызывает.

Первую схему предложил Геродот. Согласно ему, скифы — самый молодой народ [13]. От первого царя Таргитая до похода Дария прошла 1000 лет [14]. По его же данным, фараон Сесострис, якобы покоривший скифов [15], правил за два поколения до Троянской войны [16]. Посещение скифов Гераклом, от сына которого Скифа произошли скифские цари[17], Геродот излагает позже рассказа о Таргитае, а, по греческим представлениям, Геракл жил поколением ранее Троянской войны. Стало быть, появление скифов соответствует примерно XVI веку до н. э., а их война с египтянами и рождение Скифа, сына Геракла — XIII веку до н. э.Как указывает подробно изучавший этот вопрос А. И. Иванчик, концепция, удревнявшая и идеализировавшая скифов, а также приписывавшая им победу над египтянами, восходит к историку IV века до н. э. Эфору [18]. Аскольд И., Иванчик. Степные народы Евразии. Том 2-ой. Киммерийцы и скифы. ; Иванчик А И. Киммерийцы и скифы Степные народы евразии том 2 Культурно-исторические и хронологические проблемы археологии восточноевропейских степей Кавказа пред-и раннескифского времени на нем яз. ; Иванчик А И. Киммерийцы и скифы. ;Иванчик А И. Накануне Колонизации. Степные народы евразии том 3 ; Иванчик А И. Накануне колонизации. Северное Причерноморье и степные кочевники VIII-VII вв. до н. э. в античной литературной традиции: фольклор, литература и история. (тяготеет при всех попытках объективности к омолаживанию, игнорируя ностратические и гаплогруппные истоки скифов).
Таким образом, в отличие от Геродота, скифы со времен Эфора оказывались не самым молодым, а самым древним народом. Диалог египтян и скифов о древности приводит Юстин [19].
У Диодора отцом Скифа именуется уже Зевс, а не Геракл, что относит его рождение в более древнюю эпоху, потомками Скифа именуются Пал и Нап, разделившие между собой царство и покорившие ряд племен[20]. После этого Диодор помещает рассказ об амазонках.
В труде Юстина, сократившего сочинение Помпея Трога, содержатся следующие хронологические указания. После победы скифов над египтянами [21] на протяжении 1500 лет Азия платила дань скифам [22]. Затем ассирийцы правили Азией 1300 лет [23], а мидяне — 350 лет [24]. Таким образом, так как конец владычества мидян связывался с правлением персидского царя Кира (середина VI века до н. э.), то победа скифов, по Помпею Трогу, относится примерно к 3700 году до н. э. (или к 3553 г.: П.З.).
Также Юстин приводит рассказ о юношах царского рода Плине и Сколопите, их гибели и происхождении амазонок [25]. Эти события помещаются примерно за два поколения до Троянской войны, а поход скифского царевича Панасагора против Афин[26] — за одно поколение.
Христианский историк Орозий, в целом используя сочинение Юстина, принять его даты не мог, ибо они противоречили библейской датировке потопа [27] (примечательно, что в «Хронике Евсевия» сведения о древнейшей истории скифов вовсе отсутствуют). Поэтому Орозий переставил последовательность войн. Победу ассирийского царя Нина над скифами он датирует за 1300 лет до основания Рима (2053 год до н. э.)[28], Весозис же воюет со скифами за 480 лет до основания Рима (1233 год до н. э.)[29]. Таким образом, у Орозия, как и у Геродота, эта война датируется незадолго перед Троянской, но итогом войны, как и у Юстина, названа победа скифов. Рассказ о Сколопите, Плине и амазонках у Орозия совпадает с Юстином[30].
Иордан, также рассказывая о победе готского короля Танаузиса над египетским фараоном Весозисом, помещает её незадолго до Троянской войны [31], упоминая также о происхождении амазонок, но имена Сколопита и Плина опускает[32]. http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BA%D0%B8%D1%84%D1%8B

Отчасти это все было известно уже В.Н. Татищеву «ИСТОРИЯ РОССИЙСКАЯ.ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. СЛАВЯНЕ ОТ ЧЕГО, ГДЕ И КОГДА НАЗВАНЫ»
1. ; http://grani.ru/Society/Science/m.138086.html
http://www.newchrono.ru/frame1/Methods/html/192.htm новохронологи - времена готов

Полезен свод А.А.Немировского «Троя после Троянской войны» (Вестник Московского университета. Серия История. 1999, № 5.)
Он считает дискредитирующими вопрос многие версии ученых.
Троянская война сопоставляется с ахейско-хеттским конфликтом из-за Вилусы в начале XIII в., или ахейско-малоазиатско-хеттскими столкновениями в Западной Малой Азии при Тудхалиасе IV, или с нашествиями «народов моря»; землетрясение, раздушившее Трою VI, на том основании, что за землетрясения «отвечает» Посейдон, сравнивается то с посейдоновым опустошением Троады при Лаомедонте, то с посвященным Посейдону же троянским конем, и т.д.
Он допускает, если «потенциально-исторический» ряд в эпическом произведении совпадет с последовательностью событий, известных по достоверным, современным событиям источникам, это само по себе становится существенным доказательством репрезентативности названного ряда и позволяет использовать его в синтетических реконструкциях.
Согласно ряду сведений, при взятии Трои эллины пощадили в самом городе знатного троянца Антенора вместе с его родом и домом, чья неприкосновенность была специально отмечена при помощи леопардовой шкуры4) (причину дружбы Антенора с греками впоследствии домысливали по-разному). Но стоило бы помнить и о роли «сидения на шкуре» у скифов. http://annals.xlegio.ru/other/kovalevsk/07.htm http://www.darial-online.ru/2003_1/gagloiti.shtml
После ухода ахейцев Антенор остался в Трое и возобновил Троянское царство.5) Однако, кроме этого, в Троаде сложились еще два центра власти. Первый был связан с Энеем, укрепившимся на Иде. По одной версии, он отступил туда еще до падения Трои, по другой, более распространенной и более циклизующей (т.е., очевидно, [61] более поздней), — в самый момент падения.6) Первоначально центр активности Энея лежал на востоке, в области соседних с Троей фригийцев; он и сам, по некоторым сведениям, совершил сюда поход7) и, по распространенной версии, отослал своего сына Аскания царствовать над фригийцами Даскилитиды, включая фригийскую («дальнюю») Асканию, т.е. над областями позднейшей Малой Фригии.8) Наконец, сын Гектора с двойным именем Астианакс-Скамандрий (Il.VI, 402f.) укрепился в Арисбе и царствовал там.9) Согласно Абанту, Антенор изгнал Астианакса из его царства,10) а другие историки сообщают, что Астианакс-Скамандрий во главе прочих Гекторидов присоединился к Асканию во Фригии.11) Вскоре, однако, оба они вернулись в Троаду к Энею.
К сожалению, участие Энея и его соратников в формировании населения Южного Средиземноморья А.А.Немировским в данной работе не показано. Да и в тему статьи это явно не входило.
В самой Трое конец правлению потомков Аскания и Скамандрия (правили позже Энея), как явствует из сообщений Ксанфа, — Страбона, положила новая волна фригийцев, которые, «переправившись из Фракии, убили владыку Трои и соседней страны и поселились здесь» (Strabo. XII.8,3). Это событие могло иметь место только после Троянской войны: до того никто из троянских царей от рук фригийцев заведомо не погибал, и их жертва — «владыка Трои» оказывается, таким образом, именно последним наследником власти Энея над Троадой. Это и было концом догреческой Трои; отныне в Троаде доминировали [63] фригийцы (о том, что фригийцы стали гегемонами северо-западной Малой Азии и владыками Троады в какой-то момент после падения Трои Страбон сообщает и независимо — Strabo. X.3,22; XII.4,6).
Д.Б. Редфорд (Redford D.B. Op. cit. P. 248) полагает возможным связывать поздний сюжет с более ранним нашествием «народов моря» при Мернептахе, поскольку в нем участвовали ливийцы и t-r-s/tw-rw-s3 «турша» (в которых по созвучию также можно было бы видеть собственно «троянцев»). Однако такое соотнесение будет противоречить легендарной датировке рассматриваемого события временем после Троянской войны, когда греки и жители Малой Азии, согласно античной традиции, прошли всю Малую Азию и Восточное Средиземноморье (чего не было и не могло быть при Мернептахе, когда еще существовало Хеттское царство, но что в самом деле имело место при Рамсесе III; кстати, к его времени относит Троянскую войну и сам Д.Б. Редфорд). К тому же «турша», вернее всего, обозначало у египтян не «троянцев»/ илионцев, а отличных от них (прото)этрусков-тирсенов (Гиндин Л.А., Цымбурский В.Л. Указ. соч. С. 164-165). Более того, обсуждаемая нами «Троя» эпического предания, как мы помним, в действительности именовалась Илионом; название «Троя» было перенесено на нее много позже Троянской войны (и исключительно в эллинском эпосе и позднейшей литературе). Тем самым будь какой бы то ни было сюжет, связанный с «троянцами» (реально илионцами) эпоса, действительно историчен, при его отражении аутентичные источники конца II тыс. не могли бы использовать термины вида «Tr-». Иными словами, независимо от соотношения самих названий «Троя» и Tr-/*турша» любые египетские термины такого облика не могут иметь никакого отношения к эпической/археологической «Трое» (реальному Илиону) и ее обитателям, в том числе и Антеноридам. Соотнесение сообщения Мернептаха с традицией об Антеноридах лишается таким образом всякого основания
Соблазнителен параллелизм прямой последовательности «прибытие Антеноридов (и Елены) в Кирену — прибытие Менелая в Египет вслед за Еленой (и Антеноридами)» в греческой традиции аналогичной последовательности «нашествие теккер в 5-м году Рамсеса III — нашествие основной массы "народов моря", включая даниунов, в 8-м году» — в традиции египетской. http://annals.xlegio.ru/mal_az/troy/afterwar.htm
Троянская война еще раз показывает, что с древнейших времен даже в среде одних индоевропейцев переговоры могли очень быстро превращаться в войны, а войны – спешно завершаться переговорами и важными для противоборствующих сторон ритуалами. Например, погребением погибших. Войне в дипломатии противостояли символы мирной жизни, представленные картинами на щите Ахилла.
Наиболее дипломатические традиции той поры отражает Песнь 9. Посольство

      Так охраняли трояне свой стан: но ахеян волнует
      Ужас, свыше ниспосланный, бегства дрожащего спутник;
      Грусть нестерпимая самых отважнейших дух поражает.
      Словно два быстрые ветра волнуют понт многорыбный,
5    Шумный Борей и Зефир, кои, из Фракии дуя,
      Вдруг налетают, свирепые; вдруг почерневшие зыби
      Грозно холмятся и множество пороста хлещут из моря,-
      Так раздиралися души в груди благородных данаев.

      Царь Агамемнон, печалью глубокою в сердце пронзенный,
10 Окрест ходил, рассылая глашатаев звонкоголосых
      К сонму вождей приглашать, но по имени каждого мужа,
      Тихо, без клича, и сам между первых владыка трудился.
      Мужи совета сидели унылые. Царь Агамемнон
      Встал, проливающий слезы, как горный поток черноводный
15 С верху стремнистой скалы проливает мрачные воды.
      Он, глубоко стенающий, так говорил меж данаев:

      "Други, вожди и властители мудрые храбрых данаев,
      Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель!
      Пагубный! прежде обетом и знаменьем сам предназначил
20 Мне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной;
      Ныне же злое прельщение он совершил и велит мне
      В Аргос бесславным бежать, погубившему столько народа!
      Так, без сомнения, богу, всемощному Зевсу, угодно.
      Многих уже он градов разрушил высокие главы,
25 И еще сокрушит: беспредельно могущество Зевса.
      Други, внемлите и, что повелю я вам, все повинуйтесь:
      Должно бежать; возвратимся в драгое отечество наше;
      Нам не разрушить Трои, с широкими стогнами града!"

      Так говорил, - и молчанье глубокое все сохраняли;
30 Долго сидели безмолвны, унылые духом, данаи.
      Но меж них наконец взговорил Диомед благородный:

      "Сын Атреев! на речи твои неразумные первый
      Я возражу, как в собраньях позволено; царь, не сердися.
      Храбрость мою порицал ты недавно пред ратью ахейской;
35 Робким меня, невоинственным ты называл; но довольно
      Ведают то аргавяне - и юноша каждый и старец.
      Дар лишь единый тебе даровал хитроумный Кронион:
      Скипетром власти славиться дал он тебе перед всеми;
      Твердости ж не дал, в которой верховная власть человека!
40 О добродушный! ужели ты веришь, что мы, аргивяне,
      Так невоинственны, так малосильны, как ты называешь?
      Ежели сам ты столь пламенно жаждешь в дом возвратиться,
      Мчися! Дорога открыта, суда возле моря готовы,
      Коих толикое множество ты устремил из Микены.
45 Но останутся здесь другие герои ахеян,
      Трои пока не разрушим во прах! но когда и другие...
      Пусть их бегут с кораблями к любезным отечества землям!
      Я и Сфенел остаемся и будем сражаться, доколе
      Трои конца не найдем; и надеюся, с богом пришли мы!1"

50 Так произнес, - и воскликнули окрест ахейские мужи,
      Смелым дивяся речам Диомеда, смирителя коней.
      Но, между ними восстав, говорил благомысленный Нестор:
      "Сын Тидеев, ты, как в сражениях воин храбрейший,
      Так и в советах, из сверстников юных, советник отличный.
55 Речи твоей не осудит никто из присущих данаев,
      Слова противу не скажет; но речи к концу не довел ты.
      Молод еще ты и сыном моим, без сомнения, был бы
      Самым юнейшим; однако ж, Тидид, говорил ты разумно
      Между аргивских царей: говорил бо ты всo справедливо.
60 Ныне же я, пред тобою гордящийся старостью жизни,
      Слово скажу и окончу его, и никто из ахеян
      Речи моей не осудит, ни сам Агамемнон державный.
      Тот беззаконен, безроден, скиталец бездомный на свете,
      Кто междоусобную брань, человекам ужасную, любит!
65 Но покоримся теперь наступающей сумрачной ночи:
      Воинство пусть вечеряет; а стражи пусть совокупно
      Выйдут и станут кругом у изрытого рва за стеною.
      Дело сие возлагаю на юношей. После немедля
      Ты начни, Агамемнон: державнейший ты между нами,-
70 Пир для старейшин устрой: и прилично тебе и способно;
      Стан твой полон вина; аргивяне его от фракиян
      Каждый день в кораблях по широкому понту привозят;
      Всем к угощенью обилуешь, властвуешь многим народом.
      Собранным многим, того ты послушайся, кто между ними
75 Лучший совет присоветует: нужен теперь для ахеян
      Добрый, разумный совет: сопостаты почти пред судами
      Жгут огни неисчетные; кто веселится, их видя?
      Днешняя ночь иль погубит нам воинство, или избавит!"

      Так он вещал, - и, внимательно слушав, они покорились.
80 К страже, с оружьем в руках, устремились ахейские мужи:
      Несторов сын, Фразимед, народа пилосского пастырь;
      С ним Аскалаф и Иялмен, сыны мужегубца Арея,
      Критский герой Мерион, Деипир, Афарей нестрашимый
      И Крейона рождение, вождь Ликомед благородный.
85 Семь воевод предводили стражу; и по сту за каждым
      Юношей стройно текли, воздымая высокие копья.
      К месту пришед, между рвом и стеной посредине воссели;
      Там разложили огонь, и устроивал вечерю каждый.

      Царь Агамемнон старейшин ахейских собравшихся вводит
90 В царскую сень и пир предлагает им, сердцу приятный.
      К сладостным яствам предложенным руки герои простерли;
      И когда питием и пищею глад утолили,
      Старец меж оными первый слагать помышления начал,
      Нестор, который и прежде блистал превосходством советов;
95 Он, благомысленный, так говорил и советовал в сонме:
      "Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
      Слово начну я с тебя и окончу тобою: могучий
      Многих народов ты царь, и тебе вручил Олимпиец
      Скиптр и законы, да суд и совет произносишь народу.
100 Более всех ты обязан и сказывать слово и слушать;
      Мысль исполнять и другого, если кто, сердцем внушенный,
      Доброе скажет, но что совершить от тебя то зависит.
      Ныне я вам поведаю, что мне является лучшим.
      Думы другой, превосходнее сей, никто не примыслит,
105 В сердце какую ношу я, с давней поры и доныне,
      С оного дня, как ты, о божественный, Брисову дочерь
      Силой из кущи исторг у пылавшего гневом Пелида,
      Нашим не вняв убеждениям. Сколько тебя, Агамемнон,
      Я отговаривал; но, увлекаяся духом высоким,
110 Мужа, храбрейшего в рати, которого чествуют боги,
      Ты обесчестил, награды лишив. Но хоть ныне, могучий,
      Вместе подумаем, как бы его умолить нам, смягчивши
      Лестными сердцу дарами и дружеской ласковой речью".

      Быстро ему отвечал повелитель мужей Агамемнон:
115 "Старец, не ложно мои погрешения ты обличаешь.
      Так, погрешил, не могу отрекаться я! Стоит народа
      Смертный единый, которого Зевс от сердца возлюбит:
      Так он сего, возлюбив, превознес, а данаев унизил.
      Но как уже погрешил, обуявшего сердца послушав,
120 Сам я загладить хочу и несметные выдать награды.
      Здесь, перед вами, дары знаменитые все я исчислю:
      Десять талантов золота, двадцать лаханей блестящих;
      Семь треножников новых, не бывших в огне, и двенадцать
      Коней могучих, победных, стяжавших награды ристаний.
125 Истинно жил бы не беден и в злате высоко ценимом
      Тот не нуждался бы муж, у которого было бы столько,
      Сколько наград для меня быстроногие вынесли кони!
      Семь непорочных жен, рукодельниц искусных, дарую,
      Лесбосских, коих тогда, как разрушил он Лесбос цветущий,
130 Сам я избрал, красотой побеждающих жен земнородных.
      Сих ему дам; и при них возвращу я и ту, что похитил,
      Брисову дочь; и притом величайшею клятвой клянуся:
      Нет, не всходил я на одр, никогда не сближался я с нею,
      Так, как мужам и женам свойственно меж человеков.
135 Всo то получит он ныне; еще же, когда аргивянам
      Трою Приама великую боги дадут ниспровергнуть,
      Пусть он и медью и златом корабль обильно наполнит,
      Сам наблюдая, как будем делить боевую добычу.
      Пусть из троянских жен изберет по желанию двадцать,
140 После Аргивской Елены красой превосходнейших в Трое.
      Если же в Аргос придем мы, в ахейский край благодатный,
      Зятем его назову я и честью сравняю с Орестом,
      С сыном одним у меня, возрастающим в полном довольстве.
      Три у меня расцветают в дому благосозданном дщери:
145 Хрисофемиса, Лаодика, юная Ифианасса.
      Пусть он, какую желает, любезную сердцу, без вена
      В отеческий дом отведет; а приданое сам я за нею
      Славное дам, какого никто не давал за невестой.
      Семь подарю я градов, процветающих, многонародных:
150 Град Кардамилу, Энопу и тучную травами Геру,
      Феры, любимые небом, Анфею с глубокой долиной,
      Гроздьем венчанный Педас и Эпею, град велелепный.
      Все же они у приморья, с Пилосом смежны песчаным:
      Их населяют богатые мужи овцами, волами,
155 Кои дарами его, как бога, чествовать будут
      И под скиптром ему заплатят богатые дани.
      Так я немедля исполню, как скоро вражду он оставит.
      Пусть примирится; Аид несмирим, Аид непреклонен;
      Но зато из богов, ненавистнее всех он и людям.
160 Пусть мне уступит, как следует: я и владычеством высшим,
      Я и годов старшинством перед ним справедливо горжуся".

      Рек, - и Атриду ответствовал Нестор, конник геренский:
      "Сын знаменитый Атрея, владыка мужей Агамемнон!
      Нет, дары не презренные хочешь ты дать Ахиллесу.
165 Благо, друзья! поспешим же нарочных послать, да скорее
      Шествуют мужи избранные к сени царя Ахиллеса.
      Или позвольте, я сам изберу их; они согласятся:
      Феникс, любимец богов, предводитель посольства да будет;
      После Аякс Теламонид и царь Одиссей благородный;
170 Но Эврибат и Годий да идут, как вестники, с ними.
      На руки дайте воды, сотворите святое молчанье,
      И помолимся Зевсу, да ныне помилует нас он!"

      Так говорил, - и для всех произнес он приятное слово.
      Вестники скоро царям возлияли на руки воду;
175 Юноши, чермным вином наполнив доверху чаши,
      Кубками всем подносили, от правой страны начиная.
      В жертву богам возлияв и испив до желания сердца,
      Вместе послы поспешили из сени Атрида владыки.
      Много им Нестор идущим наказывал, даже очами
180 Каждому старец мигал, но особенно сыну Лаэрта:
      Всo б испытали, дабы преклонить Ахиллеса героя.

      Мужи пошли по брегу немолчношумящего моря,
      Много моляся, да землю объемлющий земледержатель
      Им преклонить поможет высокую душу Пелида.
185 К сеням пришед и к судам мирмидонским, находят героя:
      Видят, что сердце свое услаждает он лирою звонкой,
      Пышной, изящно украшенной, с сребряной накольней сверху,
      Выбранной им из корыстей, как град Этионов разрушил:
      Лирой он дух услаждал, воспевая славу героев.
190 Менетиад перед ним лишь единый сидел и безмолвный
      Ждал Эакида, пока песнопения он не окончит2.
      Тою порою приближась, послы, Одиссей впереди их,
      Стали против Ахиллеса: герой изумленный воспрянул
      С лирой в руках и от места сидения к ним устремился.
195 Так и Менетиев сын, лишь увидел пришедших, поднялся.
      В встречу им руки простер и вещал Ахиллес быстроногий:
      "Здравствуйте! истинно други приходите! Верно, что нужда!
      Но и гневному вы из ахеян любезнее всех мне".

      Так произнес - и повел их дальше Пелид благородный;
200 Там посадил их на креслах, на пышных коврах пурпуровых,
      И, обратясь, говорил к находящемусь близко Патроклу:
      "Чашу поболее, друг Менетид, подай на трапезу;
      Цельного нам раствори и поставь перед каждого кубок:
      Мужи, любезные сердцу, собрались под сенью моею!"

205 Так говорил, - и Патрокл покорился любезному Другу.
      Сам же огромный он лот положил у огнищного света
      И хребты разложил в нем овцы и козы утучнелой,
      Бросил и окорок жирного борова, туком блестящий,
      Их Автомедон держал, рассекал Ахиллес благородный,
210 После искусно дробил на куски и вонзал их на вертел.
      Жаркий огонь между тем разводил Менетид боговидный.
      Чуть же огонь ослабел и багряное пламя поблекло,
      Угли разгребши, Пелид вертела над огнем простирает
      И священною солью кропит, на подпор подымая.
215 Так их обжарив кругом, на обеденный стол сотрясает.
      Тою порою Патрокл по столу, в красивых корзинах,
      Хлебы расставил; но яства гостям Ахиллес благородный
      Сам разделил и против Одиссея, подобного богу,
      Сел на другой стороне, а жертвовать жителям неба
220 Другу Патроклу велел; и в огонь он бросил начатки.
      К сладостным яствам предложенным руки герои простерли;
      И когда питием и пищею глад утолили,
      Фениксу знак Теламонид подал; Одиссей то постигнул,
      Кубок налил и приветствовал, за руку взявши, Пелида:
225 "Здравствуй, Пелид! в дружелюбных нам пиршествах нет недостатка,
      Сколько под царскою сенью владыки народов Атрида,
      Столько и здесь; изобильно всего к услаждению сердца
      В пире твоем; но теперь не о пиршествах радостных дело.
      Грозную гибель, питомец Крониона, близкую видя,
230 В трепете мы, в неизвестности, наши суда мы избавим,
      Или погубим, ежели ты не одеешься в крепость!
      Близко судов, под стеной уже нашею стан положили
      Гордые мужи трояне и их дальноземные други;
      В стане кругом зажигают огни и грозятся, что боле
235 Их не удержат, что прямо на наши суда они грянут.
      Им и Зевес, благовестные знаменья вправе являя,
      Молнией блещет! И Гектор, ужасною силой кичася,
      Буйно свирепствует, крепкий на Зевса3; в ничто он вменяет
      Смертных и самых богов, обладаемый бешенством страшным.
240 Молится, только б скорей появилась Денница святая,
      Хвалится завтра срубить с кораблей кормовые их гребни,
      Пламенем бурным пожечь корабли и самих нас, ахеян,
      Всех перед ними избить, удушаемых дымом пожарным.
      Страшно, герой, трепещу я, да гордых угроз Приамида
245 Боги ему не исполнят; а нам да не судит судьбина
      Гибнуть под Троей, далoко от Аргоса, милой отчизны!
      Храбрый, воздвигнись, когда ты желаешь, хоть поздно, ахеян,
      Столь утесненных, избавить от ярости толпищ троянских.
      После тебе самому то горестно будет, но поздно,
250 Зло допустивши, искать исправления. Лучше вовремя,
      Раньше помысли, да пагубный день отвратишь от ахеян.
      Друг! не тебе ли родитель, Пелей, заповедовал старец,
      В день, как из Фтии тебя посылал к Атрееву сыну:
      - Доблесть, мой сын, даровать и Афина и Гера богиня
255 Могут, когда соизволят; но ты лишь в персях горячих
      Гордую душу обуздывай; кротость любезная лучше.
      Распри злотворной, как можно, чуждайся, да паче и паче
      Между ахеян тебя почитают младые и старцы.-
      Так заповедовал старец; а ты забываешь. Смягчися,
260 Гнев отложи, сокрушительный сердцу! Тебе Агамемнон
      Выдаст дары многоценные, ежели гнев ты оставишь.
      Хочешь ли, слушай, и я пред тобой и друзьями исчислю,
      Сколько даров знаменитых тебе обещал Агамемнон:
      Десять талантов золота, двадцать лаханей блестящих,
265 Семь треножников новых, не бывших в огне, и двенадцать
      Коней могучих, победных, стяжавших награды ристаний.
      Истинно, жил бы не беден и в злате высоко ценимом
      Тот не нуждался бы муж, у которого было бы столько,
      Сколько Атриду наград быстроногие вынесли кони!
270 Семь непорочных жен, рукодельниц искусных, дарует,
      Лесбосских, коих тогда, как разрушил ты Лесбос цветущий,
      Сам он избрал, красотой побеждающих жен земнородных;
      Их он дарит; и при них возвращает и ту, что похитил,
      Брисову дочь; и притом величайшею клятвой клянется:
275 Нет, не всходил он на одр, никогда не сближался он с нею,
      Так, как мужам и женам свойственно меж человеков.
      Все то получишь ты ныне; еще же, когда аргивянам
      Трою Приама великую боги дадут ниспровергнуть,
      Целый корабль ты и медью и златом обильно наполни,
280 Сам наблюдая, как будем делить боевые корысти;
      Сам между женами пленными выбери двадцать троянок,
      После Аргивской Елены красой превосходнейших в Трое.
      Если ж воротимся в Аргос Ахейский, край благодатный,
      Зятем тебя назовет он и честью с Орестом сравняет,
285 С сыном одним у него, возрастающим в полном довольстве.
      Трех дочерей он невест в благосозданном доме имеет:
      Хрисофемису, Лаодику, юную Ифианассу.
      Ты, по желанью, из оных, любезную сердцу, без вена
      В отеческий дом отведи; а приданое сам он за нею
290 Славное выдаст, какого никто не давал за невестой.
      Семь подарит он градов процветающих, многонародных:
      Град Кардамилу, Энопу и тучную паствами Геру,
      Феры, любимые небом, Анфею с глубокой долиной,
      Гроздьем венчанный Педас и Эпею, град велелепный.
295 Все же они у примория, с Пилосом смежны песчаным;
      Их населяют богатые мужи овцами, волами,
      Кои дарами тебя, как бога, чествовать будут
      И под скиптром тебе заплатят богатые дани.
      Так он исполнит немедля, коль скоро вражду ты оставишь,
300 Если ж Атрид Агамемнон еще для тебя ненавистен,
      Он и подарки его, - пожалей о других ты ахейцах,
      В стане жестоко стесненных; тебя, как бессмертного бога,
      Рати почтут; между них ты покроешься дивною славой!
      Гектора ты поразишь! до тебя он приближится ныне,
305 Буйством своим обезумленный; он никого не считает
      Равным себе меж данаями, сколько ни есть их под Троей!"

      Рек, - и ему на ответ говорил Ахиллес быстроногий:
      "Сын благородный Лаэртов, герой Одиссей многоумный!
      Должен я думу свою тебе объявить откровенно,
310 Как я и мыслю и что я исполню, чтоб вы перестали
      Вашим жужжаньем скучать мне4, один за другим приступая:
      Тот ненавистен мне, как врата ненавистного ада,
      Кто на душе сокрывает одно, говорит же другое.
      Я же скажу вам прямо, что почитаю я лучшим:
315 Нет, ни могучий Атрид, ни другие, надеюсь, данаи
      Сердца по мне не смягчат: и какая тому благодарность,
      Кто беспрестанно, безустально бился на битвах с врагами!
      Равная доля у вас нерадивцу и рьяному в битве;
      Та ж и единая честь воздается и робким и храбрым;
320 Всo здесь равно, умирает бездельный иль сделавший много!
      Что мне наградою было за то, что понес я на сердце,
      Душу мою подвергая вседневно опасностям бранным?
      Словно как птица, бесперым птенцам промышляючи корму,
      Ищет и носит во рту и, что горько самой, забывает,-
325 Так я под Троею сколько ночей проводил бессонных,
      Сколько дней кровавых на сечах жестоких окончил,
      Ратуясь храбро с мужами и токмо за жен лишь Атридов!
      Я кораблями двенадцать градов разорил многолюдных;
      Пеший одиннадцать взял на троянской земле многоплодной;
330 В каждом из них и сокровищ бесценных, и славных корыстей
      Много добыл; и, сюда принося, властелину Атриду
      Все отдавал их; а он позади, при судах оставаясь,
      Их принимал, и удерживал много, выделивал мало;
      Несколько выдал из них, как награды, царям и героям:
335 Целы награды у всех; у меня ж одного из данаев
      Отнял и, властвуя милой женой, наслаждается ею
      Царь сладострастный! За что же воюют троян аргивяне?
      Рати зачем собирал и за что их привел на Приама
      Сам Агамемнон? не ради ль одной лепокудрой Елены?
340 Или супруг непорочных любят от всех земнородных
      Только Атрея сыны? Добродетельный муж и разумный
      Каждый свою бережет и любит, как я Брисеиду:
      Я Брисеиду любил, несмотря, что оружием добыл!
      Нет, как награду исторгнул из рук и меня обманул он,
345 Пусть не прельщает! Мне он известен, меня не уловит!
      Пусть он с тобой. Одиссей, и с другими царями ахеян
      Думает, как от судов отвратить пожирающий пламень.
      Истинно, многое он и один без меня уже сделал:
      Стену для вас взгромоздил, и окоп перед оною вывел
350 Страшно глубокий, широкий, и внутрь его колья уставил!
      Но бесполезно! Могущества Гектора, людоубийцы,
      Сим не удержит. Пока меж аргивцами я подвизался,
      Боя далеко от стен начинать не отважился Гектор:
      К Скейским вратам лишь и к дубу дохаживал; там он однажды
355 Встретился мне, но едва избежал моего нападенья.
      Больше с божественным Гектором я воевать не намерен.
      Завтра, Зевсу воздав и другим небожителям жертвы,
      Я нагружу корабли и немедля спущу их на волны.
      Завтра же, если желаешь и если тебя то заботит,
360 С ранней зарею узришь, как по рыбному понту помчатся
      Все мои корабли, под дружиною жарко гребущей.
      Если счастливое плаванье даст Посейдон мне могучий,
      В третий я день, без сомнения, Фтии достигну холмистой.
      Там довольно имею, что бросил, сюда я повлекшись;
365 Много везу и отселе: золота, меди багряной,
      Пленных, красноопоясанных жен и седое железо;
      Всo, что по жребию взял; но награду, что он даровал мне,
      Сам, надо мною ругаясь, и отнял Атрид Агамемнон,
      Властию гордый! Скажите ему вы, что я говорю вам,
370 Всo и пред всеми: пускай и другие, как я, негодуют,
      Если кого из ахеян еще обмануть уповает,
      Вечным бесстыдством покрытый! Но, что до меня, я надеюсь,
      Он, хоть и нагл, как пес, но в лицо мне смотреть не посмеет!
      С ним не хочу я никак сообщаться, ни словом, ни делом!
375 Раз он, коварный, меня обманул, оскорбил, и вторично
      Словом уже не уловит: довольно с него! но спокойный
      Пусть он исчезнет! лишил его разума Зевс промыслитель.
      Даром гнушаюсь его и в ничто самого я вменяю!
      Если бы в десять и в двадцать он крат предлагал мне сокровищ,
380 Сколько и ныне имеет и сколько еще их накопит,
      Даже хоть всo, что приносят в Орхомен иль Фивы египтян,
      Град, где богатства без сметы в обителях граждан хранятся,
      Град, в котором сто врат, а из оных из каждых по двести
      Ратных мужей в колесницах, на быстрых конях выезжают;
385 Или хоть столько давал бы мне, сколько песку здесь и праху,-
      Сердца и сим моего не преклонит Атрид Агамемнон,
      Прежде чем всей не изгладит терзающей душу обиды!
      Дщери супругой себе не возьму от Атреева сына;
      Если красою она со златой Афродитою спорит,
390 Если искусством работ светлоокой Афине подобна5,
      Дщери его не возьму! Да найдет из ахеян другого,
      Кто ему больше приличен и царственной властию выше.
      Ежели боги меня сохранят и в дом возвращусь я,
      Там - жену благородную сам сговорит мне родитель.
395 Много ахеянок есть и в Элладе, и в счастливой Фтии,
      Дщерей ахейских вельмож, и градов и земель властелинов:
      Сердцу любую из них назову я супругою милой.
      Там, о, как часто мое благородное сердце алкает,
      Брачный союз совершив, с непорочной супругою милой
400 В жизнь насладиться стяжаний, старцем Пелеем стяжанных.
      С жизнью, по мне, не сравнится ничто: ни богатства, какими
      Сей Илион, как вещают, обиловал, - град, процветавший
      В прежние мирные дни, до нашествия рати ахейской;
      Ни сокровища, сколько их каменный свод заключает
405 В храме Феба пророка в Пифосе, утесами грозном.
      Можно всo приобресть, и волов, и овец среброрунных,
      Можно стяжать и прекрасных коней, и златые треноги;
      Душу ж назад возвратить невозможно; души не стяжаешь,
      Вновь не уловишь ее, как однажды из уст улетела.
410 Матерь моя среброногая, мне возвестила Фетида:
      Жребий двоякий меня ведет к гробовому пределу:
      Если останусь я здесь, перед градом троянским сражаться,-
      Нет возвращения мне, но слава моя не погибнет.
      Если же в дом возвращуся я, в любезную землю родную,
415 Слава моя погибнет, но будет мой век долголетен,
      И меня не безвременно Смерть роковая постигнет.
      Я и другим воеводам ахенским советую то же:
      В домы отсюда отплыть; никогда вы конца не дождетесь
      Трои высокой: над нею перунов метатель Кронион
420 Руку свою распростер, и возвысилась дерзость народа.
      Вы возвратитесь теперь и всем благородным данаям
      Мой непреложно ответ, как посланников долг, возвестите.
      Пусть на совете другое примыслят, вернейшее, средство,
      Как им спасти и суда, и ахейскии народ, утесненный
425 Подле судов мореходных; а то, что замыслили ныне,
      Будет без пользы ахеянам: я непреклонен во гневе.
      Феникс останется здесь, у нас успокоится старец;
      Завтра же, если захочет, - неволей его не беру я,-
      Вместе со мной в кораблях отплывет он к любезной отчизне".

430 Так возразил, - и молчание долгое все сохраняли,
      Речью его пораженные: грозно ее говорил он.
      Между послов наконец провещал, заливаясь слезами,
      Феникс, конник седой; трепетал о судах он ахейских:
      "Если уже возвратиться, Пелид благородный, на сердце
435 Ты положил и от наших судов совершенно отрекся
      Огнь отразить пожирающий, - гнев запал тебе в душу,-
      Как, о возлюбленный сын, без тебя один я останусь?
      Вместе с тобою меня послал Эакид, твой родитель,
      В день, как из Фтии тебя отпускал в ополченье Атрида.
440 Юный, ты был неискусен в войне, человечеству тяжкой;
      В сонмах советных неопытен, где прославляются мужи.
      С тем он меня и послал, да тебя всему научу я:
      Был бы в речах ты вития и делатель дел знаменитый.
      Нет, мой возлюбленный сын, без тебя не могу, не желаю
445 Здесь оставаться, хотя бы сам бог обещал, всемогущий,
      Старость совлекши, вновь возвратить мне цветущую младость
      Годы, как бросил Элладу я, славную жен красотою,
      Злобы отца избегая, Аминтора, грозного старца.
      Гневался он на меня за пышноволосую деву:
450 Страстно он деву любил и жестоко бесславил супругу,
      Матерь мою; а она, обнимая мне ноги, молила
      С девою прежде почить, чтобы стал ненавистен ей старец.
      Я покорился и сделал. Отец мой, то скоро приметив,
      Начал меня проклинать, умоляя ужасных Эриний,
455 Ввек на колена свои да не примет он милого сына,
      Мной порожденного6: отчие клятвы исполнили боги,
      Зевс подземный и чуждая жалости Персефония.
      В гневе убить я отца изощренною медью решился;
      Боги мой гнев укротили, представивши сердцу, какая
460 Будет в народе молва и какой мне позор в человеках,
      Ежели отцеубийцей меня прозовут аргивяне!
      Но от оной поры для меня уже стало несносно,
      Близко отца раздраженного, в доме с тоскою скитаться.
      Други, родные мои, неотступно меня окружая,
465 Силились общей мольбой удержать в отеческом доме.
      Много и тучных овец, и тяжелых волов круторогих
      В доме зарезано; многие свиньи, блестящие туком,
      По двору были простерты на яркий огонь обжигаться;
      Много выпито было вина из кувшинов отцовских.
470 Девять ночей непрерывно они вкруг меня ночевали;
      Стражу держали, сменяяся; целые ночи не гаснул
      В доме огонь; один - под крыльцом на дворе крепкостенном,
      И другой - в сенях, пред дверями моей почивальни.
      Но когда мне десятая темная ночь наступила,
475 Я у себя в почивальне искусно створявшиесь двери
      Выломал, вышел и быстро чрез стену двора перепрянул,
      Тайно от всех и домовых жен, и мужей стерегущих.
      После далеко бежал чрез обширные степи Эллады
      И пришел я во Фтию, овец холмистую матерь,
480 Прямо к Пелею царю. И меня он, приняв благосклонно,
      Так полюбил, как любит родитель единого сына,
      Поздно рожденного старцу, наследника благ его многих
      Сделал богатым меня и народ многочисленный вверил.
      Там над долопами царствуя, жил я на фтийском пределе;
485 Там и тебя воспитал я такого, бессмертным подобный!
      Нежно тебя я любил: никогда с другим не хотел ты
      Выйти на пир пред гостей; ничего не вкушал ты и дома
      Прежде, поколе тебя не возьму я к себе на колена,
      Пищи, разрезав, не дам и вина к устам не приближу.
490 Сколько ты раз, Ахиллес, заливал мне одежду на персях,
      Брызжа из уст вино, во время неловкого детства.
      Много забот для тебя и много трудов перенес я,
      Думая так, что, как боги уже не судили мне сына,
      Сыном тебя, Ахиллес, подобный богам, нареку я;
495 Ты, помышлял я, избавишь меня от беды недостойной.
      Сын мой, смири же ты душу высокую! храбрый не должен
      Сердцем немилостив быть: умолимы и самые боги,
      Столько превысите нас и величьем, и славой, и силой.
      Но и богов - приношением жертвы, обетом смиренным,
500 Вин возлияньем и дымом курений смягчает и гневных
      Смертный молящий, когда он пред ними виновен и грешен.
      Так, Молитвы - смиренные дщери великого Зевса -
      Хромы, морщинисты, робко подъемлющи очи косые,
      Вслед за Обидой они, непрестанно заботные, ходят.
505 Но Обида могуча, ногами быстра; перед ними
      Мчится далеко вперед и, по всей их земле упреждая,
      Смертных язвит; а Молитвы спешат исцелять уязвленных.
      Кто принимает почтительно Зевсовых дщерей прибежных,
      Много тому помогают и скоро молящемусь внемлют;
510 Кто ж презирает богинь и, душою суров, отвергает,-
      К Зевсу прибегнув, они умоляют отца, да Обида
      Ходит за ним по следам и его, уязвляя, накажет.
      Друг, воздай же и ты, что следует, Зевсовым дщерям:
      Честь, на воздание коей всех добрых склоняются души.
515 Если б даров не давал, как теперь, так и после, толь многих,
      Сын Атрсев, но все бы упорствовал в гибельном гневе,-
      Я не просил бы тебя, чтобы, гнев справедливый отринув,
      Ты защитил аргивян, невзирая, что жаждут защиты.
      Много и ныне даров он дает и вперед обещает;
520 С кротким прошеньем к тебе присылает мужей знаменитых,
      В целом народе избранных, тебе самому здесь любезных
      Более всех из данаев. Не презри же их ты ни речи,
      Ни посещения. Ты не без права гневался прежде.
      Так мы слышим молвы и о древних славных героях:
525 Пылкая злоба и их обымала великие души;
      Но смягчаемы были дарами они и словами.
      Помню я дело одно, но времен стародавних, не новых:
      Как оно было, хочу я поведать меж вами, друзьями.
      Брань была меж куретов и братолюбивых этолян
530 Вкруг Калидона града, и яростно билися рати:
      Мужи этольцы стояли за град Калидон, им любезный,
      Мужи куреты пылали обитель их боем разрушить.
      Горе такое на них Артемида богиня воздвигла,
      В гневе своем, что Иней с плодоносного сада начатков
535 Ей не принес; а бессмертных других насладил гекатомбой;
      Жертвы лишь ей не принес, громовержца великого дщери:
      Он не радел, иль забыл, но душой согрешил безрассудно.
      Гневное божие чадо, стрельбой веселящаясь Феба
      Вепря подвигла на них, белоклыкого лютого зверя.
540 Страшный он вред наносил, на Инея сады набегая:
      Купы высоких дерев опрокинул одно на другое,
      Вместе с кореньями, вместе с блистательным яблоков цветом.
      Зверя убил наконец Инеид Мелеагр нестрашимый,
      Вызвав кругом из градов звероловцев с сердитыми псами
545 Многих: его одолеть не успели бы с малою силой -
      Этаков был! на костер печальный многих послал он.
      Феба о нем воспалила жестокую, шумную распрю,
      Бой о клыкастой главе и об коже щетинистой вепря
      Между сынами куретов и гордых сердцами этолян.
550 Долго, пока Мелеагр за этолян, могучий, сражался,
      Худо было куретам: уже не могли они сами
      В поле, вне стен, оставаться, хотя и сильнейшие были.
      Но когда Мелеагр предался гневу, который
      Сердце в груди напыщает у многих, мужей и разумных
555 (Он, на любезную матерь Алфею озлобенный сердцем,
      Праздный лежал у супруги своей, Клеопатры прекрасной,
      Дщери младой Эвенины жены, легконогой Марписсы,
      И могучего Ида, храбрейшего меж земнородных
      Оных времен: на царя самого, стрелоносного Феба,
560 Поднял он лук за супругу свою7, легконогую нимфу:
      С оного времени в доме отец и почтенная матерь
      Дочь Алкионою8 прозвали, в память того, что и матерь,
      Горькую долю неся Алкионы многопечальной,
      Плакала целые дни, как ее стреловержец похитил.
565 Он у супруги покоился, гнев душевредный питая,
      Матери клятвами страшно прогневанный: грустная матерь
      Часто богов заклинала - отметить за убитого брата;
      Часто руками она, исступленная, о землю била
      И, на коленях сидящая, грудь обливая слезами,
570 С воплем молила Аида и страшную Персефонию
      Смерть на сына послать; и носящаясь в мраках Эриннис,
      Фурия немилосердая, воплю вняла из Эреба),
      Скоро у врат калидонских и стук и треск раздалися
      Башен, громимых врагом. Мелеагра этольские старцы
575 Стали молить и послали избранных священников бога,
      Дар обещая великий, да выйдет герой и спасет их.
      Где плодоносней земля на веселых полях калидонских,
      Там позволяли ему, в пятьдесят десятин, наилучший
      Выбрать удел: половину земли виноградом покрытой
580 И половину нагой, для орания годной, отрезать.
      Много его умолял конеборец Иней престарелый;
      Сам до порога поднявшись его почивальни высокой,
      В створы дверей он стучал и просил убедительно сына.
      Много и сестры его, и почтенная матерь молили:
585 Пуще отказывал; много его и друзья убеждали,
      Чтимые им и любимые более всех в Калидоне;
      Но ничем у него не подвигнули сердца, доколе
      Терем его от ударов кругом не потрясся: на башни
      Сила куретов взошла и град зажигала великий.
590 И тогда-то уже Мелеагра жена молодая
      Стала, рыдая, молить и исчислила все пред героем,
      Что в завоеванном граде людей постигает несчастных:
      Граждан в жилищах их режут, пламень весь град пожирает,
      В плен и детей, и красноопоясанных жен увлекают.
595 Духом герой взволновался, о страшных деяниях слыша;
      Выйти решился и пышноблестящим покрылся доспехом.
      Так Мелеагр отразил погибельный день от этолян,
      Следуя сердцу: еще Мелеагру не отдано было
      Многих прекрасных даров; но несчастие так отразил он.
600 Ты ж не замысли подобного, сын мой любезный! и демон
      Сердце тебе да не склонит к сей думе! Погибельней будет
      В бурном пожаре суда избавлять; для даров знаменитых
      Выйди, герой! и тебя, как бога, почтут аргивяне.
      Если же ты без даров, а по нужде на брань ополчишься,
605 Чести подобной не снищешь, хоть будешь и брани решитель".

      Старцу немедля ответствовал царь Ахиллес быстроногий:
      "Феникс, отец мой, старец божественный! В чести подобной
      Нужды мне нет; я надеюсь быть чествован волею Зевса!
      Честь я сию сохраню перед войском, доколе дыханье
610 Будет в груди у меня и могучие движутся ноги.
      Молвлю тебе я другое, а ты положи то на сердце:
      Мне не волнуй ты души, предо мною крушася и плача,
      Сыну Атрея в угодность; тебе и не должно Атрида
      Столько любить, да тому, кем любим, ненавистен не будешь.
615 Ты оскорби человека, который меня оскорбляет!
      Царствуй, равно как и я, и честь разделяй ты со мною.
      Скажут они мой ответ; оставайся ты здесь, успокойся
      В куще, на мягком ложе; а завтра, с восходом денницы,
      Вместе помыслим, отплыть восвояси нам или остаться".

620 Рек - и Патроклу, в безмолвии, знаменье подал бровями
      Фениксу мягкое ложе постлать, да скорее другие
      Выйти из кущи помыслят. Тогда Теламонид великий,
      Богу подобный Аякс, подымался и так говорил им:
      "Сын благородный Лаэртов, герой Одиссей многоумный!
625 Время идти; я вижу, к желаемой цели беседы
      Сим нам путем не достигнуть. Ахейцам как можно скорее
      Должно ответ объявить, хоть он и не радостен будет;
      Нас ожидая, ахейцы сидят. Ахиллес мирмидонец
      Дикую в сердце вложил, за предел выходящую гордость!
630 Смертный, суровый! в ничто поставляет и дружбу он ближних,
      Дружбу, какою мы в стане его отличали пред всеми!
      Смертный, с душою бесчувственной! Брат за убитого брата,
      Даже за сына убитого пеню отец принимает;
      Самый убийца в народе живет, отплатившись богатством;
635 Пеню же взявший - и мстительный дух свой, и гордое сердце -
      Все наконец укрощает; но в сердце тебе бесконечный
      Мерзостный гнев положили бессмертные ради единой
   Девы! но семь их тебе, превосходнейших, мы предлагаем,
      Много даров и других! Облеки милосердием душу!
640 Собственный дом свой почти; у тебя под кровом пришельцы
      Мы от народа ахейского, люди, которые ищем
      Дружбы твоей и почтения, более всех из ахеян".

      И немедля ему отвечал Ахиллес быстроногий:
      "Сын Теламонов, Аякс благородный, властитель народа!
645 Всo ты, я чувствую сам, говорил от души мне, но, храбрый!
      Сердце мое раздымается гневом, лишь вспомню о том я,
      Как обесчестил меня перед целым народом ахейским
      Царь Агамемнон, как будто бы был я скиталец презренный!
      Вы возвратитесь назад и пославшему весть возвестите:
650 Я, объявите ему, не помыслю о битве кровавой
      Прежде, пока Приамид браноносный, божественный Гектор,
      К сеням уже и широким судам не придет мирмидонским,
      Рати ахеян разбив, и пока не зажжет кораблей их.
      Здесь же, у сени моей, пред моим кораблем чернобоким,
655 Гектор, как ни неистов, от брани уймется, надеюсь".

      Рек он, - и каждый, в молчании, кубок взяв двоедонный,
      Возлил богам и из сени исшел; Одиссей предитoк им.
      Тою порою Патрокл повелел и друзьям и рабыням
      Фениксу мягкое ложе как можно скорее готовить.
660 Жены, ему повинуясь, как он повелел, простирали
      Руны овец, покрывало и цвет нежнейший из лена.
      Там покоился Феникс, Денницы святой ожидая.
      Но Ахиллес почивал внутри крепкостворчатой кущи;
      И при нем возлегла полоненная им лесбиянка,
665 Форбаса дочь, Диомеда, румяноланитая дева.
      Сын же Менетиев спал напротив; и при нем возлежала
      Легкая станом Ифиса, ему Ахиллесом героем
      Данная в день, как разрушил он Скирос, град Эниея.

      Те же - едва показались у кущи Атрида владыки,
670 С кубками их золотыми ахеян сыны привечали,
      В встречу один за другим подымаясь и их вопрошая.
      Первый из них говорил повелитель мужей Агамемнон:
      "Молви, драгой Одиссей, о великая слава данаев,
      Хочет ли он от судов отразить пожирающий пламень
675 Или отрекся и гордую душу питает враждою?"

      И ему отвечал Одиссей, знаменитый страдалец:
      "Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
      Нет, не хочет вражды утолить он; сильнейшею прежней
      Пышет грозой, презирает тебя и дары отвергает.
680 В бедствах тебе самому велит с аргивянами думать,
      Как защитить корабли и стесненные рати ахеян.
      Сам угрожает, что завтрашний день, лишь Денница возникнет
      На море все корабли обоюдовесельные спустит.
      Он и другим воеводам советовать тоже намерен -
685 В домы отплыть; никогда, говорит он, конца не обресть вам
      Трои высокой: над нею перунов метатель Кронион
      Руку свою распростер, - и возвысилась дерзость народа.
      Так он ответствовал; вот и сопутники то же вам скажут,
      Сын Теламона и вестники наши, разумные оба.
690 Феникс же там успокоился, старец; так повелел он,
      Чтоб за ним в кораблях, обратно к отчизне любезной
      Следовал завтра, но если он хочет, - неволить не будет".

      Так говорил, - и молчанье глубокое все сохраняли,
      Речью его пораженные: грозное он им поведал.
695 Долго безмолвными были унылые мужи ахейцы;
      Но меж них наконец взговорил Диомед благородный:
      "Царь знаменитый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
      Лучше, когда б не просил ты высокого сердцем Пелида,
      Столько даров обещая: горд и сам по себе он,
700 Ты же в Пелидово сердце вселяешь и большую гордость.
      Кончим о нем и его мы оставим; отсюда он едет
      Или не едет - начнет, без сомнения, ратовать снова,
      Ежели сердце велит и бог всемогущий воздвигнет.
      Слушайте, други, что я предложу вам, одобрите все вы:
705 Ныне предайтесь покою, но прежде сердца ободрите
      Пищей, вином: вино человеку и бодрость и крепость.
      Завтра ж, как скоро блеснет розоперстая в небе Денница,
      Быстро, Атрид, пред судами построй ты и конных и пеших,
      Дух ободри им и сам перед воинством первый сражайся".

710 Так произнес, - и воскликнули весело все скиптроносцы,
      Смелым дивяся речам Диомеда, смирителя коней.
      Все наконец, возлиявши богам, разошлися по кущам,
      Где предалися покою и сна насладились дарами.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. ...с богом пришли мы - пришли при благоприятных знаменьях, посланных
богами.
2. Менетиад - Патрокл, сын Менетия; Эакид - Ахиллес, внук Эака; Патрокл
ждет, пока Ахиллес окончит свой куплет, чтобы подхватить песню.
3. Крепкий на Зевса - полагающийся на помощь Зевса.
4. ...перестали... скучать мне - не докучали.
5. ...искусством работ... Афине подобна. - Афина считалась покровительницей
женских рукоделий и сама была искусной ткачихой.
6. Ввек на колена свои да не примет он милого сына, мной порожденного... -
Отец молит богов, чтобы Феникс остался бездетным. По обычаю, дед принимал
новорожденного внука на колени, тем самым признавая его принадлежность к
роду.
7. ...на... Феба поднял он лук за супругу свою... - Когда Марписса была
невестою Ила, в нее влюбился Аполлон и попытался ее похитить; Ид, защищая
невесту, вступил в борьбу с богом, но Зевс прекратил их распрю, предоставив
самой Марписсе сделать выбор между ними. Она предпочла смертного мужа.

8. Алкиона - чайка. Греки верили, что в случае гибели самца самка чайки не
ест, не пьет и все время жалобно стонет, пока не умрет.
В рамках этих индоевропейских традиций затем принимал послов, к примеру, и Аттила, боготворивший скифский меч и традиции Приазовья.